Когда прошлое - это настоящее

      Он со скрытым раздражением посмотрел на всё те же настенные часы, что отмерили с прошлого раза тридцать две минуты. Если бы он знал, что придётся так долго ждать, то предпочел бы отдать эти бумаги на следующий день. В этом ничего бы критичного не было, раз ему сказали здесь задержится на три дня. И то этот срок был примерным.       Но если он уже здесь, лучше просто дождаться, рассуждал мужчина.       Отведя взгляд от окна, вид из которого начал также надоедать, Ягер посмотрел на зевающего солдата, пытающегося сделать это максимально незаметно, но не менее забавно. Даже при приглушённом свете можно было заметить, что вермахтовец прикрыл на мгновение глаза и поджал губы, сам он сжал кулаки ещё сильнее обычного, пытаясь таким образом отогнать зевоту. Штандартенфюрер был уверен, что не будь его сейчас в этом коридоре, прислонившегося к стене возле окна, то сонный солдат смог зевнуть более свободно.       На этаже давно уже опустели все кабинеты, за исключением кабинета оберстгруппенфюрера. А последний штатный рабочий ушёл незадолго, как сам Ягер пришёл к Гудериану, поэтому стук женских каблуков, приближающийся к двери был достаточно хорошо слышим. — Да неужели. — тихо произнёс Ягер, видя, как дверь начинает открываться, и голоса становится слышно более четко. — Спасибо за вечер, Герр обер… — начала говорить женщина, но запнулась на правильности произношении звании Гудериана. Все же она не разбирается, кто из них есть кто, и какой у него ранг. Ягер был уверен, что, как и любая немка в этой ситуации она сделает виноватый вид, а потом усмехнётся. Он взял портфель с документами и подошёл чуть ближе.       Гудериан остановился возле молодой женщины и, беря её маленькую руку в свою ладонь, поднёс к губам, чуть прикасаясь в легком поцелуе. Совсем невинном, по сравнению с теми, что были до этого. Выдыхая на бледную кожу, чем заставил немку улыбнуться, генерал произнёс: — Можно просто Вильгельм, фрау Оделия, — назвал он её по имени, зная, что в коридоре остался один солдат, который не может покинуть свой пост, да и следил за тем, чтобы никто не вошёл, даже если этаж и опустел. — Внизу есть машина. Вы можете доехать на ней. Скажите шофёру, что вы хороший друг Герру Гудериану.       «Кажется кто-то решил устроить свидание, пока никого нет рядом. Жена ведь не придёт проверять, что делает оберстгруппенфюрер в своём собственном кабинете», — подумал штандартенфюрер, останавливаясь возле двери. Он не станет осуждать своего генерала за это. Какое ему дело до этого с кем он спит, проводит время, если это не касается его дела. По которому он был вынужден ждать в коридоре сорок четыре минуты. И всё же перебивать миг прощания этих двоих нельзя. — «Однако не нужно растягивать время, на эти долгие прощания». — Нас же может кто-то услышит, — она отвела взгляд, будто ища невидимого слушателя их беседы. — Сейчас в это время здесь никого уже нет. Или боитесь слухов? — спросил Гудериан, поглаживая запястье женщине, чья компания была интересной по многим критериям. — Нет, конечно. Я просто подумала, что такое может случиться, — она вновь усмехается, одновременно поправляя светлые кудри, слегка растрепавшиеся за день. — Тогда до свидания, — начала говорить женщина, а затем шёпотом продолжила, — Вильгельм. — генерал лишь кивнул, отпуская руку гостьи. Отвернувшись от двери, он застегнул верхние пуговицы.       Женщина посмотрела на Гудериана последний раз, словно хотела запомнить хорошенько ощущение сегодняшнего вечера, и вышла из кабинета. Дома её всё равно никто не ждёт, она уже давно как вдова. А ей так хочется иногда почувствовать себя вновь любимой. Немка собиралась уже закрыть дверь, когда услышала голос: — Не нужно закрывать дверь, — сказал мужчина, стоящий где-то совсем рядом. От неожиданности она дрогнула, решив сразу посмотреть на этого человека, но тут же отвернулась. Освещение умеет делать свое дело и поэтому, тонкие полоски шрама на щеке стали заметнее ещё сильнее. Да и отсутствие, хотя бы доброжелательного взгляда, который словно говорил «это из-за тебя мне пришлось здесь столько стоять и ждать», дали ей сигнал на отступление. — Хорошего вечера, — быстро произнесла немка, отходя от двери и пропуская Ягера.       Она мысленно надеялась, что он хотя бы не все это время стоял у двери. Сам же штандартенфюрер без стука вошёл в кабинет.       Гудериан стоял перед открытой дверью шкафа и смотрел в зеркало, приводя свой вид в порядок. Он застёгивал последние пуговицы, когда в отражении позади увидел хорошо знакомого ему офицера, что быстро отдал честь, перехватив взгляд. — Герр оберстгруппенфюрер, я принёс отчёт, о котором вы просили, — Ягер подошёл к столу, ставя на него портфель. Внутри лежала та сама папка, в которой находился отчёт, расписанный чуть более детально. Не открывая её, он положил документы на стол, позволяя генералу подойти к столу и самому взглянуть на его труды. — Хорошая и оперативная работа, штандартенфюрер. Побольше бы таких трудолюбивых граждан и солдат, готовые послужить родине, — сказал генерал, переставляя на комод бутылку, два бокала, и вазочку с фруктами. «Замечательный ужин», — подумал Ягер, переводя взгляд обратно на папку. — Но проверю я его только уже завтра.       Ягер ничего не ответил. Главное отдал этот отчёт, а что с ним дальше будут делать уже не имеет значения. — У вас ещё что-нибудь есть? — спросил Гудериан, перекладывая папку на основной стол. — Никак нет. — ответил Ягер, видя что старший по званию нашёл какой-то листок на столе и быстро прочитав содержание, усмехнулся. — Думаю это не составит труда, тем более он сейчас здесь, — прошептал оберстгруппенфюрер, ещё раз посмотрев на лист бумаги, а затем на штандартенфюрера. Тот стоял без особого напряжения, сложив руки за спину, но Гудериан знал, что Ягер был не в лучшем настроении сейчас. Как то он сказал, что штаб превращает его жизнь в бессмысленное существование, так ему ещё и пришлось ждать в тихом и мрачном коридоре, чтобы отдать эту папку лично ему в руки. Недоверчивый вояка. — Вам нужно будет задержаться в столице ещё на пару дней. Танковое училище как-то узнало, что вы в столице. — Танковое училище?.. Чем я обязан их такой заинтересованностью? — Как мне сказали им очень хотелось бы присутствия на экзамене офицера, что участвовал в боях, чтобы оценить способности будущих защитников. Их заинтересовали ваши прошлые боевые заслуги. — Ягер внутренне напрягся. «Прошлые боевые заслуги»… Конечно, если бы он не сидел в этих кабинетах, не писал бы отчёты и не следил за тренировками экипажей, а воевал в рядах с остальными солдатами, у него было бы этих заслуг ещё больше. — Могу от себя добавить, штандартенфюрер, что это хорошая возможность для вам подобрать ещё один экипаж для вашего эксперимента. Но, конечно, только тот экипаж, что покажет на экзамене себя с лучшей стороны.       «Как я не хотел долго задерживаться в столице, кажется меня всё равно не отпустят в ближайшие дни. Хотя предложение быть экзаменатором звучит и по-новому, однако ничем не будет отличаться от смотров и тренировок экипажей, где я временно закреплён», — подумал Ягер, на мгновение вспоминая свой экзамен. А именно тактику построения боя. Как он быстро представил в голове расположение танков на местности, где какой холм, как далеко до леса, примерную стратегию врагов в данной ситуации, когда один из танков ведущей двойки был выведен из строя. Ему нужно было организовать свою дивизию, продумав порядок перестроения танков для ведения боя, одновременно с этим продумать как уничтожить врага и главное найти танк, притаившийся в засаде. Именно этот танк по заданию и вывел из боя машину под № 4. Конечно, в итоге он сдал этот экзамен в числе лучших, как и ещё девять тогда ещё курсантов. — Хорошо, я буду там. Однако моё первоначальное задание не должно остановится в Тюрингии на такой длительный срок, — сказал Ягер и сжал руки в перчатках за своей спиной сильнее, так что они характерно для кожи скрипели. Всё же чем дольше он здесь задерживается, тем дольше русские танкисты остаются без должного контроля. Конечно, Тилике справится с его поручением, однако их основным начальником является он сам и значит он лично должен видеть, что делают эти русские. Быть может пока его нет они придумали план побега, из подручных средство в гараже они могли сделать и снаряды… Да что угодно могло произойти. — Вот и славно, штандартенфюрер. После экзамена доложите о результатах и о том, какой бы экипаж был бы вам полезен в вашем эксперименте. Завтра в десять утра, Дебериц. Думаю вам хорошо знакома дорога, так что не буду вас задерживать больше. — сказал Гудериан, открывая папку с документами, что лежала уже в момент прихода Ягера на столе, и закурил сигарету.       Штандартенфюрер отдал честь генералу и спешно вышел из кабинета в коридор, в котором тоже не стал задерживаться. А смысл? Чтобы посмотреть на уставшего солдата, своим присутствием доставляя постовому не самое из приятных ощущений от ненужного контроля, ведь он и так достойно выполняет свою работу, пусть даже и в полудрёме. Он вспомнил, как ему не позволяли войти. Солдат был до конца уверен в свои силы и приказ, отданный ему.       А тем временем до встречи оставалось чуть меньше часа.       Всё же хорошо, что он решил заехать и отдать папку заранее. Правда он не ожидал, что ему придётся ждать из-за свидания. А ведь он и сам проводит с русскими много времени. Правда это совсем неромантическая встреча, а работа. Единственное отличие, что к нему было легко попасть, если даже эти иваны и переводчицы были там.       Мысли о переводчице вновь вернули его к её словам, действиям и размышлениям вслух. Что же будет в будущем? Как выглядит обычная жизнь человека того времени? А что если она останется в том времени навсегда? Что с ней будет?       Он сел в машину, называя адрес. Лучше он посидит и подождёт Гофмана в баре, чем будет идти отсюда до места назначения. Да и слушать звук работы мотора намного приятнее, чем стук сапог по брусчатке, зазывающий голос мальчишек, стремившиеся продать как можно больше свежих газет до конца дня.       «Наверное её казнят, как только моя работа закончится в лагере. — подумал он, сжимая ручку портфеля, что лежал рядом на сиденье. Ягер представил Клюеву с заплаканными глазами, её осторожные шаги к эшафоту и взгляд куда-то далеко, словно смотрящий сквозь время. Всё будет также, как и с другими. — Она будет никому не нужна. Слишком многое узнала. Это будет большой потерей для нашего времени», — продолжил он свои мысли. Убеждая себя в том, что путешественница просто полезна для него, чем интересна. Хотя последнее он тоже отрицать не мог. — Штандартенфюрер, мы на месте, — останавливаясь за несколько метров от бара, возле магазина с канцтоварами, сказал шофёр, уверенный в том, что доставленный пассажир направится именно в этот небольшой магазинчик. Ягер молча вышел и машины, поправив фуражку, он действительно сперва подошёл в витрине магазина, чтобы поправиться в отражении. На витрине на полочках лежали разные материалы для работы и творчества. Тетради, карты, альбомы, перья, карандаши. Задержав внимание на последний, Клаус вспомнил простые карандаши в пенале Алины, вспомнил её рисунки, его портрет. — Может он всё-таки приедет чуть раньше, — посмотрев на наручные часы, тихо произнёс немец, отходя от магазинчика. Но возле бара его никто не ждал. Неужели ему самому стоять возле бара, как школьникам возле входа. Ребятам ещё расти и расти, но им уже очень интересно узнать о таинственном заведении. А ещё больше желание попасть туда.       Увидев приближающегося офицера, ребята заворожённо смотрели на него, а затем облепив со всех сторон стали спрашивать о его службе, просили передать привет им с фронта, говорили о том, что их отцы либо погибли, либо пропали без вести.       Наверное, будь здесь кто-нибудь умеющий легко найти общий язык с детьми, то непременно мог бы отвлечь их на себя. Ягер же не имел возможности найти такого человека сейчас. Поэтому он был вынужден немного послушать лепет этих мальчишек, что начали уже говорить о том, что будь они постарше, тоже пошли защищать страну. Не завоёвывать, а защищаться. — Это похвально, — старался говорить спокойно Ягер, продвигаясь ближе ко входу. «И где матери этих любопытных и болтливых сорванцов? Им вообще что ли нет дела, где находятся их дети?» — подумал он, видя, что его сухая похвала лишь ещё сильнее подзадорила детей к общению с ним. — Итак, вы похоже останавливаться не хотите. Я объясню кратко. Если вы хотите быть солдатами, то, во-первых, вы должны заняться своим образованием, а не шляться где попало. Во-вторых, вы должны научиться держать себя достойно, а не бежать к офицеру армии вермахта, словно я ваш ровесник. Это так недостойно выглядит. Пока я вижу лишь детей, а не будущих солдат, у которых дисциплина намного выше. А дисциплина — это порядок в строю и в армии соответственно.       Наконец закончил свою речь штандартенфюрер, осмотрев детей, что с непониманием смотрели на него. Что это ещё за странные слова? Что они вообще значат? Единственное, что они поняли, что этот человек не особо хотел их чем-то подбодрить, а просто послал их быстрее домой. Мальчишки переглядывались между собой и перешёптываясь, поспешили уйти от бара по домам. Увидев ещё одного офицера, они уже молча ускорили шаг, стараясь даже не оборачиваться. На всякий случай. — Добрый вечер, штандартенфюрер. Я специально пришёл чуть пораньше, но всё равно не оказался первым. Это немного несправедливо, — усмехнулся Гофман, открывая дверь бара. — Ты, кстати, что не зашёл сразу? — Я был окружён мальчишками, которые похоже не обучены манерам, — ответил Ягер, проходя в шумное заведение. — Честно, после слов «был окружён», я не особо вслушивался. Как такое могло произойти? — Это были дети, — он подошёл к дальнему столику, подальше от шумной компании и девушек, что сидели возле барной стойки. — Они были уверены, что я буду выслушивать их лепет до самого конца. Не стоило мне останавливаться хотя бы на минуту.       Гофман усмехнулся, пытаясь представить эту картину во всех деталях, свойственно его профессии, поскольку не имел возможности видеть это всё своими глазами. А затем сказал: — А как же ты со своими детьми будешь общаться? — он опустил взгляд на руки некогда сокурсника не замечая признака клятвы любви. Переведя взгляд на его лицо, Гофман увидел абсолютное безразличие, понимая, что его друг не стал таким счастливцем как он. На то могло быть несколько причин. Отсутствие интереса к женскому полу вообще, отсутствие времени, или он ещё не нашёл ту самую, как его Моника, с которой можно было бы отдохнуть, понимая, что даже во время войны её объятия теплее кофе и крепче, чем у смерти. — Меня это пока не интересует, — ответил Ягер, подтягивая к себе лист меню. — Первоначально нужно закончить миссию, затем войну, а потом… — Не будет времени. Клаус, — он обратился к нему неофициально, по-дружески касаясь плеча, — время идёт и завтра может уже не настать для каждого из нас. — Я не сдамся так легко и ты это знаешь. Поэтому сам решу, когда наступит для меня завтра. Ведь если бы не моё стремление к жизни, то кто знает… Был бы я ещё жив. — Но ведь и без любви нельзя, — старался переубедить его капитан. Он уже успел навестить жену, отдавшись её объятиям, и поэтому не понимал, как можно отказать от всего, кроме работы.       Им принесли заказ достаточно быстро. Холодные, заполненные до краёв кружки с пивом, расставили перед офицерами. — Ладно, давай поговорим о другом, — решил перевести тему Гофман, отпивая холодного пива из кружки.       Штандартенфюрер согласно кивнул.       Обсуждение личной жизни не доставляло ему удовольствия. Конечно, как и любой немец он должен был для процветания страны завести семью, найдя достойную и здоровую немку, но думать о таком пока не было экстренной необходимости, да и в мирной жизни его окружают слишком наивные люди, а среди солдат женщины большая редкость. Да и те часто лишь безумные карательницы или же убийцы.       Либо…       Девушки сидящие возле стойки, помахали им в знак приветствия, стараясь смехом и улыбкой привлечь внимание офицеров. Правда пока получалось безрезультатно. — Кстати, как проходила твоя служба за эти годы? С начал войны мы виделись лишь раз, перед тем, как направились в разные части Европы.       Ягер откинулся на не очень удобную спинку диванчика с большим количеством мягкой обивки. Мысли о прошлом снова обожгли его правую сторону лица, сковывая эмоцию, схожую с безразличием, брезгливостью и разочарованием, и в то же время со злостью. Однако только на мгновение. Вновь приняв уверенную позу, и убрав негативные следы эмоций, он сделал вид, будто задумался, вспоминая, что лучше будет рассказать бывшему одногруппнику.       Он видел его. И как не меньший стратег, такое поведение его собеседника разжигало в нём интерес ещё сильнее. Но он даже не мог представить, что одно задание могло изменить представление Клауса о силе духа других людей, что всего один человек, сможет уничтожить его дивизию за день.       Штандартенфюрер вновь делает глоток пива, градус которого совершенно не чувствовался обоим, прежде чем начать говорить: — С самого начала войны меня направили на Восточный фронт. Обычное дело для нас, неправда ли? Идти туда, куда нам велят… В сорок первом мне казалось, что для меня была самая холодная осень, и только мысли о скорой победе и азарт согревали нас в русских лесах. Я даже поспорил, что первым прибуду в столицу, — его взгляд скользнул на наручные часы, выглядевшие совершенно как новые, если только не знать, что защитное стекло и ремешок на них были заменены на новые, а спор так и не был выигран. — До советской столицы оставалось чуть меньше дня пути, если не вступать в бой. Однако под Нефёдом нас ждала засада, — он усмехнулся. — Этот иван был умён, как чёрт, и такой же проворный. Умелый командир. Всю дивизию мне к чертям разнёс. — Иван? Он был один? — решил переспросить для уточнения танковый капитан. Ягер лишь ответил коротким: «Да».       Вы когда-нибудь чувствовали, что воспоминания готовы вас поглотить? Держали ли они вас, как заложника в цепких лапах, заставляя прокручивать одни и те же события в своей голове не по одному разу, пока вы не запомните каждую деталь? А может вы пытаетесь как-то в воспоминаниях справить ту ситуацию? Ягер прекрасно понимал это чувство, хоть и старался держать его под контролем.       И он прекрасно помнил. Всё помнил…       Помнил и последний выстрел, как пистолет выпал из его обессиленных рук. Клаус помнил, как он из последних сил выползал из подбитого танка и упал на изрытую землю, шипя от боли. Весь в крови и ожогах, ещё тогда гауптштурмфюрер смотрел на ноябрьское непривычно холодное и чужое небо, прежде чем провалился в темноту. Его нашли тем же вечером вермахтовцы из отряда, что отставали от их дивизии на полдня. Затащив его в один из уцелевших домов ему на скорую руку зашили наиболее серьёзные раны и перевели с парой уцелевших солдат в госпиталь.       Это то, что он помнил.       Однако не знал, что два красноармейца, что уничтожили его дивизию тогда выжили. Их нашли там же в изрытой от гусениц земле, в саже и кровавыми следами на одежде. Если бы они только не пошевелились, если бы не издали хоть один шумный вздох, то вероятно, могли бы избежать участи оказаться в плену. — Да уж… Но главное, чтобы наши враги никогда не могли одержать над нами вверх. Давай выпьем за это. Всегда быть сильными и не дать врагам раздавить нас, потому что это мы можем сделать сами, — они несильно чокаются кружками. — Может закажем что-нибудь покрепче? Как по мне — это была лишь разминка. А я пока расскажу как у меня прошли эти годы. — Решительно сказал немец и, быстро сходив за бутылкой коньяка, приступил к рассказу. Он говорил много в отличие от Ягера, который больше любил говорить кратко, без преувеличений и мельчайших деталей. Коротко и по делу, как говорится. Гофман был не такой.       В итоге Ягер услышал от студенческого друга подробную историю его службы, какое заслуги он получил, хотя по большей части он сетовал на то, что ему не дали возможность с его назначением показать истинные способности стратега. А затем, уже опьяневших Гофман начал рассказывать о Монике. — Чёрт, я её так люблю, я хочу чтобы она была в целости и сохранности. И подальше от этой грёбаной столицы, где слишком много опасности для неё, — сказал Гофман, опираясь щекой о кулак левой руки, где поблёскивало кольцо. Он поджал свои тонкие губы. Так гауптштурмфюрер пытался скрыть переживание, которое усилилось из-за алкоголя. Он действительно очень переживал за свою жену. В столице с ней могло случиться больше опасных происшествий, чем в пригороде. К тому же войска противников всё чаще начали одерживать победы. Пусть лучше она живёт в небольшом домике подальше от суеты и ждёт его… — И почему ты всё-таки так и не женился? — Я уже успел увидеть все подводные камни супружеской жизни в твоём исполнении, Генри. Не хочу стать параноиком, — коротко усмехнулся Ягер, вновь замечая на себе взгляд со сторону барной стойки. — Слушай, может ты просто переживаешь, что кто-то не сможет смотреть на твои шрамы на лице? — не унимался с расспросами на достаточно глупую, и никак не связанной с танками, или их службой темой опьяневший Гофман. — Я готов тебя убедить, что те девушки явно смотрят не только на меня.       Словно почувствовав, что говорят о них, девушки переглянулись между собой, улыбаясь.       Среди них были действительно красивые немки. Одна из девушек с более тёмными волосами кокетливо поправила кудри. Её голубые глаза заинтересованно смотрели на компанию офицеров. И если Гофман не реагировал на их уловки, потому его мысли были сосредоточены на жене, которой не хотел сам изменять, да и банально был просто пьян, чтобы иметь желание даже просто лишний раз пошевелиться, то Ягер, исключая измену, ввиду отсутствия супруги, просто не интересовался этими девушками. Они были иными. Не цепляли внимание и были так похожи друг на друга. Если не внешностью, то стилем одежды, или мыслями. Это навевало скуку, его пытливому и расчётливому уму.       «Стоит ли мне рисовать ваши шрамы, Герр Ягер?» — с осторожностью и взволнованностью прозвучал знакомый голос, где-то далеко в сознании. Она смотрит на него своими зелёными глазами, которые не отводя взгляда следят за его реакцией. Страха нет. Быть может только осторожность, умелый расчёт. Никакого флирта в этом взгляде. Она преследует свою цель.       «Рисуй как считаешь нужным». — прозвучал тогда его ответ. Он понимал, что девушка это спросила нарочно. И это заставляло задуматься, что могла придумать эта девушки. Что она пыталась узнать в этом казалось бы простом вопросе?       Иногда кажется, что она забывает о том, кому принадлежит её жизнь. Она совершает много опрометчивых и глупых поступков, которые могли бы привести её уже не один раз, если не к казни, то к наказанию. Но он ни разу не позволил этому случиться. Да, Ягер стрелял в неё, однако не целился ей в голову, или в тело. Это был лишь более эффективный метод манипуляции и устрашения. Не больше!       По итогу Ягер так и не отвечает на вопрос Гофмана, погружая их столик в задумчивое молчание. Но никто из них не был против этой тишины. Она успокаивала.       Немка с более тёмными волосами явно не намеревалась так легко сдаваться, увидев отсутствие заинтересованного внимания. Даже когда была приглашена на танец, не сводила взгляд с мужчины, сидевшего к ней боком. Его левая щека не была подвержена следам войны и потому девушку привлёк мужественный профиль Ягера, его прямой нос, плавная линия скулы, да и просто военная форма, которая ему определённо шла.

***

      По ощущениям они здесь уже где-то около часа, может чуть больше. Он делает ещё один глоток крепкого напитка, всё же обращая внимание на танцующих, покачивающихся из стороны в сторону, в такт музыки. А мысль подкидывает одну простую фразу «а что если». Её он удерживает, пытается развить. Интерес одолевает, и он начинает выстраивать возможные варианты этой странной игры.       А что если бы здесь была путешественница Клюева, так же медленно танцующая в паре. Она бы распустила бы свои волосы полностью, или собрала их в строгий пучок? Смотрела бы она не него так же дерзко, как та немка, или с осторожностью и покорностью? Танцевала бы для него?       Или вместе с ним?       Он прикрывает глаза, но яркие пятна воображения мешают ему и там. Его и так обострённые чувства, дорисовывают то, что могло бы быть. Но девушка так не должна выглядеть! Это нереально! Как бы она посмела посмотреть на него таким игривым взглядом, цокая каблучками на танцполе в медленном танце, пытаясь привлечь внимание к себе? Это просто немыслимо!       Он не глупенький мальчик, который не знает, что значат такие мысли в голове. А значит слова девушки подтверждаются вновь. Он просто человек, где солдат — это просто профессия, а не замена первого слова.       Простой интерес перешёл на другую ступень. И это вполне обычно и нормально. Для человека.       «О чём же он так задумался? — уже рассуждая как гений из популярных детективных книг, что хорошо мыслит только после хорошей порции алкоголя, капитан сопоставлял факты и новые данные о друге. — Он посмотрел ещё раз на девушку на танцполе. Но он не смотрит конкретно на неё… Но кто тогда? Тут явно что-то есть… А может!.. Да нет. — он чуть откидывается на спинку, позволяя спине перестать держать осанку, и продолжает мысль, — что-то спать уже хочется. Похоже нужно домой. Всё-таки хороший ты, Клаус, человек. Вот закончится война, я приглашу тебя в гости. Представлю жене. Скажу, что ты мой хороший друг». — Ты что спишь? — спросил Ягер, открывая глаза, чтобы убедиться самому в своих словах. — Немного… Давай уже собираться. — он смотрит на свои часы буквально секунд пять, затем приходит к логичному заключению, — чёрт, все магазины уже закрыты. — Точнее даже ещё не открыты, — уточнил мужчина, также начиная собираться. — Или так.       Они расплатились за выпитый алкоголь, разделив сумму пополам и вышли из бара. Ночь полноправно приняла их в свои объятия. Повернувшись друг к другу лицом, Гофман спрятал руки в карманах брюк, словно их разговор ещё не до конца окончен. — Представляешь, что я вспомнил. У нас дома масло закончилось, чтобы я швейную машинку смазал. Я думал, что пока тебя буду ждать схожу, — он кивнул в сторону магазинчика, что был чуть дальше уже знакомого штандартенфюреру канцелярского, — да ты пришёл раньше. Я ни капли не обвиняю тебя, просто к чему я это веду… — пауза, чтобы перевести дыхание и вспомнить, к чему была эта речь. Ягер внимательно слушает, хотя усталость подкрадывалась с каждой минутой всё ближе и ближе. — Так о чём я… Нужно баловать свою женщину, делать какие-то подарки, что-то делать своими руками для неё. Так она будет чувствовать, что небезразлична для тебя. Вот — делюсь с тобой бесплатной мудростью семьянина, как другу. — Видно я должен отблагодарить тебя за такую щедрость, — растягивая слова сказал мужчина, не понимая как они перешли к тому, чтобы его учили, как нужно обращаться с женщинами. — Тут уж решай сам. — гауптштурмфюрер пожал плечами, отвечая Ягеру. Хотя ему было действительно интересно, что он придумает. Но об этом он уже узнает только после войны. А ведь ему скоро отправляться вновь на фронт. «Не верится, что в окружении родных и друзей время так быстро летит…» Он протягивает руку, пальцы которой подрагиваю толи от алкоголя, толи от нервов. — Что ж, спасибо, что составил мне компанию, Клаус.       Протягивая руку, Ягер не мог не заметить, как рука Гофмана чуть трясётся. — Я уверен, что мы встретимся ещё, — сказал он с уверенностью в голосе, чтобы поддержать гауптштурмфюрера, пожимая ему руку на прощание. В ответ Гофман слабо улыбнулся.       Конечно, Ягер не был уверен, что они могут встретиться ещё, но хотелось просто верить. Верить в лучшее.              Кажется, впервые за долгое время он не является простым реалистом, что своими словами может опалить крылья, не хуже лучей Солнца мечтателю Икару.       Тем временем Гофман, сказав слова прощания уже начал отдаляться от Ягера, оставляя его одного наедине с мыслями и воспоминаниями о прошедшем вечере. Неспешно идя в сторону своего временного ночлега, или хотя бы до ближайшего место ожидания такси, штандартенфюрер вновь проходит возле канцелярского магазина, где в свете фонаря на витрине замечает всё тот же набор для рисования.