Children of the Sun

Привычная дорога до их «центрального офиса» занимает не больше получаса. Саша снимает квартиру совсем рядом, благо средства на то, чтобы проживать в просторной однушке почти в самом центре города, у него есть. Он медленно поднимается на третий уровень потертого временем, весьма гротескного шестиэтажного здания, шагает по бордовому ковру, не пылесошенному, как минимум, со вчерашнего вечера, проходит в самый конец погруженного в полумрак, покрытого тут и там россыпью солнечных зайчиков коридора, и, наконец, сворачивает направо. Брагинский толкает первую по счету дверь и, неторопливо минуя пустой прохладный холл с секретарским столом без наличия за ним секретаря, уверенным шагом пересекает порог плохо освещенного кабинета. - Утро доброе, братец, - громко произносит в пустоту конфискатор, бросая в отведенный под оружие ящик тяжёлую кобуру и, развалившись в рядом стоящем кожаном кресле, закидывает на стол правую ногу. - Одну минуту, - раздаётся из-за двери, ведущей в подсобное помещение, и Александр нетерпеливо закатывает глаза. Наконец, вход в подсобку сухо щёлкает замком, и на лицо Брагинского падает широкая тень вошедшего в кабинет человека. - О! Так, Саша, сколько раз тебе говорить? Не клади на стол свои ноги! - на приятном румяном лице двоюродного брата мелькает столь не свойственное ему раздражение. Он ставит на подоконник на два пальца заполненный золотистой жидкостью стакан и без особых церемоний смахивает Сашину ногу со столешницы. - А мне сколько раз говорить тебе не принимать на грудь по утрам? - Александр подходит к окну, берет стакан за резной ободок у самого края кончиками пальцев и медленно подносит к носу, брезгливо обнюхивая. - Что это? Коньяк? - Вообще-то ром, - улыбается Иван, втихаря утащив из заднего кармана зазевавшегося родственника сигареты. - Ты зачем звал-то меня? Брагинский досадливо щупает задний карман брюк и ревниво косится на задымившего в окошко старшего брата. - Да так... Назрел один вопрос, - Ваня медленно выдыхает табачный дым на запутавшегося в ночной паутине мотылька. - И весьма серьёзный. - Такой серьёзный, что надо было поднять меня в девять утра? Александр открывает нараспашку доселе лишь слегка приотворенное окно, смахивая ладонью повисшую на карнизе паутину вместе с пойманными в неё ночными гадами (включая обкуренного мотылька), и старательно озирается в поисках раковины. - Там, - Иван щурит свои синие глаза, подставляя лицо теплому сентябрьскому солнцу, и указывает на дверь, из которой сам только что вышел. Саша скрывается за ней и нетерпеливо вопрошает, перекрикивая шипение воды: - Ты говори! Я слушаю. - До меня дошли не очень хорошие слухи... - Так. - Про нашего штатного хирурга. - Так. - Поговаривают, что он серьёзно задолжал нашим конкурентам... - В каком смысле? - Брагинский замирает в дверном проёме со скомканным полотенцем в руках и вопросительно сводит на переносице густые брови. - В самом что ни на есть буквальном, - Иван смотрит на него в упор, и под его чуть опущенными ресницами мерцает январский лёд. - А в чем, собственно, суть долга? Александр судорожно зарывается пятерней в каштановые волосы. Он хоть и силится принять максимально безразличный вид, но взявшаяся буквально из ниоткуда нервозность упорно пробивается сквозь косо натянутую маску деланого равнодушия. В ответ на это Ваня лишь тонко улыбается, раскуривая вторую по счету сигарету и щелкая зажигалкой. - Не переживай, Саша. Я позволю тебе разобраться со своей зазнобой самостоятельно, - смеется он, напрочь игнорируя предостерегающий взгляд темных глаз. - Ладно. Шутки в сторону, - его лицо снова становится серьёзным и собранным, - Как выяснилось вчера, наш доктор сам является должником и эксплуататором весьма дорогостоящего трансплантата. Какого именно, мне, увы, не сообщили. Я подозреваю, что информатор сам не в курсе таких тонкостей, и верю, что господин Байльшмидт достаточно умен и предусмотрителен для того, чтобы не разглашать подобного рода информацию кому ни попадя. Я полагаю, что ты прекрасно осознаешь, в чем именно заключается вся щекотливость сложившейся ситуации? Иван внимательно глядит на Александра. Ждёт от него ответа или хотя бы реакции. Любой. - Понимаю, - Саша вновь опускается в кресло и требовательно протягивает руку. В ладонь ему послушно ложатся смятая пачка сигарет и похабная эмалированная зажигалка с обнажённой красоткой. - Если хирург не выплатит долг, то сначала они будут пытаться выцедить его с нас, далее могут попробовать бравировать этим, как доводом в любом поле, где наши интересы, так или иначе будут пересекаться. В итоге ситуация может претерпеть два варианта развития событий: либо наши конкуренты просто-напросто уведут Байльшмидта к себе, как телка на верёвке, под предлогом того, что дают ему шанс отработать долг, либо они его уберут, оправдав это тем, что им-таки пришлось забрать неоплаченный имплантат обратно, несмотря на сопротивление. И вот тут мы потерпим такие убытки, что ни в сказочке сказать, ни пером, блять, описать… Ибо стоит признать, достойную замену нашему эскулапу будет найти не так-то просто, - мужчина аккуратно вытягивает сигарету из упаковки, щёлкает чикфаером и отрешенно наблюдает за тем, как рыжее пламя, воровато лизнув бумажный край, оставляет на нем тлеющий глазок уголька. - Верно, - констатирует Иван, опираясь бёдрами о ребро столешницы и засовывая руки в карманы строгих твидовых брюк. - Недаром в нашей среде есть что-то вроде негласного правила - не ходить в долгу у конкурента. А наш сотрудник ходит. И это прескверно. И мне это не нравится. Саша курит в долгий затяг, угрюмо смотря в одну точку и роняя пепел на бежевую шерсть ковра. Иван, наконец, отстраняется от стола, медленно обходя брата по дуге, чеканя шаги и не спуская с него глаз. - Я... Не хочу лишаться такого прекрасного специалиста, как доктор Байльшмидт. Пусть даже его грех перед нашей организацией очень велик, я готов пойти на уступки. Я же вижу, как вы все: ты, Джеймс, Гилберт, Людвиг и остальные отлично сработались, - его тон становится вдруг мягким, увещевательным, словно трансформируется. Этот ласковый, почти вкрадчивый голос практически гипнотизирует, вводя в своеобразный транс, его хочется слушать, ему хочется верить и следовать. В такие моменты Александр отчётливо осознает, почему именно Иван владеет клиникой и лично работает с клиентской базой. - Однако пока он должен фирме Кёркленда столь огромную сумму, нас могут держать на коротком поводке. Общеизвестно, что это наш лучший хирург. - Мне надавить на него, заставив живее платить по счетам? - голос Брагинского хрипит от оседающего внутри никотина. Саша почти эротично прикладывается губами к сигарете, а затем пускает в воздух седые кольца терпкого дыма, нарочито отвлекая себя от лишних мыслей на счет Гюнтера. - Можешь попробовать, - Ваня легко пожимает плечами, останавливаясь за Сашиной спиной, и последний почти физически чувствует его пытливый взгляд на своём затылке. - Вот только что толку давить, если платить в любом случае нечем. - Вот и выясним это при личной встрече, - Александр резко поднимается с места, выхватывая из ящика свой пистолет и попутно проверяя во внутреннем кармане наличие шприца со снотворным. - Саня. - Да? - Ты уже собрался сорваться в пригород прямо сейчас, чтобы безотлагательно набить ему морду? - несмотря на суровое выражение лица, в синих глазах напротив плещется озорное веселье. - Тебе что, чужой морды жалко дорогому брату? - парирует Саша, проверяя в подкладке кожанки свинцовый кастет. - Нет, что ты! - Иван белозубо улыбается, поднимая ладони в примирительном жесте. - Колоти на здоровье. Только руки пощади, ему ими ещё работать. Честно говоря, искренне верю в твои дипломатические способности. Он подходит почти вплотную и дружески хлопает Брагинского по плечу. - Конечно, - цедит сквозь сжимающие догорающую сигарету зубы Александр, - Я у мамы тот ещё дипломат. - Я серьёзно, не начинай сразу с рукоприкладства. Если сможешь выяснить, что он установил - выясни. Если нет, то припугни, как следует, чтобы озаботился поиском средств на выплату. Насколько я знаю, искусственный орган он вживил себе ещё до того, как пришёл работать к нам. Понятия не имею, как так вышло, что заёмщиком оказался Кёркленд, но не будем исключать вероятность того, что трансплантат попал к нему в личное пользование ещё до периода достижения совершеннолетия и под гигантский процент. Вот и мается по сей день. Однако как велико бы не было наше понимание и сочувствие, ему стоит озаботиться скорейшим исправлением сложившейся ситуации. Мужчина коротко кивнул. Бить Гюнтера с порога в таблет он в любом случае не собирался. Конечно, в задушевных беседах он был не слишком мастак, поскольку с детства являлся тем ещё молчуном, однако выяснить какого хера вообще происходит в двух-трех словах, все-таки мог. - Славно, - Иван засиял, как начищенный до блеска самовар. - Тогда уповаю на твое красноречие и жду от нашего штрафника решительных действий. Саша проводил его взглядом до мягкого представительного дивана, черным бумерангом оттеснявшего от общего пространства уютный уголок с напольными растениями, декоративным фонтанчиком и столиком под чай и кофе. Обычно в этом уголке и проходила вся литургия налаживания контакта с клиентами. Тот момент контакта, когда Александр вонзал в чье-то плечо или бедро наполненный тягучим дурманом шприц, происходил, к сожалению, очень далеко от столь милого местечка. - Ух, - Иван тряхнул белокурыми волосами, тяжело опускаясь в гору диванных подушек. - Не выспался. А еще мне нужен хороший кофе… - Вань, - Брагинский напряженно поджал бледные губы. - А? - В случае худшего расклада. Что будем делать? Брат улыбнулся ему кроткой извиняющейся улыбкой. - Боюсь, нам придется прибегнуть к насильственной замене импланта. В его теле не должно находиться ничего, что принадлежало бы нашим конкурентам.

***

- Плохо, - Саша вдавил газ практически до упора. Скользкий асфальт с визгом бросился под шины. Тачка рванула с места, преодолевая последний светофор и вылетая на ведущее в пригород шоссе. Привычный пейзаж в виде раскинувшегося до самых краев горизонта богатого полевыми цветами луга и мелких водоемов быстро-быстро замелькал мимо. Впрочем, наслаждаться местными красотами конфискатор не торопился. Он больше сетовал на то, что не может ехать быстрее, ведь увеличивать скорость до ста шестидесяти было слишком рискованно – ничего не стоило при такой погоде попросту слететь в придорожный кювет. Дорога была насквозь мокрой из-за мелкой колючей мороси, которая любезно смачивала не только шоссейный албанит, но и лобовое стекло машины, превращая его в гребаный калейдоскоп и мешая обзору. «Абонент временно недоступен или находится…» Александр гневно долбанул ладонью по рулю, случайно зацепив кнопку клаксона. Номер Гюнтера стоял у него на повторном наборе и на громкой связи, но дозвониться до незадачливого штопальщика Саша не мог вот уже полтора часа. - Байльшмидт, блять, возьми трубу, - цедит он сквозь стиснутые зубы. Брагинский очень серьезно относится к словам своего близкородственного шефа о насильственной замене. Он знает, чем это чревато для бедного немца. А также он знает и то, что Иван не бросает слов на ветер и не любит стращать попусту, а потому обещания подобного рода из его уст это почти что пророчества. Александр прекрасно понимал, в чем была целесообразность того, что арендованный Гюнтером орган их организация заменит на свой собственный. Во-первых, таким образом они могли избавиться от марионеточных веревочек фирмы-арендодателя, которая мгновенно лишалась возможности подорвать работу своего конкурента и переманить к себе силой чужого сотрудника. Во-вторых, Гюнтер, получивший новый орган теперь уже от организации, на которую сам работал, автоматически становился ее должником, и фактически попадал в трудовую кабалу, вынужденный регулярно отстегивать хозяину энную сумму денег, не способный сменить род деятельности и место работы до тех пор, пока не погасит свою новую задолженность до конца. Но это было еще не все. Подобное развитие событий становилось возможным лишь в том случае, если оперируемый… выживал. А вот тут начиналось самое интересное. Учитывая то, что сумму Байльшмидт должен был прямо-таки астрономическую, а также то, что за столько лет работы в подполье, где водятся весьма крупные барыши, он не сумел погасить свои счета за аренду… Становилось если не совсем очевидно, то хотя бы приблизительно ясно, что внутри его тела находится один из трех самых дорогостоящих кибернетических органов в мире, оплатить аренду которых многие обыватели не смогли бы до конца жизни, даже если б принялись пахать по двадцать часов в сутки без выходных. Помимо этого, именно три данных органа практически невозможно было повторно заменить, не повлекши вслед за этим летальный исход пациента. Поскольку все кибернетические внутренности изготавливались из специального материала, который обеспечивал высоковероятное приживление (в отличие от донорских органов) и почти полную ассимиляцию со стволовыми клетками организма носителя, то «золотое трио кибернетики» устанавливалось, как правило, пожизненно. Замена такого органа после десяти-двадцати лет его эксплуатации, вероятнее всего, привела бы к смерти, поскольку организм при повторной их пересадке испытывал огромную стрессовую нагрузку, ведь сердце, гипофиз и надпочечники выполняли массу разнообразных функций, влияли на огромное количество процессов в теле и приживались дольше обычного. Немалое значение имел и уровень оперирующего специалиста, который мог и не справиться со столь ювелирной работой. Иногда Брагинский очень жалел, что их прогресс еще не дошел до пересадки мозга целиком в искусственное тело. Саша не хотел верить в то, что Иван все-таки пойдет на подобное, однако очень некстати вспомнил, что еще на днях он снова начал изучать рынок труда в области черной хирургии, уклончиво ответив, что собирается «расширить штат». Александр уже даже не сомневался в том, что о ситуации с Байльшмидтом брат узнал куда раньше, нежели «вчера», как не сомневался и в том, что тот готов пойти на любые жертвы, включая кощунственное устранение, возможно, лучшего и ответственейшего доктора из всех, что когда-либо на него работали. И все это лишь бы не уступать Кёркленду и не попасть в его очередной капкан. Брагинский к подобным жертвам, отнюдь, готов не был. - Слушаю, - внезапно ответили на том конце провода. Мужчина аж подпрыгнул. - Где ты сейчас находишься, Док? – звенящий сталью голос прозвучал куда жестче, чем он планировал. - Дома. У меня выходной… - Молись, чтобы не последний. Александр дожал скорость до ста шестидесяти пяти и сбросил вызов.