Препарированный мотылек

Что заставляет человека желать победить? Стремление стать первым или соблазнительная награда? Но ведь для каждого — свой приз. Кто-то порадуется большому выигрышу, другой получит кайф от самого процесса «состязания», а третий насладится спектром ярких эмоций и тем самым обретет шаткую почву под ногами. Том относил себя к последним двум категориям, но когда получалось урвать сразу три состояния, значит, вылазка на арену по всем фронтам может считаться удачной. «Ареной» называли место проведения подпольных собачьих, а иногда и человеческих, боев. Там всегда собиралось немереное количество людей, желающих посмотреть на жестокую бойню разъяренных псин. Испокон веков зрелищное насилие воспринималось толпой на ура. Их не пугала кровь, которая проливалась на арене, ведь это — часть представления, их не волновали ошметки мяса или куски костей, валяющихся на земле, поскольку голодное и безжалостное нутро требовало еще больше эмоций и адреналина. Том часто задавался вопросом, как бы реагировала эта толпа, если бы с таким упорством и яростностью драли на куски ее саму? Уж точно не кричала бы с таким восторгом «Убей!». За пять с лишнем лет, Каулитц видел эту толпу в таких разных состояниях, что, казалось, его ничто не может уже удивить. Потому что кровь постепенно становилась рутиной, а оголодавшее нутро требовало своего. Поэтому он начал принимать участие в более зверских боях, где псы могли разорвать какого-то человека до состояния окровавленного куска мяса. С одной стороны он понимал, что подобная «забава», мало того, что была незаконной и бесчеловечной, так еще и накладывала соответствующий отпечаток на его репутацию, но с другой… она его насыщала, и внутренняя тварь на какое-то время замолкала, засыпая сытым сном. Подобные бои проводились редко и присутствовать на них могли лишь те, кто был проверенным членом этого уличного клуба. Том не чувствовал угрызения совести, когда подобная свора бешеных псин рвала на куски его одноклубника, который погряз в долгах их руководству или решился настучать копам о происходящем на арене. И казалось бы, с человеческой точки зрения, ему должно было быть омерзительно и страшно находиться в подобном обществе, но проблема в том, что «человеческого» в парне было совсем мало, да и покалеченная психика не позволяла воспринимать подобное зрелище, как что-то запретное или недопустимое. Для нутра главной целью было насыщение, а уж какими методами оно было достигнуто, не особо важно. Быть может, именно эта черта толкала его в сторону культа и его последователей, потому что он на подсознании знал, что там сможет по полной удовлетворить ненасытное нутро, так еще получит возможность наблюдать за остальными «коллегами». Подумав о том, что Оркус явно не пропустит предстоящий бой, Том едва слышно выдохнул, сдерживая чуть подрагивающие руки, и взял Эша за поводок, выводя его из машины. Пес нетерпеливо переминался с ноги на ноги, едва не порыкивая из-за предвкушения от боя, но вперед не рвался, послушно замерев рядом с хозяином. Удивительная вещь, в парке уже бы сломя голову мчался за какой-то болонкой, брызгая слюнями во все стороны, но здесь спокойно стоит и терпеливо дожидается, пока Том спустит его с поводка и отдаст команду «убивать». В этом был весь парадокс его псин: дома они могли валять дурака и даже кидаться на него, но на арене оба, и Морт, и Эш, превращались в веских и вышколенных бойцов. Том едва заметно усмехнулся, когда подумал, что если его двум засранцам дать волю, они тут всех уделают, и в конце только радостно оскалятся, словно не массовую бойню совершили, а кусок мяса в подарок получили. Тааак… нужно закругляться с подобными мыслями, а то он такими темпами может себя раньше времени до последней кондиции довести. Слегка мотнув головой, Каулитц уверенной походкой направился в сторону регистрационного блока, не обращая внимания на едва слышный шепоток за спиной. Люди… Как же они любят поперемывать кости всем окружающим, как-то забывая в это время посмотреть на самих себя и увидеть собственное гнилое нутро. На арену не приходят ради забавы или случайно, сюда стекаются все ублюдочные особи города, которым не хватает острых ощущений. Адреналин — одна из многих причин, почему толпы людей продолжают приходить в это место. Кровавое зрелище многим заменяло секс, и нередко, когда бойня заканчивалась жесткой оргией. Том не был особым поклонником массовых оргий, но вот отодрать кого-то под влиянием вспышки адреналина в крови очень даже любил. Правда, не все были согласны на подобное отношение, резко вспоминая о своем достоинстве, стоило ему только прямым текстом сказать кому-то о своем желании выебать хорошенький зад. Поначалу он пытался сдерживать свой пыл и быть тем, кого хотели видеть его партнеры, но это быстро ему надоело. И он решил связываться только с теми, кому плевать на его внутренние заебы, и волнует только физический аспект. Да, таких личностей было мало, но ему вполне хватало, чтобы достигнуть разрядки и не выслушивать тираду, какой он шизанутый урод. Оставив Эша с куратором боев, Том поднялся по металлической лестнице и занял свое место на балконе, который располагался как раз над огороженным высокой сеткой рингом. Отсюда было видно всех присутствующих в зале, что ему всегда нравилось, ведь так м он захватывал эмоции всех и тем самым сильнее подпитывался тяжелой энергетикой. Сейчас в зале было еще не слишком шумно, потому что бой еще не начался, но вот во время «представления» может заложить уши от того ора и гула, который издавала толпа. Проскользив по людям бесстрастным взглядом, парень внезапно замер, когда глаза наткнулись на мощную фигуру Оркуса, который вольготно сидел в VIP — ложе, которая принадлежала хозяевам арены. Пришел-таки, гад такой, еще и скалится, как последняя паскуда. Том сухо фыркнул, отсалютовав Цепному Псу, ясно давая понять, что он его заметил. Оркус ответил ему легким кивком и тонкой улыбкой, под которой чувствовалась сталь. Том мысленно выругался, понимая, что попал под чуткий надзор ищейки культа, но с другой стороны, может быть, это и к лучшему, не придется из кожи вон лезть, чтобы доказать свое право на вступление в организацию. Успокоив свои внутреннее метания, Каулитц проскользил взглядом дальше и тут же растянул губы в хищном оскале, когда заметил свою извечную головную боль, но как ни странно, и одновременно с этим, своего почти официального любовника. Элиас Девелиш был занозой в его заднице уже года три, постоянно наступая на пятки касательно выигранных боев и, одновременно с этим, прогибающийся под его напор безотказной дыркой. Том его и презирал, и хотел, потому что парень позволял творить с собой самые разнообразные вещи, вплоть до легких ран на теле, которые он оставлял на нем, забываясь в ощущениях. Константой их отношений был секс, который никого ни к чему не обязывал, и который подогревался толикой азарта, когда они выступали противниками на арене. Дрались-то псы, а на прочность проверяли свои нервы уже они, когда эмоции от боев захлестывали с головой. Вот и сейчас блядская предвкушающая улыбка растянулась на губах Элиаса, стоило ему только заметить Тома. Засранец блядовитый, ни единой приличной мысли в черепной коробке. Каулитц едва заметно хмыкнул и закатил глаза, поражаясь, насколько беспардонным и бесстыдным может быть этот парень, а затем ведущий объявил о начале первого боя, и все его внимание приковал к себе ринг. Заметив на площадке знакомую овчарку, которая грызанула Морта в прошлой схватке, Том едко оскалился, желая превратить псину в отбивную. Но, похоже, за него это сделает ее сегодняшний противник — массивный питбуль. Новые «лица» среди бойцов радовали возможной перспективой устроить зрелищный бой и сорвать приличный куш со ставок. Овчарка была старожилой, и то, благодаря своему хозяину, который вовремя вмешивался в поединок и спасал незадачливого питомца. Этим и бесил, но, по сути, правил не нарушал, а значит, мог и дальше действовать на нервы всем остальным. Многие достаточно сильно терпеть не могли эту парочку, чтобы желать им очередного поражения, но тут играл случай, и тот факт, насколько сильным окажется противник. Том наблюдал за боем со скучающей маской на лице, но его глаза с каждым мгновением все больше темнели и приобретали нездоровый блеск. Под кожей лениво двигалась проснувшаяся тварь, которая заставляла кровь постепенно вскипать, а тело пульсировать от вспышек пока мало заметного азарта. Он смотрел на ринг, окруженный ревущей толпой, а видел лишь две дерущихся псины. Бойцы явно были раздраконены перед боем, это было заметно по их обезумевшим глазам навыкат, слишком резким атакам и порывистым броскам в сторону друг друга. На какой-то миг Каулитц прикрыл глаза и абстрагировался от галдящего шума на арене, вслушиваясь только в происходящее на ринге. Он слышал, как ломаются кости от столкновения, как рвется кожный покров под острыми клыками, как тяжелое дыхание вырывается из скалившихся пастей, смешиваясь с яростным рычанием и болезненным скулением. Он слышал так четко, будто сейчас был внизу, прямо перед сеткой, в эпицентре всего действа. Рядом кто-то возбужденно кричал, едва не свешиваясь через перила, но Том не обращал на это внимания. Гораздо сильнее его волновало собственное всколыхнувшееся нутро, которое уже с силой пульсировало в грудной клетке и пробивало ребра своим импульсом. А на ринге летели ошметки мяса, которые с остервенением рвали из подыхающей овчарки клыки питбуля, кровь брызгала в разные стороны, пачкая лица перевозбужденных людей, которые столпились вокруг сетки. Свора гиен, иначе не скажешь, потому что приравнять к человеку ту падаль, которая собралась внизу нельзя. Она, скорее, сама добьет бойца, чем позволит ему выйти с ринга живым. Жестокая, беспринципиальная, прогнившая до костей свора, у которой нет ни единого представления о банальных человеческих правилах поведения и моральных рамок. Для нее главное — зрелище, от которого закипит кровь, а на все остальное плевать. Но были случаи, когда даже такие выблядки блевали где-то в подворотне от отвращения, потому что запоздало приходило осознание того, что они творили. Вот и сейчас несколько человек не выдержали бойни и потеряли сознание, падая под ноги возбужденной толпы. Том неопределенно цокнул языком, когда подумал, что эти слабаки станут следующими жертвами в закрытом бое. Таким было негласное правило арены: если ты допускаешь, чтобы другие увидели твою слабость, страх или жалость к «бойцам», то в предстоящей схватке становишься на место добычи. Это знали все, как и то, что от подобной участи не спастись. Если, конечно, за глупца не вступится кто-то из руководства арены и пожалеет незадачливого бойца. На веку Тома такое случалось от силы два раза, и то, только потому, что ломались негласные спонсоры. Сейчас же были обычные мелкие сошки, не представляющие для начальства особой ценности. Парень с похолодевшими глазами посмотрел в сторону лежащих на полу людей, но внутри ощутил только прилив едкости и странной злости, которая неожиданно растеклась по венам. Он не любил, когда что-то выходило из-под контроля и кардинально меняло планы. Да, он не прочь посмотреть на то, как эти туши превратят в ужин для стервятников, но, блять, не сегодня, когда ему нужна дозированная порция адреналина. А, впрочем, нахер все, хуже уже не будет, тем более после его затяжной голодовки. Подумаешь, может зайти за край с такой трапезой, это же такой пустяк, блять. Но выбора все равно нет, он уже позволил внутренней твари почуять кровь и ощутить предвкушение большей бойни, поздно делать шаг назад и пытаться успокоиться. Схватка на ринге подходила к концу. Как Том и ожидал, питбуль превратил надоедливую овчарку в груду мяса и костей, не помогли даже попытки горе-хозяина защитить собаку. Сейчас вся площадка была залита кровью, повсюду были ошметки плоти, внутренности и обломки костей, цельная туша была разорвана на несколько кусков. А в центре этого побоища сидела дикая и взбешенная зверюга, которая озверевшими глазами смотрела на окружающую ее толпу. Иногда Том чувствовал себя точно так же — загнанным в клетку и доведенным до полного срыва башни, когда слепая ярость и жажда крови застилает глаза. Социальная клетка, из общественных ограничений его душила не хуже реальной из металла, но он научился справляться с ней и находить лазейки для выхода. Правда, это не всегда устраивало его окружение, но ему было плевать. Собственная «адекватная и цельная» крыша была важнее, чем положительное мнение людей о нем. Тем временем, за Каулитцем внимательно наблюдал Оркус и отмечал стремительную смену эмоций на лице парня. Изначальное предвкушение и жажду большего резко сменила злость из-за перемены программы, а после пары минут размышлений в выражении застыла скука и хладнокровие. Очевидно, мальчик слишком восприимчив к излишнему насилию, раз переживает из-за превышения дозы. Но как это у него выражается? Полностью слетает планка или извращенные желания вылазят наружу? За годы работы в культе, Оркус видел самые разные проявления из-за передозировки. Кто-то впадал в кровавый угар, другой устраивал массовую оргию, причем не очень-то учитывая желания партнеров, а третий предпочитал вредить себе, чтобы хоть как-то вернуть ясный рассудок. Но Томас Каулитц не был ни потрошителем, ни любителем селф-харма, и уж точно, он не напоминал озабоченного полового маньяка. Вроде и эмоции есть вполне явные, но что за ними кроется — загадка. — Я вижу, господина Оркуса заинтересовала наша местная Анаконда? — прервал вдруг его размышления голос начальника арены, которого все называли пафосно Магистр. Оркус слегка улыбнулся, не отрывая пристального взгляда от парня, и неопределенно пожал плечами. — Весьма необычный субъект, — проговорил он, не выказывая явного интереса, — редко когда можно увидеть такую жажду крови и в то же время такое самообладание. Магистр цинично усмехнулся и вздохнул, когда задумался над причиной такого поведения. — Это он сейчас может похвастаться хорошей выдержкой и уравновешенным поведением, но вот как только он сюда пришел, то напоминал безумного самоубийцу, который только и ищет повод, чтобы сильнее начистить кому-то морду или получить в пятак самому. Оркус удивленно приподнял бровь и слегка повернул голову к начальнику. — Серьезно? По нему не скажешь, что он — большой любитель драк. — Не драк, — поправил его Магистр и тонко улыбнулся, — а адреналина. Не важно, что он будет делать, драться в клетке, наблюдать за своими псами, трахаться в темном коридоре, все ради того, чтобы получить свою дозу кайфа. А вообще, если полностью опустить все условности, то я бы назвал его эмоциональным вампиром. Своих-то эмоций он не ощущает, но вот чужие впитывает на раз, так и держится до следующего «сеанса». — Вот значит как… — задумчиво обронил Оркус, теперь вполне ясно понимая, почему ничего не смог разглядеть за чувствами парня, — а мальчик интереснее, чем можно предположить на первый взгляд. И ведь успешно скрывает свою подтекающую крышу. Впрочем, это может стать даже плюсом, Кербер любит ломать характер под себя, используя для этого эмоциональные каналы. Посмотрим, как он справится с этим бесчувственным вампиренком. Магистр натурально вздрогнул, когда услышал прозвище известного легионера культа и с заметным благоговением спросил: — Кербер? Вы хотите отдать Анаконду ему под протекцию? — Подумываю, — нехотя признался Оркус и вздохнул, — кроме него, с парнем никто не справится, а здесь нужна огранка особого качества. Надеюсь, Кербер не перегнет палку, мне бы не хотелось превращать такого красивого и способного мальчика в труп. Магистр шумно сглотнул, но ничего больше спрашивать не стал.