И кого-то обнял кто-то, что с него возьмёшь?..

Что делает древний Бессмертный в маленькой уютной гостинице на тропическом островке? Да как обычно, исчезнув из Парижа после очередной заварушки с участием МакЛауда, решил отдохнуть и собраться с мыслями, дабы продумать дальнейший план действий, а также устаканить вопрос с Наблюдателями по поводу поисков самого себя. Если хочешь что-то спрятать – прячь на самом видном месте. Так и поступал Митос, среди Наблюдателей до сих пор известный как скромный исследователь Адам Пирсон. Прячась на виду и работая над проектом о самом себе, своей истинной сути, Старик мог быть уверен, что пока он контролирует ситуацию, никто не сможет найти Древнейшего. Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо – делай сам. Понежившись на удобной кровати, скорее жилистый, нежели накачанный Пирсон, с ленивой неторопливостью сполз с нее и, накинув на обнаженное тело шелковый черный халат, потащил собственную тушку в душ. Пока никуда бежать не нужно, ни от кого прятаться и ни с кем сражаться не требуется – благодать. В дверь постучались. Немного её приоткрыв, в комнату заглянула девушка в короткой форме горничной, лет двадцати, с тёмными волосами, собранными в высокий хвост. − Простите, уборка номеров, − сказала она, мило улыбнувшись. Только что выбравшись из душа, Митос представлял собой живописную картинку, прямо из классической серии «Приплыли»: босиком, черная шелковая ткань прилипает к влажной коже, мокрые короткие волосы торчат непонятными иголками. Под халатом, разумеется, ничего. «Я не заперся?» − Старейший удивился собственной беспечности, но тут же улыбнулся, а-ля скромный школьный библиотекарь и, подхватив кучку одежды (белье, джинсы и рубашку... тапки, главное – пляжные тапки!), снова скрылся в ванной на несколько минут, откуда вылез уже во вполне приличном виде, все еще смущенно улыбаясь, (Станиславский бы оценил). − Конечно, прошу, − раз тут пока будут приводить и без того опрятный номер в вид кристально-чистый, можно прогуляться и осмотреть уже, да получше, избранное место отдыха. Старейший поднялся со скамьи и потянулся всем гибким телом, лениво направляясь по той же дороге, в сторону арки выхода. Даже Бессмертным нужно общество, не зря же они заводят учеников, к тому же, даже несмотря на привычку к одиночеству, у самого Митоса было 68 жен. Разумеется, относительно его 5000 лет 68 человек – ерунда сущая, но она лишь подтверждает, что никто, пусть и столь мудрое существо, не сможет устоять от необходимости сопричастности. …Сад, окружающий до неприличия многозвёдочный отель, Дункан МакЛауд, вышедший из здания на свет – утренний и божий, оценил. Суровые шотландские горцы всё же не настолько суровы, чтобы не оценить красоты умело обихоженной природы. Перед розами Дункан ещё устоял бы... скорей всего, (что он, роз не видел?), но сакура... для тех, кто долго жил в Японии, у кого и меч-то (душа воина, как-никак) хоть и не имеет штампика «Made in Japan», (ну не ставили раньше таковых опознавательных знаков), однако по факту в Стране Восходящего Солнца и сделан, сакура – это святое. Даже если она цветёт, когда ни попадя, вместо положенного ей срока. Что ж поделать, полушарие другое… а романтику богатые туристы страсть как любят, японская романтика сейчас тем более в особенной цене. Размышляя о сих вывертах менеджмента, садоводческих изысках и несовпадениях сезонов в разных точках земного шара, который становился всё меньше, плохо выспавшийся за время долгого перелёта из городу Парижу горец тряхнул головой, потом ещё и рукой поправил щекочущий уже загорающие плечи хвостик темных волос, и... застыл неподвижно с напряженным взглядом тепло-кофейного цвета глаз. Прямо-таки накрыло его слишком знакомым ощущением – где-то рядом... нет, не истина, а некто с мечом. Некто действительно был рядом, правда, в блаженной безмятежности позабывший меч в номере. Вернее, намеренно оставивший, ведь день был слишком жарким, чтобы облачаться в плащ, а иначе оружие не скрыть. Конечно, вариант изображать Мистера Эксцентричность не отпадал, однако роль уже была выбрана, и менять ее по ходу дела было крайне непрактично. Последним Митос грешил весьма редко. Скорее не так, вообще не грешил, пока судьба не столкнула с кое-кем совсем невозможным. Бойскаутом. Дунканом МакЛаудом из клана МакЛаудов. Горцем. Со всех сторон положительным и в крайней степени максималистом. Странно, что он еще прожил четыреста лет. Глупый юнец. Но сейчас глупым Адам называл себя, на древнегреческом, персидском и суахили бранил свою расслабленность, грозящую лишением собственной бесценной головы. Сражаться было нечем. Оставалось – бежать. Однако, противник стоил того, чтобы посмотреть на Бессмертного, умудрившегося приехать на этот богом забытый островок. Мягкие бесшумные шаги по дорожке, попытка разглядеть сквозь листву акации, кого же черт принес, постоянный слегка раздражающий звон на грани сознания – очень знакомый Зов. Когда так долго живешь, начинаешь замечать, что даже ощущение присутствия отличается. У каждого Бессмертного неуловимо свой Зов. Почти неуловимо. Соляной столб в исполнении горца, украшенного легкой футболкой и шортами, получился весьма забавным, особенно если учесть, что таковой наряд не предусматривал оружия, разве что нож или пистолет, которыми, кстати, Старейший тоже непредусмотрительно не вооружился. − МакЛауд, это случайность, или ты решил сделать невозможное – найти меня самостоятельно? И на солнце есть пятна, − говорит пословица, которая завертелась в темноволосой голове МакЛауда, замершего посередь аллеи соляным столбом. В отличие от Митоса, горец-то меча не забыл... он его просто-напросто не взял. Да и то сказать, меч – это же не зонтик складной, вот так запросто его под мышкой таскать в открытую. А спрятать... ну, полноте, не под футболку же, не под шорты же пляжные! Такую катану, как у него, и под килт-то не спрячешь, как ни старайся... разве только под плащ, но дождя в этом раю ни синоптики, ни местные боги не обещали, так что пришлось рискнуть, надеясь, что два бессмертных на остров – это предельно допустимая концентрация, что, кроме мистера Пирсона, да самого МакЛауда, их тут больше нет, и выйти на прогулку-тире-поиск невооруженным. Вообще-то, стоять и просто ждать возможного противника, уже ощутимого, но ещё невидимого, было на удивление нелегко. Неуютно. Все равно как стоять на сцене не просто безоружным, а будто бы голым, но горец терпел, стараясь казаться невозмутимым. Даже, между прочим, успешно стараясь. − Как видишь, невозможное иногда возможно, − сказал он, ухмыльнувшись выглянувшему из кущ Митосу. – Я окончательно сошел с ума, и нашел тебя. Идиотам, знаешь ли, везет. Если припереть Наблюдателя к стенке, тот признается, что, пусть горец и был последним человеком, которого Митос ожидал тут увидеть, но все же его появлению Старик обрадовался гораздо больше, чем охотнику за головами. По крайней мере, Мак не был опасен. Никогда не был по-настоящему опасен, даже в свое темное время. Поэтому тот, кого именовали Смертью, в свою очередь, никогда не сражался в полную силу ни с МакЛаудом, ни на глазах у МакЛауда. Любая дружеская потасовка с Дунканом – не более чем игра, даже заигрывание-тире-урок. Одиночество толкает Бессмертных находить себе учеников, и Старейший избрал для себя крайне прелюбопытный экземпляр. Невозможный, несносный, неприспособленный... слишком правильный. «И на солнце есть пятна», − ещё раз блямкнула мысль в мозгу шотландца. − «А в любом Раю должен быть Змей, куда же без Искусителей в Эдеме. Особенно занятно, что этого конкретного искусителя зовут Адам. Два в одном, так сказать», − оглядывая до боли знакомое лицо, Дункан пытался не ухмыльнуться снова. Своеобразие юмора шотландца удивило Митоса. Обычно горец не был столь язвителен. Это... не укладывалось в понятие «все нормально». Что не укладывалось, то тревожило и толкало Древнего Бессмертного на безумства, даже мысль о которых бы заставила его скривиться презрительно, если бы кто-то раньше такое Митосу сказал. Забота, опека, снисхождение, ненавязчивые уроки... Увы, дикий шотландец ни черта из них не выносил, упрямо поджимая губы и упираясь лбом в ворота, те же самые, лишь в новой обертке. − Пожалуй, особенно безоружным идиотам на богом забытом острове, где нет прикрывающего спину Доусона. «Вот как? Это что же, типа, без безногого смертного я ни на что и не способен? Столь слабый предполагаемый защитник должен показать, насколько слаб я сам?» – Дункан всё-таки хмыкнул, причем довольно сердито. Вообще-то, ну так, по идее, на слова Митоса следовало бы оскорбиться всерьёз, первая реакция шотландца такой и получилась: кофейно-карие глаза горячо вспыхнули, ноздри раздулись на вдохе, но... Разморило, что ли, на тропическом солнышке привыкшего к дождям и ветрам родины горца? Или по обществу себе подобных стосковался? – ноздри опять дрогнули, но уже не гневно, а чтобы сдержать смешок – в данном конкретном случае расхожее выражение звучало крайне комично, ибо две фразы – «общество себе подобных» и «останется только один», поставленные рядом, взаимоисключались или вызывали когнитивный диссонанс. МакЛауд снова хмыкнул – уже почти не ехидно, глянул на Древнего, да и брякнул с бойскаутской прямотой: − А зачем мне Доусон, если у меня под боком ты? Ты же у нас Наблюдатель? Вот и наблюдай давай за обоими. А с меня взятки гладки, я развлекаться буду... «Может, я не по обществу, а по одному себе подобному заскучал?..» − Твои развлечения обычно начинаются появлением красавицы, которую надо спасать, и заканчиваются локальными разрушениями, − усмехнулся уголками губ Старик и неспешно тронулся с места на выход. Сердить Дункана – одно из хобби Смерти-на-пенсии. Это увлекательно тем, что взбешенным МакЛаудом манипулировать еще проще, чем МакЛаудом спокойным. По-видимому, горцы не умеют думать и одновременно яростно сверкать очами. Впрочем, сейчас Митосу от несносного паладина ничего не нужно, да и тот явно отдохнуть приехал. Наверное, розы, на которые снова соскользнул расслабленно-лукавый взгляд, направили мысли в некоем романтическом направлении, потому как Старейший еле заметно вздрогнул при словах о «нахождении под боком». Афишировать собственную привязанность к ученику и беспокойство об оном Митос не хотел бы, ведь это сильно ударит по репутации того, кто идет за победителем и славится беспринципностью, бессовестностью и прочими «без». Но нет, горец не только не разгадал истинных причин появлений Адама на пороге его баржи, бара Джо, возникновений еще в различных местах, где шотландцу требовался направляющий пинок, или его дурную темноволосую голову могли отсечь. Даже и не догадывался. Да, от старости неизбежно портится характер – это аксиома. Считать тех, кто моложе, пустоголовыми юнцами, не способными сложить два и два – фирменный стиль долгожителей, известное дело. Тех самых старожилов, которые не помнят такого снега-града-жары-дождей-землетрясений-цунами-налётов-саранчи-или-авиации… далее по списку. Если уж дожившие до семидесяти лет всего смертные становятся невыносимыми маразматиками и человеконенавистниками под гнетом жизненных потерь и неурядиц, что говорить о том, чей личный опыт исчисляется пятью тысячелетиями? Поди-ка, под таким-то грузом личного опыта не стань снобом и мизантропом? – Дункан понимал это и делал необходимую поправку. Хотя... Многое все же зависит от характера. Самому вот Маку, например, четырехсот лет для обретения хладнокровия не хватило, сколько ни учился он на собственных ошибках, сколько ни бился лбом обо все углы. Да и на фиг ему оно? Один хладнокровный мудрый змей вон – уже в наличии, язвит-с, понимаешь ли. − Типа, ты обходишься без красавиц? – якобы невинно хлопнул ресницами Дункан. – Тебя, часом, не отец Дарий звать? С каких это пор мистер Пирсон держит целибат? Аж три дня? – такой же детски-невинный взгляд, полный удивления. – Да и по части локальных разрушений мне за тобой не угнаться. Напомнив ещё одну аксиому, шотландец, не глядя на Митоса, протянул руку к розовому кусту, принагнулся над одной из веток, удерживая пальцами цветоножку, и вдохнул шелковистый, сладковатый аромат пунцовых лепестков. − Перед грозой так пахнут розы… − без улыбки сообщил он, но в голосе проскользнуло лукавство. «Шотландский мальчишка быстро учится. Или язвительность просто очень заразная штука, но Дункан делает успехи». − Адам аж притормозил, сдержавшись от аплодисментов. − «Хитро, очень хитро», − змей-искуситель покачал головой с той особенной улыбкой, которая появлялась на губах Старика, когда Мак его не видел. − Я бывал и жрецом, и монахом, − заметил Митос, искоса наблюдая за танцами у того же розового куста, коим полчаса назад любовался сам Адам, − лучше обойтись без атмосферных спецэффектов. Разумеется, если ты не притащил всех своих врагов следом. – Да-да, воин-шаман, привет от Кастанеды, господин Смерть, Всадник Апокалипсиса… я в курсе, – продолжая нюхать розочку, невозмутимо отозвался Дункан, перечислив самым скучающим тоном эти, в общем-то, грозные звания. Все они, однако, как-то не особо предполагали целомудрия, как он помнил, так что… шаманам, а уж тем паче воинам красавиц заводить никто не воспрещал, а уж чем в тиши келий занимались в темные века иные благочестивые монашки… вспоминать – сраму ведь не оберёшься! Так что и Митосу ничего не мешало – на то шотландец и намекал: мол, а меня-то чего попрекать? «Я обетов монашеских не давал… а рыцарских не давал, но несу. Воспитан так». − Пускай я буду осужден Судьей в ослиной коже, Но старый, мудрый Соломон Любил девчонок тоже! – якобы беспечно напел старинную народную песенку шотландец. И взял паузу на несколько секунд. Подумать. – Атмосферные эффекты? Ну-у... − его обращенный на цветок – и только на цветок! – взгляд из-под длинных ресниц на мгновение стал острым, − Будут электрические эффекты, за этим дело-то не станет, если враги притащились сами. Только не факт, что мои. На этой жестковатой фразе он наконец прямо взглянул Митосу в глаза. «Ах, вот в чем кроется твоя язвительность», − сообразил тот, − «После всего ты продолжаешь меня винить? Ну что ж... так тому и быть». После беседы на кладбище прошло всего ничего по меркам Бессмертных, и теперь вдруг тут, на островке безопасности, куда Старейший сбежал восстановить собственную хорошенько порезанную душу, они увиделись вновь. Обычно Адам заявлялся в обозримое пространство Мака, а не наоборот. «То ли еще будет», − мрачно хмыкнул Старик-Юноша про себя. Все это очень дурно пахло, и отнюдь не розами. В общем-то, Пирсону сейчас было совсем не до красавиц, слишком многое произошло за пару последних лет, слишком стремительно, слишком противно пищал вдалеке сигнал надвигающегося Сбора. А спорить с МакЛаудом – вообще дело самое безнадежное и бессмысленное, поэтому Старейший лишь пожал плечами равнодушно: − Я не люблю драться, но это не значит, что не умею. И Дункан это знал, ведь сам видел Митоса в бою, впрочем, даже сражаясь, Адам был гуманнее, чем раньше, но Сбор все ближе, надо снова тренироваться в полную силу, чтобы продать свою жизнь безмерно дорого, если кто-то сможет его найти. «Не понял… а ещё мудрец. Хотя все же так очевидно, ребёнок бы догадался. Что же мне, дадзыбао написать метровыми иероглифами, чёрным по красному: «Я приехал, чтобы быть с тобой рядом на случай всяческого «если что»? Да вот фигу тебе… с Маком». − Шотландец, конечно, огорчился, не так чтоб уж прямо до душевной раны, но загрустил, хоть виду не подал, пожал широкими плечами только, да потер запястье пальцами, будто от холода. Хотя какой холод – жарища будет, вон солнце уж как высоко на безоблачный небосвод вскарабкалось. Собственно… какая разница, уразумел этот древний тип причину его, Дункана, здесь появления или нет? Главное, не прогнал от себя, не бросил «Без сопливых обойдусь». Хотя что-то похожее сказал, да. Ну да Бог с ним, лицо-то любому мужику надо держать, это тоже понятно. − Умеешь-умеешь, − примирительно-ворчливо, как взрослый задиристому подростку, сказал МакЛауд. – Но сейчас я бы вспомнил другое крылатое выражение… − горец озорно блеснул глазами, − …уж извини, но не твоего авторства. Горец вел себя странно. Странно даже для МакЛауда и это не могло не беспокоить. Даже пресловутое дункановское «нашей дружбе конец» не остановило Митоса от непрошенной помощи, а тут... вроде как спокойная обстановка... Сбор! Спокойная обстановка и временное помешательство всех уцелевших (ненадолго) бессмертных – взаимоисключающие понятия. А еще эта промелькнувшая грусть... кажись великий воин Света мириться явился. Лучше поздно, чем никогда. − Правда, и какое же? Древний прикинул, что, пожалуй, вместо светской беседы следовало бы проверить, не накачал ли еще какой странный доктор Мака наркотой по самое не могу, уж больно горец... подозрительный сегодня. Интересно, как же он загонял людей Джо, если они умудрились достать буквально из-под земли Адама Пирсона. Столько труда... «Я просто польщен. Был бы. Неужели ходячий рыцарский кодекс хоть что-то осознал?» − Какое-какое… − в голосе заложившего руки за спину и заухмылявшегося шотландца вновь послышалось добродушное ворчание. – Такое! Житейское, знаешь ли, такое – «Война войной, а обед по распорядку». Не знаю, как ты, а я не фея, и ароматом роз насытиться пока не могу. «Нет, определенно – места с благодатным климатом споcобствуют смягчению нравов», − подумал Дункан почему-то в старинной манере века так осьмнадцатого – начала девятнадцатого, сам усмехнувшись эдакой ментальной отрыжке. – «К сердцу этот дикообраз меня, конечно, не прижал, но и к чёрту не послал, и на том спасибо. Теперь посмотрим – поцелует или исплюётся весь». На всякий случай Мак отступил на шаг. Пусть Митос доказывает, что это он не верблюд. − Я вот, например с раннего утра маковой росинки во рту не держал, а уже за полдень давно, хоть Ваша милость только с ложа встать изволили, − шотландец отвесил очень неглубокий, элегантный, но ироничный поклон. Многовековая выучка… Происходило нечто странное. Либо Адам спит еще и весь этот маразм – просто сон, либо с Маком и правда не все в порядке. Тогда к оному следует присмотреться. Как обычно, впрочем. Рассмеявшись сравнению с феей, ну еще бы, где дамочка в розовом с волшебной палочкой, а где Митос в гриме с окровавленным мечом, Старейший озорно фыркнул. − В таком случае, не соблаговолит ли Ваше высокоблагородие присоединиться к скромному мне для вкушения второго завтрака? Ответный поклон, в точности отзеркаливший горца. − Там есть сносная харчевня, − махнул рукой Старейший в сторону выхода, имея в виду местное кафе, в котором действительно можно было весьма неплохо покормиться. − Моё Высокоблаго… тьфу! – горец мигом сообразил, что первый пришедший Пирсону на ум титул ему, МакЛауду, не подходит, не по праву ему так величаться, − …соблаговолит вкусить что угодно. − Вот вечно рядом с этим «скромным» человеком Дункан ощущал себя по поговорке – труба пониже, дым пожиже. Древний всё делал лучше – даже кланялся. − Кафе, Митос. Ка-фе, − хоть тут пытаясь слегка отыграться – своей интегрированностью в мир двадцать первого уже века – по слогам повторил МакЛауд. – Теперь это называется «кафе». Харчевни остались в далёком прошлом, – шагая по неширокой аллейке розария, он возвёл очи горе и почти всплеснул руками, но тут же протянул задумчиво, – Хотя-а-а… если ты будешь косить под сумасшедшего историка… − покосившись на Пирсона, он утвердительно кивнул самому себе, − …у тебя, кстати, получится, то… может, и прокатит. Даже оригинально будет смотреться, пожалуй. «Нет, это слишком странно. Даже для Горца. Даже для пьяного горца. Даже для пьяного горца, получившего тепловой удар. Хотя...» − Адам зашел вперед и остановил Маклауда, уверенно беря его слегка недобритое лицо в ладони и внимательно всматриваясь в белки глаз. Нет, трезвый. Во всех смыслах. Значит это просто нервы, все становятся сами не свои во время последнего этапа Сбора, все боятся, даже Митос, хотя он беспокоится не за себя. Отпустив Дункана, Старейший засунул руки в карманы джинсов и, слегка сутулясь, бодренько пошагал вперед к завтраку. Второму, третьему, какая, на фиг, разница. − Показалось, − обронил на возможный вопрос друга. А Дункан не был ни пьян, ни обколот, ни стукнут ядрёным солнышком тропиков по тёмному темечку. Он действительно был прямо-таки болезненно трезв, (и именно поэтому мучительно хотел выпить). Просто он очень четко сказал себе ещё неделю назад, когда весь Орден Наблюдателей поставил на уши, чтоб отрыть сведения о местонахождении Адама Пирсона, что украдет это время у судьбы. Для них обоих украдет, чтобы сделать его, время, отрезок его, огрызок – как угодно, счастливым и беззаботным. Это должно было стать его подарком Митосу. Сколько-то беспечальных дней, а потом – будь что будет. Примерно то же, что делал сам Адам для Алексы, хоть Мак и не соотнес эти мотивы и поступки. Поэтому, когда Древний шотландца поймал за плечо, остановил, взял лицо Дункана в теплые ладони, тот попробовал ответить взглядом прямым и спокойным, теплым, уверенным: ничего такого, мы просто идём перекусить, как нормальные люди, и «сохранял лицо», даже после того, как Митос выпустил его. − Я так и понял, − спокойно обронил Мак, тоже засовывая руки в карманы своих коротких светло-бежевых штанов и топая в сторону кафе. − С голоду чего только не примерещится.