Незабудки

Единственным источником света в небольшом и беспорядочно обставленном кабинете был лишь газовый светильник. Мерцающий свет играл размытыми всполохами на стенах, а в полуоткрытую форточку задувал ветер. Широкоплечий человек средних лет в элегантном светлом костюме сидел за столом, склонившись над желтыми страницами своего дневника. Его красивое бледное лицо несло на себе отпечаток какой-то давней болезни. Взгляд блеклых глаз был рассеянным, светлые волосы уже тронула седина, а благородно высокий лоб мужчины пересекала горизонтальная морщина. Давно Джекилл не вспоминал про своего старинного друга. На странице торопливым почерком была нацарапана запись: «Бедный профессор. К сожалению, я больше ничего не могу сделать для него. Я выбился из сил, работая над лекарством. Оно должно подействовать. Это лучший вариант из всех. Я не могу допустить, чтобы Джеймс Уайт умер, а миссис Маргарет и крошка Эмили оказались на улице… Надеюсь, он поправится. Всецело полагаюсь на Аттерсона: уверен, он поможет семье Джеймса. Храни их всех Господь». Доктор Джекилл придвинул к себе сверток с лекарством, вывел на нем лаконичную фразу: «Мистеру Д. Уайту. Доставить N июля 1885 года» и положил посылку на маленький столик у двери. В мыслях мелькнул образ Джеймса… Сколько месяцев они уже не виделись? Три? Четыре? Полгода?.. Профессор истории Джеймс Уайт, чуткая душа и человек высоких моральных принципов, медленно угасал. Смерть сестры стала для него мощным ударом, таким, что и без того слабое здоровье Уайта ухудшилось. Душевная рана не заживала, съедала его изнутри в течение долгих пяти лет, а малейшие переживания подталкивали его все ближе и ближе к длинному столу в бюро господина гробовщика. Промозглый лондонский ветер способствовал частым простудам профессора, и в конце концов ему было отказано в месте. То обстоятельство, что Эмили не могла быть наследницей, подбавило масла в огонь. В случае скоропостижной смерти профессора Джеймса Уайта всё его имущество должно было перейти к его племяннику, юному лорду Энтони Блэкуэллу — единственному наследнику по мужской линии… Энтони исполнилось двадцать, он был всего лишь на год младше своей кузины Эмили. В воспоминаниях Генри Джекилла светлой чередой проскользнули те далекие дни, когда профессор Уайт часто навещал его вместе с женой и дочерью Эмили. Тогда еще семья Уайта не знала бед. Карьера молодого историка шла в гору. Джекилл вспоминал, как очаровательные серые глазки дочери профессора светились счастьем, и она просила доктора дать ей посмотреть флакончики из цветного стекла… Генри вновь сел за стол и раскрыл перед собой другой дневник. Его главный эксперимент нуждался в новых пробах. Воплощение великой идеи не терпело медлительности. «Пора». Мужчина выпрямился и, глубоко вздохнув, засучил рукав на левой руке. Перед Джекиллом на столе лежал заготовленный шприц с иглой и стеклянный темно-зелёный флакон с непонятной жидкостью, в котором размытыми бликами отражался солнечный свет из окна. Джекилл протянул руку и аккуратно вынул пробку. Придерживая цилиндр большим и указательным пальцем, мужчина опустил шприц во флакон и медленно набрал в него жидкость. На локтевом сгибе сквозь тонкую бледную кожу виднелась синяя взбухшая вена. Около неё, чуть снизу, — незаметные багровые точки. Джекилл стремительно ввел иглу и закусил губу, нажимая на поршень. Удушливый звук застрял в горле — доктор не смог вытолкнуть стон наружу. Генри отчетливо слышал своё сбитое дыхание и даже частый пульс. Тонкие пальцы правой руки дрогнули — металл двинулся чуть вперед. В шприце ничего не осталось. Джекилл ввёл почти все до последней капли. Ядовитая жидкость заструилась по венам экспериментатора. В течение минуты доктор Джекилл сидел, обмякнув в кресле, и пытался восстановить правильный ритм своего дыхания. Вдруг мужчина резко встал, схватившись за голову. Виски прошибло острой болью. С губ Генри сорвался дрожащий вздох. Джекилл стоял на месте, как вкопанный. Он чувствовал, еще немного — и он закричит от невыносимой боли. Она была такой сильной, словно изнутри кто-то медленно резал его ножом, рассекая плоть. В глазах начало темнеть, в голове перемешались все мысли, сплотились в одну, которая кричала лишь одно: «Начинается!» Дворецкий Пул стоял у лестницы и начищал до блеска перила. Когда сверху послышался сдавленный крик, старик вздрогнул и поспешил наверх. Не жалея свои больные ноги, дворецкий за несколько секунд добрался до двери кабинета своего господина и постучал. — Сэр, всё в порядке? — взволнованно спросил дворецкий. — Да, Пул… Все в порядке, — ответил доктор Джекилл за дверью подозрительно тихим голосом. — Не беспокойтесь! Старик только сокрушенно вздохнул. Пул не знал, что и думать. Он был уверен, что с доктором Джекиллом случилось что-то ужасное, но не знал, как помочь своему доброму хозяину.

***

Юный лорд Джон Говард сидел за столом, разглядывая пустым взглядом скучные гравюры в учебнике истории. Джонни болтал ногами и благополучно пропускал мимо ушей слова своей новой гувернантки, которая уже добрых полтора часа рассказывала наследнику Говардов о великих деяниях короля Генриха XVIII. У мальчика ныла спина, и ему ужасно хотелось откинуться на спинку кресла и немного подремать, но, почувствовав зоркий взгляд старенькой тёти Эбигейл, сидящей в кресле-качалке в углу его просторной комнаты, молодой аристократ оставил эти мысли и попытался ещё сильнее распрямить плечи. — Принц Уэльский взошёл на трон, когда ему было всего лишь семнадцать лет, — гувернантка поднесла к глазам пенсне и перелистнула страницу учебника, указывая своему ученику на портрет молодого короля. Говард только кивнул и замычал в знак согласия, страшась неусыпного контроля тёти Эбби. Голос молоденькой учительницы слегка дрожал, а во взгляде старухи читалось недоверие и разочарование. Мисс Эмили Уайт обладала весьма скромным опытом в преподавании, и Эбигейл искренне удивлялась решению сэра Говарда нанять в помощь ленивому сыну столь юную особу. В начале урока Эбигейл даже заслушалась, внимая молодому приятному голосу гувернантки, а наследник слегка побаивался новую преподавательницу. Через некоторое время молодая учительница начала делать непродолжительные паузы между предложениями, а потом и вовсе стала путаться. Джонни понял, что за отсутствие внимания ему не грозят побои линейкой и розги, как у его прошлых гувернеров, и поэтому позволял себе гулять взглядом по комнате, не вслушиваясь в лекцию. Драгоценные частички знаний пролетали мимо его ушей, но Джон даже думать не хотел о том, что через несколько лет он будет обязан поступить в университет, чтобы стать судьёй, как отец. Он не допускал и мысли о том, что исторические знания имели для него большую ценность. — Его Величество начал религиозные реформы в стране и выдвинул акт о Верховенстве, — продолжила мисс Уайт. Говард послушно кивнул в ответ. Его внимание привлекла большая муха, мирно ползущая по стеклу. Взмахнув тонкими крылышками, насекомое полетело прямо к тётушке Эбби, которая взялась за вязание. Проследив за увлекательной траекторией мухи, Говард наткнулся взглядом на что-то двигающееся около старинного шкафа с книгами. Это что-то было маленьким и серым. — Мисс Уайт, тётя! — Джон перебил рассказ учительницы и встал, указывая пальцем в угол. — Там, кажется, крыса! Тётя Эбигейл, она бежит к вам! Старуха отложила вязание и с каким-то непониманием в глазах уставилась на племянника. До неё не сразу дошёл смысл его фразы. Эмили Уайт вскрикнула, прикрыв рот ладошкой, и только после этого старая Эбби взвизгнула и ринулась к столу, бросив недовязанную шаль. Хрупкая бабуля забралась на стул и шагнула на стол, приподняв старомодную юбку. Джон встал за стул, прикрывшись спиной учительницы. Бедная девушка уже не кричала, а только в ужасе наблюдала за юркими движениями грызуна. — Это крыса! Какая большая! Мисс Эмили, сделайте что-нибудь! — заголосила тетушка Эбби. Эмили закивала и огляделась: в просторной комнате с высоким потолком была поистине богатая обстановка. Гувернантка искала глазами какой-нибудь ящик или большую коробку, но в помещении царил идеальный порядок. — Сэр Джон, у вас есть какая-нибудь ненужная коробка? — спросила девушка, не выпуская крысу из поля зрения. — Н-нет, мисс, — ответил мальчик, съёжившись. Он залез на стул, последовав примеру своей тёти. Эмили шагнула к книжному шкафу. На одной из полок покоились три толстенных старинных тома — собрание сочинений Шекспира. Все три книжки лежали в небольшой коробке. Уайт переложила Шекспира на полку выше и вынула ящичек. А крыса тем временем преспокойно сидела и грызла ножку шкафа. Резкое движение — и молодое животное было застигнуто в самый неподходящий момент. Накрытый коробкой крысенок заметался и начал биться о деревянные стенки ловушки. — Так её, мисс Эмили! — одобрительно крикнул мальчик. — Фи, лорд Говард, что за простолюдинские возгласы! Помоги-ка мне лучше слезть. И позови лакея, пусть уберет эту гадость, — проворчала Эбигейл, опершись рукой о надплечье своего племянника. Опустившись на пол, Бабуля поправила капор и улыбнулась гувернантке. Та утирала носовым платочком выступивший пот на лбу. Из её аккуратной прически выбились темные кудри. — Милая мисс Уайт, благодарю вас! — сказала ей миссис Эбигейл, подойдя ближе. — Джонни слишком труслив, а вы проявили отвагу. Мисс Уайт ничего не ответила. Она достала из кармашка на своём голубом платье маленький гребешок и провела им по непослушным волосам надо лбом. — Мне понравилось ваше занятие, и я скажу брату, что вы оставили очень приятные впечатления. Думаю, вы прекрасно подготовите нашего лентяя, труса и олуха. Только будьте твёрже, мисс Уайт. Будьте чуть увереннее в себе. Ваш голос утихал, как лебединая песня, право… Я с удовольствием дослушаю историю жизни короля Генриха. Приходите завтра снова, пожалуйста! Вы всё-таки, смелая. Спасибо, что защитили нас от того противного животного, — Эбигейл ласково приобняла девушку за плечо, и губы Эмили тронула нежная улыбка. — До свидания, мисс Уайт! — крикнул вслед учительнице юный лорд, выбежав в холл. Эмили тепло попрощалась со своим учеником и его тетушкой и вышла на лестницу, где далее её проводил дворецкий. Захлопнулась парадная дверь, гувернантка свернула направо и зашагала в сторону своего дома. Всю дорогу Эмили не отпускало чувство необычайной радости и легкости. Первый урок удался, и молодая аристократка надеялась, что сэр Говард обеспечит ей достойное жалование. Эмили очень хотелось, чтобы её отец, мистер Уайт, наконец, смог позволить себе купить те дорогие лекарства, а мама — новые платья. И что, всё-таки, их дом не перейдёт к сэру Люку Блэкуэллу… Бедный отец вновь почувствовал знакомую ноющую боль за грудиной, когда услышал о намерениях зятя. Непонятным образом Блэкуэлл обставил всё так, что якобы по закону всё имущество Уайта должно перейти к юному Энтони, сыну покойной сестры профессора. Это предприятие грозило тем, что Уайт с женой и дочерью окажутся на улице. Единственным спасением был мистер Аттерсон, адвокат и нотариус, которого посоветовал профессору его старинный друг, доктор Джекилл. Из размышлений Эмили вырвал стук копыт в непосредственной близости. Около девушки остановился кеб, и добродушный возница предложил ей проехать до нужного места быстро и в комфорте. Не пристало ведь молоденькой мисс гулять одной по вечернему Лондону! Мисс Уайт лишь отрицательно покачала головой, но чуть не поддалась соблазну, нащупав в кармане несколько монеток. — Благодарю вас, не нужно, — ответила девушка кебмену. Тот удивленно вскинул брови и стегнул свою темно-коричневую лошадь. Эмили посмотрела вслед уезжающей повозке и вздохнула. Каждый пенни был на счету. Узкие туфли давили ступни. Стараясь не обращать внимание на ноющие ноги, мисс Уайт потихоньку продвигалась к дому. Оставался всего-навсего один поворот. Свернув на родную улицу, Эмили ускорила шаг — она спешила к родителям, в свой родной дом, который бы не променяла на никакой другой. Улица была пуста, но в примыкающих друг, а другу небольших домиках горел свет в окнах. Желтые огоньки мерцали, падая размытыми отражениями на тротуар. От этого становилось как-то радостно и тепло на душе. — Эмили! — мать бросилась обнимать её. В уголках больших усталых глаз женщины блеснули слезы, чистые, как хрусталь. Эмили всего-то отсутствовала несколько часов, но для миссис Уайт это время казалось вечностью. — Мамочка, здравствуй! А где папа? — Он у себя, отдыхает. Не нужно его беспокоить, пусть дремлет… Как всё прошло? Проходи быстрее в комнату, садись у камина… Как холодно сегодня… Рассказывай скорее, как всё прошло? — Первый урок удался, слава Богу. С моим учеником сидела его старая тетушка, и она следила за нашим занятием, как негласная судья. Мне показалось, что она иногда притворялась спящей или полностью погружалась в вязание, но на самом деле она внимала каждому моему слову. Мне было неуютно, я стеснялась… А ещё к нам забежала крыса… Тетушка маленького лорда одобрила мой урок, — сказала Эмили, присаживаясь на потертый диван в просторной яркой гостиной. В комнате были светлые обои в мелкий цветок, старая лепнина у потолка, книжный шкаф во всю стену и красивый деревянный стол, на котором в хрустальной вазе стоял букет голубых цветов. Крошечные цветочные головки с нежными лепестками — их было великое множество. — Моя хорошая, я так рада за тебя! — миссис Уайт крепко обняла дочь. — Мамочка, откуда цветы?.. — полюбопытствовала Эмили. — Думаю, тебе об этом лучше знать, — ответила мать с доброй улыбкой. — Джентльмен пожелал остаться неизвестным, а букет принес мальчик-посыльный… Эмили вдохнула ненавязчивый аромат незабудок. Эти цветы пробудили в ней воспоминание одного счастливого дня, который начинался довольно напряженно, а потом превратился в приятный вечер. В тот день Эмили и профессор Уайт нанесли свой первый визит новому адвокату. Мистер Аттерсон сразу взялся за новое дело, но, к сожалению, ничего придающего уверенности новым клиентам сказать не мог. — Неужели больше ничего нельзя сделать, мистер Аттерсон? — тихо и с нотками разочарования в голосе спросил профессор Уайт. Эмили сидела рядом с отцом и держала его за руку, изредка с надеждой поглядывая на джентльмена с моноклем. Перед ними на столе стоял чай. Адвокат внимательно посмотрел на клиента и с сожалением вздохнул. — Я постараюсь найти выход, профессор Уайт, — коротко ответил он и придвинул к клиенту перламутровую чашку с ароматным чаем. — Угощайтесь, пожалуйста. Профессор недоверчиво взял в руку чашку и сделал пару глотков. Его движения были полны робости. Мужчина избегал смотреть собеседникам в глаза, и все его движения, а также всё в нём, начиная от копны седых кудрявых волос до стершихся мысов старых ботинок, каким-то неведомым образом выдавало в нем человека нерешительного и боязливого. Когда-то его лекции славились на весь Лондон… Долгая изнурительная болезнь выпила из него силы, прежнее жизнелюбие и твердость. — Не смею вас больше задерживать, мистер Аттерсон. Сердечно благодарю за чай, — сказал профессор, но его прервал робкий стук в дверь. Все трое инстинктивно повернулись на звук. — Войдите! — ответил нотариус. — Аттерсон? — осторожно спросил кто-то, заглянув в комнату. — Простите, пожалуйста, я вам помешал… — Подождите, пожалуйста, мистер Энфилд, — нахмурился Аттерсон, но гость перешагнул порог комнаты и добродушно кивнул. — Ничего страшного, сэр, мы уже уходим, — пробормотал профессор, вглядываясь в лицо незнакомца. Эмили тоже смотрела на гостя с нескрываемым интересом. Встретившись с ним глазами, мисс Уайт вспыхнула и тут же опустила взгляд. Это был молодой человек лет двадцати пяти. Одет он был в безукоризненный костюм, выдающий в нём человека состоятельного. На высокий лоб падали шелковистые светлые волосы жемчужного цвета. Большие светлые глаза глядели тепло, а полуулыбка на тонких губах была удивительно привлекательна. Во всём его образе чувствовалась какая-то особенная живость, несвойственная чопорным английским аристократам. — Простите меня за вторжение, сэр, — извинился мистер Энфилд и приложил руку к своей груди в знак раскаяния. Этот жест был не лишён наигранной драматичности. — Моё дело не столь важное. Прошу прощения!.. Аттерсон! Представьте меня, пожалуйста! — Профессор Уайт, мисс Эмили, позвольте представить вам моего племянника, мистера Ричарда Энфилда, — без особого энтузиазма проговорил нотариус. — Очень приятно, мистер Энфилд, — кивнул профессор. Эмили очень тихо и скромно повторила за отцом. — Взаимно! — улыбнулся Ричард и в знак почтения кивнул пожилому джентльмену и его дочери. Наступило неловкое молчание. Профессор Уайт встал и направился к двери. — Нам пора… До свидания, господа! Энфилд смотрел в след уходящим Уайтам до тех пор, пока не захлопнулась тяжелая дубовая дверь кабинета Габриэля Аттерсона. — Энфилд? — окликнул адвокат племянника. — Да? — удивленно произнёс молодой человек, словно проснулся от какого-то сна. — Вы что-то хотели сказать мне? — Да, да, мистер Аттерсон, — торопливо пробормотал Ричард. — Я хотел пригласить вас на ужин… — тут он и хлопнул себя по лбу. — Какой же я дурак, Аттерсон! Как вы думаете, дядюшка, я ещё смогу догнать профессора Уайта и эту очаровательную мисс? Аттерсон снисходительно улыбнулся и покачал головой, но ответить не успел. Мистер Энфилд уже бежал по лестнице вниз. «Кажется, намечается большой ужин, — подумал нотариус, наблюдая из окна за тем, как его добродушный племянник усаживает профессора и его дочь в свой экипаж. — Я только за хорошую компанию. Вероятно, мне удастся узнать немного больше о профессоре Уайте. Что же он за человек, этот друг доктора Джекилла?» Аттерсон подошел к окну и отодвинул штору. Его взору открылась родная улица, Гоунт-стрит, а внизу — Уайт, который вышел из дверей, ведя под руку свою дочь. Буквально через секунду их нагнал мистер Энфилд. Аттерсон видел, как профессор хмурился и кивал в знак согласия Ричарду, который что-то говорил и активно жестикулировал, а Эмили не сводила глаз с нового знакомого.