Когда осень плачет, всегда идет дождь.

      Утром в четверг, на следующий день после стрельбы в квартире на Театральной площади у ворот дома не протолкнуться было от репортёров и полиции. Гудела вся криминальная хроника Лондона! Заголовки вопили страшными цифрами. Впрочем, цифры отчего-то были неясные и странно колеблись. Так в первый день убитых было трое, на следующий день (в другой газете) пятеро, а ещё через день выходило, убито семь человек! Одним словом — бойня! Всех шокировала отрезанная голова.       Виновника не нашли. Не нашли и свидетелей. Выяснили что, в квартире никто не жил. Принадлежала квартира лорду Хэмилтону, которого, так же найти не удалось, выставлялась на торги, ― куплена неизвестным.       Помимо прочего выяснили и то, что у мистера Хэмилтона есть сын. Учиться он, в Лидсе, мать мертва. Вот только полиция это выяснила — дело запуталось ещё больше!       В Лидс незамедлительно дали телеграмму. Затем звонок. За ним ответ: «после пожара энный мальчик пострадал и отправлен домой». На вопрос, кто мальчика забрал несчастная школьная администрация что – то мычала и ответить затруднялась. Требование переслать документы на «энного мальчика», получило ответ: «документов ученика в Академии нет».       В Лидс съездили. В Академии побывали. Впрочем, там чертовщины творилось не меньше! Так в пожаре, четыре ученика школы погибло, один растворился без вести, а замдиректора отправили в сумасшедший дом. О каком новом семестре могла идти речь? Попечительский совет был в бешенстве! Удивило полицию ито, что никто ничего не знал. Кто мальчишку увёз? Дворецкий. Куда увёз? Неизвестно! Имя у этого дворецкого было? Да, кто его спрашивал! А фамилия? Не помнят! Наконец бледный как смерть Фишер выдал: «Кажется Ф... Фауст». Его спросили немец, что ли? И вовсе не немец! И вовсе не Фауст, может быть Гауст. Или Штрауст ... Человек очень приличный, высокий, в чёрном, носит пенсне. Откуда взялся этот дворецкий? Шварц пожал плечами и пропал. Посетители в тот же день отбыли, и напуганный директор заведения отбыл заодно с ними.       Коронера Лидса вся эта кутерьма сводила с ума. Раз за мальчиком был прислан дворецкий, значит, была послана телеграмма. И не просто послана — доставлена, получена! Только на почте, ни про какую телеграмму не слышали! Как так? Куда телеграмму тогда послали? Кто её получил? Где пропадал Алоис Транси после пожара? Как к этому причастен Уильям Хэмилтон? И кто, в конце концов, этот загадочный дворецкий увёзший мальчишку?       Но уже вечером коронеру стало известно, что пропустили столичные ищейки: люди в квартире на театральной были людьми некого А. Матти, как и бесследно пропавший несколько дней назад ученик Академии – Жак. Ниточка начинала вытягиваться...       12 ноября ровно в шесть часов по полудню в малой гостиной дома Транси на диване сидел мертвец. Более того даже не один. С гостем! И граф, понятия не имел, что с этим гостем делать. А делать, что-то было просто необходимо! В молчании тикали часы. «Вот оно, началось! — думал граф. И всё не мог попасть руками в холодный шёлк. «Что же рано или поздно... Неизбежно!» Новенький костюм не прибавлял ему уверенности. Он шёл, возможно, на убийство и знал это. Передумывать было поздно. А со слов Клода выходить к врагам в Холланд и Шерри* куда эффектней, чем в грязных сапогах и дождевике. Демон долго ворчал о нежданных визитах. Но замолчал вдруг, когда мальчишка вышел к нему, застёгивая жилет: — Не говори ни слова, — буркнул граф. — Вы выглядите прекрасно, Ваше Высочество.       Клод снял с вешалки чёрный пиджак, помог, расправил воротник. Вдвоём они отразились в огромном зеркале, спальни. ― Разрешите спросить, ― заговорил Клод, ― вы уверены, что не Доминик привёл в ваш дом гостей? ― Уверен. Не будем об этом. ― В столь неудачное время? — Доминик здесь ни при чём, — ответил граф. — Всё ещё обращайтесь к нему по имени? — Ой, да какая разница, — цокнул Транси, — далось оно тебе? — Фамильярность со слугами, ― дурной тон, милорд, — сказал Клод, — обращайтесь к дворецкому по фамилии. В доме гости. — Привычка, мистер Фаустус. Он играл, со мной, когда я ещё читать не умел. Как, по-твоему, я должен нему обращаться? — Вам стоит забыть детские свои привычки. Ваше детство в прошлом – в том его привилегия.       Лицо графа на секунду странно переменилось. Он замолк. Фаустус будто спохватившись за свой грубый тон спросил: — Простите, мои слова вас расстроили? — Может привилегия, что в прошлом, — согласился граф, поправляя запонки, — только Доминик меня понимает, а с вас, что взять? Нотации, да фокусы! — Вы не справедливы ко мне, — сказал демон, впервые вдруг почувствовав, какое-то необъяснимое сожаление от бравады Транси, — и боюсь, поняли превратно.       Возникла пауза. Хмурый граф, утром готовый Фаустуса боготворить, поглядел на него с презрением. И спросил: — Это ещё как, «превратно»? Ты этот трёп случайно завёл? Отборные методы – ни сочувствия, ни такта. Ну, тебя к чёрту! — крикнул Транси. — Моё прошлое — моё, и были там прекрасные добрые люди! — Доминик, этот прекрасный добрый человек? — спросил демон. — Чего вы прицепились к нему, — прищурился Транси. — боитесь уступить? Я Доминика всю жизнь знаю! И рядом с ним ты Клод – адов шут! — властно заявил мальчишка, надеясь тоном Фаустуса приструнить. Но тон его должного эффекта не произвёл, и демон красноречиво пустился в рассуждения: — Вы, сравниваете нас? О, этого я бы вам крайне не советовал делать, милорд. Людей судят по поступкам, non dubitandum est*. А мистер Блейк разве хорошо с вами поступил? Он человек чёрствый и щепетильный. Едва ли вы сочли скудость его души за мужество.       Транси передёрнуло. Он сжал кулаки, обернулся и заговорил с ядовитой улыбкой: ― Во время войны, когда мы не могли платить слугам жалование, когда свирепствовала испанка, и ушли все: от посудомойки до камердинера, Доминик исполнял свои обязанности. Исполнял честно с достоинством и адмиралтейской выдержкой! Он следил за садом, домом, лечил мою мать, и не давал нам с братом влипать в неприятности. Доминик спасал этот дом го-да-ми! Годами Клод! ― рявкнул граф, его трясло от злости, ― впрочем, я наверно «превратно» понял. Мне ли разбираться в людях? Фаустус поправил очки с отстранённым и презрительным видом: — В людях разбираться наука не нужна, милорд. Если же вы судите по заслугам, мнения о них поверхностны. Достаточно себя выставить. — Достаточно! Если не человек. Вы же — не человек? А меня или Луку, скудость его души, не волновала, — сказал Алоис, успокаиваясь и понимая, что спокойствие единственный его козырь. — Он пережил с нами, ужасные времена. И забыть? Избавиться? Ты плохо меня знаешь, Клод! Да, я сомневаюсь, сожалею,боюсь. Но я человек. Человек, понимаешь!       Тут с Фаустусом произошло что-то странное. Умом демон графа понимал, но волей не мог прекратить его разубеждать. — Великолепно понимаю, милорд, — ответил демон, ласково, — развенчать его для вас мне, не удастся. И в этом его заслуги. Однако поймите, дворецкий – слуга. Имейте воспитанность обращаться к нему, без фамильярности, хотя бы на людях. Граф вдруг подскочил и многозначительно на Фаустуса уставился. — Совсем с катушек слетел, — удивился он, ― ревнуешь? Возникла пауза. ― Нет, милорд, ― ответил Клод. ― Хорошо. Потому что Доминик ― семья. Не трогай его — это приказ! И сейчас не время об этом спорить. ― Кровь завета гуще воды в утробе матери*. ― Ох, опять! — Транси закатил глаза. ― Это поговорка милорд… ― Неважно! Почему ты такой упрямый? — Потому что вы меня не слушаете? — тихо спросил демон. — Доминик и этот дом часть моего прошлого. Они дороги мне. Они делают меня сильнее.Я хочу сохранить их. Сколько бы мне не осталось. Ты моё настоящее, Клод! — крикнул граф, тыча, демону в грудь пальцем. ― Я верю тебе. Моя душа отдана тебе. Твоя печать отдана мне. Мы соучастники, помнишь? Мы не идём по отдельности: Клод Фаустус не существует без Алоиса Транси, Алоис Транси не существует без Клода Фаустуса! ― Самая большая сила, всегда и самая большая слабость, Алоис, ― сказал Фаустус, ― я просто надеюсь, что, когда правда станет ложью, это не разобьёт вам сердце. Алоис отвернулся и ответил шёпотом: ― О, когда правда станет ложью моё, сердце это не разобьёт…       Прошла пауза. Мальчишка вдруг в новом костюме, откинулся Клоду на грудь. Демон, дав себе вольность, заправил графу прядь за ухо. ― Одно ваше слово и я вышвырну их. Алоис запрокинул голову и ответил демону улыбкой: ― Какой смысл в паутине, если отпустить бабочку?       Клод промолчал. Граф отстранился. Задумался. И, поймав в зеркале Его взгляд, добавил: — Нет. Вот что, Клод. Если так случится, не дай мне убить их. Приказываю.       Демон поклонился.Глаза его вспыхнули. — Положитесь на меня, милорд, ― сказал он, ―ничего не бойтесь. Помните, кто вы. Я верю, в вас, даже если вы сомневайтесь. ― День в ночь? ― спросил Алоис. ―Серебро в золото, ―ответил Фаустус, протягивая графу его трость. ― Ложь в правду, ― добавил Алоис и трость забрал. Они потушили лампы и ушли во тьму*. Не подозревая еще, что день этот круто изменит их жизнь.       

_____________________

      Ровно в шесть часов пятнадцать минут Алоис вошёл в гостиную. Пибоди подскочил и вытаращил глаза. Настала тишина. Двери закрыли и граф, покручивая трость в руках, молвил: — Господа, смотру быть! И ухмыльнулся. Вступление имело полный успех: тишина наступила загробная. Гости были изумлены. Более всего был изумлён Доминик, который знал правду: что никакому дяде в никакой Лондон никто, конечно же, не звонил. И уж тем более не передавал. И был ли сам дядя в Лондоне вообще, никому достоверно, являлось неизвестным. Клод, стоявший по левую руку Транси, был спокоен и наблюдал за гостями. Прошла пауза. Когда же после паузы внезапно погас свет и зажегся камин, а гости вскрикнули, он не повёл и бровью. Только косо глянул на Транси. Транси глянул в ответ с довольной улыбочкой и заявил гостям, что дом старый, электричества и дождей, не терпит, а ныне за окном дождь и пусть они не пугаются. Через час наладят. И отослал Доминика проверить. Гости растерянно глядели на Транси. Транси самоуверенно глядел на них. Огонь в камине играл на блестящем набалдашнике его трости. Священник хотел что-то заявить, но мальчишка перебил его. Он представил гостям штат прислуги. Трёх нарядных лакеев и мистера Фаустуса. Уточнив не собирается ли мистер Пибоди, нанять их когда приобретёт дом, дабы не оставлять без работы. ― …А? Они, видите ли, привязаны к дому. Ночей не спят только и знают что работать. Слова наперекор не скажут, ― интимно шепнул Транси и подмигнул гостю, ― работают с таким усердием, что я порой удивляюсь, люди ли они вообще! Совершенные нотки хозяйственности, были в словах Транси и, тем не менее, что-то мрачное и ядовитое было в его манерах, в золочёной оправе его камердинера и даже в лакеях. Костюм на Транси стоил как год аренды дома в Лондоне! Туфли его камердинера и того дороже. Оба они были в перчатках и все в чёрном. (Как на похороны!) Отбросив, однако, свою подозрительность, Пибоди проворчал, о том, что хорошая прислуга нынче, на дороге не валяется, согласился подумать и спросил, на какой должности пребывает Фаустус. Транси просиял. ― Учитель! Дьявольски, хороший учитель, ― расхваливал он Фаустуса, ― исполняет обязанности камердинера, но это временно! Незаменимый для меня субъект! Знает всё. Не поверите, каких жертв мне стоило его нанять. Я, можно сказать, душу продал!       Гости удивились, но ничего не сказали. Пришёл Доминик протянул графу старый керосиновый фонарь и снова исчез.       Удивлённых гостей, повели через дом. Говорили мало. Шли в темноте. И Пибоди чувствовал, что шли они через залы совершенно огромные. По стенам волной ползли картины великих мастеров, но какого содержания! Одни изображали природные бедствия, извержения, землетрясения, и потопы. Другие же страшные человеческие преступления. Кровь, пытки, и страх вспыхивали под ярким солнечным шаром керосинки в руках Транси. С каждой всё больше, ужаснее… Обезумевший кровожадный Сатурн, потонул во тьме, когда викарий вдруг спросил: — Приятно вам, наверное, вернуться домой, граф? Как только узнал, решил заглянуть. Как ваше здоровье? Вы, повзрослели. Так жаль, этот прекрасный дом! Но, увы, жизнь, не стоит на месте! — Увы! — отозвался Алоис.       «Откуда ему известно, что граф вернулся?», ― подумал Фаустус, и сверкнул на викария глазами. Викарий Фаустусу, не нравился! За последние полчаса демон выяснил что наместник: педант, не молод, курит, пристрастен, азартен, вдов, что у него цирроз печени, хромота, мигрени и он очень любит деньги.       Но самое удивительное, Клод этого человека узнал. Это был тип с фотографии. Паук видел его сейчас перед собой, и видел таким же молодым, и одежда на нём была та же. Вот только что-то неестественное было в его поведении. И запахом веяло от него каким-то знакомым! Так пахло в маленькой чистой спальне под чердаком. Так пахло от Алоиса прошлым вечером...       Демон хотел Транси расспросить. Но был уверен, что Транси ему не ответит и всего не расскажет. Дело, в общем, состояло в том, что никто во всём графстве не знал, что мальчишка вернулся! ― Вы простите, откуда знаете, преподобный?― поинтересовался Фаустус. ― Как откуда? Из газет! Такая трагедия… ― Я, видите ли, вернулся…, ― не успел Алоис договорить, как священник вплеснул руками, и едва не заплакал: ― Академии! Знаем! Знаем! ― перебил тот, и глаза его наполнились слезами ― страшная трагедия. Ведь это как бывает! Подумать только! Мой, мальчик. Когда прочёл в газете, что вы живы, молился за вас.       «Как это он прочёл, ― насторожился Клод, ― если в газетах ни имени, ни фамилии не упоминалось!» ―… а дом жаль, очень жаль, ― причитал викарий. ― Дом самое время снести, ― сказалТранси, ― дом проклят. ― Это вы что меня напугать хотите? ― вмешался Пибоди.       Транси на ходу обернулся к нему с улыбкой и хитро прищурился: ― Зачем же напугать? Я вам говорю — дом проклят. И точка.       Достигли развилки. Там, на стене в огромной золочёной раме висело «Падение проклятых» Рубенса. И впечатление оно произвело на Пибоди такое, что он вздрогнул. Затем хмыкнул и, обращаясь к графу сказал: ― Предупреждаю вас Алоис, бросьте. Я человек современный,в эту чепуху не верю!       Фаустус на гостя глянул дико. Пламя в керосинке дрогнуло и затрещало. ― Чепуху? ― переспросил Алоис. Тень фонаря легла ему на лицо. ― Именно ― чепуху, ― рьяно ответил Пибоди. ― Чего нет, того нет! Из воздуха не возникнет. ― А зря. Во что-то же вы верите? Может в Бога? ― И в Бога не верю. Богов создал человеческий страх. Мы для микробов, может, тоже боги! ― Какой же вы тогда религии? ― поинтересовался демон, вежливо. ― Никакой! ― ответил Пибоди. ― Господин Малькольм, ― вмешался священник, ― проявите уважение… Но старый граф не замолчал, а произнёс гордо и уверенно: ― При всём уважении, святой отец. Только религия чувство историческое! И объяснение ей необходимо искать в науке! ― Вы получается, тогда и в демонов не верите? ―спросил Транси. В комнате потемнело. ― Ни ангелов, ни демонов, никаких нет, мальчик мой, ― утвердил граф. ―И дьявола нет, как нет всякого сверхъестественного. Есть неизученное естественное! Всё это внушение и выдумки! Объяснить их легко психиатрией и физикой.       Фаустус теперь смотрел надменно, и только на гостя. Перед ним стоял человек,доказывал, что он ― выдумка! А хозяин его сумасшедший. Алоис на демона глянув, понял ― дело плохо. И вмиг вдруг схватил демону за руку.       Клода он знал. (И знал, если ничего не предпринять, гостей он не досчитается. Объясняй потом полиции что ты не при чём. Что никаких гостей у тебя не было и куда они провалились не знаешь!)       Клод на него покосился. Взгляд его точно просил «Милорд, ну этот совсем дурак! Позвольте я ему шею сверну?» Алоис улыбнулся и произнёс (точно одному ему поясняя):       ― Мистер Пибоди ― материалист, Клод. Он во всю эту чертовщину не верит.       Прошла пауза. Фаустус выдохнул,поправил очки и руку опустил. Никто ничего в темноте не заметил. Транси вновь обратился к гостю: ― И чудесно! Чудесно, что не верите! Нечисти ведь дай разгуляться, и пиши, пропало.Не остановишь! ― тоном знатока провозгласил он. ― Только я вас предупреждаю, и говорю серьёзно, что у меня в доме нечистая сила водиться. А верите вы в неё или нет ей всё равно. ― Хм, больно надо, ― фыркнул гость, ― мне до неё дела нет. ― А вот ей до вас, есть, ― ответил Транси неожиданно весело. Викарий молчал. Пибоди теряясь, посмотрел на мальчишку. ― Не верите? ― спросил Алоис. ― И не подумаю, ― ответил гость. ― Что же вас заставит в неё поверить? ― Ничто не заставит! ― Так и ничто?       Жутко беспокойно стало на душе у старого графа от вопросов, и он,не думая, ответил: ― Если сам увижу, поверю.       Алоис хихикнул. (И хихикнул видимо не вовремя, потому как все на него уставились). Фаустус властной рукой толкнул двери. Пошли комнатами.       Беседу с гостями Транси завязал такую дружелюбную что подозрения и тревога появились на лицах у гостей. Первым делом граф рассказал во всех красках, как ужасно было в академии жить. Вторым про убийства и наконец, про пожар… ― Нет, это кошмар, ― говорил он, со слезами на глазах, ― как вспомню! Бах о землю и вдребезги! Представляйте? А вокруг горит, полыхает! Кровищи! Вот вам,и храм знаний... Пибоди поморщился и осторожно спросил: ― Простите, Алоис, разве ваш братик не из окна выпал? ― Из окна. Так и есть. А потом пожар! Как вспыхнуло, все сгорели. Кто-то конечно задохнулся. Чудо вам говорю, что я спасся! Чудо! Не иначе ангел хранитель присматривал. Ах… Простите, как вспомню, ужасно...       Трагическим жестом мальчишка закрыл ладонью лицо, уткнулся в грудь мистера Фаустуса. Фаустус блеснул очками и протянул ему носовой платок. Транси платок взял.       Недоверие и подозрительность почувствовал старый граф, к учителю ― тот был угодлив, в дорогом костюме, шёл за мальчишкой нога в ногу и походил на тень… «Нет, этот никакой не учитель и не камердинер», ― подумал Пибоди, — «Только вот кто он такой, спрашивается?»       В одной из комнат Пибоди отстал, выглянул в раскрытое окно. За окном чернильная ширь с золотой каймой заволокла небо, согнула и проглотила лес и белыми клочьями ползла на дом. Ветер ударил в лицо Пибоди. И внутри у него похолодело: от проёма во тьму уходила сплошная глухая стена. Высота у стены была, точно смотрел Пибоди с двадцатого этажа. Граф вздрогнул. Утешил семья мыслью, что то марево и в окна более не выглядывал.       Но вскоре изнурённый мозг стал подводить Пибоди ― он шёл и слышал, как портреты перешёптывались за его спиной! Когда же у гобеленов он услышал звук мандолин, не поверил своим ушам, и спросил. ― Крысы, мистер Пибоди, ― ответил Фаустус, ― не узнали крыс?       Пибоди приоткрыл рот. И о звуках тоже больше не спрашивал. Удивительные вещи стали появляться перед Пибоди. Как в дыму замелькали одна за другой роскошно убранные залы, золочёные люстры, ковры, зеркальные полы, дорогая мебель…       Шли галереей. Мёртвая тишина царила внутри галереи.Гигантские зеркала блестели меж мраморных колон. В зеркалах блестела гроза.       И думал Пибоди уже о том, как этот дом купит, туда переедет, а свой снесёт. И беспокоило его теперь только, не подскачет ли замок из-за ремонта в цене.       «Восхитительный замок, ― подумал Пибоди, ― но до чего же холодно! С ума сойти!» Мысленно он вспоминал. И всё более неуютно ему становилось ― не вязались вспоминания. Неделю назад он был в доме и видел руины! Нельзя же, в самом деле, такой дом за неделю отремонтировать?       Алоис улыбался. Демон жаден был до красоты. Мальчишка это зная, не мог ему отказать. И вдруг спросил, будто старика видел насквозь: ― А вам, зачем вообще этот дом нужен? Развалина! Не сегодня, завра рухнет. Какая же будет досада, если он рухнет вам на голову. ― Застрою… ― ответил Пибоди. И тут же второй в воротничке подскочил к нему, что-то зашептал на ухо. И когда отлепился, Пибоди заговорил рьяно: ― Замок, жаль, но какое у него будущее? Он уродлив, стар, земли занимает полно, а дохода не приносит. Только вид портит. Я в прошлом году сдал пять акров под застройку и заработал сто тысяч! Ещё два я засеял подсолнечником, и он мне окупился вдвойне! Когда же он цвел, это была картина!       Пибоди всё говорил и не мог умолкнуть. Мальчишка смотрел на него с улыбкой, но терпение у него закачивалось. Когда же клетчатый стал рассказывать,как хороши газ, электричество, и пылесос, у Транси побелели костяшки пальцев. Он, приготовился огреть старика тростью. Но Фаустус это заметив, трость отобрал.       — Лес конечно надо вырубить…, — заключил Пибоди.       Алоис с Фаустусом переглянулись синхронно, сдерживаясь, что бы разом на гостя не броситься. Трость Фаустус вернул. Но Транси ничего не предпринял. На лице его плавала благожелательная улыбка. И только демон знал, сколько в этой улыбке ярости. — Значит, застроите? Коттеджами? ― учтиво спросил он. ― Да! ― ответил Пибоди. ― И сдавать будете? ― Да. ― Нуворишам? ― ужаснулся Транси. ― Нуворишам… ― бледнее ответил Пибоди. ― Ужасно! ― выкрикнул Алоис и Пибоди из бледного сделался, каким-то серым. ― Это кошмар! Я жил на этой земле, мои родители жили на этой земле, родители их родителей жили на этой земле. А сколько людей здесь умерло! ― воскликнул Транси. И Пибоди подскочил от страха, позабыв все свои планы, и спросил: ― Сколько? ― Да буквально на каждой ступеньке! Кто-нибудь да окочурился. И скажу по секрету не все от старости, ― шёпотом добавил Транси,― времена, знаете ли, были, смутные. ― О чём вы Алоис? ― вмешался викарий, ― ведь это не вы продаёте земли, а ваш дядя. И дом... ― Дядя здесь не причём! Забудьте дядю. Выбросите дядю из головы! — воскликнул Транси. — Он здесь не жил. И ничего не знает. Взялся продавать. Подумать только! Тут аферой попахивает, не думаете, мистер Уайт? ― Какой ещё аферой? ― спросил Пибоди. ― Самой противозаконной, — тихо подтвердил Алоис. ― Уголовно наказуемой, ― шепнул Фаустус. ― Вы на что это намекаете? ― возмутился Пибоди. ― Я намекаю? Да никогда! Я вам прямо говорю. Ведь хозяин дома я! А он продавать! И меня не спросил. ― Как, вы!? ― Так, я! ― вскричал граф. Три пары глаз уставились на графа. ― Вот дядя прохвост и аферист! На матушке моей женился, добра нажил, а то, что по её завещанию всё мне принадлежит, не упомянул? ― Забыл? ― спросил в воротничке. ― Конечно, забыл! ― Транси взмахнул руками, и тень фонаря метнулась в сумраке, ― разве мог он это скрыть, намеренно? Никогда! Он, понимаете ли, за мной только присматривает… ― Опекун? ― робко спросил гость. ― Опекун. Опекает он меня, восхитительно, как хорошо, верите? ― сказал Транси. И поспешил гостей провести в новые комнаты. И в комнатах заблудился.       Возникла пауза. Гости оглядывались. Транси гадал, открывая одну дверь за другой: ― Э-э-э…та? Нет, может сюда? Тоже нет. Я, знаете ли, сто лет тут не был, могу ошибаться… Клетчатый пискнул: ― Зачем же вы тогда нас повели? Транси искренне удивился: ― Как зачем?! Вы же хотели посмотреть дом. А Клод всегда мне говорит ― нельзя обижать гостя! Радушие, радушие и ещё раз радушие. Мы почти рады, что вы зашли! О, кажется, нашёл. Прошу!       Тут Фаустус толкнул какую-то дверь. Вошли. И клетчатый вскрикнул. Но голос его отразился как в пещере. Голова у клетчатого закружилась. Он, холодея, увидел, что в комнате в полу зияет огромная дыра. Дна у дыры в темноте не видно, и понял определённо, что в доме происходят подозрительные вещи. ― Это что.., ― задушено, прохрипел он, ― этот как? ― А так! ― ответил Транси, ― обвалилось, видите ли. Трубы старые подтекают. Перекрытия гниют. Вот результат. Сам признаться, когда произошло, чуть инфаркт не схватил. Всех слуг перепугал. Такие переживания! Но вам - то какое дело? Вы дом снесёте. Оно вам должно быть до лампочки. Не отвлекайтесь. Проходите. Мы ещё не всё осмотрели. Видите, чуть не упали. Здесь лестницы тесные, крутые. Думаете, с чего я взялся вам показать? Без меня вы бы пропали! Ужасный дом! Стропила гниют, своды вода по зиме ест, а с плющом мрак! Тот скоро сквозь камни пойдёт! Честно сказать сырость, мох,плесень. Хо-ло-дно! Южное крыло в руинах. Но не будем о грустном. Скажите лучше, куда вы кладбище денете? ― Какое кладбище? ― спросил Пибоди. ― Кто захочет жить в доме с видом на кладбище? ― спросил Транси. ― Люди приедут отдохнуть, а у них из гостиной лес и могильные плиты. Мрачная атмосфера для семейного отдыха, не думаете? Начнут огород капать, цветы сажать, помидоры и хвать!Кости. Человеческие. Они, говорят, несчастья приносят… ― Кто? ― в один голос спросили гости. ― Неупокоенные, — интимно шепнул Транси,— это же надо, с родственниками договариваться. Разрешения всякие. Выкапывать, рушить. Записывать! Архивы поднимать, семейные книги. Полицию! Тревожить души умерших! Оно хоть и старое…. Матушка моя там лежит. Вы её помните? От чахотки слегла. ― Так с вами и надо договариваться, ― сказал викарий. ― Хорошенькое дельце мёртвую родню продавать, ― заявил Транси, ― я может против! ― Ничего не понимаю, ― растерялся Пибоди, ― чушь какая-то! ― Это вы покойную матушку Алоиса чушью назвали? ― спросил Фаустус. ― Нет! ― Абсурд! Фаустус надменно хмыкнул. ― Ещё какой, ― воскликнул Транси, ― ведь там не всех, как полагается, хоронили! Ну, знаете нежеланные дети, тайные любовницы, мёртвые слуги. Всякое бывало… Тут с лестницы свалишься тюк ― шея набекрень. Не священнику же нести? А если чума? Когда тут мессы петь! Зароют под шумок. И не факт что на кладбище. Сад у нас большой… Ох, мне ли вам рассказывать? Вы в доме вдвое больше живёте. И не такое, видели, покайтесь? Он ухмыльнулся хитро, шагнул к Фаустусу и повис у него на локте. ― Представь Клод, ― продолжил он, ― поместье лорда Пибоди времён Вильгельма. Твой ровесник. Тысяча шестьдесят восьмого! Вы же из «круглоголовых», поправьте?       Но мистеру Пибоди нечего было поправлять. Он вытер испарину на висках и промямлил: ― Верно… ― Ну вот. Восемьсот лет истории ― это вам не шутки! Земля она всё помнит. Этому дому семьсот и он помнит! Вот замок в Скарборо разрушен, а в своё время какая была мощь! Никто его под коттеджи не сносил. Он заметьте моложе этого дома. ― Что вы говорите! — ужаснулся в воротничке. ― Соглашусь, милорд, ― ответил Алоису, Фаустус, ― какие там были ковры! Из самого Тебриза возили. ― Откуда вам знать? ― спросил клетчатый. ― Я там бывал, в лучшие годы. Какие, ковры! А сад… ― Как бывали? Вы не могли там бывать, — настаивал Пибоди, краснея, — он уже триста лет в руинах! ― Бывал, ― упрямо перебил его Транси, ― бывал, и не спорьте!       Тут же он к гостю подступил и, прикрыв рот ладошкой шепнул: «Боком, выйдет». Улыбнулся и метнулся к Фаустусу.       ― Верьте, как слышите. На слово. Клод у меня «старый джентльмен». Не соврёт. Раз говорит, что бывал, значит бывал. И иранские ковры видел. Точка! ― он топнул тростью и добавил: ― Это он сейчас может быть в руинах, а тогда в руинах не был! Все замолчали. Повисла пауза. Шли лестницей. Мрачными коридорами. ― Очень красивый дом, ― сказал вдруг викарий. ― Красивый, ― подтвердили в ответ. ― Что же вы такую красоту загубить хотите? ― со слезами на глазах вскрикнул Транси, ― Семь веков одним бульдозером снести? Ну, замахнулись! ― Я? ― растерялся Пибоди. ― Красота бессмертна, ― шепнул Фаустус. ― Воистину! ― отозвался викарий. ― А впрочем, пустяк! ― сказал Транси. ― Вы правы! Цену называли? ― Ну что вы дорогой Алоис, ― елейным голосом заговорил в воротничке, ― мы гости. Пришли посмотреть дом. При чём тут деньги? ― И верно. Ни при чём! ― радостно провозгласил Транси, точно речь и шла о пустяке ― Как ни при чём? — хотел возмутиться Пибоди, но не успел, ― грохнул звон.       Из темноты, перед гостями возник столик, на столике телефон. Фаустус снял трубку. Сказал в трубку «Ясно». Трубку повесил и обратился к мальчишке: ― Время ужина, мой лорд. ― Уже, ― удивился Алоис, ― тогда, прошу.       Он взмахнул тростью и распахнул высокие бронзовые двери. Гости ахнули. Два огромных каменных грифона охраняли двери.       Фокусы у Фаустуса получались выше всяких похвал, и Алоис с гордостью скоро на него глянул. Демон глянул в ответ.       Неизвестно какими путями, но в залу они попали, какой в доме существовать не могло в принципе ― огромный трехъярусный фонтан бил посреди залы! Герб Транси блестел на чёрном мраморном полу, а под потолком возвышался витражный купол. Откуда спрашивается купол? Разве есть у дома купол? Не видел Пибоди никакого купола. Потому что купола у дома не было!       За фонтаном сервирован был длинный, крытый синей парчой стол. И каких только блюд не стояло на нём; паштеты, пироги, сыры, салаты ― роскошь! Пибоди выпучил глаза и побледнел. Посреди стола в цветах стояла ваза, но ваза не то чтобы ваза, а олений череп…       Ужас почему-то охватил старого Пибоди. Ему показалось, что всё это перед ним нереально. Он крепко зажмурил глаза, тряхнул головой, глаза открыл и вздрогнул: стол не только никуда не делся, а сервирован, стал богаче, чем прежде. Осетрина, дичь, блестящие кувшины и кубки жгли глаза гостя. «Икра чёрная, икра красная, вырезка… «сандеманский портвейн, как вы любите» ― заманчиво шепнул ласковый голос над ухом Пибоди. И Пибоди сдался. Голод сменил в нём удивление и подозрительность. Выдохнув, он подошёл к столу. Но подойдя, отшатнулся и есть расхотел.       Маленькие, чёрные пауки бегали по скатерти. Стол ими кишел!       ― Что же вы стоите? Угощайтесь! ― позвал Транси с улыбкой.       Мальчишка сидел во главе стола на кафедре, Фаустус стоял по левую его руку и в поднятый бокал наливал вино. По правую же руку Транси сидел, как ни в чём не бывало, преподобный и ел. Чёрный орган, с блестящими золотыми трубами до самых сводов, заиграл по другую сторону залы. Пибоди прислушался и узнал реквием*. Тоска сжала сердце Пибоди. В голове у него всё перевернулось. Он вздрогнул, попятился и забормотал: «В-вод, воды…» Алоис крикнул: ― Кентербери налей гостю выпить!       На крик из зеркала вышел лакей в чёрной ливрее с хрустальным графином на подносе и молчаливо остановился. Пибоди ощутил, что близок к обмороку. И только благодаря огромному усилию воли в обморок не упал. «Там верно дверь за ним, ― подумал он». Улыбка у лакея была такая, с какой улыбаются, что бы через секунду влепить по лицу.       Дрожащей рукой граф поднял бокал ко рту, глотнул, и, глотнув, увидел, как Фаустус наклонился к Транси, что-то прошептал ему на ухо. Причём Транси в этот момент был уже в пурпурном домашнем халате, а Фаустус при нём во фраке дворецкого. И ни о чём другом нельзя было подумать, кроме того, что эти двое — сообщники! Между собой они, переговаривались вслух, но отчего-то на французском. Французский этот напоминал клетчатому латынь. И он его не понимал. Пауков больше не видел. Но ни который час, ни какой день вспомнить не мог. Помутилось в голове у клетчатого… Произошла пауза, в которую мимолётная, но страшная мысль лизнула изнутри его мозг. Как только же мысль пропала, он безумными глазами залу окинул и, холодея, из комнаты, попятился. Затем побежал. И вылетел в сад.       Сад был крохотный, квадратный, окружённый со всех сторон колоннами. Где угодно мог быть этот сад только не в Англии! Удушающая жаркая ночь цвела над садом. Шумели кипарисы и пальмы. Дождя никакого в саду не было! А были звёзды и синее небо. И большая жёлтая луна отражалось в пруду.       ― Куда же вы мистер Пибоди? ― позвал его Фаустус, ― вы пропустите десерт. Это внутренний двор. Гостям сюда нельзя, — сказал он и добавил, как-то растеряно, ― вы, что это, тоже больны?       Чёрная тень шла навстречу к Пибоди. От ужаса старый граф попятился и закричал:       ― Мистер Уайт!       Но никто не отозвался. Тень приблизилась.       ― Надеюсь, вы остались довольны домом? ― спросил Фаустус, ―не спешите. Вы заблудитесь.       «Я погиб!» ― подумал Пибоди и вскрикнул:       ― Помогите! Но крика не вышло - вышел шёпот. Он закрутил головой в поисках выхода. И увидел лакеев, стригущих изгородь.       ― Вы гость? ― просил первый с садовыми ножницами, на лестнице.       ― Вы заблудились? — спросил второй.       ― Вам помочь? — эхом отзывался третий. С этими словами глаза его алым светом блеснули во тьме. Лязгнули ножницы. Второй хихикнул и шепнул что-то на ухо первому.       Неизвестно, что спасло Пибоди от удара. Говорить ему было трудно. Он вдруг увидел перед собой тех же лакеев, но с острыми ушами, рогами, хвостом…Ни дом, ни смотр, ни объяснения, не нужны стали Пибоди. А нужен, стал выход. Он нуждался и нуждался отчаянно, чтобы спал морок и из дома его выпустили!       И он побежал. И скоро задохнулся, от бега, но выхода не нашёл. Коридоры обрывались тупиками и сворачивали в комнаты, через которые они не шли! Почему так, Пибоди старался не думать. Звуки гнались за Пибоди тяжёлые, громкие, как автомобильные гудки. Вспыхивал и гас свет. Двери возникали то спереди то сзади. Он бы прыгнул в окно, но боялся в окна даже глядеть, мельком, чтобы не лишиться рассудка.       Вдруг одна из дверей впустила его. И он вновь оказался в зале с фонтаном. Только фонтана там уже не было. Транси не сидел за столом, а стоял у колонны рядом с Фаустусом. И ждал. Тощий в воротничке, хотел ему помочь, но Пибоди бросился бежать.       «Опоили! Ну конечно! Опоили,― подумал он, и голова у него вдруг просветлела, ― но тогда выходит мне это привиделось? Не надо было садиться с ними за один стол. Воду то я взял! Они меня отравили. И мне это всё видится! Я опоен. Отравлен! К чёрту этот дом! Полиция! Мистер Уайт!»       Самое же удивительное было, что из всего, найденного про мальчишку, выходило подозрительно: брат мёртв, мать мертва, Хэмилтон о его возращении не упоминал, а о сопроводителе никому ничего не известно не было вовсе! И ведь был же в школе пожар, как он выжил? Ведь в газете писали — «пропал без вести»…       За дверью тьма вдруг схлынула. И клетчатый, глазам своим не поверил. Зала была огромна, залита солнечным светом, белым мрамором, потолок имела стеклянный сводчатый и по центру бассейн. Вокруг росли пальмы. В пальмах пели птицы. Пахло цветами. Жара стояла такая, что Пибоди закружилась голова. Викарий подошёл к нему и точно нехотя стал отряхивать. Малькольм издал какой – то сдавленный звук и (не удивляясь больше даже, что в доме оранжерея) уставился на Транси.       Транси ему ухмыльнулся, вздёрнул вверх руку и щёлкнул. Зала перевернулась, как рулетка и предстала сумраком огромной кухни. В сумраке рядом с Транси возник Фаустус, рядом с Фаустусом лакеи. Огромный камин полыхал позади лакеев.       ― О, Боже! ― выкрикнул Пибоди, чувствуя, что происходит что-то странное и необъяснимое, кругом. Он оглянулся затравленно, боясь, что комната перед ним не настоящая, тоже вот, вот исчезнет, и белыми губами добавил: ― Помилуйте, к-кто вы такой?       ― Vous ne le croiriez pas si je vous le disais*, ― произнёс Клод, обращаясь к мальчишке.       ― Qu'est-ce que tu! Bien sûr que, croira! Pauvre, vieux fou, ― ответил ему Транси. Этот ― учитель, а может и не учитель вовсе, стоял перед ним очень чётко, в анфас. И Малькольм теперь видел что росту он огромного, глаза у него за очками жёлтые, а тень расплывчатая и живая. Транси же стоял рядом с тростью в руках и в свете огня выглядел зловеще. Пибоди взвизгнул, плача:       ― Прекратите, я вас не понимаю! Транси рассмеялся:       ― Вас, граф, вижу, пугают мои слуги? Да, не стану врать они и меня сперва пугали. Адски верны, знаете ли. Впрочем, они … иностранцы и вас не понимают.       Старый граф, чувствуя ещё шаткость пола, вздрогнул ― глаза у Фаустуса из золотисто-жёлтых превратились в пламенные. И Пибоди понял, что человек перед ним, даже никогда человеком не был.       ― Какой он иностранец… ― вскричал ошеломленный Пибоди, ― н-не прикидывайтесь! Вы не иностранец. И не воспитатель! Нет. Это безобразие какое-то! Я вызову полицию!       ― Вызывайте.       — Вас арестуют!       ― Меня, — наигранно удивился Транси, — за что?       — Ты… ты сумасшедший! ― чувствуя слабость в ногах, крикнул Пибоди.       ― А мы с вами на брудершафт не пили, что бы вы мне тыкали, мистер Пибоди, ― съязвил Транси.       ― Мальчишка, ты не в своём уме!       — Хватит, — оборвал граф, — невежливо, так себя вести гостю. Вы пришли смотреть дом. Насмотрелись? Брать будете? Нет! Вот и хорошо! Тогда на месте сейчас всё решим.       Клод молча выгрузил на кухонный стол, неизвестно откуда взявшийся, чёрный чемоданчик. Щёлкнул. Чемоданчик раскрылся. В чемоданчике оказались деньги.       — Здесь аванс, — пояснил Транси, — где ваш договор с дядей?       ― Дома в кабинете, ― как заговорённый ответил гость, не сводя с чемоданчика глаз.       ― Секретер, второй ящик справа, ― пояснил Фаустус.       ― Клод, подай договор…       В руках у камердинера появилась заветная бумага. Транси договор прочитал и продолжил:       — Здесь сказано, что если вы от покупки отказываетесь, аванс не возвращается. Я же, как радушный хозяин предлагаю треть аванса и…. вашу жизнь, — он расплылся в ядовитой ухмылке, ― а то ведь знаете, как это бывает? Оступился, упал, очнулся а, … впрочем, не очнулся. Подписывайте!       Он протянул Пибоди бумаги. После всего произошедшего старого графа не удивляло уже то, что договор был с печатью, заверен и подписан нотариусом. «Что угодно подпишу, ― подумал Пибоди, ― если меня отсюда выпустят!»       — У-у м-меня нет ручки, — сказал он.       Гость внезапно стал заикаться.       — Клод, дай гостю ручку.       Гость взял ручку и осмелел:       — Я т-требую весь аванс целиком.       Транси прищурился. Лицо его выражало спокойную умильную радость. И радость эта напугала Пибоди сильнее, чем живая зрячая тень за его спиной.       — Какой вы, однако, жадный, а? Понимаете ли, вы не можете ничего требовать, мистер Пибоди. Вы — заложник. И почти мертвы, — воскликнул граф, — подписывайте!       — Половину, — сказал гость, увереннее, — можете оставить себе дом и земли.       Мальчишка рассмеялся, оглянулся к Фаустусу.       — Смотри, Клод, он ещё торгуется! Я же говорил, легко не отделаемся, ― он, вновь глянул на Пибоди, и добавил, ―конечно, могу. Потому что они — мои. Подписывайте!       Гость вскрикнул:       — Это была честная сделка!       Транси топнул тростью и на гостя рявкнул:       — Это была глупая сделка! На кону ваша жизнь. Подписывайте!       И гость подписал. Бумаги Транси скоро прочитал и передал Клоду. Первую же из секретера повертел в руках со словами:       ― Ай-яй-яй. Вот же дядюшка. Человеческая глупость. Ну, так время её уничтожить. Никогда никакого говора не было. Это мой дом и земля моя, да будет вам известно!       Бумагу Транси порвал и бросил в огонь. И огонь бумагу пожрал. Фаустус обратился к гостю.       ― Итак, мистер Пибоди, вы утверждали, ― сказал он, ― что нечистой силы не существует, и что этот дом будет вашим, и вы его снесёте. Но вот нечистая сила перед вами. Вы видите её своими глазами. А дом господина снова принадлежит ему и невредим. Из чего выходит, вы ― лжец. И дел с вами иметь не стоит.       ― Причина вашего визита исчерпана, ― внушительно сказал Транси, ― как хороший хозяин я должен вас препроводить, ― добавил он и вдруг крикнул: «Вон отсюда!»       Двери распахнулись. Ворвался дождь и Пибоди белого как смерть, с чемоданчиком, без плаща, без шляпы, спотыкающегося на ходу, смыл.Следом за ним исчез преподобный.       Транси хохотал. Фаустус двери закрыл. И они направились в залитую светом гостиную. Где ждал ужин, горящий камин и мягкий диван с пурпурными подушками.

__________________________________

      Но был в доме и третий гость! Не иначе deliria persecutionis* была у гостя! Потому как бегал он по дому как мышь — перебежками. Что-то искал и всего боялся….       Неизвестно как звали гостя. Но работал гость журналистом в газете. И если бы ещё два дня назад ему сказали, ― «твоя работа тебя погубит!»он бы отмахнулся и ответил улыбкой «где наша, не пропадала?». Попав же в старый особняк Транси, он провёл там полчаса и улыбка его померкла. Он готов был пропасть...       С самого утра он бродил по дому, и дом был пуст. Что удивительно, потому как утром его приветствовал дворецкий,он видел двух лакеев, какого-то мальчишку, даму с белыми волосами... Теперь же тишина. Пыль. Никакого мальчишки с дворецким в доме не жило. И жить не могло. Потому что ни жильцов, ни слуг, ни даже звука живой души не было в доме! Зачем же спрашивается его, профессионала своего скромного дела туда прислали? Для чего?       Мелькали окна. Двери. Какие – то лестницы. За окнами лил дождь. Дальше ― мрак! Странные вещи происходили в доме. Журналисту казалось, что всё вокруг шевелится.Дрожа от холода, в темноте, он шёл голыми пыльными залами, и страшные картины глядели на него со стен этих зал. Но не это напугало журналиста, а то, что дом казался заперт. Намертво! Когда же картины пришли в движение, раскаты бури,лязг метала, камней, пламени, океанских вод и наконец, самое ужасное крики людей которых пожирала пучина,настигли журналиста, он стал бледнеть. И понял, что надо делать, ― бежать. И бросился вон.       Он пытался найти телефон. Пытался звонить. Но телефон был мёртв и глух. Никто не отвечал. Когда же, наконец, ответили, журналист испугался ещё больше. Потому как узнал по голосу дворецкого, которого встретил утром. Тот сухо спросил «Кто? Откуда у вас номер? Это внутренняя сеть». И звонивший трубку бросил. Ему хотелось кричать. Но кричать он не мог, потому что боялся быть обнаруженным...       У Фаустуса же, от звона со всех углов дома, трещала голова! Лишь приказ господина не позволяли ему сорваться и гостя придушить, как крысу. Демон выжидал момент о госте сообщить и посмотреть что будет. Наконец за ужином он, к Алоису наклонился и сказал тихо: «У нас третий гость, Ваше Высочество».