* * *
- Хорошо, Тсуна, я все понял. Предоставляю тебе полную свободу действий. Если все получится, то тебя можно будет сразу делать главой Вонголы. Я серьезно. Ладно, удачи тебе. Пока. Джотто отключил телефон и выкинул его на пол. Мобильник обиженно стукнул и затих где-то под кроватью, прикидывая время для мести хозяину. Тот терпеть не мог внезапные звонки. Джотто тихо вздохнул и перекатился на спину. Простынь соскользнула с загоревшего под итальянским солнцем телом, обнажая накачанный торс и скромно прикрывая нижнюю часть тела, ради которой многие девушки готовы были бы валяться у главы Вонголы в ногах. Тсунаеши становился все сильнее, его уважали многие члены Вонголы, а среди всего Интерпола он давно заработал репутацию надежного человека. Время приближалось. - Ал, давай сбежим, – тихо сказал Джотто. Сидящий на другой стороне кровати Алауди выдохнул едкий дым, мгновенно волнами улегшийся на лежащее рядом тело. Джотто со скрытым удовольствием вдохнул горьковатый аромат. Этими сигаретами пах Алауди, и Джотто обожал этот запах. - Куда, Примо? Джотто поморщился. Он терпеть не мог такое обращение. - Ал, хватит. Куда угодно. Нас не станут искать, и ты знаешь это. Алауди чуть заметно дернул уголком губ и поморщился на себя за несдержанность. Рядом с Джотто его маска таяла на глазах. Джотто был сплошным воплощением Италии. В нем было все – и южное солнце, запутавшееся в его волосах, и истинно итальянская вежливость и улыбчивость, и сладкие апельсины, которыми пахла его кожа, и сумасшедший дух мафии, и даже яркий легкомысленный характер. В нем сочеталось несочетаемое, и сдержанный Алауди, воспитанный в лучших традициях японской семьи наемников, по своему завидовал Джотто. Яркий, он ослеплял его, заставляя осознать собственное несовершенство. Алауди же по сравнению с ним был почти эмоциональным калекой. - Меня не будут. Тебя будут. Ты глава этой чертовой шарашки. Джотто поморщился. - Как раз-таки наоборот. Меня легко заменит Тсу. Тебя не заменит никто. Алауди затянулся. Его пальцы чуть заметно подрагивали. Мысль о том, что он может владеть Джотто безраздельно, пугала и одновременно притягивала своей заманчивостью. - Кея сможет. Если, конечно, выкинет свою чертову гордость куда-нибудь подальше. Джотто легко, словно кошка, потянулся и отобрал у Алауди сигарету. Тот недовольно хмыкнул, но ничего не сказал. Честно говоря, когда это соблазнительное тело пахло его сигаретами, это безумно возбуждало. - Он любит Тсу, - как-то буднично сказал блондин, расслаблено выдыхая струйку дыма. Джотто чувствовал сердце Алауди, и это успокаивало его. Оно было где-то тут, рядом, и Джотто готов был поклясться, что это не иллюзия его истерзанного болезненной любовью разума. - И этот зверек его тоже любит. Видимо, что-то в нем есть такое, что заставило Кею отказаться от своих принципов. Джотто хмыкнул. Он давно понял, что оба Хибари жутко похожи на двух ежиков, только вместо иголок у них принципы. - Прошу, пойдем со мной, - тихо повторил Джотто. Ему вдруг захотелось закатить истерику подобно одной сопливой девице, вешавшейся на него недавно. Он любил Алауди слишком долго, и теперь невыплеснутая, невыразившаяся любовь обжигала его изнутри, вызывая желание закричать на чертового Ала, ничего не понимающего и не видящего. Джотто устал. Устал запирать свои чувства на замок и фальшиво улыбаться ему в лицо. Устал преподносить свое сердце на подносе и сталкиваться с равнодушием. Он перепробовал все, что мог. Хватит. Пора сдаться. «Если он мне откажет на этот раз, я уйду один», - вдруг устало осознал Джотто. Где-то около сердца резко закололо острой любовью. Джотто плотно сжал губы. Хватит. - Пойдем, - вдруг согласился Алауди. Джотто вскинул голову, неверяще смотря на мужчину. Тот только усмехнулся и отобрал у него сигарету, выкуренную уже до фильтра. – Обожжешься. Джотто едва услышал его. - Ты… Правда? – с внутренним волнением переспросил он. Ал неожиданно мягко улыбнулся и взъерошил светлые волосы. Джотто зажмурился, как котенок, внезапно получивший от вечно бьющих его хозяев поощрение и еще не до конца поверивший в свое счастье. - Правда. Спи. Завтра уйдем. Джотто как-то совершенно по-женски взвизгнул и кинулся Алауди на шею. Ал захрипел и, не удержавшись, вместе со счастливым до чертиков Джотто радостным многоконечностным клубком рухнул на пол. Раздался грохот. - Черт, Джотто, слезь с меня, - задыхался Алауди. Он мог голыми руками уничтожить целый взвод отлично подготовленных солдат, мог несколько суток обходиться без еды, воды и сна, мог пробраться в хорошо укрепленную базу, но жизнь совсем не готовила его к объятиям глав спецподразделений Интерпола. Как оказалось, это было гораздо опаснее всего вышеперечисленного. Джотто рассмеялся и только крепче сжал Алауди в руках, утыкаясь ему куда-то в область ключицы. Ал еще раз дернулся и внезапно замер, ощутив, как ему на кожу падает что-то влажное и горячее. Джотто мелко подрагивал. - Ал, я люблю тебя. Ты не представляешь как люблю. Я не хочу без тебя. Не кидай меня. Пожалуйста, - его голос был приглушен, но и без того чувствовалось, что Джотто едва сдерживается от рыданий. Джотто никогда не прятал своих чувств, считая такие эмоции совершенно нормальными, но прямо сейчас он отворачивался, делал все, что мог, чтобы Алауди не видел его. Словно считал свои чувства постыдными. Ал, осознав это, вдруг вскипел и, резко отодвинув от себя Джотто, пристально посмотрел ему в глаза. - Это нормально. Я тоже люблю тебя. Ты мне нужен. Ничего плохого в этом нет. Джотто испуганно посмотрел на него полными слез глазами и внезапно грустно улыбнулся. - Ну как ты можешь сказать именно то, что я так хочу услышать в данный момент? Алауди усмехнулся и притянул его к себе. Хватит уже о всяких глупостях думать. В его голове должен быть только Ал. - Собственник, - пробурчал Джотто. Алауди фыркнул. - Естественно.* * *
- Хаято! Как подготовка? – Тсуна кинул сырое пальто на кресло. Где-то за его спиной хмурой промокшей тенью маячил Хибари. Дождь застал их внезапно, а найти зонт в том бардаке, что сейчас творился у Кеи дома, было почти невозможно. Гокудера кинул телефон, по которому только что разговаривал, на стол. - Нам открыли базу с оружием и дали разрешение на использования оборудования для связи. Ламбо уже все проверил. Остальные пока медленно подтягиваются сюда, но, думаю, минут через десять все уже будут здесь. Тсуна кивнул. Его душу заполонила мрачная решимость человека, идущего на смерть и желающего отдать свою жизнь подороже. Он слишком хорошо знал Бьякурана, чтобы заблуждаться на его счет. - Хаято, мы заберем личное оружие, окей? Сегодня исключительный случай. Гокудера проницательно взглянул на главу. - Хорошо. Только не смей умирать. Тсунаеши рассмеялся. Смех вышел надломленным, слишком громким и продолжительным, и заметивший это Кея еще сильнее помрачнел. - Все будет в порядке, Хаято. Гокудера отвернулся к окну, сделав вид, что он ничего не заметил. Ничего не будет в порядке. И Тсунаеши это знал.* * *
Бьякуран хитро улыбнулся и отправил в рот целую пригоршню маршмеллоу. Сегодня он увидит Тсунаеши! Наконец-то, наконец-то, наконец-то, наконец-то! Он столько лет этого ждал! Столько времени потратил на то, чтобы подготовить сцену для сегодняшнего представления, что сейчас у Джессо от предвкушения дрожали руки. - Эй, Торикабуто, что там с Тсунаеши-куном? Он собирается на нашу встречу? Не готовит ли он мне чего-нибудь интересного? – пропел Бьякуран, поворачиваясь к странному мужчине в маске и длинном плаще. Мужчина чуть дернулся. - Нет, Бьякуран-сама. Он в штабе Вонголы. Уголки тонких губ чуть дрогнули. - Значит, придет не один. Кикие! От стены отделился молодой мужчина с длинными зеленоватыми волосами. - Да, Бьякуран-сама. - На тебе Хибари. Этот тип не оставит Тсунаеши-куна одного. Остальных тоже как-нибудь задержите. Тсунаеши-кун должен прийти ко мне в полном одиночестве. Кикие почтительно поклонился. - Как прикажете. Бьякуран расхохотался. Тсунаеши-кун, Тсунаеши-кун, Тсунаеши-кун! Сколько же лет он ждал этой встречи… И он не позволит всяким Хибари вставать у него на пути.* * *
Тсунаеши привычным жестом вынул магазин, проверил наличие патронов и неопределенно нахмурился. Он был уверен, что магазин полный, однако там внезапно обнаружилась всего пара патронов. - Кея, ты не трогал мой пистолет? Хибари недоуменно приподнял бровь. - Зачем мне он? Ты прекрасно знаешь, что я не ценю такую маленькую ерунду, как у тебя. И даже пистолет не очень люблю. Предпочитаю чувствовать силу удара, - почти интимно пояснил он. Тсунаеши хмыкнул. Как похоже на него. Он всегда боялся пистолетов. Они слишком легко отнимают жизнь. Но на посту наследника всего Вонгольского дурдома пришлось привыкнуть. Тсунаеши скосил взгляд на брюнета. Тот смешно сдувал падающие на лицо пряди, параллельно проверяя любимые тонфа на готовность. С ума сойти. Слишком домашний жест для агента с самым высоким уровнем смертности в Интерполе. Словно атомная бомба в форме милого котенка. Ручной дракон. В любой момент может уничтожить целый город, а пока он спокойно ластится к твоей руке. Смешно. Если бы не было так грустно. - Кея. - Ммм? – Хибари даже не поднял головы от любовно начищаемого им оружия. - Что ты сделаешь, если я не вернусь? - Найду. - А если умру? - Сказал же – найду. С того света вытащу. И не надейся сбежать. Тсунаеши почти счастливо рассмеялся. - Не буду даже пытаться. Он не заметит фальши. Потому что Савада на самом деле счастлив. Вот так вот по-глупому. Даже если умрет прямо сейчас. Все будет в порядке. Потому что Кея рядом с ним. Кея вдруг проницательно посмотрел на Тсуну, ворчащего что-то по поводу склероза. - Не смей. Тсунаеши удивленно поднял глаза. - Что? - Даже думать не смей о том, чтобы оставить меня. Тсунаеши улыбнулся. Говорят, что человек, идущий на смерть, боли не испытывает. Особенно если это смерть ради близких людей. Вот только это совсем не так. Врут все эти герои. Не испытываешь ты никакого высокого чувства долга, счастья от спасения близких людей. Ну совсем не чувствуешь. Это больно и страшно. И где-то в груди все время покалывают осколки надежды. Все еще думаешь – а вдруг можно сбежать? Как-то спастись и счастливо жить вместе с людьми, которые тебе дороги. Но разум мгновенно говорит: нет. Не сможешь. Кто-то должен умереть. И лучше бы это быть тебе. Потому что за твою жизнь расплатится кто-то другой. Разве ты сможешь жить, зная, что за твое счастье расплатился кто-то другой? А если это будет Кея? - Зверек… Тсунаеши, - крепкие руки вдруг обхватили его, притянув к теплому телу, и мозолистая ладонь закрыла карие глаза. Тсуна всхлипнул, с удивлением осознав, что плачет. Слезы текли по его щекам, словно чужие. Сознание Тсунаеши было удивительно ясным, спокойным, уже смирившимся со скорой гибелью, и, как это часто бывает в таких случаях, оно внезапно осознало, насколько прекрасен мир вокруг. Насколько удивителен в своих маленьких проявлениях, в мимолетных видениях и неслучайных случайностях, что не любить его невозможно. И Тсунаеши любил. Любил влажную тяжесть пистолета, слишком удобно ложащегося в руку. Любил машинный запах смазки и чистящего средства. Любил давящий полумрак подвала с арсеналом. Любил Кею, такого родного, не терпящего полутонов, любящего до конца, сжигающего в этой любви себя, дарящего сердце без малейшего колебания. Любил его теплые мозолистые руки, без сомнения сворачивающие шеи. Любил его сухие губы, сыплющие оскорблениями. Любил в нем все, до мельчайшей клеточки его тела. И, что еще хуже, он понимал, что даже будь Кея уродом или калекой, он любил бы его ничуть не меньше. И это было уже конечной станцией. Легшая на глаза ладонь чуть дрогнула, и Тсунаеши услышал над ухом тихий шепот: - Я буду с тобой до конца, слышишь? До последнего вздоха. Если ты оставишь меня, я пойду за тобой. Но я никогда не умру раньше тебя. Я не смогу умирать, зная, что ты останешься здесь страдать. Никогда. Ты слышишь меня, Еши? Я не оставлю тебя одного ни в каком случае. «И зачем ты это сказал?» - пронеслось у Тсуны в голове, но сказать он ничего не успел. Его грудь разрывали рыдания, и он мог только плакать. Умирать было страшно. А еще обидно. В голове мелькали совсем ненужные «Почему я?» и еще немного «Хочу остаться с ним». Но изменить ни Тсуна, ни Хибари уже ничего не могли. И они оба это слишком хорошо знали.