Наследник проклятой субботы

На спящего на заднем сидении машины Орихару Шизуо старался не смотреть. Во-первых, его безмятежно-расслабленный вид вызывал у раздраженного бессонной и перенасыщенной событиями ночью парня жуткую зависть. А во-вторых… Во-вторых, Изая был в крови, запекшейся и темной, являющей собой вульгарный контраст с его светлой кожей. Несколько раз неосторожно бросавший взгляд на информатора через зеркало заднего вида Хейваджима порывался даже вышвырнуть повинного в его повышенной нервозности парня из автомобиля, ибо чем больше возникало таких неосторожностей, тем навязчивее необузданная натура Грозы Икебукуро порождала в его душе бесконтрольного и слепого паразита, именуемого соблазном. Это было неестественное влечение — к пролившейся крови давнего врага, как будто она, эта жизненная субстанция, опьяняла Шизуо и пыталась ввести в искушение… Поэтому Хейваджима, будучи уже на грани яростного срыва, взывал к испаряющимся остаткам своего терпения, дабы добраться до дома и смыть будоражащую до одури охру с тела саббатарианина прежде, чем он выкинет нечто выходящее из ряда вон и… постыдное? — Блоха! — приглушенно прорычал Шизуо, со всей питаемой к спящему позади него человеку ненавистью, так привычно по-старому, правильно и подобающе его отношению к информатору. Это помогло. Наваждение спало, вернув ясность и естественность чувств. Ровно до тех пор, пока он вновь случайно не скользнул взглядом по отражению украшенного кровавым ожерельем врага… Полчаса пути показались взвинченному из-за собственных внезапных и бестолковых ощущений Шизуо истинной пыткой, и когда впереди замаячили родные стены многоэтажного здания, парень с лихорадочной поспешностью лихо припарковал машину и выбрался на свежий воздух, по-утреннему прохладный и благостный. Хейваджима привез Изаю к себе домой, и тот факт, что его непримиримый противник осквернит своим присутствием неприкосновенное обиталище Грозы Икебукуро, его совсем не смущал, по крайней мере, сейчас, когда существовали более важные вещи, чем не прекращающаяся между ними вражда. Шизуо нужно было поговорить с информатором или даже договориться, а не поставить ему ультиматум, как планировал раньше, и все из-за того, что Хейваджима чувствовал себя неуютно от того, что уподобил человека, хоть и неисправимого подонка, полезной вещи, эффективному оружию, которым можно попользоваться, когда оно необходимо, затем выбросить, когда надобность в нем отпадет. Причина же, по которой парень хотел вступить в переговоры с Изаей, была одна: Касука. Пусть кровь его показалась ночным тварям горькой и отвратительной на вкус, пусть ему, успевшему дозвониться до Шизуо прежде, чем его в возникшей сутолоке лишили сознания, удалось избежать смерти сегодня. Но гарантий, что мормоликаи не нападут на Касуку снова — не ради его крови, а просто так, просто чтобы убить — не было. Поэтому, чтобы иметь возможность защитить брата, Хейваджима решил держать Орихару подле себя, вернее, договориться с ним о напарничестве, выгодном для них обоих. Однако информатор все еще спал глубоким и спокойным сном, и Шизуо, уложившему парня на диван в гостиной своей квартиры, оставалось лишь ждать, пока тот не проснется. Будить его Гроза Икебукуро не стал. Изая ведь говорил что-то про неделю без сна… Пусть хоть выспится — в награду за боль ради Касуки и в качестве маленького извинения за жестокость и черствость его ятре. «Неужели этот Мормо всю неделю его донимал?» — подумал Шизуо, с сомнением взглянув на казавшегося таким тихим и мирным Орихару, о чем моментально пожалел, ибо неистовое чувство злобы захватило его разум. Чувство злобы на ту легкость, с какой он вновь поддался влекущему виду дьявольской саббатарианской крови. Раздраженный, Хейваджима порывистым решительным шагом вышел из занимаемой Изаей комнаты, а вернулся, уже держа в руках таз с теплой водой и с перекинутым через плечо полотенцем. Надо было смыть эту дрянь с тела информатора, иначе, боялся Шизуо, он просто потеряет рассудок, если еще раз испытает это дурацкое наслаждение от багрового ведовства Орихаровых ран. Смочив конец полотенца в теплой воде, присевший около Изаи на край дивана Гроза Икебукуро начал усиленно оттирать запекшуюся кровь с руки саббатарианина, которую тот порезал, чтобы лишить жизни вампирицу, как будто пытался до блеска отчистить от грязи драгоценную монету. Когда раздражающий багрянец был смыт, парень отер от влаги сухим концом полотенца слегка покрасневшую из-за чрезмерного старания Шизуо кожу своего гостя-врага, затем вновь окунул махровую ткань в воду. Коснувшись мокрым полотенцем испачканной кровью шеи информатора, Хейваджима вдруг застыл, подозрительно взглянув на Орихару: тот, будто зная о манипуляциях парня, отвел во сне голову чуть в сторону, словно подначивая Шизуо делать то, что он делает. Мысленно обозвав лежащего перед ним Изаю сволочью и насмешливо хмыкнув, Гроза Икебукуро снова принялся омывать тело своего противника, только теперь мягко и неторопливо, так как на данный момент ему было совсем не выгодно ненароком убить Блоху, неосторожно надавив на сонную артерию на его горле или раздробив хрупкие шейные позвонки, если с чрезмерной силой он вдруг коснется его шеи. Он хоть и ятре, но, причинив мгновенную смерть, воскресить саббатарианина ему будет уже не под силу. Приходилось нежничать и удивляться тому, что, вопреки здравому смыслу и законам глубочайшей неприязни, ему, Шизуо, это удавалось. Ополоснув загрязнившееся полотенце в чистой воде, Хейваджима принялся отирать теплой влагой грудь и торс информатора, непроизвольно поражаясь тому, какое обманчивое впечатление производит Орихара. Что его елейный голос и внушающие мнимое доверие слова маскируют душу пронырливого лиса, Гроза Икебукуро распознал уже давно, еще в момент первой встречи с Изаей. Но то, что казавшийся бледной худощавой блохой парень под камуфляжем темной одежды прячет поджарое и стройное тренированное тело, слегка озадачивало. Хочет выглядеть слабее, чем есть на самом деле, сбивая с толку показной хрупкостью? Пожалуй, это в его стиле. А ведь фигура проклятого информатора не лишена красоты, только вот кожу уродуют витиеватые кровавые символы… Поддавшись любопытству и запавшему ему в душу желанию, с тех пор как он впервые увидел стигмы на теле врага, Шизуо, объяснивший сей порыв искусственно шутки ради созданной связью между ним и Изаей, осторожно коснулся знаков на груди спящего парня. Кажется, «враг» — такое значение имела эта надпись, немного шершавая и пульсирующая мистической прохладой, словно и в самом деле служила охранным заклятьем для божественного избранника, который больше походил на мученика в его извращенно-садистском предназначении. Орихара зашевелился, и Хейваджима поспешно отдернул руку, смутившись от того, что информатор может застать его за таким занятием. Еще и в домогательстве обвинит. Но Изая всего лишь перевернулся на бок — спиной к убиравшему ненужные больше полотенце и емкость с водой парню. Шизуо гневно скрипнул зубами. Надпись на спине саббатарианина его раздражала, выбешивала, приводила в состояние лютого безумия. Мормо. Хотелось стереть это имя с тела информатора, даже если для этого придется содрать с Блохи кожу! Но Хейваджима только достал из шкафа в своей комнате широкий теплый плед и, возвратившись в гостиную, укрыл им Изаю — лишь бы не видеть надпись, от которой он непонятно почему сатанел. Острая потребность снять напряжение и простая необходимость убить время, пока Орихара не проснется, направили Грозу Икебукуро в душ, под бодрящие струи прохладной воды, смывающей все непрошенные мысли и утихомиривающей недавние переживания. Даже спать расхотелось, несмотря на ночь, проведенную в какой-то нереальной, словно в фантастическом фильме, схватке с мифическими чудовищами. Да и выспаться он еще успеет, благо сегодня и завтра у парня был выходной. Пока что главным оставалось заручиться саббатарианином в свое распоряжение. Выйдя из ванной и отправившись переодеться в спальню, Шизуо услышал доносившийся из гостиной голос Изаи, говорившего с кем-то по телефону непривычным тоном, каким-то наставительным и строгим, несмотря на проскальзывавшие в нем знакомые ехидные нотки. — …Вы, конечно, те еще бесенята, — скрывая раздражение под колкостью речи, пытался достучаться Орихара до своих собеседников, — но вам лучше делать то, что я говорю, если не желаете отправиться к черту раньше времени. И, если вы не забыли, я по-прежнему ваш любимый старший братик. Поэтому никаких ночных вылазок! Информатору что-то ответили, и Хейваджиме, к этому времени закончившему одеваться, представилась редкая возможность лицезреть недовольство на лице своего противника, которого, по-видимому, весьма умело подкололи, под стать самому Изае. Шизуо довольно ухмыльнулся: такое по силам лишь сестричкам Орихара, Курури и Маиру. — Узнаю — самолично прикончу! — раздраженно кинул напоследок Орихара, прежде чем сбросить вызов. — А ты чего ухмыляешься, Шизу-тян? — сладко пропел заметивший стоявшего в дверях гостиной парня информатор. — Где же твой суровый взгляд и тотальная озлобленность на меня? — Он наигранно задумался, потом, словно вдруг его посетила догадка, воскликнул: — Ах, да! Я же теперь твой желанный гость, не так ли? Чувствуешь себя виноватым за то, что так грубо воспользовался мной, а теперь вину заглаживаешь? Глаза информатора опасно блеснули, несмотря на игривый тон его голоса, давая Шизуо понять, что Изая надолго запомнит то, как с ним обошлись, возможно, даже откажется сотрудничать с ним. Поэтому, не желая терять такой ценный дар, который сосредотачивал в себе его ненавистный враг, Хейваджима просто давал Орихаре выговориться, хотя, чем больше тот говорил, тем нестерпимее парня мучила потребность оторвать Блохе его болтливую голову. — Привез меня к себе домой, — продолжал насмешничать Изая. — Заботливо отмыл от крови. Может, еще любезничать со мной начнешь? — Заткнись уже! — сурово прервал словесные излияния информатора Гроза Икебукуро. — Разговор есть. Орихара разочарованно выдохнул и пожал плечами, мол, ничего не поделаешь. Да и у самого Изаи была мысль с Хейваджимой потолковать кое о чем. — Я слушаю, — произнес информатор, раздражив Шизуо тем высокомерным тоном, с каким была сказана эта фраза, так что тот угрожающе надвинулся на своего оппонента, лишь краем губ улыбнувшегося импульсивности Хейваджимы. — Осторожней, — предупредил Орихара. — Тронешь меня — и я откажусь тебя выслушать. Один раз ты застиг меня врасплох, чуть не убив, хотя я даже почти добровольно отправился помочь твоему драгоценному брату. Больше такого не повторится. И тот случай я надолго запомню, — Изая впервые говорил с Шизуо так жестко и, как показалось Грозе Икебукуро, обиженно, — я ведь злопамятный. Потом информатор уже с привычным ехидным задором добавил: — И уж поверь мне, я отплачу тебе однажды за твою грубость… Рассмеявшись нахмуренному выражению лица собеседника, с каким тот выслушивал его угрозы, Изая, словно все его слова, произнесенные совсем недавно, были всего лишь шуткой, примирительно спросил: — Так о чем ты хотел поговорить? По-прежнему хмурясь, Шизуо серьезно ответил: — Нам нужно объединиться на время, пока эта история с вампирами не закончится. Сейчас единственное, что волновало Хейваджиму, — это безопасность брата, поэтому даже насмешливость или угрозы Орихары он попросту не замечал, почти не реагируя на них. Главное — сделать Изаю своим оружием, даже если ему самому придется стать для информатора лекарством, оберегом, да чем угодно! — Предлагаешь перемирие? — Еще чего! — отрезал Гроза Икебукуро. — Обычное сотрудничество. — А есть разница? — хихикнул Орихара. — Огромная. — Ну, как знаешь, — Изая пожал плечами. — Я согласен. — Что? — Хейваджима не поверил своим ушам. — Так просто? И никаких условий? Условий было множество, но Орихара решил, что не к месту и не ко времени выдвигать их сейчас, провоцируя лишний конфликт. Информатор и сам ведь планировал предложить Грозе Икебукуро то же самое, и не только из-за вероятности умереть или превратиться во вместилище чужой души, когда стигмы перестанут быть действенной защитой против вторжения Мормо в его сознание, но и ради безопасности своих сестер. На Курури и Маиру, как и на Юхея Ханеджиму, могли напасть. Может, никто и не поверил бы в это, но и у Орихары Изаи есть дорогие люди, которых он хотел бы защитить. — Есть одно, — информатор растянул губы в хитрой усмешке. — Одолжи мне что-нибудь из одежды. Мне пора уходить. Не хотелось бы смущать прохожих на улице своим неудобоваримым видом. Бросив хмурое «придурок» в адрес Орихары, Шизуо скрылся внутри своей комнаты. Перерыв шкаф с одеждой, Хейваджима едва нашел одну-единственную вещь, которая не была бы велика Изае, более худому и намного ниже ростом, чем он сам. — Держи! — вернувшийся Шизуо кинул информатору белую футболку, совсем не ношенную. — Та самая, школьная? — улыбнулся Изая, облачаясь в одолженную вещь. — Навевает воспоминания. Ну, — Орихара развернулся, направляясь прочь из квартиры приютившего его врага, — я пойду. Да, чуть не забыл, — информатор вновь обратил лицо к Хейваджиме. — У меня возник кое-какой вопрос к Ворону. Я позвоню тебе, когда соберусь к нему. — Можем поехать сейчас. — Не можем, — лукаво прищурился Орихара, расплывшись в лисьей ухмылке. — Работа, хоть и не волк, но вот мои заказчики будут куда пострашнее волков. А я и так много встреч пропустил, не объяснив причины. Изаю, бросившему бодрое прощание на удивление спокойному Хейваджиме, столь долго терпевшему присутствие ненавистного человека в своем доме, остановило у самой входной двери требование Грозы Икебукуро, выдвинутое чуть ли не в приказом порядке. — Оставь мне номер своего телефона. Я должен знать, где ты и как с тобой связаться. Орихара состроил обиженное личико и расстроено протянул: — А разве у тебя нет моего номера? Я был уверен, что ты, кто так преданно меня ненавидит, знает обо мне чуть больше, чем то, как я выгляжу и как меня зовут. — А раньше он был мне без надобности! — яростно прорычал Гроза Икебукуро. — Ну, не злись, Шизу-тян, — раздражающе рассмеялся Изая, подойдя к Хейваджиме. — Давай листок, запишу. Взяв с журнального столика, расположенного около дивана, куда Гроза Икебукуро укладывал спавшего информатора, записную книжку и ручку, Шизуо приблизился к Орихаре, раскрыв перед ним блокнот на чистой странице. Изая взял протянутую ему ручку и склонился над бумагой в руках Хейваджимы, но, написав первые цифры своего номера, неожиданно остановился, застыв, словно околдованный. Его глаза вдруг заволокла черная муть, и когда он попытался сморгнуть ее, изображение перед ним потемнело, а по щекам поползла неприятная вязкая влага. Теплая и тягучая, как… — Эй, пиши давай! В ушах стоял невообразимый свист, словно информатор находился в эпицентре бури. Глаза щипало, будто по ним скребли когтями. Слова Хейваджимы Изая уловил с трудом, но сделал неуверенную попытку написать следующую цифру номера телефона. Тут же стертую алой горячей каплей, опавшей на белоснежный бумажный лист… Орихара, оцепеневший и задышавший неестественно рвано, так и стоял со склоненной головой, замутненным взором наблюдая, как расцветают кровавые узоры на чистоте бумаги… Поняв, что что-то не так, Шизуо поднял лицо Изаи за подбородок. И нервно сглотнул, выронив записную книжку из рук… По раскрасневшимся щекам Орихары стекали кровавые слезы, горячие, яркие, такие священные, чарующие и одновременно отталкивающе-мерзкие. Их совсем не хотелось отирать. На них хотелось смотреть, они призывали на них любоваться… Хейваджима крепче сжал пальцами подбородок судорожно вдохнувшего от этого действия информатора и ближе склонился к его лицу, чтобы лучше рассмотреть эти манящие рубиновые капли на его щеках. Чтобы явственнее ощутить едва заметную дрожь тонких губ Изаи на своих губах… — Что это, по-твоему, ты собираешься делать? — глухо проговорил очнувшийся Орихара. — Слез кровавых никогда не видел, что ли? Шизуо резко отстранился от информатора и словно протрезвел от его голоса, стушевавшись под подозрительным и отравляющим взглядом темных глаз Орихары. Но не успел Хейваджима снова проклясть дьявольскую саббатарианскую кровь, как Изая болезненно зашипел и прижал прохладную ладонь к левой скуле, почти у самого глаза. Из-под дрожащих пальцев начала проступать багряная жидкость, и, чувствуя, как резко разрывается кожа на его щеке, Орихара сильнее прижал руку к лицу, бесполезно надеясь, что это поможет унять боль. — Снова стигма? — Шизуо почему-то кричал. — Покажи! Парень резко убрал от лица Изаи его ладонь. Под левым глазом информатора, на скуле, мелко, но разборчиво, пестрели те же неясные символы, что и на всем его теле. Хейваджима накрыл свежую рану на коже саббатарианина своей ладонью… — Болит еще? Орихара покачал головой. Стигма действительно уже не болела, даже, казалось, начала затягиваться… — Исчезла, — удивлённо произнес Хейваджима, отстранив ладонь от чужого лица. — Что? — в голосе Изаи чувствовалась тревога. — Как исчезла? Стигмы Гермеса не должны исчезать от твоих прикосновений! И, будто в подтверждение догадки информатора, исчезнувшая было стигма вновь начала появляться, рассекая кровавыми узорами зажившую кожу на лице Орихары. Шизуо опять хотел залечить упрямо образовывающуюся рану на теле своего временного напарника, но Изая отступил от него прочь, не позволяя сделать ему задуманное. — Не трогай! Пусть… Она будет появляться снова и снова, сколько бы ты ни заживлял ее! Хочешь, чтобы я спятил от этого… Только Шизуо плевать хотел на мнение Блохи, поэтому, пойманный упрямым парнем, сломившим его сопротивление, Изая оказался насильно усажен на мягкий диван, придавленный нависшим над ним сверху Хейваджимой и лишенный возможности сбежать… Шизуо долго не убирал ладонь от пылающего от болезненных ран и так скорбно выглядевшего покрытого кровавыми слезами лица Орихары, всматриваясь в глаза своего противника и замечая, как глубоко эти глаза исследуют его душу. Со стороны это даже слегка пугало: пронзающие друг друга взглядами насквозь враги молча пытаются переупрямить один другого. Но вот один из них прикрывает глаза и успокоено вздыхает, словно сковывающая его некая тяжесть рассыпается в невидимую пыль, а другой подушечками пальцев очерчивает контуры совсем бледного шрама на скуле первого, затем отпускает его, вставая с дивана. — Шрам остался, — ворчит Хейваджима, неудовлетворенный результатом своего врачевания. — Значит, ничья, ятре, — задорно усмехается информатор. — И еще парочка вопросов к нашему общему знакомцу. Орихара поднимается с дивана, с напускной печалью в голосе, в котором Шизуо различает неподдельную усталость, произносит: «Как же мне надоело быть все время в крови!», и идет умываться. И Хейваджима, обомлевший от всколыхнувшихся в его памяти совсем свежих видений, ловит себя на мысли о том, что ему доставляет подозрительное удовольствие — видеть Изаю в крови…