Лихорадочное

Действие происходит где-то между событиями «В огне» и «Рождённые лихорадкой», после окончательного появления Дени на сцене и её заигрываниями с Рио. Честер. Кабинет Риодана. Я опрокидываю в себя стакан с водой, заглатывая таблетку аспирина, и облокачиваюсь спиной о мужское плечо, тяжело вздыхая. — С каких это пор я твой хренов психотерапевт? — рычит он, но не отталкивает, продолжая изучать какие-то бумаги. Мир изменился и им снова начинает править бюрократия. — С тех самых. Ты хотя бы разговариваешь. — Он тоже. Иногда. — Вот именно. Иногда. И никогда, когда мне это надо, — я вскидываю руки и кисло кривлю рот. — Ты загоняешься. Критические дни, — нда, коробочка с его вопросительными знаками осталась в других брюках. — Да пошёл ты. — Ага, точно. Мы замолкаем на какое-то время, и я лениво рассматриваю то, что происходит в клубе. Содом и Гоморра, да? Рядом не валялись. Мужчина, на плече которого я устроилась, откладывает бумаги и, резко выдернув из-под моей спины свою левую руку, поворачивается так, что я, потеряв опору и опрокинувшись, ударяюсь затылком о его грудь. Его рука растягивается по спинке дивана слева от меня, а правая на колене обтянутом дорогой тканью тёмных брюк справа так, что я оказываюсь почти в кольце. Могу поспорить, что со стороны это выглядит в духе дорогая-это-не-то-что-ты-думаешь. Если, конечно, ты не знаешь сути. — Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. Идёт, — я всё больше понимаю Дени. Очень хочется найти эту коробочку со знаками препинания и затолкать их ему в рот. — О, теперь мы дуэт весёлых заговорщиков? — но я согласилась с его предложением ещё до того, как он это произнёс. — Так уж вышло, что у всех вокруг слишком много тараканов в голове. Это не всегда плохо, но чревато трудностями. — Ты мне это рассказываешь? — мой личный самый большой таракан предпочитает сырое мясо. Желательно, что бы оно ещё трепыхалось. — И мы можем устроить совместную дезинсекцию. Для паразитов интересующего нас масштаба это не смертельно, но небольшое одурманивание может быть полезным. Я оборачиваюсь и смотрю вверх в его глаза. Обычно его лицо так близко ко мне, только если он грозит свернуть мою шею. Или хочет вывести из себя. Но он ухмыляется. Хитро и кровожадно одновременно. Этот ублюдок проверяет меня. — Не думаю, что это хорошая идея, — я отворачиваюсь обратно, складываю руки на груди и подтягиваю колени ближе к себе, рискуя проткнуть шпильками кожаную обивку дивана, при этом, не покидая его своеобразных объятий. — Возможно, я ищу одну вещь. Возможно, она связана с Фэйри. И, возможно, я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Перевод: мы будем разыгрывать спектакль под названием "Опасная работа только между нами", но не будем слишком это скрывать. Точнее, прокалываться на скрытности буду только я. Он же будет неуловим. Не то чтобы у меня был выбор и не то чтобы меня всё устраивало… Только я хочу прояснить всё предельно ясно. — А когда запахнет жареным? Он ухмыляется где-то над моими волосами, щекоча макушку своим дыханием. Ладонь его правой руки перемещается с его колена на мой локоть и сжимается, обещая поддержку. Правда, я не так уж наивна. — Я прикрою тебя, детка. Я смеюсь, мотая головой. — Он меня убьет. Они оба меня убьют. — Ну, кто-то же должен стать сакральной жертвой, — он пожимает плечами, будто говорит о каком-то пустяке. И тоже посмеивается. — Ты ублюдок. — Нам нужен шум, нам четверым. Так давай его устроим. Если ты будешь молчать, то рано или поздно взорвёшься, а когда ты теряешь контроль, то это оборачивается крупными неприятностями, — Риодан замолкает на мгновение и добавляет сдержаннее, — и я тоже. Я опять смотрю на него пожевывая нижнюю губу. Что ж, я определенно схлопочу по своей заднице от Бэрронса, но это хотя бы будет на моих условиях. — Начинаем блефовать, — объявляю я, вскочив с дивана, и отправляюсь домой.