Лаванда и розы.

Женя не знала куда деваться, она давно, очень давно поняла, что просто по-детски, глупо и по уши влюблена в Олега Евгеньевича Меньшикова, народного артиста и руководителя театра имени Ермоловой. Когда по счастливой случайности они встретились на набережной, Женя первые минуты остолбенело наблюдала за ним, сперва думая, что у нее галлюцинации. Его удивленный, снисходительный взгляд, теплая домашняя улыбка… А потом все так быстро завертелось: театр, премьера, учеба, новый лучший друг в лице Сашки, новые проект, совместное проживание под одной крышей с Олегом. Саша был для Жени единственной опорой. Особой популярностью среди сверстников она не пользовалась, в основном была одна, но Саша сразу заинтересовался ей что ли. У Петрова она смогла спросить совета, когда стеснялась подступиться к Олегу Евгеньевичу, просто излить душу, даже на ночевки оставалась. Женя сперва боялась, что Саша начнет приставать, но тот успокоил её, что он не нацелен на отношения и приоритетом для него являлась карьера. Но позже Петров признался, что имеет влечение к Меньшикову, конечно, эти все происходило по пьяни, когда Яновски забирала его из клуба. Ну что, у всех бывает. После этого Женя еще больше закрылась от Олега Евгеньевича, боясь разрушить первую крепкую дружбу за всю жизнь. И вот сейчас она несколько дней кантовалась у Сашки под предлогом того, что до дома добираться долго и у нее экзамены, надо готовиться, да мешать Олег Евгеньечу не хочется, а Петров с удовольствием соглашался. Кому приятно приходить в пустую квартиру? На самом деле Женя уже не могла выносить вида такого домашнего Олега Евгеньевича, иногда с растрепанными волосами, а не всегда идеальной укладкой, в домашних огромных тренировках и очень уж обтягивающей футболке со смешным принтом виде корчащих рожицы человечков. Он вел себя так непосредственно, ни капельки не стесняясь присутствия Жени, жил, как обычно, а она же от любого случайного прикосновения покрывалась табуном мурашек и сразу же отшатывалась. Как сегодня, вот черт ее дернул поцеловать Олега Евгеньевича, ну невозможно было терпеть, как он нежно назвал ее Женей, это его постоянная забота о ней, скорей всего отеческая или он просто чувствует ответственность за нее…но как же хотелось потешить себя мыслями, что она ему не безразлична, что это все не просто так. С другой стороны двери послышалось несколько обреченных ударов, а затем удар чуть выше ее головы и тишина. Просидев еще немного под дверью, надеясь на отклик, Олег понимал, что похоже, Рыжик все это время была небезразлична к нему, а он подавлял в себе чувства, думая пройдет… какой же идиот. Перед глазами проносились мелочи, которым он не предавал значения. Всегда свежезаваренный кофе по утрам, как любит Олег, при любой возможности неотрывный внимательный взгляд серых глаз, скандирующих малейшую деталь, малейшее движение, те рисунки, боязнь физических контактов. Наконец встав, чай не мальчик на полу сидеть, Олег скрылся в своей комнате, решив завтра вывести Женю на разговор, где все прояснится. — Доброе утро, — поздоровался Олег, все так же потягивая кофе, как и за пять минут до появления Рыжика, только вот теперь появилось ощутимое, лежащее на плечах тяжелым камнем напряжение. Девушка замерла, как испуганный сурикат, одежда на ней была явно не домашняя: длинная желтая толстовка, черная барсетка, пересекающая грудь с левого плеча, узкие черные штаны, волосы были похожи на огонек, взлохмаченные, торчащие во все стороны. Зачем только обрезала? — И куда так рано ты собралась? — молчание. — Садись, нужно поговорить. — Женя все так же молча присела напротив худрука, затем молча кивнула в благодарность за кружку со своим любимым чаем, взявшись за нее обеими руками. — Женя, у нас в труппе освободилось место, считай что официальное приглашение в театр. Так что? — нервозность в голосе не могла скрыть даже напускная расслабленность. — Да, спасибо, я с удовольствием. Ну я пойду тогда, — прозвучало после затяжного молчания, девушка уже встала и почти дошла до двери, как Олег в одно мгновение ока оказался около нее. — Еще один момент, — Меньшиков обхватил ее за затылок, зарываясь в мягкие вьющиеся волосы и поцеловал, мягко, нежно, силясь передать свои чувства, не старясь навязаться. Женя не сопротивлялась, но когда он отстранился по щекам Жени текли слезы, и ее начинало потихоньку трясти: — Олег Евгенич, зачем вы это делаете? Мне же больно… — она не стала отворачиваться, а прямо посмотрела мутными от пелены слез глазами. — Как вы не понимаете что мне больно от всего этого! От заботы, от просто вашего присутствия! — прокричала ему в лицо девушка, ее ощутимо трясло. — Я же люблю вас… — шёпотом произнесла Евгения несколько раз ударила своими кулачками по груди Олега, тот схватил Женю за плечи, прижав к себе, не обращая внимания на ее слабые трепыхания. Когда девушка немного успокоилась и обмякла в его руках, Олег немного отстранился так, чтобы она посмотрела ему в лицо. Покрасневшие глаза, красные пятна на лице, обкусанные губы. — Дурашка, я тоже люблю тебя… — Олег хотел много еще чего сказать, что не может представить свой день, жизнь без нее, каждое утро хочет просыпаться рядом с ней, но все вылетело из головы когда он споткнулся об щенячье-счастливые серые глаза Жени, в уголках которых еще лежали слезы. — Правда? — Да, — Рыжик бросилась на шею, яростно обнимая. Олег проснулся от бьющего в глаза луча солнца. Полежал еще немного, пытаясь ухватиться за теплые отголоски сна, но тот соскользнул шелковой простыней. Рядом что-то уткнулось ему в бок, Женя спала клубочком, упираясь лбом Олегу в бок. Отросшие до плеч волосы походили на горящее гнездо. Скосив глаза на часы, стоящие на тумбочке, Олег вздохнул. Еще пятнадцать минут и, возможно, она проснется. Женя, несмотря на день недели, время года, всегда просыпалась где-то в шесть тридцать. Блаженная тишина, только ход часов, как гром, был отчетливо слышен, солнечные лучи все больше пробирались в комнату, освещая ее, через окно было видно еще пустую улицу, только гудки автомобилей, да тиканье часов разрывали звенящую тишину, голые верхушки деревьев выглядели непривычно темными. Один юркий лучик проскользнул прямо на лицо девушке. Ладошка, лежащая на груди Олега, дернулась, Женя начала смешно жмуриться и прятать лицо от надоедливого солнца. Олег всегда ждал этих минут пробуждения девушки, когда она выглядела такой домашней, сонной и растерянной, то был бы он маленькой девочкой — завизжал бы от умиления. Наконец Рыжик поняла, что бой проигран и положила голову на грудь Олегу, сонно моргая. — Доброе утро, — она тепло улыбнулась. — Доброе, — Олег с наслаждением потянулся, долго лежать в одной позе, чтобы не разбудить рыжую бестию — не самое удобное занятие. — Вот бы сегодня в театр не ходить… — мечтательно протянул худрук Ермоловки. Иногда у него случались такие приступы лени, например, никуда не ходить и целый день провести в кровати или что-нибудь наподобие. — Как это не ходить?! — Женя подскочила на кровати, вся сонливость сразу же пропала, в глазах зажглись вдохновленные искорки. — Ты ведь художественный руководитель столичного театра! — Олег только пожал плечами. Каждый раз, когда речь заходила о театре, Женя зажигалась внутренним пламенем, она могла часами говорить о нем, разбирать спектакли, по сто раз перечитывать тексты, пока не добьется нужного. И в театр каждый день она рвалась, как мотылек к свету. — Между прочим сегодня репетиция проекта и Игроков. — Ну и что? Можно сказать, что у меня другие дела… — Олег улыбнулся от прыснувшей девушки, но потом Женя строго на него посмотрела. — Ладно, ладно. — Олег произнес со интонацией «ну, что только ради вас не сделаешь». — Как ты пьешь эту бурду? — уже позже на кухне недоумевал Олег. Единственное, что умел готовить Олег так, чтобы без пожара — это кофе. Абсолютно разный от крепкого, как сама чернота бесконечности, до почти не бодрящего сладко-приторного. Так нет, Рыжику надо пить растворимый порошок из пакетиков! — Мне нравится. Скажи спасибо, что коньяком не разбавляю, — она прыснула, увидев выражение лица Олега. — Коньяк значит, — он посмотрел на свой кофе с коньяком, и хотел спросить, много ли она экспериментировала, но Женя вдруг радостно подпрыгнула и бросилась к окну. На улице пошел снег, первый, огромными снежными хлопьями. Видимо в этом году зима будет обильной. Женя, как маленькая девочка, прилипла к окну, рассматривая улицу, которая постепенно укрывалась белоснежным одеялом. Олег отставил кружку и подошел со спины, обняв ее. Женя вздрогнула, но затем расслабилась, откинула голову на плечо, продолжая наблюдать за снегопадом. — Мороженого захотелось… — мечтательно вздохнула Рыжик. Какой же она еще ребенок. В костюмерной послышался грохот и мат. Бросившись туда, Олег застал большинство труппы, собравшихся на шум. Петрова и Татаренко держали в разных сторонах, но им, видимо, это не нравилось, и они пытались достать друг друга ногами. У Петрова была разбита губа и синяк на скуле, а вот у Никиты еще и нос был разбит. Они рычали, как тигры, вырываясь из рук коллег, чтобы, очевидно, еще разукрасить друг друга. Но расстояние не мешало им изрыгать потоки оскорблений. От гула, стоящего в комнате, потихоньку начинала болеть голова, Олег громко рявкнул. — Какого черта, здесь происходит?! — драчуны испуганно замерли, как добыча перед хищником, хотя так почти и было. — Олег Евгенич, Татаренко первый на… — Олег одним только взглядом прервал вырвавшегося Петрова. Затем чуть ли не за уши повел мужчин в кабинет, бубня что-то про недоросших щенков. На пути им встретилась переполошенная Женя. Она удивленно воззрилась на эту процессию. — Олег Евгеньевич, там пришли какие-то журналисты, сказали, Вы с ними договаривались о встрече. — Передай, что я спущусь позже, пусть пока начнут интервью с труппой, — боковым взглядом Олег увидел, как Саша отвел взгляд от Жени, а Никита, наоборот, нахально на нее уставился. Олег сел за стол, а актеры встали перед ним, как провинившиеся школьники, прожигая друг друга ненавистными взглядами, а Татаренко еще и нос зажимал, чтоб не улить кабинет кровью. Сжалившись над ним, Олег протянул салфетки. — А теперь извольте объясниться, как вас угораздило подраться под носом у репортеров. Вы представляете что будет, если они узнают? — Олег Евгенич, Никита оскорбил Женю, ну, блять, хуже некуда. Я не буду этого повторять, пусть сам скажет. Сука. — Извините, но она шлюха и блядь, — ответил на вопросительно вздернутую бровь худрука актер. — Если она там раздвинула ноги перед каким-то богатеньким человечком, или даже перед вами, попала в театр и ходит тут, как ни в чем не бывало. Да еще видите ли у нее спектакль с главной ролью, да еще по ее сценарию проект ставим. Не многовато ей будет? — Татаренко продолжал заливаться соловьем, не обращая внимая на опасно потемневший взгляд Меньшикова, с каждым словом внутри расползалась обжигающая ярость, еще чуть-чуть и это вырвалось бы смертоносной лавой, уничтожая все вокруг. Наконец Никита остановился и понял свою ошибку, встретившись взглядом с худруком. — Пошёл вон, — обманчиво спокойно произнёс Олег. — Что? — Я сказал пошел вон, или я в тебя чем-нибудь кину, — Олег подхватил со стола бюст Шекспира и подкинул его, прикидывая вес. — И чтоб до конца месяца ноги твоей в театре не было. — Татаренко вылетел из кабинета, как ядро из пушки, хлопнув дверью. Странно, но послышался топот нескольких пар ног, кто-то подслушивал? Не хватало, чтоб кто-нибудь из журналистов. — Я пойду? — Господи, тут Петров еще ведь!  — А насчет тебя… — Саша нервно сглотнул. — Молодец, вступился за подругу. — Олег Евгенич, вы ей не говорите об этой ситуации, она ведь себя изнутри съест. Да еще будет думать, что вас подставляет. — Олег ничего не понял, Петров что, знает о них? И как подтверждение его словам, он выпалил. — Да, я знаю о вас с Женей, она сама рассказала. — Ладно, иди уже, хотя куда ты с такой картиной на лице пойдешь. — Ну, а что я могу с этим сделать? — развел руками Сашура. — Сходи до Асмус, она что-нибудь придумает. — устало кинул Олег. Ему теперь все это разруливать, объяснять причину отсутствия Татаренко и внешний вид Петрова если Крис ничего не придумает.