Когда прошлое - это настоящее

«— Папочка, — подбегая к мужчине со спины и обнимая его за ноги, пролепетал едва понятно маленький мальчик с кудрявой русой головой.       Мужчина обернулся и, откладывая в сторону лопату, которой он вскапывал землю, посмотрел на маленького ребёнка, внимательно смотрящего на него голубыми, как и у него, глазами. — Что такое, Бориска? — Обтерев руки, грязные от земли, о штаны, Степан осторожно взял своего сына на руки, боясь нечаянно уронить этого маленько человечка, который после того, как его подняли с земли начал дрыгать своими пухлыми ножками. «Кровиночку», — поправил себя мужчина, направляясь в сторону дома, где на пороге стояла его жена, улыбнувшись увиденной картине. — Папе нужно работать. — Мне приснился сон, — чуть ли не плача, прижимался к мокрой майке отца мальчик. — И я теперь боюсь… — Да ты у меня трусишка, — улыбнулся Степан. — Что такое напугало тебя? — Что папа уйдёт и не вернётся. — Я всегда буду рядом, — возвращая сына в руки супруги, мужчина потрепал кудрявые пряди, не понимая ещё, как шаток этот мир. А затем направился обратно к грядкам, желая быстрее закончить с работой.       «Остановись!» — Кричал Степан, видевший всё это со стороны. — «Побудь с ними ещё немного, пока всё не исчезло, дурак!»       Но его никто не слышал, а его копия всё шла вдаль, отдаляясь от родных…»       Степана открыл свои глаза, возвращаясь в суровую реальность. По его щеке текла одинокая слеза, словно огонь сжигая всё на своём пути в теле мужчины. Призраки прошлого вновь терзали едва успокоившуюся душу.       Долгих три года он не видел свою семью, которая неизвестно вообще была ли ещё жива… Он не слышал никаких новостей о своей деревне, после того, как попал в плен. А неведение было настоящей мукой…       Он изначально и пошёл сражаться не потому, что был призвал, он сам хотел идти в бой, лишь бы защитить свою семью. Ведь что может быть важнее семьи обычному человеку?       «Санюшка, Бориска», — вытерев почти высохшую дорожку от слезы, Степан посмотрел на ночное небо из маленького, находящегося у самого потолка, окошка, — «я обязательно отомщу за вас…»       Степан Савельич, несмотря на ещё ночное время, больше так и не смог сомкнуть глаз и просто прислушивался к звукам, доносившимся за пределами этой маленькой комнатушки, где кроме него было ещё три человека — новый танковый экипаж.       За исключением Николая, которому перед отбоем вкололи снотворное, другие не смогли надолго уснуть. Они молча лежали на старых матрасах и вспоминали всё, что с ними произошло до войны, словно перед смертью.       «Да, а хорошие тогда были сезоны», — горько усмехнулся бывалый охотник. — «Сейчас бы снова побродить по лесам, с винтовкой за плечом. Птицы поют, а зверь прячется, почуяв чужака… И всё было бы сейчас так, если бы не эти фрицы! Будь они прокляты!..» — Проклинал немцев Демьян, вспоминая, как в один миг его привычная вольная жизнь перевернулась вверх тормашками. Удачная охота, из-за которой он чуть не потратил целые сутки, выслеживая косулю… А вернувшись домой, услышал — война. — «Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнёт», — вспомнив слова, прочитанные им в какой-то книге, он в тот же вечер поспешил в пункт набора добровольцев, желая защитить единственное, что осталось у него в этой жизни — Родину.       Если бы его отряд тогда не попал в засаду, то он бы не гнил в этом лагере, а давно исполнил свой долг и, может быть, погиб бы, как герой, что защитил свою страну.       Повернувшись на другой бок, и обречённо вздохнув, Серафим также не мог уснуть. «Жили ведь в мире, оправляясь от другой войны, разделившую нашу страну на две стороны. Что же мы сделали не так? День был как день. Всё было, как обычно — люди, что ещё чтили заветы наших предков, были на молебне, когда в это тихо место прибежал запыхавшийся, весь мокрый мальчишка, крича о начале войны», — нахлынувшие воспоминания, трепетали где-то в груди, а в перед глазами всплыла картинка; лица людей, только что услышавших о настигшем их роке, исказились гримасой ужаса и страха. Они падали на колени, моля о спасении. Видя, как тихо место наполнилось плачущими людьми, понимающими, что война заберёт у них всё, Серафим понял своё предназначение, которое он так долго искал. Он должен спасти и защитить этих людей, защитить страну и веру, чтобы она не исчезла. — «Я рад, что смог вас защитить, мои братья и сёстры. И простите, что не так продолжительно».

***

      Скрип открывающейся металлической двери нарушил царившую тишину в блоке. — На выход. Даже если вас и определили в отдельный блок, есть бы будете с другими отбросами, — громко сказал дежурный, стараясь разбудить, как он думал спящих красноармейцев. Однако, кроме Ивушкина, все встали со своих лежанок и, быстро обувшись, начали выходить из блока. — Я неясно сказал?! А ну вставай! — Немец толкнул лежащего в плечо, на что Ивушкин только приоткрыл заспанные глаза. — Не трогайте его, — поспешил к своему командиру Василёнок, помогая тому подняться. — Мы сейчас выйдем.       Цыкнув, дежурный вернулся в коридор дожидаясь, когда все построятся. Он не понимал русскую речь, однако решил сдержаться, потому что помнил указание по отношению к этим русским танкистам.       При помощи Степана, Ивушкин, шипя от нового приступа боли, встал на свои ноги и, взяв свою трость, ковыляя вышел в коридор. Кивнув своим подопечным, он встал в строй. Дверь за ними закрылась и они начали движение.       Идти им было немного, буквально перейти дорогу. Поэтому, как только они дошли до общего барака, где держали остальных лагерных, их протолкнули в дверной проём, а затем за решётчатую ограду, отделяющий территорию лагерных от их наблюдателей.       Проходя мимо других военнопленных, четвёрка ловила на себе косые взгляды соотечественников. Они смотрели на них, не скрывая своей неприязни. Сглотнув, Серафим опустил голову. Ему было непривычно испытывать на себе сразу столько взглядов, готовых испепелить его. Демьян и Коля старались не выражать никаких эмоций и встали, как и другие в очередь за завтраком — по запаху сегодня снова эта каша, которую и кашей назвать-то нельзя. Серая жидкая размазня какая-то.       Только они встали в очередь, как стоящие перед ними, после недолгого перешёптывания, расступились. — Проходите, пожалуйста, — произнёс один из стоящих с лукавой кривой улыбкой. — С чего бы такая милость? — Спросил Ивушкин, оставаясь на месте. — Ну, как же… — Подал голос другой, словно объясняя всем известный факт. — Вы же у нас «Избранные», — он особенно выделил последнее слово. — Да, брось тебе, Иван, — выходя вперёд, произнёс Степан, — ты же знаешь, что это не так. У нас просто нет шансов. — За то перед смертью хоть поспите на нормальных постелях и не в таких холодных и сырых бараках, больше подходящих для свиней. — И этим стоит гордиться? — Подал голос Волчок, не желая ввязываться в начинающуюся потасовку. На его слова расступившиеся замолчали, смыкаясь обратно в колонну. Как же здесь изменила людей жизнь, что они завидуют другим, что могут потерять жизнь… Завидуют, что те спят в отдельном блоке!       Взяв свои порции, танкисты вернулись к столам, усаживаясь за самый дальний. Но и там от присутствия была напряжённая атмосфера. Каждый взгляд будто желал им скорейшей смерти.       Степану, Серафиму и Демьяну было обиднее всего. Они долгие месяцы с некоторыми из них были знакомы, проживая все невзгоды подневольной жизни вместе. А сейчас, эти самые люди хотели, чтобы они подавились это безвкусной и давно остывшей кашей.       Стараясь покончить с завтраком как можно быстрее, экипаж вернулся к двери, где стали ждать дежурного, что завтракал хорошо приготовленной овсяной кашей, варёными яйцами, запивая всё чаем. Он тщательно поглощал свою пищу, не обращая внимание на взгляды из-за решётки. Пришлось ждать.       «Что же сегодня нас ждёт?» — Думал Коля, покручивая трость в руках. Ему не нравилась вся эта таинственность, которая окутывала это дело. С чем им предстоит столкнуться?       Утирая лицо платком к ним направлялся дежурный, наконец покончивший со своим завтраком. Выйдя из душного и сырого помещения они начали пересекать дорогу, когда к дежурному подбежал какой-то солдат, сообщая о чём-то. Кивнув ему головой, он развернулся в другую строну. Молча пройдя весь путь, процессия прибыла к воротам, через которые их быстро попустили.       Это оказался участок с большим количеством гаражей. Здесь было много немцев, что напрягло красноармейцев. Из открытого гаража выехала машина, тащившая за собой прицеп с какой-то техникой, накрытой тканью.       Штандартенфюрер, стоявший в стороне, усмехнулся. Растерянность советского экипажа, непонимающего зачем они оказались здесь, среди немецких военных не могла не позабавить. Подав сигнал солдатам, те стянули материю с агрегата на платформе.       Смрадный запах разлагающихся тел смешался с воздухом, вызывая у присутствующих рвотные позывы. — Мать честная, — убрав фуражку от лица произнёс Степан. — Это что за агрегат? — Тридцать четвёртый, — откашливаясь ответил Волчок, — но он не похож на него… — У него начался новый приступ кашля. — Он самый, — внимательно рассмотрев знакомый Николаю танк, потерпевший лишь незначительные изменения, сказал он. Пыльный, с застывшей глиной на гусеницах и боевыми отметинами на корпусе он явно прибыл сюда сразу после своего захвата. — Только он с фронта. И калибр у него восемьдесят пятый… — Не меньше, — подхватил Серафим, рассматривая новую модель. — Ивушкин, — крикнул штандартенфюрер, привлекая внимание Николая, и кивнул ему головой. Бывший танковый лейтенант не спеша подошёл к немцу, замечая рядом с ним Аню. «Хм… А где другая девчонка? Она же вроде как тоже переводчик этого разукрашенного». — Ивушкин, это ваш танк, — начал Ягер, чей голос сразу смешался с голосом переводчицы. — Твоя задача убрать трупы внутри, восстановить танк и после пойти на нём в бой. — Понял, — коротко ответил Коля, поворачиваясь к нему спиной и подходя к платформе прицепа. — А можно хотя бы платок?       Аня перевела просьбу советского бойца, искоса смотря на немца, ожидая ответа. Мужчина что-то обдумывал, а после подозвав солдата сказал: — Дайте этому русскому какой-нибудь платок или полотенце, в качестве повязки. — Спасибо, — стараясь изобразить что-то похожее на благодарную улыбку, Николай принял какую-то тряпку, которой похоже до этого протирали детали. Тяжело вздохнув, он отставил свою трость в сторону и, завязав ткань на своём лице, полез в танк.

***

      Алина не знала стоит ли ей радоваться тому, что она находится вместе с Анной в одной комнате, или нет. Они ни разу не обмолвились со вчерашнего дня, когда возвращались из кабинета штандартенфюрера. Между ними накалялась атмосфера, которая вводила в огорчение. «Неужели она слышала, как Ягер сказал, что я «согласилась»? — Одеваясь размышляла девушка. — Тогда это усложняет всё… Пользуясь авторитетом у Ивушкина, она может убедить, что я шпионка, приставленная чтобы следить за ними. Эх, Аня, Аня, тебя не учили, что подслушивать разговоры — это плохое занятие?»       Они продолжали молчать, даже после того, как закончили с завтраком, и шли под конвоем в штаб для получения приказа.       Аня действительно не хотела говорить, затая обиду. Ей просто не верилось, что кто-то может быть настолько продажным. Это же предательство Советской страны!       Остановившись на втором этаже, возле кабинета немецкого полководца, ожидая разрешения войти, Аня тихо, чтобы её ненароком не услышали, спросила: — И зачем ты так поступила, предательница? — Во-первых, у меня есть имя — Алина. Приятно познакомиться, как говориться, товарищ Ярцева, — также тихо ответила девушка, убрав одну из заплетённых кос назад. — А, во-вторых, я не предатель. С чего ты это вообще взяла? — Я всё слышала, — с презрением в голосе ответила Ярцева, готовая взглядом испепелить собеседницу. Один из солдат шикнул, делая предупреждение. — Ай, яй, Аня. Подслушивать нехорошо, — усмехнулась Алина, понимая, что просто не могла не поддеть переводчицу за это. — Жаль, что ты не читаешь мысли, а то может и передумала о своих обвинениях… — Войдите, — послышался голос из-за двери, разрешающий войти внутрь, поэтому Аня не успела задать вопроса, чтобы узнать значение слов зеленоглазой девушки, что уже вошла в кабинет. — И так, — откладывая листы в сторону, начал мужчина, быстро осмотрев вошедших. Обе переводчицы стояли поодаль друг от друга, что указывало на их не совсем хорошие отношения. Они похоже не доверяли друг другу. Но это ему только на руку. Они не должны стать подругами. — Мне нужно, чтобы вы обе сейчас присутствовали на небольшом мероприятии в мастерской. Ваша задача переводить мои слова советским танкистам, поняли? — Обе девушки утвердительно кивнули головой. — Но разве для этого нужно сразу два переводчика? — Поинтересовалась Ярцева, опуская взгляд на паркетные полы. Она не понимала, зачем нужно присутствие их двоих. Клюева была с ней в чём-то согласна. — Я должен познакомить их с теми, кто будет мне докладывать о том, чего им не хватает для ремонта. А я уверен, что это будет происходить довольно часто… — Ягер откинулся на спинку стула, не задумываясь, отвечая на вопрос. Он мог конечно ничего не сказать, сославшись на то, что это приказ, но он должен расположить этих русских, чтобы потом в дальнейшем получать информацию. — Но сначала вы всё же будете порознь… — Вспоминая, что доставленный танк не был обработан, произнёс немец. — Ты, — он посмотрел на Алину, которая почувствовав его внимательный взгляд, подняла голову, пересекаясь с мужчиной взглядом, — сходишь в медблок и возьмёшь дезсредства. Пусть дадут что угодно, главное, чтобы оно смогло убрать запах трупов, разлагающихся уже не первую неделю. — Я поняла, — ответила девушка, довольно громко вздыхая, привлекая тем самым не желаемое внимание. — Тебя что-то не устраивает? — Усмехнулся немец. Аня почувствовала, как девушка рядом стоит буквально на обрыве. «Вот нужно было ей так громко вздыхать? Уж лучше сходить в медблок, чем стоять рядом с этими уродами!» — Н-нет, — быстро проговорила Алина, вспоминая, что у этого человека находятся её вещи, возможно конечно не все, но хоть часть… — Я просто представила, какой там ужасный запах. Простите, я просто перевела дыхание, слишком громко вздохнув, — продолжила девушка. «Зачем я вообще оправдываюсь перед ним?!»       Подняв бровь, мужчина в форме фыркнул, поднялся с места и, захватив фуражку, направился к двери. Проходя между двумя переводчицами из одной страны, одинаково опустивших взгляд в пол, находящихся в одинаковом положении, но с таким разным поведением, он осмотрел каждую быстрым взглядом, убеждаясь в своих размышлениях об этих двух девушках вновь. Люди бывают слишком разными…

***

— Нельзя, — спустившись с танка, вытирая лицо тряпицей, произнёс Ивушкин. Подходя ближе к штандартенфюреру он увидел, что неподалёку от него стояло уже два переводчика. У одной из них, с которой он говорил в лазарете, возле ног стояло ведро с какими-то средствами и тряпками в нём. — Нужна дезинфекция. — Хорошо, — придерживая трубку, проговорил Ягер. — Клюева, дай Ивушкину средства. «Так значит у этой переводчицы фамилия Клюева… А в принципе всё равно», — подумал Николай, принимая то самое ведро, которое было наполнено белым едким порошком — хлоркой. — Внутри находятся советские танкисты, — решил сразу, не отходя от дела, упомянуть красноармеец. — Прошу дать разрешение на их захоронение по всем почестям нашей отчизны. — Разрешаю, — после небольшой паузы произнёс немец, не находя ничего подозрительного в просьбе советского танкиста.       Пока советские военнопленные выносили трупы, немецкий полководец смотрел, как работают эти люди. «Серьёзно, он вообще не заметил эти снаряды?!» — Смотря в сторону спокойно покуривавшего немца, Алина не понимала, как величайший стратег, каким его показывали в фильме, не обратил никакого внимания на танковые снаряды, которые заметили наверняка все, кроме него. — «Вот, при очередной неаккуратной транспортировке тела, появилась металлическая часть. А у него ноль эмоций на лице… Ой!» — Она спешно отвернула голову в другую строну так, что косички спалили её, когда ледяные глаза сверкнули в её сторону. — Ты что делаешь? — Шикнула на неё Аня. — Не привлекай внимания к себе. — Прости, — тихо произнесла девушка, опустив плечи и желая раствориться в воздухе от пронзительного взгляда, продолжавшего смотреть в её сторону. — Просто… — Просто что? — Ничего, — решив промолчать, она наконец вздохнула с облегчением, стараясь сделать это намного тише, когда на неё перестали обращать внимания.       Когда все тела были извлечены из непробиваемой гусеничной машины и сложены на тележку, её завезли в гараж дожидаться испытаний. Войдя в мастерскую, штандартенфюрер, продолжая курить табак, обратился к военнопленным: — Ивушкин, у вас две недели, чтобы восстановить танк и поставить его на ход. Всё нужное вы найдёте здесь. Весь день вы будете проводить тут. Выходить никуда нельзя, пока я вас не вызову. А это, — он кивнул в сторону двух девушек, поочередно пытавшихся перевести, но пока выходило не особо слаженно, — переводчицы, которые периодически будут сменять друг друга. Они будут переводить для вас поручения и составлять списки с недостающими деталями.