Кукольные драбблы.

Все заняты своими делами. Хина вытягивает вперёд ноги, стучит пятками башмачков друг о друга, словно в той сказке про унесённую ураганом девочку, и закрывает глаза. В доме тихо, слышны только голоса на первом этаже, но ей туда пока что нельзя — сказали остаться наверху и ждать, пока всё сделают без неё. Ичиго слышит, как снизу Суисей ворчит, что «от этой малявки одни проблемы». Хина глотает обиду, делает глубокий вдох и открывает глаза, расправляя оборки на платье. Её опять оставляют в одиночестве. Хина поднимает руку и нервным, механическим движением заправляет за ухо локон волос. Розен сказал, что куклы больше не могут заимствовать силу друг у друга, но она не предавала его словам большого значения: думала, что сможет продержаться дольше. А теперь даже пальцы перестают её слушаться. — Сладенького бы. Шинку говорила, что сладкое даёт ей энергию. Кукла усилием воли заставляет себя подняться на ноги, дойти до небольшого кукольного стола и взять с него кусочек торта. Тарелка кажется ей неподъёмной, но она сжимает дрожащие пальцы и жмурится: ощущения похожи на человеческое головокружение. Только люди знают, что после обморока почти наверняка очнутся через несколько минут, а она — нет. Она не знает, сможет ли открыть глаза когда-то, если сейчас они закроются. Но она знает, что будет правильным. — Если я исчезну, — Хина цепляет клубнику с кусочка торта маленькой вилкой и закрывает глаза, тихо вздохнув, — я доверюсь Шинку. Она знает, что пустота, в которую она проваливается, может быть вечной. Ичиго — одинокий ребёнок, закрытый в тёмной комнате и оставленный в углу за непослушание. Но в этот раз перед тем, как её снова закроют в этой ужасающей темноте, она всё сделает правильно.