«Гляди, уже успела впиться в доверие Майору. Интересно, а к капралу тоже?..»
Жестоко... и обидно. Слышать такое от посторонних, до ужаса больно. Конечно они имеют право так говорить и думать. Это нормально. И вообще, это не должно задевать меня, ведь я отлично понимаю, как тяжело заполучить доверие. Однако в моей участи, это практически невозможно. Меня мутит. Это место будто забирает все жизненные силы, погружая в свой декаданс. Эта отвратительная атмосфера доводит до тошноты, придавливая своей безысходностью и грязью. Этот маленький ураган, ворвавшийся в мою жизнь против воли, закрутил все уснувшие чувства, возобновил все виды боли, и каждая попытка его унять оборачивается лишь очередным всплеском нежелательных ощущений. Я слишком слаба, чтобы сражаться со слухами, с этим искрящимся напором, с тем, как они смотрят на меня. — Эй, Акира... — Услышав эти же слова, Ханджи настороженно положила свою ладонь мне на плечо, и попыталась заглянуть в глаза, которые тем временем прожигали пол под моими ногами. Касается меня и место, где дотронулись пальцы, наливается чем-то невыносимо тяжёлым, свинцовым, воспаляется и всё время хочется приложить что-нибудь холодное, но я не говорю ей ни слова об этом, зная, что бесполезно. — Всё в порядке. Я понимаю, как трудно заполучить доверие в вашем мире. — Повернув голову, еле заметно натянула улыбку. Они не хотели показывать свою неосведомленность об иноземке и по этой причине никак не реагировали только при виде меня. Ханджи лишь тепло улыбнулась мне: все же я не смогла полностью сдержать свои эмоции, даже если привыкшая скрывать это, женщина смогла увидеть их. — Как твои кошмары? Сегодня беспокоили? — неожиданно спросила Зое. Сама я перестала задаваться такими вопросами. И никто другой не спрашивает меня. — Нет, — Помотала головой, хватаясь за кружку с горячим чаем. — Возможно причина в алкоголе. — Фух...Я думала, что не поможет, — Усмехнулась Ханджи. — А Леви был даже против такого способа... — Так поэтому вы... — Осознав всю суть, бегло уставилась на женщину. И я задерживаю дыхание, боясь, что если пошевелюсь, то майор исчезнет, — с капралом? — Да. Мы вчера говорили о тебе, и я вспомнила о твоем кошмаре и спросила совета у... — Спасибо, — не дав договорить ей, искренне поблагодарила, заставив её удивленно посмотреть на меня. Я беспомощно сжимаю кулаки, когда её взгляд, пронизанный светом и теплом, касается моего лица. — Спасибо, что беспокоилась обо мне... — Акира... — Мне было действительно важно то, что ко мне чувствует эта женщина, сейчас для меня это было очень дорого. И мне хотелось чтобы она верила мне, как я ей. — Ты сейчас была такой милой. — Блеснув глазами, пролепетала Ханджи, постепенно приводя в нормальное состояние свое чувство. По её выражению лица казалось, будто на меня это вовсе не похоже, хотя по мне не скажешь, что я ледышка. Посмотрев на других Солдатов сидящие за этим столом, а точнее на Ауро, Эрда и Гюнтера, также заметила удивление, и смотря на их слегка горящие розовым румянцем щёки, почувствовала смущение. Вот только Петра, все никак не унималась, осудительно глядя на меня исподлобья. Её мысли не в порядке, совсем не в порядке. Уверенна Рал хочет сказать то, что думает, но она проглатывает слова, не выпуская их на волю. Запирает их в клетку, будто птиц. А я знаю, о чем она думает, и жду, когда Петра наберется храбрости и спросит у меня напрямую. Но девушка боится. Она боится бросать мне несправедливые объяснения, боится обнажать свои обиды и показывать свою ревность. Потому что она ревнует, еще как ревнует. — Ханджи, ты сегодня не сильно занята? Я бы хотела зайти к тебе сегодня по поводу вчерашнего разговора, насчёт воплощения оружия. — Ох...ведь точно! Я тебя тоже хотела попросить об этом, — образовалась Зое. — Давай после семи зайдешь ко мне в лабораторию, и мы все обсудим, лады? — Хорошо, — пробубнила я в кружку.***
После обеда, мне довелось встретить по пути самого пугающего человека, конечно после Леви - доктора Маргарет, которая очень быстро схватила меня за руку и потащила в лазарет, где меня и ожидала учесть. — Ну и где ты была? — Нахмурив брови, просила женщина. — Этой ночью тебя снова не было. — У...— начала я, но тут же прикусила язык. Нельзя говорить о том, что вчера уснула в кабинете капрала. Меня попросту неправильно поймут. — У-у? — требовательно протянула доктор Маргарет. — У-у-ух.. — выдохнула я, хватаясь за затылок. Чувство, словно меня загнали в тупик. Ответа нет, чтобы выбраться, а сказать честно не могу. Я была готова застрелиться на месте, чтобы не довелось увидеть продолжения, но увы, к сожалению пистолета у меня нет. — Ну сколько можно Акира!? — Потерев переносицу, тяжело выдохнула доктор, — Понимаешь, что я не смогу вылечить тебя, если ты продолжишь исчезать каждый раз, когда я прихожу. — Простите... — виновато опустив голову, пробубнила я. — Простите, извините... — передразнила женщина. — Сегодня вечером, прошу, никуда не уходи. Мне надо перебинтовать тебе руку и обработать раны. Надеюсь в этот раз ты меня послушаешь. Я отправлюсь в город, до вечера, а ты пока отдыхай. — Направилась в выходу Маргарет. — Хорошо — уверено кивнула, и дождавшись когда доктор выйдет, поспешила во двор, где тренировались все солдаты. Больше всего мне нравится наблюдать за ними, как они борются между собой, учатся, отчасти веселятся и смеются. Заметила такое отношение к этим моментам, ещё на прошлой тренировке. Их сражение больше похоже на танец. Ни один удар не доходит до цели. Все солдаты хорошо натренированны, и спарринг тяжёл бывает лишь только для девушек. Я прошла мимо распахнутой настежь кухонной двери и уже направилась была дальше по своим делам, вниз по коридору, как вдруг одна деталь заставила меня передумать. Я остановилась, держа ногу на весу, и негромко хмыкнула. Затем вслух отдала себе команду развернуться, промаршировала обратно к кухне и сунула голову в дверной проем. На кухонном полу, подвернув под себя ноги кренделем, сидел Ауро и, высунув от усердия язык, мусолил в руках жалкую картофелину. Несчастный клубень выглядел так, словно его пытали последние часа два. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле Бозард пытается картошку чистить, а вовсе не издевается над ней ради удовлетворения какого-то своего болезненного каприза. Тогда, хмыкнув себе под нос еще раз, я вошла в комнату, сложила руки за спиной и остановилась напротив мужчины. Тот оторвался от созерцания кучи нечищеной картошки, сложенной горкой у его правой пятки, поднял голову и сердито, исподлобья, уставился на меня. — Чего тебе? — с вызовом спросил Ауро, сжав в кулаке картошку так, что, казалось, она сейчас превратится в пюре. — Скажи мне, рядовой, — криво ухмыльнувшись, ответила вопросом на вопрос, – зачем ты мучаешь нашу еду? — Я чищу! — немедленно взорвался мужчина, вскакивая. – Если тебе что-то не нравится, иди и разбирайся с капралом! Этот чистоплюй заявил… — Хм, — громко и насмешливо хмыкнула я, перебивая, — знаешь, на твоем месте я бы поостереглась называть его чистоплюем. — Да все его так называют! — Бозард зло передернул плечами. — Ты – называешь! — Вот и не правда... — я в задумчивости потерла двумя пальцами ушко, а затем сделала шаг вперед и отобрала у Ауро нож, которым он ковырял картошку перед тем, как снова вскочить с места. — Вот будешь по званию выше, и тебе, возможно, тоже можно будет его так называть, — буркнула я. — А пока вот что: ты неправильно чистишь картошку. Сядь. Ауро хотел что-то сказать, но возражения никак не желали складываться в конкретную претензию, и он, пробубнив что-то себе под нос, остался стоять столбом, случайно прикусив себе язык. Не слушаться Леви было опасно, слушаться – не хотелось. Каждый из отряда капрала уважает его, и это отношение никак уже не поменять. И Ауро, конечно же, тоже. Уверена, без Леви бы им было плохо. Он многое сделал для всех. Кроме того, сейчас в Бозарде проснулось любопытство, и он, надувшись как рыба фугу, продолжил наблюдать за происходящим. Я какое-то время жонглировала тремя мелкими картофелинами, свободно умещавшимися у меня в ладони, затем криво поулыбалась чему-то, перехватила нож поудобнее и… У Ауро рот раскрылся сам собой. Он никогда в жизни не видел, чтобы так чистили картошку. По правде говоря, он вообще не помнил, чтобы хоть когда-нибудь наблюдал за тем, как чистят картошку. В самом деле, зачем бы ему это было нужно, а? — Что, Бозард, завидуешь? — со скрипучим смешком спросила у солдата. — Больно надо, — неуверенно возразил мужчина не в силах оторвать взгляда от разворачивающегося зрелища. — Я такой хренью в жизни не заморачивался. – Он растерянно помолчал, наверное снова язык прикусил, и повторил: — Больно надо. Я перебросила пяток очищенных клубней в гигантскую кастрюлю с водой и двумя пальцами извлекла из полки Елецкий нож. — На, — бросила его мужчине, — этот нож удобнее той нелепой кухонной зубочистки. Садись. Там есть еще один табурет. — Зачарованный Бозард сел и взял в руки нечищеную картофелину. — Тебе, видимо в семье и пороха нюхать не давали, что даже овощи чистить не умеешь, — продолжая разделываться с картошкой, хмыкнула я. — Ничего подобного! Но помимо меня есть ещё и шестеро братьев с сестрами, из всех я самый старший, — рассказал он, спустя несколько секунд. — Ого, — удивилась я, — скучаешь по ним? — Конечно! — воскликнул Ауро прерываясь над чисткой картошки. — Это замечательно... — невольно сказала я, увидев потом как мужчина удивился, — У тебя есть семья, которая так же скучает по тебе. Есть те кто, любит тебя и всегда помогут... — Говоришь так, будто у тебя никого и нет. — ухмыльнулся мужчина, переводя взгляд обратно на ножик. — Как может быть кто-то, у человека, который потерял память и вообще попал в другой, неизвестный ему мир? — Усмехнувшись в ответ, замечая пристальный и немного растерянный взгляд мужчины. Половина отряда с плохо скрываемым недоверием относилась к моему рассказу о том, что я с другого мира. Ауро ковырял картошку, стараясь подражать уже мне, и пребывал в совершенно спокойной прострации, искренне недоумевая по поводу того, как человек может быть из другого времени и мира, если этого никогда не происходило ни с кем, и все же он сейчас расспрашивал меня об этом. Не так уж часто удавалось застать этого мужчину молчаливо слушающим, но сегодня все как будто встало с ног на голову. Зрителей у нас не было, и Бозард мог позволить себе расслабиться, не обращать внимания на придирки с моей стороны и просто слушать мои рассказы. — Дерьмо! Кажется, слишком расслабился. И слишком заслушался. Как иначе объяснить, что он умудрился полоснуть себя ножом по руке так, что порез пришелся по незащищенной ее части, поперек четырех пальцев из пяти – и только большому повезло избежать общей участи. — Вот дерьмо, — шипел Ауро, отбрасывая нож и с опаской косясь на меня. Я замолчала и с интересом уставилась на мужчину. Какое-то время мы глупо пялились друг на друга. — Что, Бозард, — с издевкой протянула, наконец, я, — забыл, как поступают солдаты со своими ранами? Зализывают и возвращаются в строй. Мужчина что-то досадливо крякнул – не признаваться же девушке в том, что первым его порывом было пройтись по костяшкам языком, но он постеснялся. Потому что, кто его знает, вдруг у меня в глазах это считается за неподобающее поведение. — Ну? — Я даже выпрямилась. — Чего мнешься? Сколько там тебе лет? Восемнадцать? — Мне 21! — возмутился и неловко, украдкой поглядывая на меня, слизнул кровь с тыльной стороны ладони. Я только рукой махнула и бросила Ауро картофелину: — Работай, Бозард. Последняя осталась.***
Сегодняшний день заключался тем, что я стремилась заняться каким-либо делом. Первым была помощь солдату на кухне, второе, мне пришло в голову пойти к себе в покои и навести там порядок. Комната была очень похожа на комнату капрала Леви - такая же просторная, но всё же более простая и напоминает дом. Моя спальня находилась рядом с комнатой капрала, что предвещало много бед, как мне казалось. – Ну, за уборку!– Работала всего полчаса от силы. Плечо сильно затекло, но в принципе выглядела спальня всё равно прилично. В углу стояло пианино. Самым забавным было то, что этот большой черный инструмент был задвинут в какой-то полумрак, и, несмотря на его громоздкость, его вполне спокойно можно было не заметить. Я осторожно провела по поверхности инструмента, стирая пыль. Несмотря на всю свою поганую сущность, сейчас я молча негодовала по поводу того, что такую прекрасную вещь задвинули неизвестно куда, не протирали пыль, да и вообще забыли. Я аккуратно подняла крышку пианино. Клавиши уже немного пожелтели от времени, но, что забавно, пианино оказалось не расстроенным. Первая нота прозвучало несколько жалобно. Короткий звук, который сразу затих. Улыбнувшись кончиком губ, я быстро сыграла семь основных нот, словно проверяя звучание и заодно вспоминая. Все-таки, я знаю как играть на нём. Клавиши не заедали, звук был чистым и отличным – для пианино, что стояло в углу под слоем пыли, это было несколько неожиданно. Как минимум оно должно было быть немного расстроенным. Однако я уже об этом не задумывалась, с головой исчезая в мире звуков и нот. Первой была короткая мелодия из двух нот, на которую вполне можно было положить какую-нибудь детскую песенку. Дальше шли различные варианты сочетания нескольких клавиш, различных нот, одна мелодия с различной силой и высотой. Это была обычная разминка, чтобы вспомнить постановку пальцев, звучание нот, еще какие-нибудь вещи, что позабыла. По идее, такое не забывается, но когда долго не садишься за инструмент, руки отвыкают, что-то уходит. Незаметно кто-то появился, и, остановившись посреди моей комнаты, стал осматриваться. По сути говоря, этот человек вообще не планировал здесь появляться. Однако, мелодию, что он услышал, как ни странно, заставила его пойти сюда. Нагло воспользовавшись моментом, когда я играла на пианино, гость переместился сюда, и уже собираясь сесть в одно из кресел, замер на середине шага. Его взгляд был устремлен в мою сторону. Сменив траекторию, он в несколько шагов оказался рядом. Я резко оборвала мелодию, и замерла, задумавшись. Чувствуя сзади себя чьё-то присутствие, и выпрямилась, готовясь сыграть следующую мелодию. В голове мелькали ноты, что-то знакомое, что давным-давно придуманное, что-то чужое. Все это смешивалось, перемешивалось и выстраивалось, создавая новый расклад, новую грамоту музыки. Сейчас я пыталась положить какие-то свои воспоминания, эмоции на музыку. Но в основном, я просто играла, погружаясь с головой в этот мир звуков. Мелодии сами рождались у меня в голове, периодически они были переделаны из чего-то старого, бывали и новыми. Я не считаю себя гением в этой области. Я просто уверена, что много-много лет упорно трудилась, играя, запоминая, чуть ли не заучивая. Пытаюсь вспомнить. И все же как-то туманно. За окном светило солнце и пели птицы, было лето, а я во второй раз осторожно опустила руки на клавиши, игнорируя присутствующего. Первые ноты были низкие, до, ре, медленные, спокойные. Их я играла правой рукой, и через минуту присоединила левую. Мелодия напоминала весну. Первая ассоциация была именно со звонкой капелью, мелкими-мелкими ручьями, которые бежали, собирались в небольшие речки и лужи. Затем капель молчала, зато на первый план выходил ветер, шум деревьев, звук жизни. И на какой-то миг все замедляется, словно опять упала вниз температура, но следующие ноты рушат это ощущение, возвращая звенящую капель, солнце, уже теплое. Длинные пальцы быстро бегали по клавишам, взгляд был сосредоточен, а на губах сияла улыбка... Темп к концу все медленнее и медленнее, и вот, последние две ноты – и звенящая, нежная мелодия вроде и затихла, но в воздухе все еще реют ее отголоски. Я, счастливо улыбавшись, выпрямилась, посмотрев на нежданного гостя и замерла. То, что я сейчас играла не было моим произведением, хоть первые ноты я и сама сочинила, но потом.. Потом это как-то само сошло. И капрал слышал её. Меня охватила мелкая дрожь, от которой я отвыкла, топя все чувства и эмоции в алкоголе в такие часы. Но сегодня я трезва. В груди будто растопили куски льда, в которых были скрыты листья, большие и узорчатые, что разлетелись по коже. Мягко улыбнувшись, я осторожно закрыла крышку, ласково погладила инструмент, и отошла от него, бросив прощальный взгляд. Небо озарял прекрасный закат. Оно переливалось разными цветами, и последние, самые яркие лучики солнца красиво играли на стенах комнаты. — Не ожидал, что ты умеешь играть на фортепиано. — В глазах капрала промелькнул лукавый огонек, однако его лицо осталось каменным. — Думаю поневоле научилась. — Своим обычным голосом отозвалась я. — Огромной ненависти к игре вообще не было, скорее равнодушие. Но вспомнить движение пальцев было приятно. На самом деле это только догадки. Ноги совсем меня не держали, а рука снова начинала болеть. Но лишь только я взглянула на напряженное, хмурое лицо капрала, как вся моя усталость улетучилась. Мужчина молча стоял и слушал меня, ожидая дальнейших объяснений, а я перевела взгляд на пианино и продолжила: — Страсть к этому инструменту я так и не испытала, потому и сделала самый логичный вывод для себя. — Но сейчас ты играла по собственному желанию и видимо это занятие успокаивало тебя. — досадно произнёс Леви, облокачиваясь о стенку и скрещивая руки. В ответ я лишь усмехнулась, опуская веки, и, спустя пару секунд отшатнулась в сторону, тут же хватаясь за больную руку. Идея с уборкой и игрой на фортепиано, было не лучшей идеей, к тому же перед этим я чистила картошку. Это заметил и Аккерман, сурово нахмурив брови. — Как давно ты напрягаешь руку? — С обеда, — опустив голову пробубнила я. — Насколько я понял, это ты помогала Бозарду с чисткой картошки? — Меняя тему разговора, спросил Леви. — Это разве плохо? — я небрежно облокотилась о стенку, напротив мужчины и подняла на него глаза. — Нет, — Он недовольно цокнул языком, сощурив глаза. Вряд ли он одобрил мой поступок. Настолько Леви суров. Я пыталась не подавать виду, что мне больно, но моё лицо побледнело и исказилось от невыносимой боли. — Но если надумаешь ещё раз ему помогать, прикажу ему драить туалеты, а тебе, кухню и душевые комнаты. — Что плохого в том, что я помогла человеку? — возмутились я, глядя на мужчину исподлобья. — В том, что солдат должен сам справляться со своей работой, а не искать помощи у таких же тупоголовых. — Сухо произнес он, не дернув ни одним мускулом на лице. Вот тут мои нервы дали сбой. Возмущение и негодование были настолько сильными, что я попросту была готова выплеснуть все ранее подавленное недовольство и негатив на этого чертового Аккермана. Но посмотрев в его глаза, которые словно говорили мне, что я очень сильно пожалею об этом, заставило меня передумать, и молча прикусить язык, стискивая зубы. — Тц... Я к доктору Маргарет, мне нужно руку перебинтовать и обработать раны. — Резко выдала я, решительно выпрямившись в спине и направляясь к выходу. Леви, зафиксировав внимание на углубившей дыхание меня, чьи ноздри яростно расширялись при выдохе, а грудная клетка излишне высоко вздымалась, визуально демонстрируя свою ярость, сделал медленный шаг в мою сторону. — Стой, — приказным тоном сказал мужчина. — Чего... — в тон откликнулась я, поворачиваясь к нему лицом. — Её нет в штабе. Она прибудет через час. — Совершенно спокойно произнес капрал. В комнате повисла тишина. Сейчас я желала покинуть свою комнату, но лишь бы не находиться рядом с этим человеком, ибо моя нервная система не выдерживает. Вот только Леви не давал мне возможности сделать этого. — Значит сама справлюсь. — Спустя несколько секунд, холодно произнесла я. Он отвел взгляд и задумался, а я стою, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь даже толком поднять глаза и уйти. Сжимаю зубы от боли. — Пошли, — Оторвавшись от места, сказал Леви, обходя меня. Я вздрогнула от неожиданности и неуверенно посмотрела на него. На секунду, я подумала, что он шутит. Но его лицо по-прежнему оставалось серьезным, без малейшего намека на шутку. — Не надо, — сказала я, отводя глаза. — Прекрати капризничать, сама знаешь что ничего у тебя не получится без чьей-либо помощи, — у Леви голос был уставшим, но и нотка раздражения присутствовала. — Ты вообще меняла бинты? — Н-нет, — виновато ответила я, отводя взгляд в сторону. — Значит сейчас идёшь в душевую, снимаешь старые бинты и промываешь плечо с рукой. Я помогу тебе перебинтовать. Делать было нечего. Запихнув меня в ванную и закрыв за мною дверь, капрал подпер ее плечом и крикнул: — Сколько тебе полотенец надо? — Он услышал, как за дверью коротко щелкнуло, расстегиваясь, ремешок, а потом еще один, и еще, и наконец я недоверчиво отозвалась: — Одно? — но прозвучало это скорее, как «а бывает больше?». Пытаясь аккуратно снимать с себя туго прикрепленные ремни на бедрах, болезненно стискивала зубы. Вернулся он с самым большим и мягким полотенцем, которое только мог найти, и с ещё одним поменьше. На пробу поскребшись в дверь, он ожидающе спросил: — Могу войти? — и услышав приглушенное «да», толкнул дверь на себя и переступил через порог. Закрыв за собой дверь, капрал неспешно направился ко мне. Я почувствовала, как на лбу выступают капельки пота. Он шел медленно, держа в руке полотенца. Я нерешительно посмотрела на капрала, как раз расстегивая крохотные пуговицы, спрятанные за волнами кружев на запястьях. — Помочь? — Равнодушно спросил капрал складывая полотенца на полку. Я снизу вверх смерила его взглядом неизвестной этиологии и невольно моргнула, когда наши глаза встретились. Ничего не ответив, я аккуратно вытянула тонкое запястье из рукава. Повела больным плечом – и рукав соскользнул вниз. Аккерман уставился на тонкую ключицу, совсем забыв, что неприлично пялиться на людей без их согласия. То, что здесь и сейчас находился мужчина, меня несильно смущало, но я упрекала себя в том, что это всего лишь помощь. К тому же, в таких ситуациях, "пострадавшему" - нет причины забивать себе голову ненужными мыслями. Я открыла рот, и мой голос для него прозвучал будто издалека: — Это странно, — я сглотнула, — но ты помогаешь… в смысле, ты всегда выручал меня и тепло относился, хоть на вид ты очень холодный, — Леви так и не двинулся с места. Я отвернулась, медленно вытащив из рубашки вторую руку, блеснула узкими бледными лопатками. Мужчина безразлично отозвался: — Рад, что угодил, — я тут же охнула и отпрыгнула от него, когда широкая ладонь капрала легла мне на спину. Леви посмотрел на меня и тут же встретился взглядом с золотистыми глазами, в которых плескался испуг пополам со смущением, и сделал демонстративно широкий шаг назад, опуская руку. — Должен был догадаться, что не любишь, когда тебя трогают, но так я не помогу тебе снять бинты. — Не в этом дело! — Я встряхнула черными волосами, постепенно успокаиваясь. – Просто… со спины не подходи. — Со спины – не буду, — согласился Аккерман, сложив руки на груди. Я приподняла затекшую руку, давая мужчине снять бинты. Руки становятся такими тяжёлыми, будто налились свинцом. Вспомнив, что сегодня мне так и не удалось принять душ, я повернулась лицом к мужчине и попросила: — Я хочу сразу искупаться, можешь подождать снаружи? — Получив удовлетворительный кивок вместо ответа, посмотрела на полку шкафа, в надежде увидеть там запасную сорочку, но к большому сожалению, там не оказалось ничего, кроме тех ремней, от которых я недавно избавилась на сегодня. Одеть было нечего, так как в комнате остались только грязные вещи. Однако в этот момент, мой взгляд проследил Леви, и поняв мою проблему, всё же задал вопрос: — У тебя есть, что переодеть? — Я мотнула головой, опуская руку ниже, чувствуя как сильно она затекла. Мужчина тяжело выдохнул, заняв через время прочное положение у двери и заматывая снятые бинты, а после спокойно произнес: — Жди здесь, сейчас принесу другую рубашку. Позовешь меня если что. — Ты поймешь, если что-то будет не так, — просто ответила, подходя к порогу и закрывая дверь перед его носом. За ней вжикнули застежки – один, два, три раза, Аккерман услышал звук упавшей одежды, и тут его осенило. Он постучался в дверь снова. Довольно долго из-за двери не доносилось ни звука – затем дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в неё могла просунуться голова, и немного взъерошенная, я насмешливо спросила: — Ты, может, скажешь уже напрямую, что со мной мыться собрался? — Не говори ерунды, — капрал взял себя в руки, снова одел маску безразличия, и продолжил, — дай что-нибудь из своего. Пойду искать, что из вещей тебе подойдет. Фыркнув, моя голова скрылась в ванной, а спустя несколько секунд из щели между дверью и стеной высунулась тонкая рука с перекинутой через нее рубашкой. Леви бездумно взял ее, мазнув кончиками пальцев по запястью, такому же теплому, как и спина, и плечи, и даже, кажется, безымянным пульс уловил. В следующую секунду я крепко схватила его за руку и сжала, сильно, непреклонно. — Спасибо, — произнесла тихо, но твердо, так, что капрал прочувствовал, как непривычная вибрация от голоса раскатилась по всему его телу. Вздрогнув, Аккерман встряхнулся, отступил назад, торопливее, чем хотел и чуть надтреснутым голосом проговорил: — Я пошел, мойся пока, — и ретировался в комнату. Всю бесполезность своего занятия мужчина осознал уже на третьей верхней одежде: все они, даже самые тесные, были непоправимо, издевательски больше. Поэтому Леви ограничился тем, что придирчиво осмотрел и бросил обратно на полку, доставая одну из своих рубашек, скидывая её на кровать. Потом присел рядом, разглядывая рубашку девушки, которая досталась ей, как самая маленькая по размеру, от Ханджи. Сейчас, на его кровати, она казалась еще меньше, чем на ней – тесный воротник, два ряда маленьких пуговок по белой ткани, узкие рукава, перехваченные кружевами по краям. Прошло несколько секунд, он наконец решился и подхватив рубашку, двинулся в душевую комнату. Я стояла на пороге душевой, мокрая, едва уловимо довольная; в мои ногах стелился пар, клубящийся за спиной. В полотенце я завернулась как в броню, даже соорудила себе капюшон. Благо, что другие девушки, не спешили посетить эту комнату, увидь меня, полуобнаженную, напротив капрала, было бы проблемно. Увидев мужскую одежду в руках капрала, я моргнула и спросила: — А где мое? — В стиральной корзине, потом отдам, — пообещал Аккерман, всунув свою рубашку мне в руки. — Одевайся. — Но, это ведь твоя рубашка, — я сняла полотенце с головы и взъерошила свободной рукой волосы. — Предпочитаешь ходить голой по штабу? — Нет конечно! — Вспыхнула ушами, заливаясь краской и прикрывая еще больше полотенцем грудь. Успокоившись, я, наконец произнесла: — Я тебе благодарна. Когда закрыла за собой дверь, Леви, вернулся в комнату, зарылся в ящик с аптечкой. И пока он выискивал нужную ему вещь, я уже распахнула дверь, прошлепав еще влажными ступнями по коридору и позвала его с порога: — Я всё, — капрал повернулся. Я стояла, облокотившись на стену, рубашка Леви была мне немного выше коленей и штаны одевать не пришлось, решив, что утром одену уже постиранную, чистую юбку. Со стороны могло показаться, будто я пытаюсь соблазнить капрала, хоть у меня нет на него никаких причин делать это. Ворот футболки был влажным из-за мокрых волос, и Аккерман, отводя взгляд, наконец нашел в себе осознание того, что одел девушку в свою одежду, свое белье, был с ней в душевой, впустил в свою комнату и в голову – и все это, родившееся в мятном огне, воплотившееся в тонкой, мокрой Акире, стоящая на пороге его комнаты, стиснуло его изнутри, каким-то новым, не изведанным еще образом. Мне безразлична она, но мне в жизни не было так неуверенно, понял Леви, сжимая деревянный кейс в руках, и кажется, будто я горю. Капрал отвернулся к стеллажу, спина его была напряжена. Почему-то только сейчас я заметила, что он был без форменной куртки, она лежала на кресле. Плечи, руки и стройную талию обтягивала узкая, белая рубашка. Я ждала того, что он скажет, затаив дыхание. — Дай руку, — внезапно заговорил капрал, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Делать было нечего, и я подала ему руку. Леви обмотал бинт вокруг кисти и со всей силы затянул его на моей руке. Чтобы уж наверняка оставить меня без руки. Я прикусила губу, лишь бы не вскрикнуть от боли. Когда мужчина дошёл до плеча, он вдруг резко остановился, осматривая поврежденную часть тела, окрашенный в ярко-фиолетовый цвет, но не решаясь дотрагиваться. Ощущает ли он сейчас чувство вины? Нет. Я не знала причину внезапного изменения в настроении мужчины, но это напрягло. Теперь я смотрела только в окно, а мыслями, кажется, была где-то далеко. Выражение его лица было спокойным и задумчивым, а глаза какими-то грустными? Я была уверена, что с капралом было всё хорошо, когда мы были в душевой комнате, а потом в нём будто что-то переключилось, причину я так и не узнаю. Более того, он частенько сегодня так быстро менялся в речи. К примеру, утром он был раздражён, но потом расслабился, а вечером вовсе забыл. Не то, чтобы мне было до этого дело...Сегодня он пытался быть добрым, или просто так получилось, что он относился ко мне хорошо, не задумываясь о том, что всё это время я старалась ему угодить. Но он не собирался позволять мне многое и, уж тем более, впускать меня в круг своих близких. Не то, чтобы у него были близкие... — Что выберешь? — спокойный голос Аккермана неожиданно нарушил тишину и отвлёк меня, не заметив, как повернула голову в его сторону и уже открыто рассматривала мужчину. Я тут же мотнула головой, возвращая ей в положение прямо, и спустя несколько секунд ответила: — Смотря из чего, — теперь я стала вглядываться с лицо мужчины, который тем временем, уже заканчивал завязывать узел ткани на плече. — Риск или уверенность. — Из-за раздумий наклоняю голову и волосы сваливаются на лицо, аккуратно убираю их за ухо. Я не спешила отвечать на вопрос, так как совсем не могла уловить нить разговора, хотя немного понимала к чему он ведет. Но что именно творилось у этого мужчины в голове? Взгляд его глаз так и не изменился, он все также презирает меня. Извиниться за вчерашнее? Нет, не дождется, он сам виноват, что повел себя так. — Я выберу риск, — уверенно проговариваю, и все же нервно сглатываю, натягивая ворот рубашки обратно. Хотя чего мне волноваться возле него. Сейчас его лицо слишком близко. Руки начинают дрожать, а колени так и хотят согнуться. Леви кладет руку на мое плечо и сдавливая его разворачивает к себе спиной. Кажется, мы проходили этот момент, когда я просила не подходить со спины. И не потому что меня это раздражает, нет. Просто на тот момент мне показалось это очень откровенным и слишком близким контактом между мной и капралом. Однако сейчас, он это делает совершенно специально, оставляя меня в замешательстве. В это мгновение ладонь черноволосого оказывается возле моих глаз и почти незаметно его пальцы собирают мои волосы. Затем чувствую табун мурашек пробежавшие по телу и как его ладонь проходится вверх по шее, а после тугой хвост оказывается у меня на голове. Ладони опять оказываются у меня на плечах, а на ухо слышу ядовитую фразу, от которой сердце начинает биться сильнее. — А вчера тебя такая близость не напрягала. Добил. Одна фраза и он дал понять все его загадочные действия, которые он совершал только что. Капрал не знает, что вой льётся из моей груди. Если бы сердце и вправду перестало биться, я бы упала замертво, так ведь? Но я всё ещё стою впереди этого проклятого Аккермана, так почему же не чувствую своего сердца? Это он мне так мстит? Под давлением серо-голубых глаз каждый чувствовал себя неловко. И я была не единственная, кого бросало в дрожь, если этот холодный пронзительный взгляд касался твоей спины или затылка. Вот стой себе и думай, что ты сделала не так. — Это всё из-за алкогольного опьянения! — воскликнула я, мутно вспоминая вчерашние события, на что капрал негромко хмыкнул. Поерзав на месте, я всё же не выдержала напряженной атмосферы, поэтому быстро выпалила: — Мне срочно надо к майору, по делу! Доброй ночи. И сорвавшись с места, кинулась к выходу. Я быстро вернулась в свою комнату и заперлась изнутри. К счастью, никого не встретила по пути, ведь было уже поздно, и никто не застал меня в полуобнаженном виде. Мне нужно было немного времени, чтобы переварить в голове всё произошедшее за сегодня. Теперь я вынуждена мириться с тем, что происходит у меня внутри. Я всё больше времени провожу в сознании и оглядываюсь назад. Делаю то, чего клялась не делать – я оплакиваю своё прошлое и ненавижу настоящее. Да и какая к черту близость? С ним-то? Почему он ведет себя так, словно побеждает в каком-то споре? И что эта за благотворительность такая? Неужели он стал доверять мне? Неужели он теперь всегда будет таким снисходительным и... добрым? И эта красная ленточка... От последней мысли у меня перехватило дыхание. Улыбка дрогнула, а тело напряглось от воспоминаний о всех тех поступках, словах, о той неприязни и пренебрежении капрала и постепенная смена отношения ко мне. Казалось, это два разных человека: - Два дня назад и сейчас. Сегодня помогает перебинтовать руку и плечо в своей комнате. Я вдруг вспомнила всё это и снова посмотрела на руку. Может ли быть это доверием? Когда-нибудь мы обсудим и это тоже...