The chaos is you

«Купи по дороге сыра. И чтобы без глютена. Рикотта там, Чеддер, ты поняла».       Мина закатила глаза, когда прочитала сообщение от своего нового сожителя. Ей так хотелось послать к чертям его и его сыр, который он добавляет во что угодно, даже мог бы и в кофе, если сильно захочет. Но он всё ещё заботился о своей фигуре, мистер напыщенный нарцисс. «Куплю тебе самый дешёвый»       Её сообщение сразу же было прочитано. Мина знала, что сейчас будет, и её это постоянно забавляло, каким бы Нейто чёрствым ни был. «Золотце, ты же знаешь, что он не придает такого приятного послевкусия. Скорее, просто нотки резины и палёного пластика» «Куплю я тебе твой сыр. Только не называй меня золотцем» «Как скажешь, дорогая» «И так тоже!» «Какая недотрога. Возвращайся скорее, Сецуна уже добралась до твоей косметички» «Не разрешай ей до неё дотрагиваться! И вообще, спрячь её, она стоит дороже, чем твое нафуфыренное лицо» «Только если получу свой заслуженный сыр» «Ладно, по рукам, крыса»       Мина рвано вдохнула холодного воздуха и поспешила в больницу. Быстрый стук каблуками по плитке эхом разносился по опустевшей вечерней улице города. Что уж говорить, она была единственным человеком, решившим выбраться на улицу после полудня в день Рождества, однако тишина города её завораживала. Словно ходила по постапокалиптическому миру фильма «Я — легенда», ощущая себя брутальным Уиллом Смитом. Жалко Нейто не пошел с ней, отлично вписался бы в роль собаки.       Ашидо слегка улыбнулась, скрывая свою улыбку в розовом шарфике. Совсем недавно, после тех ужасов, которые пережили она и её друзья, Мина собрала свои силы и забрала свою дочь из приюта. Конечно, теперь её ожидают ежемесячные проверки от социальной службы, посещение семейного психолога, а так же совместная жизнь с Мономой, с которым она находилась в фиктивном браке. На этой мысли девушка невольно поёжилась. Да, она уже замужем, но фиктивный брак сложился только ради Сецуны, и больше ничего. Конечно, Нейто очень хороший друг, но романтические и тем более семейные отношения Ашидо с ним не представляла.       Ему, скорее, подойдёт зеркало или же такая же заучка, как и он, любящая перечитывать законы снова и снова. Уж точно не такая, как Мина.       Она и поверить не могла, что празднует Рождество в кругу «семьи». Она, Нейто и Сецуна.       Сецуна…       Мина и не заметила, как перед ней резко открылись входные двери больницы. Кто-то явно спешил выйти из неё поскорее, отчего девушка чуть не стукнулась лбом об стекло. Она придержала дверь и вошла внутрь. Даже в преддверии Рождества здесь продолжалась работа по спасению здоровья людей. Медсестры сновали в разные части коридора, стойка ресепшн принимала частые звонки и консультировала прибывших в больницу людей. В нос ударил запах нашатыря, бинтов и чистящего средства.       Мина подошла к стойке, сказала номер палаты. Получив гостевой халат, она направилась в сторону лифта. В её руках вертелся небольшой пакет. Она зашла в пустой лифт и нажала кнопку этажа. Лифт неторопливо повез её наверх.       Добравшись до палаты, она тихонько постучала и, услышав ответ в виде тихого «входите», открыла дверь. — А вот и я, — с лёгкой улыбкой сообщила о своем приходе Мина. — А ты не рано? — тихо спросила Очако, открывая от лёгкой полудрёмы глаза. От Мины повеяло холодом, свежестью и бодрящей энергией праздника. — Надо всё успеть сделать до Рождества, — Ашидо процокала к окну и раскрыла шторы, чтобы впустить в комнату естественный свет. Быстренько сняла шарф, беретку, кинула их на свободный стул, заодно положив туда и пакет. — Как он? — Ашидо присела на край кровати. Монотонное пиканье медицинских приборов придали лицу девушки серьезность, подчеркнув небольшие морщинки на переносице. — Всё так же, — грустно ответила Очако, выпустив воздух из лёгких. Посмотрела на умиротворённое и бледное лицо Хитоши, которое не выдавало ни грамма эмоций. Очако поправила одеяло, дотянув его до шеи парня. — Как говорят врачи, жить он сможет, но состояние очень серьезное, ему нужно долгое обследование. Так что неизвестно, сколько он ещё здесь пролежит. — Спасибо, что сидишь с ним, — с искренностью сказала Мина ей. — Просто удочерение Сецуны, эти бесконечные документы, органы опеки, полиция, допросы, голова ходит кругом. — Нет, нет, я все понимаю, — поспешно уверила ту Очако. — Мне вовсе не тяжело. Я понимаю, что у тебя трудное время, да и мне… — Урарака отвела взгляд. — Мне как-то полегче здесь. — Мне жаль, что случилось с… — Мина кашлянула, и тише продолжила, — С Асуи. Тебе очень тяжело сейчас. — Нам всем сейчас тяжело, — отвела от себя разговор Очако. Мина поняла, что данная тема для шатенки очень напряженная, и поэтому не считала нужным заикаться об этом дальше. — Но мы справимся. Как и всегда. — Я тут принесла кое-что, — спустя небольшую паузу Мина решила разрядить обстановку. Подошла к пакету и достала оттуда снежный шар, внутри которого стоял толстенький Санта Клауз с большим мешком подарков. — Это довольно мило, — хихикнула Очако, повертев шар в руке. Снежные блестки медленно падали вниз, и Урарака вспомнила свое детство с коллекцией таких снежных шаров, и невольно улыбка на лице стала больше. — Небольшой презент хмурому пацану, который ненавидит ничего милого, — хмыкнула Мина, кинув взгляд на Хитоши. — Наверное, от этого он проснется, брезгливо посмотрит на шар и разобьёт его к чертям, но я только этого и добиваюсь. — Очень заботливо с твоей стороны, — громче хохотнула шатенка. Ашидо тоже не смогла сдержать смешка. — Моя забота очень редкая, так что цените её. Ну а я пошла. — Так быстро? — удивилась Очако, когда Мина начала собирать вещи. — Нужно успеть навестить Изуку и Бакуго, а ещё и Монома заставил меня его прихоти исполнять, так что дел полно. — Хорошо. А я ещё здесь посижу.       Уже открывая дверь, Мина повернулась к Очако и как-то странно посмотрела на нее. Шатенка удивлённо нахмурила брови, потому что показалось, словно Ашидо смотрела на неё как-то… заботливо. — Какие планы на Рождество? — выдала Мина, всё ещё стоя на пороге между комнатой и коридором, отчего была видна только её голова. — Н-никакие, — неуверенно ответила Очако, посмотрев сначала на девушку, а потом на свои руки. — А что? — Не хочешь отпраздновать у меня? — от такого предложения Очако зарделась. Она не ожидала, что Мина позовет её на такой семейный праздник, да и в принципе не ожидала, что розоволосая так быстро поменяет свое отношение к ней. — Н-не знаю… — Зато я знаю. Ты идёшь сегодня ко мне домой, праздновать Рождество. Отказы не принимаются.       И с такими словами она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. Очако улыбнулась. Внутри неё спустя столько времени снова зародилось тепло. — Не буду я есть твои фрукты, — обыденно бурчал Бакуго, с недовольной рожей смотря на парочку апельсинов, покоящихся на его прикроватной тумбочке. — Поверь, эти фрукты не тебе, так что захлопни пасть, — ответила Мина, скрестив ноги. — Я могла тебя вообще не навещать, так что лучше скажи мне спасибо, паршивец. — Не больно ли ты дерзкая по отношению к герою войны? — фыркнул Катсуки, наградив девушку очередной порцией сарказма и язвительности. Так сказать, поддерживал их общую волну токсичных людей. — Я скорее поверю, что отращу себе яйца, нежели буду называть тебя героем войны, — Мина слегка наклонила голову вбок, с интересом смотря на блондина. — Хотя на войне ты точно побывал.       И в самом деле. Нога Катсуки была загипсована, руки и голова перебинтованы, а на лице находились множество пластырей, словно все запасы больницы были использованы именно на Бакуго. Хоть он и шёл на поправку, фиолетовые синяки, потускневший взгляд и сероватая кожа выдавали его состояние с головой. — Интересно было бы посмотреть на тебя с яйцами, принцесска, — прохрипел блондин, приподнимаясь с койки. Мина лишь закатила глаза на его, увы, недосаркастичные слова. — А на тебя — в короткой юбке чирлидерши. Ну что, исполним свои влажные фантазии? — Пошла к чёрту.       Оба хохотнули. Мина хлопнула в ладоши, поправила халат и встала со своего места. — Ну, я пошла. Очень неприятно было пообщаться с тобой. — Стой, — остановил её Катсуки, когда та наклонилась за фруктами. — Чего? — не поняла Мина. — Ты всё равно не будешь их есть. — Да я не об этом, — отмахнулся от неё Катсуки. Он наклонил голову вниз, его голос стал звучать тише. — Ты… ты идёшь к Изуку?       Мина выпрямилась и посмотрела на него с долей сочувствия и понимания. Она видела, как он себя вел, даже во время их коротких разговоров. Он был чрезвычайно задумчив. И ещё у него красные, тусклые, печальные глаза.       Ашидо заходила к Бакуго всего пару раз, но все эти два раза он спрашивал об Изуку, о его состоянии. Мина не стала врать, это было бессмысленно. «Изуку ещё не просыпался», — вот что она ответила. И Катсуки все оставшееся время молчал. Она его понимала, поэтому не задерживалась.       Но сейчас врачи наконец разрешили ему подниматься. Правда, с гипсом он далеко не уйдёт, так что ему предоставили костыли, чем Бакуго и собрался воспользоваться. — Тебе помочь, пират? — скрестив руки на груди и приняв вальяжную позу, поинтересовалась розоволосая у Бакуго, который вприпрыжку добирался до костылей, стоящих в паре метров от койки. На её слова блондин по-обыкновенному нахмурил брови и бросил на девушку грозный взгляд. Мина только засмеялась про себя. Боже, этот взгляд ещё кого-то пугает?       Хотя, Мина совершенно не знала этого парня и всего того, что он мог натворить в прошлой жизни, являясь членом мафии. — От тебя уж точно не нужна, принцесска, — буркнул Катсуки, вооружившись костылями, которые ему приходилось использовать впервые. Делая шаг вперёд, он слегка скривил костылём, из-за чего чертыхнулся, но устоял на месте. Похоже, путешествие до палаты Изуку будет долгим. — Что говорят о его состоянии? — спросил Катсуки, когда они с Миной не торопясь шли по больничному коридору, пустующему в преддверии праздника. Хотя здесь праздником и не пахло. Скорее, запахом препаратов, накалённого волнения и щекочущего страха.       Мина смяла пакет в руке и старалась не смотреть на Катсуки, хотя тот настоятельно требовал установить с ним зрительный контакт, дабы удостовериться в правдивости новостей. Ашидо сама не знала, правду ли она собирается говорить или нет. Но о плохом старалась не думать вообще. — Сказали, что у него большая потеря крови, — тихо ответила девушка, хотя было такое чувство, словно она прокричала это на весь коридор из-за находящегося в нём эхо. Она чувствовала, как парень сильно напрягся. — Травма руки, головы, сломано ребро… Он находится в искусственной коме, Бакуго.       Тот тяжело и очень медленно выдохнул, остановившись на месте. Выросшие светлые волосы закрыли его лицо. Он молчал, и этим всё было сказано лучше слов. — Но также говорят и то, что он скоро очнётся, — Мина решила морально поддержать Катсуки. И себя тоже. — Он идёт на поправку.       Но Бакуго всё молчал. Мина прикусила губу и пошла дальше по коридору, не дожидаясь парня. Она чувствовала, что он пойдет за ней дальше. И, наверное, оставить его ненадолго наедине было хорошим решением.       А вот и нужная палата. Уже отсюда Мина слышала пиканье, и ей стало не по себе. Снова. Она зашла в палату, тихо, боясь потревожить долгий сон пациента. Изуку всё так же лежал на кровати, по его рукам тянулись многочисленные трубки с препаратами, аппарат ИВЛ монотонно жужжал, как назойливая муха, а отходящая от него трубка к носу и рту парня позволяли тому дышать размеренно и спокойно. Он просто спит, повторяла себе Мина. Он скоро вылечится, и всё станет на круги своя.       Всё-таки сегодня Рождество, и она надеется на чудо. Хоть раз в жизни.       Она присела на стульчик, поцеловала Изуку в лоб и убрала на бок растрёпанные волосы. Он почти не холодный, заметила Мина, поглаживая его руку. На лице промелькнула еле заметная улыбка. — Долго ты шёл, — ответила Мина вошедшему, думая, что Катсуки наконец добрался до палаты, но нет. Это был не он. — Детектив? — озадачилась девушка, приподнимаясь с места. Тсукаучи прибыл неожиданно, и уж точно его здесь не ждали. — Что вы здесь делаете? — Я решил проведать больных, — уставшим голосом произнес мужчина, оставляя дверь открытой. — Сейчас к нам должен подойти мистер Бакуго, верно? Я видел его в коридоре, но он был слишком нагружен, когда я предложил ему свою помощь. — Сами знаете, в каком он состоянии, — ответила ему девушка, тяжело присаживаясь на место. Говоря по правде, Мина не была рада присутствию Тсукаучи, потому что знала, что простым приветствием он не обойдётся. Даже в этот день он не отстанет со своими расспросами, которые Мину уже знатно выбесили. — К тому же, Изуку до сих пор не проснулся, — продолжила девушка, призывая детектива уйти. Но он не уходил. Наоборот, намеренно прислонился к стене, устроив руки в карманах брюк. Бейдж теперь уже шерифа города поблёскивал на его шее, но девушка не горела желанием поздравлять его с повышением. Скорее, её желанием было съязвить про вытянутый шрам от ожога на одной стороне лица, от лба до губ, который он получил во время заварушки в ночном клубе. Когда Киришиме пришлось вытаскивать из огня и Тсукаучи, и Бакуго.       Кстати, надо спросить, как поживает ещё один герой войны, Мина поставила это себе на заметку. — О, а вот и вы, мистер Бакуго, — Тсукаучи повернул голову в сторону парня. Катсуки посмотрел на него безэмоциональным взглядом, таким, каким мог поспорить с постоянно каменным лицом Тодороки. — Не сейчас, — коротко сказал блондин, присаживаясь рядом с Миной на свободное место. Сейчас всё его внимание было сосредоточенно на лежащем на койке Изуку, и на все остальные звуки, а тем более на людей, ему было совершенно наплевать. — Я понимаю, что пришёл не вовремя, но я должен поделиться с вами серьёзной вещью, — с сочувствием посмотрел на них детектив. Он знал, что лезет не в то время, но он не такой человек, который в каждой бочке затычка. Значит, дело действительно очень серьёзное.       Но Мина не хотела во всё это лезть. — Я, пожалуй, пойду, — она наклонилась к Катсуки и очень тихо прошептала: — Если Изуку очнётся, ни слова о том, какие ужасы происходили, ты понял? Дай ему ото всего отдохнуть. — И без тебя знаю, — с грустью прозвучал голос Катсуки. Ашидо даже немного удивилась этому. — Держи, — перейдя на свой обычный голос, Мина отдала пакет Бакуго. — Тут любимые фрукты Изуку и его шоколадный пудинг. Так, мало ли что.       Специально не обратив внимание на господина детектива, стоящего возле двери, розоволосая со словами «Счастливого Рождества» громко хлопнула дверью. По коридору был слышен отдаляющийся от них звук каблуков. — Что вам надо? — после непродолжительного молчания сказал Бакуго, не отводя взгляд от веснушчатого паренька, руку которого он так нежно поглаживал. Его сердце било в такт пищанию прибора.       Тсукаучи не говорил сразу, а значит он либо пытался правильно преподнести информацию, либо ждал, пока Катсуки будет готов к тому, что он скажет. Может говорить сразу, Катсуки уже похрен на все новости, плохие или хорошие. Не о них он сейчас переживал, а о том, кто спокойно спал на койке, переживал по тому, по которому он отчаянно нуждался.       Снова услышать высокий голос, быструю неловкую речь, большие яркие зелёные глаза, отчётливые веснушки, блестящие на белёсом личике. Вот что сейчас ему было нужно. А остальное подождёт. — Не буду ходить вокруг да около, — Тсукаучи остановился напротив Бакуго, повернулся в сторону окна и прислонился руками о подоконник. — После того происшествия в ночном клубе мы с группой ребят проверяли полусгоревшее помещение… — Короче, кэп, — хрипло поторопил его Катсуки. Его сердце неприятно кольнуло начинающееся волнение. Ему это очень не нравилось. И ещё то, что Тсукаучи продолжал молчать. — И там не было тела, — низко произнес детектив, смотря в окно. — Мы думали, Даби сгорел в том пожаре, ведь он бы не успел выбраться. Но его тела там не было. Он всё ещё жив. И он всё ещё на свободе.       У Катсуки перехватило дыхание. Он закрыл лицо руками и облокотился о кровать. Руки перешли к волосам, сильно их сжимая. Показывая глаза парня, олицетворяющие холодный страх, бешенство и тихую, но заметную панику.       Даби снова выбрался почти что из мертвых. Катсуки знал, что охота на него продолжится. Что Даби не остановится ни перед чем. Это уже не человек, это ходячий ужас и адская злость. — Пиздец, — только и сказал Катсуки, тупо устремляя глаза в одну точку.       Тсукаучи повертел в руке свой жетон, произнося: — На этом всё. Извини за такую новость, но я должен был тебе сказать. Желаю скорейшего выздоровления.       На этих словах Тсукаучи покинул палату молча, оставляя Катсуки практически наедине. Бакуго представил, что, если бы не Изуку, стены палаты уже давно бы съели блондина и свели его с ума.       Он снова взял руку Изуку. Прислонил к своему лбу и сидел так до тех пор, пока к ним не пришел врач. *** — Ты ждала меня.       Очако смотрит на неё. На такую спокойную и тихую, словно мотылек, порхающий вечером в поисках лучика света. Спокойный мотылек, который нашел свет в огне, что он учинил.       Очако больше не верила ни её глазам, которые с сочувствием и чувством вины взирают на нее, ни перечеркнутому гримасой грусти лицу, ни её словам, какими они ни были.       Она чувствует лишь кромешный ужас и боль, скормленную человеком, находящимся напротив неё. Только это остаётся в её душе. — Прости меня, — Асуи начинает свою примирительную речь. Очако её не слышит. Совершенно. Видит только тёмные длинные волосы, блестящие при свете мигающего фонаря, её слегка наклонённую, но уверенную стойку. — Мне, правда, очень жаль за всё то, что я натворила. Мне нужно поговорить с тобой.       Очако не слышит того, что ей заливают в уши. Она лишь видит. Видит, что с ней играют, и настолько искусно и жестоко, будто бы знают, что она поверит. Она бы так и сделала, если бы не жесткое напоминание, набатом кричащее у неё в голове. — Это правда? — Очако еле выговаривает слова, потому что ей страшно разговаривать с Асуи. Реально страшно. — Ты работаешь на мафию?       Асуи наклоняет голову, как и всегда делает, когда собирается сказать нечто серьёзное. Но даже молчание для Урараки — уже ответ. — Мне просто нужно знать, почему? — Очако дрожит. И от холода, потому что по ночам в декабре холодный ветер набирает обороты. Дрожит от морозного страха перед человеком, которого любила когда-то. — Это очень сложно, — отвечает Тсую, решившись сделать шаг навстречу. Очако, наоборот, отходит назад, к дому Тсукаучи, где на них смотрели Каминари и пришедший человек детектива, который уже позвонил полиции. На их разговор остаётся совсем немного времени. — Просто скажи, почему ты разрушила жизнь Сецуны? — Очако плачет, потому что сдерживаться уже нет сил. Руки собираются в кулаки, ногти впиваются в кожу, доставляя отрезвляющую боль. — Почему ты поступила так с ней? Со мной? — Я любила тебя, — а голос Асуи такой же спокойный. Ей что, наплевать? Очако начинает беситься. — Я сделала это только ради тебя. А Сецуна… — девушка хмыкает и пожимает плечами. — Зачем мне объяснять, если ты всё равно меня не поймёшь? Посмотри на себя: ты даже и слушать меня не желаешь. Тогда какой смысл?       Действительно, какой смысл? Если время не повернуть вспять, предотвратить ужасную ошибку?       Сейчас Очако просто остаётся без сил. Без ничего. — Решила проведать меня?       Асуи сидела напротив Очако, как и тогда. Только теперь их разделяла стеклянная стена, поделённая на сектора. Урарака не хотела сюда идти, но внутренний голос просил явиться, чтобы снова взглянуть на Тсую. Высшая степень мазохизма, не находите? Очако засмеялась от самой себя. — Почему бы и нет? — Думала, ты останешься на Рождество со своей семьёй. — Но, как видишь, я здесь. Или ты не рада меня видеть?       Очако не знала, откуда у неё появилась такая уверенность в голосе. Может, она просто перестала бояться?       Она крепче сжала телефонную трубку в руке. Асуи напротив неё хорошо смотрелась в оранжевом тюремном костюме. Этот цвет ей прекрасно шёл.       Тсую улыбнулась. Она знала Очако насквозь, потому что та позволила видеть её всю. Но Урарака не видела Тсую никогда. Она совершенно не знала её, и, похоже, уже не удостоится возможности узнать. — Ты всегда знаешь ответ. Я действительно рада тебя видеть, просто не ожидала встретить тебя сегодня. — Я пришла сюда, чтобы попрощаться.       На лице Асуи промелькнуло заметное удивление. И горечь. — Я понимаю, — она наклонила голову, несколько раз кивнула. В прошлом Очако было бы её жаль. Сейчас ей всё равно. — Поэтому забудь меня так же, как я собираюсь забыть тебя. — Я не смогу. — Это твоё дело. Но я больше не приду сюда. И не ищи меня, пожалуйста. Не нужно. Счастливого Рождества.       Очако поднялась, аккуратно повесила трубку. Руки её дрожали, как и глаза Асуи, которая провожала её до конца коридора. Урарака открыла дверь на улицу и вышла. На душе как-то полегчало. *** — Last christmas, I gave you my heart… — тихонько напевал Каминари, успевая под такт лёгкой мелодии, доносящейся из наушников. Небольшой морозный ветерок заставил парня прикрыть нос домашним вязаным шарфом. Тонкая рука с кольцами почесала щеку, на которой остались капельки моросящего инея.       В такие моменты Каминари казался ещё более безмятежным, словно зимняя пора даровала ему наибольший вид милоты. Киришима всегда наблюдал за ним, потому что так ему становилось спокойнее.       Каминари не успевал шагать за Эйджиро и его широкими шагами. Об этом красноволосый постоянно забывал, но сейчас он позволил себе не спешить. Вечер только начинался. — Как думаешь, хорошее решение было пойти отмечать Рождество у Мины? — спросил Денки, продолжая напевать новогоднюю песенку. Киришима не видел в этом ничего такого, хотя отлично понимал, куда они собрались. К бывшей девушке Денки, которая, похоже, ещё питает некоторые чувства к нему…       Но спустя то ужасное событие, потрясшее город и их в большей степени, он с Денки и Миной с Мономой стали общаться всё больше и, на самом деле, ребята оказались не такими уж и плохими людьми, чем раньше. Хотя и со своими заскоками, присущими каждому. Но Киришима познакомился ещё с одним человеком, а именно с дочкой Мины, Сецуной. Кстати говоря, они сильно поладили, что даже Монома не вызывал доверия у малышки, как грозный красноволосый мужик. — Я думаю, здесь нет ничего плохого, — просто ответил Эйджиро, прищурившись от ветра. Денки никогда не понимал, как Киришима мог ходить в такой мороз в обычной ветровке и светлых джинсах и не замерзать, когда он сам был укутан в толстый пуховик, шарф и шапку.       Денки тихо ухмыльнулся в шарф. — Небось, по Сецуне скучаешь, — весело сказал он, слегка толкнув Киришиму плечом. Эйджиро не сдержал ухмылки тоже. — Мне стоит ревновать, что всё внимание уходит этой девочке. — Не думай так, — хохотнул Киришима, с теплотой вспомнив радостного ребенка. — Ты у меня на первом месте.       Киришима вновь стал серьёзным. С этим Денки ничего поделать не мог. После той ночи Киришима стал серьёзнее, чем когда-либо, и выдавить из него улыбку удавалось крайне редко. Только если он отвлекался от любых мыслей или же сидел с Сецуной. Каминари с горечью прикусил губу и взял руку Киришимы, всё ещё тёплую, в свою. Она шершавая. Стала ещё шершавее с того момента, как он доставал из горящего помещения друзей и обжёг половину руки.       Они не говорят об этом, да и вспоминать такое не очень приятно. Особенно в канун Рождества. — Мы не взяли с собой никаких подарков, — спохватился Каминари, беглым взглядом начиная разыскивать подобающий магазин подарков. — Точно, — кивнул Киришима. Он указал чуть левее Каминари. — Вон там есть лавочка со всякими побрякушками. Может, найдем что-нибудь интересное. — Тогда вперёд!       Денки резко потянул Киришиму за собой, чуть не упав на заснеженный асфальт. Ему хотелось разогреть парня хоть немного, потому что нуждался в нём, в нём прежнем. И он всеми силами попытается показать ему настоящий праздник, где не будут раздирающие воспоминания, ужасные откровения и тяжёлые раны.       Этот день станет их лучиком надежды на безоблачное будущее.       Денки знал, что Киришима сильнее, и тянуть его за собой будет затруднительно. Но он знатно удивился, когда Киришима побежал с ним вровень, а не волочился позади. Это придало уверенности блондину. Он побежал быстрее, не боясь упасть.       Лавка приветствовала их тяжёлым запахом старины, восковых свечей и корицы. Продавец спокойно ел булочки, пока двое парней не вбежали в его магазинчик. Здесь было пусто, поскольку все уже находились дома и готовились к празднику. — Давай, указывай рандомно на что угодно, и мы это берём.       Киришима нахмурился, немного задумавшись, но указал на что-то с закрытыми глазами. Это была небольшая деревянная укулеле, и присмотревшись, Денки увидел на ней гравировку. «С любовью, Сэм»       А почему бы и нет, подумал Денки, схватив укулеле, не думая. Зато в доме Мины будет всегда музыка, он мог бы приходить туда с Эйджи, играть на укулеле, смотреть на улыбающуюся Мину…       Каминари остановился, помотав головой. Резкая мысль его взбудоражила. И немного насторожила. — Смотри, какой заяц, — из задумчивости его вывел Киришима, щупая маленького плюшевого зайца с разными цветами ушей. — Думаю, Сецуне это понравится, как думаешь?       Денки быстро накинул на себя улыбку и кивнул. Посмотрел на укулеле в своих руках. Почему первое, что пришло ему на ум, оказалась Мина, ее изящные, подведённые черной подводкой глаза, смотрящие на него с интересом и интригой?       Он не знал.       Быстро расплатившись, парни вышли на улицу и неторопливо пошли в сторону дома Мины, который находился буквально в трёх кварталах отсюда. Денки непринуждённо смотрел на дома, на полупустую улицу, окутанную медленно падающим снегом, и держал за руку Киришиму, который опять находился в сильной задумчивости. Но теперь он смотрел на игрушку, которая, по его мнению, была очень даже прикольной. Заяц с разными ушами, немного кривыми глазами и потрёпанным видом.       Прямо как они все. *** — Я дома! — воскликнула Мина, погружаясь в тяжёлый воздух внутри дома. Девушка часто начала говорить такую фразу, когда возвращалась домой и, честно говоря, она рада, что находилась не одна. Всё-таки, дом был слишком огромный для неё одной.       Она поставила пакеты с продуктами на тумбочку, одновременно снимая сапоги. Убрала лезущую в глаза прядь. Мина стала выглядеть менее откровенно, хотя сделанный на скорую руку пучок волос, лёгкий небрежный мейк, длинные сапоги и пальто взрослили её, она не потеряла своего очарования. Просто постоянные заботы и хлопоты не давали Мине вдоволь насладиться своими прежними похождениями. Ашидо была разочарована этим, но и не говорила, что это плохо.       Слишком быстро летело время, а успевать за ним она не могла. Пришлось адаптироваться.       С кухни повеяло чем-то вкусным. Мина догадалась, что это. Запечённая индейка со специями и имбирное печенье. Мина никогда не знала, что Монома умел готовить, и так хорошо. Да, повар из него ничего такой, но неряха знатный. И Мина всегда бесилась от вида загаженной кухни после очередного кулинарного творения парня.       Мина зашла на кухню и поставила пакеты на стол. Странно, но Мономы на кухне не оказалось. Но что-то определенно начало подгорать. — Вот же безответственный гадёныш! — пробурчала Мина, доставая из духовки немного подгоревшую индейку. — Монома, ты где там! Хочешь мне дом спалить? — Не кричи, я уже иду, — послышался голос блондина, который спускался с лестницы. Криво нацепленный фартук и растрёпанные волосы выдавали в нём сильную усталость. — Следить надо за едой, раз готовишь! — уперев руки в бока, ворчала розоволосая. Монома не замечал её недовольство, осматривая индейку. — Сецуна капризничала, пришлось повозиться с ней немного, — Нейто подошел к пакетам и начал разбирать их в поисках своего сыра. — Иди лучше с ней посиди, раз ничего не делаешь. — Ах ты… — И кстати, Урарака пришла к нам, ты её пригласила? — Да, всё равно никаких планов у неё не было. — И с каких пор вы по-дружески общаетесь? — изогнул бровь Монома. Мина слегка улыбнулась. Растрёпанный видок парня придавал ему нечто такое, что присуще этому дому. Словно он и был здесь всегда, как семья. — С тех пор, как ты не говорил мне, что умеешь готовить, — ответила девушка, перекусив кусочком яблока, лежащего на столе. — Ты знатно меня этим обрадовал, ибо я готовлю чертовски плохо. — Теперь можешь гордиться своим «мужем», — усмехнулся Монома. — Ещё чего, — хохотнула Мина, решившая наведаться к Сецуне. — Не давай этому излишних надежд. Всё равно мы скоро разведёмся. — Посмотрим, дорогая. — Не называй меня так.       Смех Мономы успокоил её. Что странно. Обычно смех парня её знатно бесил. — Всё-таки решила прийти? — облокотившись о дверной косяк, Мина смотрела, как Урарака, перебирая новогоднее украшение для ели, обернулась. Рядом с ней сидела Сецуна в пушистом розовом платье и, увидев маму, широко улыбнулась. — А почему бы и нет? — Очако взяла на руки девочку и подошла к Мине, чтобы отдать ребенка ей. Сама же шатенка подняла коробку с украшением, видимо, решив украсить ещё голую ель к празднику. — Родители все равно решили отпраздновать Рождество в Колорадо, а ехать туда я не хотела. — И то верно, а сейчас идём быстро помогать, я вам не прислуга! — чмокнув дочь в нос, Мина услышала трель дверного звонка. — А вот и мы! — весело воскликнул Каминари, приветствуя Мину на пороге дома. — Привет, герои войны, — сказала Ашидо, приглашая парней пройти внутрь. Сецуна тут же начала пищать от радости, увидев Киришиму, и попросилась к нему на руки. — Наконец-то нянька пришла. — А Сецуна скучала по мне, правда же? — девочка захихикала в ответ. Киришима начал играться с ребенком, пока Мина принимала подарок от Денки. — Рада видеть тебя здесь, — сказала розоволосая, посмотрев в глаза Каминари. Тот немного взбудоражился, но нацепил на себя улыбку. — И я тебя рад видеть, Мина, — мягко ответил парень, обняв девушку. — Как у вас тут дела? — Монома возится с праздничным ужином, а Очако украшает ёлку. Одна я тут устаю больше всех, вы бы знали… — Устаёт она, конечно! — выкрикнул с кухни Монома. — Я купила тебе твой злосчастный сыр, так что замолчи! Между прочим, я наведалась в больницу. — И что там? — оторвавшись от Сецуны, посмотрел на неё Киришима. — Бакуго проснулся и готов надрать всем задницы.       Ребята засмеялись. — Да уж, узнаю Бакуго, — сказал Эйджиро, направившись в гостиную, где Урарака пыталась повесить гирлянду на ель, но в связи с ее маленьким ростом ей это удавалось с трудом. За ним последовал Денки.       Мина осталась в коридоре. Она посмотрела на всё это, и на её сердце залегло спокойствие и детское ожидание праздника.       Она наконец отбросила все невзгоды и насладилась праздником. *** — Мистер Бакуго, вас к телефону, — в палату зашла медсестра. Катсуки проснулся с полудрёмы, бросив быстрый и непонимающий взгляд на неё. — Кто звонит? — спросил хрипло парень. Медсестра пожала плечами. — Голос мужской.       Катсуки обвел взглядом комнату в поисках своих костылей. Прежде чем встать, посмотрел на умиротворенное лицо Изуку, всё так же спящего, и взял костыли. Весь путь до стационарного телефона он думал, кто мог ему позвонить. Неужели Тсукаучи хочет что-то ещё сообщить, чтобы испортить настроение Катсуки ещё больше? — Алло, кто это? — взяв трубку, сказал Катсуки. Благо что рядом с телефоном находились кресла, и ему не пришлось стоять на костылях, ибо это жутко неудобно.       По ту сторону звонка продолжали молчать. Слышен был лишь шум от проезжающих машин и чьи-то приглушённые голоса. Бакуго насторожился. — Алло? — грубее произнес блондин. Его начало раздражать продолжающееся молчание. — Какого хрена вы мне звоните?       Катсуки резко замолчал. Он услышал что-то, что слышал очень давно, и затаил дыхание.       Стук, стук, пауза, три стука, снова пауза, и последний громкий стук.       Черт, это же… — Так значит, ты жив, подонок? — прошипел Катсуки со злостью и страхом. Да, именно страхом, потому что не верил, что этой скотине до сих пор улыбалась удача. — Встречный вопрос, — голос тихий, хриплый и низкий. Но сильно различимый. Катсуки быстро пробежался взглядом по коридору. Благо, что никого не было рядом и не мог их услышать. — Что тебе нужно?       По ту сторону трубки раздался смех. Словно вопрос Катсуки был максимально тупой. Он сам понимал, что тому нужно. Показать, что жив и готов воплотить свой неудавшийся план снова. Но только где он? — Хороший ты мне подарочек на Рождество преподнёс, я аж еле передвигаю своими двоими, — спокойно произнес Даби, говоря будто со своим корешем. Но Катсуки им уже не был. — Ты мне тоже не сладкий подарок сделал, урод. Говори, что звонишь, или я всё выдаю копам. — Выдавай, мне то что? — прыснул Даби, начав кашлять. — Вы всё равно не знаете, где я. — Мы найдём, не переживай, — прошипел Катсуки, сильно сдавив трубку. — И ты точно сдохнешь в муках. — Ха-ха. Я очень надеюсь на это. Не забывай обо мне, и Счастливого Рождества. — Пошел нахуй.       Катсуки сбросил трубку. Сердце бешено колотилось в приступе бешенства и холодной паники. Глубоко вздохнул. Он не мог сейчас думать, ни о Даби, ни где он находился, ни о надвигающейся опасности. Хотел лишь добрести обратно в палату к Изуку, и сидеть с ним, ждать его пробуждения. Так он и поступил. Хотя мысли о Даби продолжали поедать его изнутри, как коррозия поедает железо.       Так хотелось сигарету, до ужаса.       Добравшись до палаты, упал на прежнее место, уставившись в одну точку перед собой. Взял руку Изуку. Посмотрел в окно. За ним было Рождество, праздник. Здесь парил запах волнения, болезни и смерти. В больнице никогда не было уютно.       Катсуки взял пульт от небольшого телевизора, висевшего на стене. Включил первую попавшуюся передачу. В гостях у комика была какая-то известная суперзвезда, на которую Катсуки было абсолютно насрать. Ему был важен лишь шум. И то, когда Изуку проснётся.       Спустя какое-то время сам Бакуго начал впадать в дрёму, да так и заснул, сидя на стуле и запрокинув назад голову.       Но проснулся другой. Он медленно раскрыл глаза, которые будто бы весили несколько тонн. Услышал писк приборов, запах медикаментов, но не до конца пришёл в себя.       Окинул взглядом кровать, на которой лежал. На свои белые перебинтованные руки. Горло адски щипало, он захотел пить. Кнопка вызова врача была рядом, он медленно нажал на неё, а сам начал осматриваться. Он не помнил, как здесь оказался, но помнил, что было до этого. И, раз он в больнице, то он выжил.       Хах, а он живучее, чем казался на первый взгляд. — Мистер Шинсо, как здорово, что вы очнулись, — в палату вошла медсестра, а Хитоши мог выговорить только одно слово: — Воды. — Конечно, сейчас.       Пока медсестра возилась с его просьбой, Хитоши посмотрел на прикроватную тумбочку. На ней лежали несколько фруктов, и какой-то идиотский рождественский шар. И записка от, видимо, Ашидо:       «Хватит спать, всю жизнь проспишь!»       Значит, наступило Рождество, пока он спал?       Хитоши ухмыльнулся. И действительно, самое лучшее Рождество. Потому что он живой.