Сжимая зубы

      В детстве Васса усвоила одно интересное правило: у женщин, если отбросить исключительные случаи, есть только два варианта — либо быть сильной и делать всё самой, либо полагаться на мужчину и использовать уже его силу в своих интересах. Если мозгов хватит. Пока мама завязывала на её белокурой голове до нелепости огромные банты, а папа давал взятку директрисе пансионата, Васса морщилась и пыталась понять, почему большинство женщин выбирало второй вариант. По её мнению, дело было не в деньгах, ответственности или невидимом слоне сексизма, вовсе нет; стоя на линейке и обводя пристальным взглядом стайку растроганных матерей, Васса достаточно ясно поняла, что каждую из этих женщин, по всей видимости, устраивает находиться в зависимости от кого-то, устраивает быть несведущими и оставлять важные решения другим. Они ввязывались в старую, как мир, игру, в которой у них не хватало ума правильно разыграть карты, просто потому, что их к этому располагало воспитание, этому их учили, этот путь был проще и легче, и кажется, что сама природа и эволюция растягивали у протоптанной за века дороги рекламный плакат. Реклама патриархального образа женщины была самой громкой, яркой и навязчивой. И вот они, эти жертвы социализации, стояли, как стадо, такие разные и такие одинаковые в своей слабости, и верили, что жизнь удалась. Играл в хрипящих динамиках школьный гимн, улыбались учителя. Васса опустила глаза, увидела носки своих блестящих белых туфель — новеньких, чистых, совершенно неудобных — и навсегда выбрала первый вариант. Каждому своё.       Судьбоносное решение стало причиной, по которой её в первый же год чуть не исключили, а к пятнадцати годам Васса держала под собой весь пансионат и ещё три улицы в округе. И отец больше никогда не давал за неё взятки.       — Семь штук, — тонкая пачка денег перекочевала из рук в руки. Васса прищурилась, делая затяжку, и перехватила свисавшую изо рта сигарету. Сотовый в кармане молчал. — Следующая поставка в пятницу, объём и маршрут те же.       Молодой водитель торопливо пересчитал купюры. В присутствии этой женщины, больше похожей на дерзкого пилота истребителя из американских фильмов, у него вечно тряслись руки, и тот факт, что она это замечала, нервировал его ещё больше.       — У вас тут всё так серьёзно, — улыбнулся он, запихивая деньги в карман. — Камеры, охрана, все в халатах. Вы же отбеливателем торгуете.       — Я его произвожу, — Васса, как дракон, выпустила через нос едкий дым, и презрения, с которым она затушила сигарету о ботинок, хватило бы на весь штат сотрудников. — А ты, парень, страшно куда-то опаздываешь.       — Что?..       — Вали, говорю, — фыркнула Васса и, не прощаясь, направилась внутрь склада.       Налипший на подъездной бортик снег звонко хрустел под ногами и ветер трепал полы рубашки. Зима была мерзким временем года, в любых своих проявлениях, но холодный воздух был сто крат лучше провонявшей химикатами фабрики. Васса ухватилась за ручку металлических ворот и с грохотом опустила их вниз, отсекая себя и пустые помещения от внешнего мира. Когда она ощущала этот запах, идея отмывать деньги через производство отбеливателя уже не казалась ей такой забавной.       Легальный бизнес занимал львиную долю времени, обременял бюрократической вознёй и рамками закона, был, в конце концов, скучен до зевоты, но при всех своих недостатках был необходим. Помимо чистых денег и счетов, налогообложения и патентов, Васса получала репутацию честной бизнес-леди, которой люди — удивительно, почему это? — поколебавшись, верили, и гораздо охотнее вели с ней дела, нежели если бы она сказала им, что контролирует все подпольные бои и тотализаторы по эту сторону реки. При мысли об этом пухлые губы Вассы сами собой растягивались в довольной ухмылке, ибо даже её шаги были слишком широки для бизнес-леди. Для леди вообще. Да и туго зашнурованные армейские ботинки тоже.       В опустевшем складе было пусто и уныло, тянулись к тёмному потолку толстые блоки колонн, и гул стихающего производства пробивался сюда словно через толщу горной породы. Телефон в кармане молчал, эти двадцать минут, что Васса его не проверяла, и ещё три часа до. Солнце давно закатилось за ряды бетонных заборов — самое время бежать на автобус, греть ужин и выбирать канал на вечер, но из-под двери в дальнем углу склада всё ещё пробивался свет. Как приятно знать, что твои работники любят своё дело.       Постучав — коротко и для проформы, потому что когда-то приучили, — Васса зашла в кабинет.       — Ты закончил? — стук был проигнорирован, но услышав голос босса, Отто непроизвольно сел ровнее, и так действительно казалось, что он в детстве съел палку. Единственный человек на всё дело, кто носил грёбанный костюм.       — Через пять минут сделаю, — Отто снял очки и потёр переносицу. Подошедшая Васса упёрлась руками в стол и смотрела не на него, а на бумаги, результат всегда интересовал её больше процесса. — Где Джеки и Донна?       — Режутся в карты возле транспортёра. Свою работу они уже выполнили.       — Я могу найти для них ещё. Обращайся.       В этом Васса не сомневалась. Отто жил своей работой, это был его reason d`etre, просто стоять и дышать для него было равносильно смерти, и загадкой оставалось, когда они с Тео вообще успевали трахаться.       — С распределением обязанностей я прекрасно справляюсь сама. А ты постоянно забываешь, что только ты у нас способен работать сорок часов подряд.       — Ты преувеличиваешь, — хмыкнул Отто.       — Мы с девкам засекали.       Закатав рукава, Васса потянулась к лежавшей на столе чёрной папке — той, которую не увидит ни один представитель аудиторской службы, — и быстро пробежалась по страницам. Там всё уже было готово; Васса удивилась бы, если бы нет. Она давала указания только тем, кто точно мог их выполнить, и Отто в этом отношении был просто отличным парнем. Для человека, выглядящего, как лучший выпускник Гарварда.       — Я разве не должна платить тебе двойной оклад? — Васса вопросительно выгнула бровь и тряхнула папкой; длинные пальцы впивались в пластик чуть сильнее, чем надо, но, конечно, это было не из-за телефона.       — Нет, я просто очень высокооплачиваемый бухгалтер, — сказал Отто, и улыбка совершенно не шла его строгому лицу.       — Прикрыл, значит, свой зад.       — В первую очередь. Ты сама приказала.       — А если бы не приказала?       — Мы бы вместе не работали.       Просто фраза, просто шутка, а для Вассы — главная проблема, на протяжении лет вызывавшая во рту привкус рвоты. В первую очередь люди беспокоятся о себе, дрожат за свою шкуру, и не от выбитых на коре головного мозга инстинктов, а от банальной жадности, эгоистичности и тупости, забыв, что они — такое же стадо. Стадо или стая, зависит от формы зубов, но принцип не меняется, а он таков, что одиночки живут плохо и недолго. Васса лично ломала таким хребты — кто бы ожидал от грудастой куколки, — и тащила к себе, за собой, каждого, кто понимал важность группы. Набрала, по сути, банду сук и ублюдков, не усвоивших в школе даже уважение к семейным ценностям, но верных — кто бы мог подумать — как псы.       Оноре тоже была сукой, тоже думала о своей шкуре — даже считала это правильным — и тоже была верной, но сотовый молчал, и Васса, тихо закипавшая, не удивлялась. С Оноре всегда всё было через жопу.       — Ты перевёл сегодняшние триста тысяч на Гека?       У Отто дёрнулась щека — явный признак раздражения.       — Ещё не занимался, — он покачал головой. — Раз уж об этом зашла речь, я не уверен, что он того стоит. Горячий, но глупый больно.       — Окупится, поверь мне. Его запала хватит на несколько боёв, под соответствующую химию выйдет шикарное зрелище. И ляжет он тоже шикарно, — Васса мечтательно закатила глаза и улыбнулась. — А глупость — синдром большинства боксёров. Профессиональные издержки.       О ринге Васса знала больше Отто, он считал деньги, а она кровь, но за годы совместной работы стандартные схемы плотно отпечатались в памяти.       — Казино всегда в выигрыше, — бухгалтер не улыбнулся, но светлые морщинки залегли у глаз.       — Верно. Разве что у этих ребят работа почище, — Васса характерно вскинула брови, будто говоря «ты знаешь, о чём я, сладкий», и это был один из немногих моментов, когда они с Отто полностью понимали друг друга.       Чёрная папка легла обратно на стол — кто-то мог бы сделать карьеру на её содержимом, — и Васса направилась к дверям, вон из безликого кабинета.       — Босс, — позвал Отто, уже на пороге, и на этот обманчиво-мягкий тон пришлось обернуться.       — Оу?       — Я ничего ей не сделал.       Фиолетовый синяк расплывался по высокой скуле, Отто точно не умел читать мысли — Васса бы знала, — но врезать ему ещё раз всё равно захотелось. Просто потому что напомнил.       — Забудь, — велела Васса. — Мы с этим уже разобрались.       Отто раздражал её, она раздражала Отто, но это не мешало им уважать друг друга, что, говоря откровенно, выглядело странно.       Природа человеческих отношений была тем разделом жизни, в котором Васса чувствовала себя как солдат на заминированном поле без сапёра и спецподготовки. По мнению самой Вассы, во всём, что относилось к взаимодействию между людьми, не было никакой системы, сплошная эзотерика и магия. Сплошная херня. Люди любили не тех, с кем им хорошо, а тех, с кем им плохо, плакали на похоронах чужих родственников и плевались ядом на свадьбе сестёр, прощали непозволительные ошибки и обижались на мелкую фигню; извинялись, не чувствуя вины; врали во благо, требовали правды, не желая её слышать, а ещё постоянно бились лбом в закрытые двери. И при этом большая часть не понимала, что ими движет, но продолжали вариться во всём этом дерьме, и эта страшная ловушка человеческой психологии действовала на нервы Вассы всю её недолгую жизнь.       Насколько всё было проще на ринге.       — Рабочий день закончился, разве нет? — голос Вассы громом разнёсся по производственному залу, и хлопнули за спиной двустворчатые двери. Машины уже встали, смазанные и вымытые. Отбеливатель был всего лишь прикрытием, но и за ним было приказано следить.       — А зло не дремлет, — донеслось задорное из-за транспортёра.       — Это ты-то зло? — усмехнулась Васса, подходя к столу. — Лицо сердечком и выводок чао-чао в доме. Утро понедельника страшнее.       — Ты совсем в меня не веришь.       — А когда ты основала культ?       Донна, совершенно по-ребячески, показала боссу язык, и бубновый король шлёпнулся о потёртый стол, без достоинства победителя.       — Обожаю тузы, — пропела Джеки, кроя карту. — Рвать тебя в клочья одно удовольствие. Никогда не надоедает.       Васса снисходительно улыбнулась.       — По ней же с середины партии видно, кто кого.       — Это придаёт особый шарм!       — Глумиться ты мастер, а вот блефовать ни черта не умеешь. Выехала на чистой удаче, — Донна сгребла карты и придвинула их к подруге. — Вперёд, раздавай на троих.       Джеки подняла на Вассу свои большие еврейские глаза и присвистнула.       — Босс, так Вы к нам присоединитесь? Тройничёк, а.       Мысль была верная, точно лучше, чем пялиться на экран телефона. Васса ненавидела личные обязательства, но азарт стоил того, и карточные долги не в счёт. Долги она всегда выплачивала.       — Определённо, — Васса решительно оседлала стул. — Хватит балду гонять, вы бы ещё на раздевания сыграли. Ставим по-крупному, котятки.       — Ву-ху, большая партия!       — Я так всю зарплату просру, — хмыкнула Донна, откидывая с плеча тёмные дреды.       — Мне нравится твой настрой. Но, чтобы унести всю твою зарплату, придётся брать мешок.       — А для моей хватит коробки, — Джеки потешно задрала ногу и с гордостью продемонстрировала сапоги из крокодильей кожи; чего-чего, а наивную дуру из себя строить она любила, и ей очень помогал широкий выразительный рот.       — Теодор их, я полагаю, не видел, иначе уже затолкал бы тебе в одно место. Вы поэтому его не пригласили?       Девушки переглянулись, как давние подельники — почему, собственно, «как», — и виноватое выражение лица у них было одинаково-фальшивым.       — Человека, который точно знает, когда ему лгут, звать за карточный стол? Васса, ну, ты же нас знаешь, мы же не идиоты, — Джеки выгнула и без того высокие брови. — Как финансист, я не могу себе такого позволить.       — О да, я вас знаю, — многозначительная усмешка босса наводила Донну на мысль о Матта Харе. — Смухлюешь со мной, и долетишь вон до той стены.       Девушки снова переглянулись. Угрозы никого из них не останавливали, но Васса была особым случаем — она их исполняла.       — Ты умеешь сделать игру интересной, — Джеки похабно улыбнулась. — Иногда я жалею, что не сплю с женщинами.       — Это предложение?       — Эм...       Томный взгляд у Вассы был отработанным до совершенства природным даром, выбивал почву из-под ног и храбрость из башки, и Джеки даже не было стыдно, что она стушевалась.       — ...Кстати, как там наши друзья курьеры? Мы провернули всё ещё до обеда, материалы у Теодора. Давайте на следующей неделе ещё кого-нибудь грабанём? — глаза у Джеки воодушевлённо заблестели. — Забыла спросить, а курьеров за такое не передушат?       — Твою мать, — прошептала Донна, бледнея и отводя глаза. Она видела мир в десятках возможных вариантов — сомнительное удовольствие, но куда деться — и в одном из них Джеки только что проломили череп.       — В случае чего, тебе сообщат первой, — уверила Васса, давя раздражение, спиртом выжегшее ей глотку. — Начинаем, дамы, и помните про стену.       Реальность, в которой хлестала кровь из размозжённой башки, по секундам уходила в небытие, а Донна слишком привыкла, чтобы бояться долго. Она тихо хмыкнула и взялась за карты. Говорить про стену не было нужды, они — все они — помнили и так, двадцать четыре часа в сутки. О том, что твой босс при желании пробивает бетон движением брови, даже если захочешь, не забудешь.       — Так где Тео?       — На работе. У него смена через час начинается, а ему ещё с должниками разбираться.       — Зачем он вообще в менты пошёл?       — Детская мечта, наверное, — Донна пожала плечами.       Джеки, прикусив кончик языка, поправляла веер своих карт.       — Ему надо было родиться ковбоем на Диком Западе. Расхаживал бы повсюду с крутым видом, жаркий брюнет, и палил по всем неугодным. Никаких документов, никакой лицензии. Красота. Впрочем, и нам его детская мечта крайне выгодна.       — Ну, ещё бы — Васса тряхнула волосами и вытащила из-за уха сигарету. — Хрена ли бы он иначе здесь делал.       Ставки росли, весело и быстро, для кого-то азарт был болезнью, для Вассы — лекарством. Череда валетов и шестёрок снимали нервное напряжение, и въевшаяся в сознание одержимость на время забивалась назад в свою нору. Ничто так не возвращало Вассу в нормальное состояние — состояние бешеной суки — как битые карты. Не сорванная ещё победа, в которую не верилось в пустоте склада, уже текла сладостью по губам.       На пятом круге спокойствие производственного зала разнесло мощным эхом ударных, обездушенных динамиком. Даже раньше, чем можно было ожидать.       — Это мой, — сказала Васса, доставая телефон.