In unseren Schatten

      Ударили в колокол. Будто в немой черноте беззвездной ночи прокатился звон, знаменуя скорый рассвет. Но слишком гулко и ужасающе задребезжала темнота, и Сири вздрогнула, очнувшись. Только чтоб понять, что колокол никогда не звучал, но казалось бы лёгкий удар по лбу разорвал голову болью. Она распахнула веки. На краткий миг почудилось, что перед самым лицом оказалось зеркало — засеребрились глаза. Но с первым скрипучим вдохом стало ясно, что зеркала никакого нет, а глаза принадлежат…        — Твою мать!.. — выдохнула она, опершись на локти и отпрянув.        — Достаточно, — донёсся склизкий как речная змея голос, и пришлось оторвать взгляд от отрубленной головы.        В глазах двоилось, и различить картинку вышло совсем не сразу. Однако ясно стало: в пяти шагах лежало тело — брат Горесть истекал кровью, выпустив свой фламберг. Над ним стоял наниматель, тяжело поднимая и безвольно роняя плечи с каждым вздохом. Оружие в его руках повисло как привязанные к ивовым ветвям деревяшки, забытые детьми.        — Я сказал, достаточно, — уже с налетом печали прозвучал голос Отца, и его фигура, едва заметная в тенях справа, подняла руку.        Тараэль успел только повернуть голову на звук речи, как его ноги подкосились. Словно сопротивляясь, он качнулся назад, но рухнул навзничь, уронив мечи с глухим звоном.        Сири рвано вдохнула, пытаясь сесть, чтоб хоть как-то разглядеть, что случилось. Лозы под ней едва шевельнулись, наполняя ещё большим страхом, а Отец, заметив её, развернулся.        — Хорошо, что очнулась без моего вмешательства. Прости, что направил тебя против него, — заговорил он, медленно приближаясь, пока в ушах рождался гул. — Я в первую очередь учёный, и я не мог удержаться и не поддался любопытству, прочувствовав твою суть. Но я боюсь, что не вправе обсуждать с тобой это. Как и не был вправе позволить тебе присутствовать при нашем с Тараэлем разговоре. Эта история его, не твоя.        — Т-ты убьешь меня? — Она покосилась на тело нанимателя.        — Он жив, и он в сознании, — обратил внимание на её взгляд Отец. — Слышит меня, хоть и не столь же ясно, как ты. Я его творец, и было бы неразумно не заложить механизм, на случай, если мое творение задумает мне навредить, будь то случайно или специально.         Он остановился и повернул голову на Тараэля. Из-под уродливой маски донёсся вздох.       — Не стать Голосу предсмертным хрипом… Я, право, не подозревал до самого конца. Наверное, потому что он всегда был самым важным для меня из всех моих агнцев. Жаль, что всё так обернулось. — С очередным вздохом внимание его вернулось к Сири. — Не знаю, можешь ли ты представить, как долго я ждал этого дня. Видеть его таким запятнанным... Предательство, ещё и от недопонимания… Это позор. Но Тараэль всегда был таким. Горячим. Полным ненависти. И как и все мыслящие существа, он не был неуязвим — стремление к саморазрушению настигло его. Теперь вижу, что определять его для Вознесения было ошибкой — он так и не перегнал свою тень.       Сири болезненно скривилась от крепчающего звона в ушах и коротко глянула на отрубленную голову, не решаясь говорить. Но Отец понял немой вопрос и так.       — Возможно, брат Гнев расскажет тебе о произошедшем после. Возможно, нет. Миром правит хаос, и мне нелегко признать, но воистину хаос прекрасен в своей непредсказуемости.        С возвращением ясности левый висок уже не просто кололо, но словно билось что-то изнутри огненными вспышками. Она мазнула рукой по щеке проверить — перчатка проскользила по крови. Отец тем временем продолжил неспешно шагать к Сири, но сил отдалиться у неё не нашлось совсем. Не вышло даже неловко отползти в сторону, однако его интересовало другое. Приблизившись достаточно, он наклонился и поднял с пола голову, поднеся к лицу.        — Я нахожу это забавным. Всем нам хочется заглянуть за грань, не так ли? Но когда получается… в основном мы снова закрываем глаза и делаем вид, что то, что мы увидели, никогда там и не было... И не только в этом я вижу горькую иронию. Тараэль так хотел меня убить, остановить, но именно благодаря ему и тебе я здесь и Вознесение свершится.        — Это место… — хрипло отозвалась Сири. — Здесь только смерть.       — Поверь мне, нет, — с улыбкой в голосе ответил он, выдержав паузу, и вновь развернул голову к мертвому лицу своего охранника. — Я, к счастью, знаю о смерти уже очень много. Больше, чем можно себе представить. Рождение — проклятье, существование — тюрьма. Гений человека обременён его телом, а Комната Полотен — решение. Но говоря о смерти… — Он опустил голову на пол и направился к Тараэлю. Затем присел рядом и отстегнул что-то от его брони. — Этого хватит.        Сири попыталась присмотреться: в серых перчатках безумца, снова начавшего шагать к ней, заблестело перламутром знакомое зелье. Она хлопнула по бедру, ожидая поймать рукоять кинжала, но оружие не обнаружилось.       — Не надо. Это ничего не даст, — вздохнул Отец, присаживаясь на приличном расстоянии перед ней, чтоб поставить на пол склянку.        Намёк был ясен, но на разговор не хватило в этот раз духу. Вместо этого она попыталась встать, для начала хотя бы на колени. Безуспешно. Отцу, однако, уже не стало до неё дела. Он подошёл к самой лестнице перед вратами, обратившись лицом к залу, и поднял руки. В воздухе затрещало сложное заклинание, и то тут, то там зачернели пустотой провалы порталов. Сири не успела и моргнуть, как из них вышли первые ралаимы, а затем ещё и ещё. Все без исключения любопытно вертели головами, и хоть она и не могла увидеть, что выражали их взгляды в то время, явно было различимо брезгливое замешательство, когда замечали её полуживую на полу и два тела рядом.       — Отвечая наконец на твой вопрос, — обратился к ней Отец, подождав, пока чёрный рой ралаимов не замрёт перед ним стройными рядами. — Я не стану вас убивать. Наказанием вам будет жизнь и тяжесть решений как быть с ней. Теперь прощай. Ты очнёшься позже. Когда всё будет кончено, вы оба пробудитесь.       Голова пошла кругом, стремительно тяжелея. Сири не успела заметить, как ослабевшие руки перестали поддерживать тело и снова уронили её вниз, на холод камня. В очередной раз мир погас, отступая и теряясь в небытии.        Будто в полусне, минуту или вечность спустя, донёсся страшный скрип и разорвавший тишину грохот. С потолка посыпалась пыль и каменное крошево, стуча по плитам пола, попадая на голову и неприкрытое лицо. Она открыла глаза, сумев заметить только сапоги нанимателя, что виднелись за телом Горести, но в тот же миг провалилась обратно в черноту.

***

      Что-то нежно толкнуло в спину и перекинулось через пояс ощутимым весом. Тяжелее человеческой руки. Сири с трудом раскрыла глаза, пытаясь опомниться и разобрать, что происходит. С губ сорвался сиплый крик — несколько храмовых кишок перебросились через ноги, а самая толстая из них поймала за талию. Но с нелепыми попытками пошевелиться лозы отступили, словно напугавшись сопротивления очнувшейся жертвы. Сири выругалась сквозь зубы и попыталась оглядеться. В глазах кошмарно двоилось, но главное различить всё же вышло: оба ралаима пропали. Кое-как перевернувшись и поднявшись на ноги, она едва удержалась, чтоб не свалиться обратно на лозы, — разбитый висок теперь давал знать о себе в полную силу. Наклониться за мечами Лисии далось едва ли не сложнее — голова закружилась, а под горло подобралась тошнота.        — Дерьмо… — выдохнула она, вкладывая в ножны главный меч и заставляя себя глянуть немного дальше собственных ног. — Что за?..       Тусклым блеском привлёк внимание осиротевший фламберг — валялся на полу совсем недалеко от оставленной Отцом склянки. Рядом же с ними чернела лужа крови, огромная и размазанная, будто извалявшееся в ней тело куда-то оттащили. …Куда, а главное — кто? Пропала даже отрубленная голова, нанимателя утащили тоже, почему тогда оставили её?       — Тараэль! — попыталась крикнуть Сири. Храм отозвался тишиной, только завыл под сводом ледяной ветер.        Ветер, не сквозняк.       Она крепко моргнула, прежде чем решиться посмотреть на врата, окончательно оторвав взгляд от пола. В висках застучало, а рана над ухом отозвалась глухой пульсацией, снова вызвав тошноту. Но холодный и свежий воздух вселили робкую надежду, и Сири подняла голову.        Створки Врат были немного раскрыты, сомнений не осталось, как бы ни пытались извратить картинку собственные глаза. А из открывшегося прохода робко брезжил серый свет.        — Не может быть… — шепнула она, заставляя себя сделать шаг.        Рассвет?        Успокаивая в себе ещё ничем не подтверждённую радость, на негнущихся ногах она кое-как прошла вперёд, с трудом подобрав по пути оставленную Отцом склянку. Впечатления, что он хотел навредить ей, едва ли сложилось, в чем Сири призналась себе практически сразу. Так может есть в его жесте какой-то смысл?.. Белесая жидкость заблестела, густо стекая по стенкам. Осталось на самом дне, но вдруг пригодится позже. Ведь Отец заговорил о смерти, предлагая зелье?..        Сири закрепила стекляшку в поясной сумке и с досадой отметила, что два её собственных пузырька разбились. Остался ещё один, совсем мелкий и на один глоток, но зелье исцеления она готова была сейчас слизать и с пола.        Запрокинуть голову и при этом не упасть навзничь оказалось ещё сложнее, чем встать на ноги. Кое-как расправившись с кисло-сладкой жижей, она закрыла глаза, стараясь продышать ту минуту, пока варево делало свою работу. План, однако, попортила потеря равновесия.       — Плохо дело, — выдохнула она, отметив всё же, что ничтожной малости зелья хватило, чтоб немного успокоить тошноту и колючую боль в виске.        Взгляд тем временем скользнул с покосившейся створки врат на пол, заметив, что именно в том направлении скрывался кровавый след.        — Тараэль! — позвала она ещё раз, озираясь. Темнота зала молчала. Не оставалось ничего, кроме как довериться серости мнимого утра и заглянуть в Комнату Полотен. Она глубоко вдохнула, собираясь с мыслями, и ступила на лестницу.        Путь вверх занял неожиданно долго, но всё же остался позади. Стараясь не поскользнуться, Сири подобралась к створкам и осторожно выглянула вперед, опершись об одну из них плечом. Длинный коридор обрывался ярким пятном, что поначалу ослепило, но скоро стало понятным до щемящего сердца.        Небо…       А внизу окна света, на самом краю обрыва, сидел человек.        Сири приблизилась к правой стене и заковыляла вперёд, придерживаясь рукой за грубые плиты, пока изнутри распирало ликование — всё закончилось. Теперь уж точно. Нет Отца, нет ралаимов, нет безумного задания… И самое главное — она всё ещё может идти вперед.        Живая.       А когда она подошла достаточно близко, чтоб разглядеть у человека, сидевшего над пропастью, острые уши, под веками стало тепло. Сири добрела к уступу и тяжело сползла спиной по стене на пол, утирая слезы.        — Мы живы, дурень!.. — с трудом, но сквозь смех выдохнула она, прижавшись пульсирующим затылком к холоду камня и зажмурившись.        — Живы?.. — едва слышно отозвался наниматель спустя уж слишком долгую паузу.        Она раскрыла глаза и напрягла остатки зрения, чтоб наконец осмотреться. В бескрайности неба занималась утренняя заря, подгоняя рваные алые облака на восток. Синие горные вершины упирались в самую высоту, уже готовые подставить сонному солнцу скалистые бока. Редкие снежинки вертелись в воздухе, неспешно минуя грань небосклона и опускаясь вниз, к взъерошенной ветром глади горного озера, заключенного в пропасти под их ногами.       — Ты давно очнулся? — обронила Сири, не отводя глаз от волшебства нового утра.       — Слишком давно, — донесся спустя несколько вдохов ответ.       — А… Но погоди, где Комната?        Она перевела озадаченный взгляд под самый обрыв, где в сотне ярдов блестел ледяной карниз. Не было видно и следа камня, ни единым пятном не темнели на припорошенной снегом корке развалины.        — Пропала, — со странной легкостью выдохнул Тараэль, и Сири подняла к нему глаза.        — Пропа…       Вопрос оборвался на полуслове, когда двоящаяся картинка сложилась в нечто цельное: вымаравшийся в крови наниматель баюкал на коленях отрубленную голову.       — Ч… Что случилось?..        — Не знаю. Она исчезла. Все исчезли, — безразлично пожал плечами Тараэль, уставившись в далекую точку на горизонте. — Не знаю…       Взгляд скользнул за его спину, выделяя из темноты противоположной стены обрушенного коридора человеческий силуэт. У Сири перехватило дыхание — напротив неё сидело обезглавленное тело.       — Тараэль?..       — Отец убил меня. Убил Лето. Убил всех до единого. Не выжил никто, — едва слышно заговорил он.       — Но… Что?.. Вот же ты?       Он хмыкнул, ничего не ответив.       — Тараэль, зачем тебе эта голова? — осторожно спросила она.        — Голова? — Уголок его рта страшно скривился в подобии улыбки. — Прости, я забыл о манерах. Я должен представить, так ведь? Это Лето.        Она вытаращилась на мертвое лицо, в вечном покое разглядывающее небо.       — Что? Он?.. Как?       — Все эти годы, — он опустил глаза, — он был рядом со мной, он каждый день видел меня… Брат Горесть, помнишь ведь? Правая рука Отца. Восемь лет он молчал, а я не хотел видеть, отказался смотреть. Отказался искать.       Сири уставилась на Тараэля, силясь осознать, принять, но в то же время неминуемо сомневаясь в ясности его ума.       — Ты… уверен? Столько лет прошло…       — Шрамы, — едва заметно кивнул он влево.        Она присмотрелась: с тела напротив была сдернута правая перчатка и вспорот наруч, чтоб добраться до предплечья.        — ...А это… Это я сделал. Двадцать лет назад.        Наниматель провёл пальцем по уху отрубленной головы. Сири заметила светлый след давно зажившей раны.       — А это сделал он. Не прошло и недели.        Теперь он коснулся уже своего уха. Рука, сломленная дрожью, задержалась на заметно выпирающем рубце и безвольно рухнула вниз.        — Что… Что с ним случилось?       Тараэль повернул к ней голову.       — Я убил его.        Брови полезли на лоб.       — Что?..       — Убил.        — Почему?       Он тяжело вздохнул и долго молчал, прежде чем заговорить.       — Отец выкупал из приюта больных лёгочной гнилью детей, чтоб выяснять в своих лабораториях, как будет устроено Вознесение. Всё равно ведь сироты умрут?.. Оправдание перед отсутствием совести… — Тараэль закрыл глаза. — Он вырывал из них души. Совал в искусственные тела, думая, что если каким-то чудом приживутся, то свершится доброе дело. Но ему было насрать, понимаешь?.. Закончились бы больные дети — купил бы здоровых. А Лето.. Лето умер, когда этот ублюдок выдернул его душу из тела. Потому брат Горесть был таким, каким был… — Его голос сорвался на хриплый шепот. — Эта тварь превратила его в куклу из мяса... Он узнал меня, веришь? Он знал, кто я. Но он всё равно предпочел его. Лето никогда бы…       Голос задрожал, и фраза так и осталась незаконченной. Что-то горько свело внутри. Сири вгляделась в мерно покачивающуюся на руках голову. Не зря Цара распознала в Отце Синистра во время их непростого разговора на заснеженной горной дороге, казалось бы, целую жизнь назад… Проклятое племя беспощадных выродков. Вытаскивать из детей души?.. Вживлять в специально сотворенные искусственные тела? Безумец… А сохранить подобие жизни мясному голему, успевшему перенять себе от брата нанимателя оболочку…  Никто не должен иметь права творить такое, никто.       — Порой смерть лучше жизни, — сдавленно проговорила она. Тараэль поднял к ней голову. — То, что он сделал из Лето… Не вини себя. Возможно, ты поступил правильно.       Пустота в сиреневых глазах в один миг наполнилась гневом.       — Не смей судить о том, чего не знаешь, — процедил сквозь зубы наниматель. — Ты и малейшего представления не имеешь, почему я убил его.       Он отвел взгляд, судорожно вздохнув. Сири зябко поежилась и поджала губы, не решаясь больше тревожить тишину. Тараэль был страшен в своей ярости, но сейчас… Сейчас вся суть его выражала бесконечную боль, и хотелось не сбежать, опасаясь за свою жизнь, но хотя бы сказать что-то, что может хоть немного облегчить эту невидимую тяжесть, свалившуюся ему на плечи. Только вот слов нужных не нашлось.       — Ты права, — внезапно нарушил молчание он, внимательно уставившись себе под ноги.       — М?        — Порой смерть лучше жизни.       — Что?..       Осознание подобралось внезапно и стремительно. Сердце замерло.       Нет.       — Я ведь ничем не лучше Отца, — продолжил спокойно Тараэль, подняв брови. — Сколько ты знаешь меня? Две недели? Три?.. Тебе было мало, чтоб увидеть, что я такое?        — Я...       — Мне незнакомо милосердие. Надменность, Ненависть, Лживость… Калиан. Как я жалел, что вышло убить своими руками только его. Как я радовался, что Лживости и Ненависти досталась участь даже получше… А ведь это всего две недели из двенадцати лет… — Он криво усмехнулся. — Некоторые из моих свершений являются мне в кошмарах до сих пор.       — Тот сон… — сразу вспомнила Сири выдернутое из чужой головы воспоминание. Багровое море под сводом пещеры, трепещущий огонек в светильнике неудачливого парнишки, кровь в седых волосах его родителей…       — Да, тот сон, — уронил плечи Тараэль. — Но ты видела только часть.       — Я видела всё, — призналась Сири, выждав миг.       Он перевел на неё взгляд.       — Ты знала?..       — Догадалась как-то, — тяжело вздохнула она. — Расскажи, что произошло в тот день? Почему ты убил их?       Тараэль отвернулся.        — Мужчина видел, как я тащу в свое укрытие бумаги Ралаты. Это было семь лет назад. На мне была роба Аколита, и я решил, что он доложит старшим, сорвет мое прикрытие… Я был глуп. Безмерно, безмерно глуп… — Он замолчал ненадолго. — Откуда ему было знать, что это за бумажки? С чего вдруг куда-то докладывать?.. Склад мог использоваться Ралатой, Спящим неоткуда это знать… Но «всё ради великого блага», — подумал я, и пошел за ним следом. — Наниматель шумно выдохнул и опустил голову. — Существует черта, за которой нет права на искупление. Я давно пересек её.       Сири отвела взгляд. Можно ли было списать казалось бы неоправданную жестокость на предосторожность? Не самый холодный расчёт? Можно. Решилась бы на такое сама, завись от этого вся жизнь и её единственная цель?.. Она раздула ноздри. Едва ли Тараэлю хотелось бы слушать сейчас, что его преступлению есть хоть какое-то оправдание. Он прикрывался им долгие годы, он знает это всё наизусть. Выходит, оставалось только одно.        — Ты даже не пробовал, — едва слышно выдохнула она и отвела взгляд.        — Что?        — Искупление. Ты даже не пробовал.        Он поднял к ней полные усталости глаза.        — Ты не спешила так заступаться за Калиана, м?       Сири свела брови. Из того, что наниматель мог сейчас выдать, это ожидалось меньше всего. С чего вдруг вспомнил убийцу Весов…       «Он жив, и он в сознании. Слышит меня, хоть и не столь же ясно, как ты», — зачавкал в голове голос Отца. Она нахмурилась, понимая.        «Наказанием вам будет жизнь…»       Старый пропойца, в прошлом вершитель жуткого культа, ведь отбывал такой же приговор… Разве что обрекая себя на бесконечные угрызения прогнившей совести и страдания самолично. Отец предложил им двоим то же самое? Тараэль просто сообразил быстрее неё. И заведомо отказался. Её пробрала злость.       — Калиану хватило духу не сбежать от своих грехов, пусть он и сбросил шкуру. Он существовал как червь, но существовал! Пока не пришёл ты и не оборвал его наказание. — Она покачала головой и закрыла глаза. — А ты трус, если думаешь о бегстве. Вместо того, чтоб сберечь, что осталось, ты собственными руками…       — Собственными? — неожиданно перебил её наниматель, мигом охладив пыл. — Мои руки сгнили. Кости раскрошились. Собственное... сгинуло. Всё, без остатка.       Сири в замешательстве уставилась на него.        — Что ты говоришь такое?        Он опустив взгляд и ласково провёл пальцем по щеке отрубленной головы.       — Что ты знаешь о смерти?       — В чем дело?        — Смерть — это ведь конец... И нет ничего после…       — Тараэль?..       Он поднял к ней глаза. Абсолютно пустой взгляд смотрел будто сквозь. Внезапно пронизал холод, смешавшись со страхом.        — Что такое Тараэль? — едва прочитался по его губам вопрос.       — Что? В смысле?.. Ты?        Наниматель отвернулся обратно к голове и снова провёл по скуле пальцем.       — Тараэль мёртв уже двенадцать лет. Это, — он коротко глянул на себя, — сначала не нашло себе имени и звалось Безымянным. Затем... Стало Гневом.        Он же один из них, забыла?..       Сознание сковал ужас.        — Мертвые дети из прошлого, — прошептал он и беззвучно рассмеялся. — Погибшая душа в искусственной плоти. Меня не должно быть.        Сири втянула ледяной воздух сквозь зубы. Сердце зашлось яростным боем, загорелись огнём уши. Разум пытался схватиться хоть за какую-то идею, хоть самый прозрачный отголосок полезной мысли, но голова была предательски пуста.        — А если… — вдруг заговорила она. — Комнаты ведь нет, но магия ещё чувствуется… Если ты сделаешь это, и… Вдруг ты вознесешься туда, к Отцу?       — Это чушь.        — Но так нельзя… — едва ли не заскулила в отчаянии Сири. — Ты же можешь жить!        Тараэль устало заглянул ей в глаза и отвернулся обратно к горизонту.        — Весь путь из трупной ямы… Все эти годы… Я существовал, чтоб кормить гнев. Тварь с бездонным брюхом. Последний кусок же застрял в горле костью, и тварь сдохла. — Он поднял брови. — Я не помню, каково это. Как это — быть живым. И у меня нет сил… Нет сил вспоминать, искать, учиться…        Он поднялся и подошёл к телу напротив неё, чтоб умостить на место голову.       — Если бы я только мог его похоронить… Но и в этом мне отказано.        Слов снова не хватило, и пришлось в немом отчаянии смотреть, как наниматель возвращается к обрыву, но уже не садится вниз.        — Прости, — донесся его вздох через нарастающий шум в ушах.       Он набрал в грудь воздуха и подошёл ещё на один шаг, к самому краю уступа. Из-под мысков сапог посыпалась в бездну каменная пыль.       Делай же что-нибудь!         — Нет! — срывающимся голосом выкрикнула Сири.        — Нет? — Он даже не повернул к ней голову.        — Ты… Ты мне должен, — выдохнула она, выдав то единственное, что стыдливо пряталось где-то на грани сознания. Худшее, что можно было сказать.       Он скосил на неё взгляд и отступил на шаг. Но только чтоб выудить из-под брони на груди тонкую веревку с ключом и сдернуть с шеи. В следующий миг железка задорно звякнула о плиту у её ног.        Взгляд подернуло чернотой, когда она метнулась вперёд, чтоб ухватить ключ и бросить его в пропасть. Гнев мутной пеленой затуманил разум.       — Ты идиот, ты чертов идиот! Какой мне прок от твоих ключей?!        — Всё, что у меня…       — Нет! — рявкнула Сири. Легкие потянули холодный и колючий воздух, самую малость успокоив голову. — Я не выберусь отсюда сама. Ты разбил мне голову. Я едва сюда доковыляла. Я не… До людей я сама не дойду. Помоги мне.        Просить о помощи, стоя на коленях... Она даже не заметила, что забыла вернуться обратно к стене. Сири опустилась вниз, не отводя взгляда от лица нанимателя. Он посмотрел на неё в лёгком замешательстве, не решаясь говорить, и почти сразу отвернулся обратно к обрыву.        — У тебя нет свитка?.. — послышался его тихий голос.        — У меня ни хрена нет.        Огромный бескрайний мир — моря, океаны, пустыни, леса и степи — всё сжалось до размеров отвесного карниза над горным озером. Всё прошлое и настоящее замерло, свернувшись в тугой ком в ужасе перед будущим.        — Мне жить из-за тебя? — прозвучал будто из-под воды вопрос.        — Да, мать твою. Потому что я не хочу из-за тебя умирать, — отчеканила Сири и опустила взгляд ему под ноги. — Ты жил столько лет ради чьей-то смерти. Поживи ещё несколько дней ради чьей-то жизни. А дальше, как дойдём… решай сам. — Она тяжело выдохнула и подняла глаза. — А не хочешь помочь просто так, так давай по-другому. Я хочу нанять тебя. Для дела.        Если уж взаправду думать о деньгах, рассчитаться с ним было бы абсолютно нечем. Но Сири была готова озвучить любой довод, пусть даже самый неуместный, самый невыполнимый и нелепый. Только вот доводов больше не осталось.        И Тараэль молчал.        Солнце лизнуло розовым светом первые горные вершины далеко на западе. Время тянулось как липкий битум, будто заполняя легкие невыразимой безысходностью.       — Пообещай, что убьешь меня, — нарушил тишину наниматель.        — Что? — переспросила Сири, не успев очнуться.       — Если придется, раньше срока, — вздохнул он. — Это же то, что люди делают, по твоим словам, разве нет? Помогают, когда могут помочь? Так прирежь меня, если это тело перестанет мне подчиняться. Я не знаю, сколько мне осталось и как скоро я окончательно сойду с ума как Надменность. Пообещай, что убьешь меня, если придётся.        Она округлила глаза.        — Я даю тебе слово, — сорвался с губ полушепот.       Тараэль протянул руку.        В груди защекотало, а голова пошла кругом. Будто весь сжавшийся мир разом раскинулся до своих необъятных широт, будто снова потекли реки, наполнились озёра, зашумели города и запели птицы. И зазвенело кроткой надеждой будущее, обещая если ещё не всю жизнь, то хотя бы ещё один день.        Он помог ей встать на ноги и отступил, избегая лишний раз касаться — ничего нового. Краем глаза Сири заметила блеск в темноте коридора, зияющей слева. Она несмело перевела взгляд: пол, потолок и древние стены облепил толстой коркой шипастый лёд, сходя на нет практически у их небольшой освещённой робким утренним светом площадки. Сири вздохнула, опустив глаза.        — Как ты думаешь выбираться? — тихо задал вопрос Тараэль. — Пути обрушены, свитков нет.        — Кинжалы, — отозвалась она, уже держа наготове ответ. — На поверхности остались мои кинжалы.        Объяснять ему не пришлось. Кивнул и зажмурился, нахмурившись, — пытался нащупать путь. Зачарованное на её крови оружие звало и сейчас, помогая хоть как-то чувствовать направление, но сил прыгать к нему в одиночку не было. А о том, что кинжалы её находятся в лагере Ралаты, говорить вслух не стали вовсе — всё равно другим путём не располагал из них двоих никто.         Сири стянула перчатку и коснулась левой щеки у уха. Под пальцами оказалось горячо и липко. Напомнила о себе тошнота вместе с головной болью, загудели руки и ноги… С дорогой из храма вниз было не справиться самой, душой она не скривила. Отчего тогда как-то мерзко внутри?..       Он раскрыл глаза и снова кивнул, вернув к себе её внимание. Но сразу отвёл горестный взгляд влево, опустив плечи.        — Тараэль?..        — Я не могу его так оставить, — пробормотал он, приближаясь к застывшему у обрыва покойнику.        Сири последовала за ним. Предложить было нечего. Хоронить по старым обычаям — так камень не пригоден для копания могил, по новым — нет огня и дров для ритуального костра. Тащить с собой через порталы, чтоб передать его в руки Ралаты? Это пущая бессмыслица.       Наниматель присел перед телом на корточки, не решаясь, что делать дальше. Она остановилась сзади и положила руку ему на плечо.       — Разреши мне попробовать, — спросила она, поразмыслив немного. — Я не умею сжигать, так может хоть лёд наконец пригодится.        — Что ты хочешь сделать? — повернул к ней голову Тараэль.        Знать бы самой…       — Коснуться его.        Наниматель поднялся и заглянул ей в лицо, явно колеблясь. Но коротко кивнул и отошёл на несколько шагов, замерев за её спиной.        Сири наклонилась, вглядываясь в мертвое лицо. Смуглая кожа килейца посерела и блёклостью своей сливалась с камнем стены за ним. Она коснулась его лба двумя пальцами, зажмурившись и боясь того, что будет дальше. Потому что успела краем глаза заметить, как качнулась кромка голодного инея в коридоре и как ринулась к ней.        Сири медленно выдохнула, пытаясь поймать то, что всегда ускользало, как затерявшийся в камнях ручей. Если жалкий огонёк, который не способен даже обжечь, которого приходится упрашивать, чтоб затанцевал изредка на ладони, покорился ей… Метель, так рвущуюся к ней из Моря, нужно всего лишь направить, не дав замести себя.        Она распахнула веки спустя несколько вдохов. Тело перед ней сковал лед, спрятав под собой ралаимскую броню и серость кожи. Нарастив на стене сзади снежный слой. Поймав её сапоги в тиски.       Этого мало.       Виски мучительно заныли, за левым ухом почувствовалось тепло, переползло на щеку и сорвалось вниз багровыми каплями. Лёд под рукой задребезжал.       Мало.       Она до скрипа сжала зубы. Сердце забилось невпопад где-то под самыми ключицами, и Сири поняла — определить направление стоит несколько больше, чем проговорить про себя пожелание к магии. Нужно четкое намерение. Нужна готовность и замысел. Весь страх, всю злость и кошмар сегодняшних откровений она направила в точку под пальцами, дав холоду выход. Кровь будто забурлила, устремившись от предплечья к ладони, и ледяная глыба, вместившая в себя ралаима, замерцала изнутри синим. Сири отдернула руку. В тот же миг фигура перед ней пошла трещинами, выпуская сквозь них сияние. Всё мельче дробились они, пока не осталось ни единого фрагмента, где не сочился бы наружу холодный свет. Она снова несмело дотронулась до льда, и тот рассыпался от прикосновения снежной пылью, высвобождая собранную в себе силу. Сири отпрянула, во все глаза уставившись, как легчайшие мелкие снежинки стаскивает с обрыва в бездну ветер. От Лето на каменном полу храмового коридора не осталось ничего.        — Как?.. — донеслось из-за спины, и она обернулась. Тараэль стоял у самой стены, оторопело переводя взгляд с неё на место, куда усадил своего брата.        — Я не знаю как, — с удивительной легкостью призналась она. — Думаю, потому что это тело было сотворено из магии. Обычное мясо просто промерзло бы.        Наниматель хлопал глазами, всё пытаясь что-то сказать, пока Сири не привалилась плечом к стене, освободив ноги и подойдя к нему.       — Нужно уходить.        — Спасибо, — смог наконец выдать он.        Она закрыла глаза. Ещё никогда не доводилось пропускать через себя столько магии. Мысли были об одном — свалиться ничком и лежать вечность, залившись Амброзией и ещё ящиком зелий вдогонку. Но до этого ещё нужно было дожить.        Тихо зазвенела кольчуга — Тараэль оторвался от каменных плит и встал перед ней.        — Придётся делать всё наоборот, чем в прошлый раз. Якорь у тебя, ресурс — я, — донёсся его сосредоточенный голос. — Я сделаю… постараюсь сделать всё, что могу. Но я не знаю, как далеко мы ушли. И что это будет за прыжок. Держи, выпей.       Она раскрыла глаза и приняла из его рук отстёгнутый от перевязи пузырёк. Кое-как откупорив его зубами, Сири выпила два глотка снадобья. Ралата явно не заботилась о вкусе, снабжая своих воинов необходимым, но по кислоте узналось зелье лечения.        — Спасибо.        Он едва заметно кивнул и застыл в ожидании. Варево оказалось забористым — полегчало быстро, хоть и совсем немного. Глубоко вдохнув, Сири подошла и положила голову нанимателю на плечо. Он поднял руку и прижал ладонь к её затылку. Сиреневая вспышка ослепила, увлекая за собой в пустоту. На карнизе над горным озером не осталось никого.