Бесценно для двоих

Ли с машиной ждала у ворот. Эд до последнего не верил, что она согласилась помочь, помочь ему — и Освальду — с побегом. Что помогла с Мартином — было неудивительно: спасти непричастного ребенка было как раз в ее духе. И то Эд почти все провернул сам, она подстраховала с добычей информации и успокаивала Мартина потом. Но вот Освальда ей любить было не за что — другое дело, что от кого-то другого Эд ждал бы обмана, но не от нее. И она могла надеяться, что Освальд поможет свалить Софию. Хотя по правде говоря, один раз он ей уже проиграл, а во второй у него не будет ни ресурсов, ни людей. Мы все продумали, повторял он себе, пока они ехали к Аркхэму, я все продумал, что может пойти не так? Освальд понял сообщение, на этот раз понял. Все будет хорошо. Загадочник в его голове хохотал. Конечно, все будет хорошо, лучшие умы Готэма потрудились, все продумали, никаких неожиданностей и срывов. Попасть в Аркхэм все еще было намного проще, чем оттуда выйти. Эд одевался нелепо с точки зрения обывателей, но в нелепые костюмы — цилиндры, пиджаки с кучей незаметных карманов, вычурными манжетами можно много чего припрятать. «Я пьяню как вино и кружу голову, со мной ты прыгаешь в водоворот, выплываешь и тонешь, я веду тебя к безрассудству и удаче». Освальд стоил риска. Его попросили подождать в приемной. На то и был расчет — хотя вариант вырубить охрану и сбежать они тоже просчитали. Но слишком многие знали и про их с Освальдом разборки, и про то, что София взяла бывшего всемогущего Пингвина за горло и он сидит тихонечко — и визит сочли безопасным. Эд давно знал: если идти спокойно и с таким видом, будто имеешь полное на то право, тебя скорее всего не остановят. Благо, в Аркхэме было много людей, сновавших по своим делам, зато такой паранойи, как при Стрендже, не было. Из ближайшего приоткрытого кабинета Эд стянул белый халат и набросил на плечи — теперь, если не приглядываться, он еще и сливался с толпой, с камер сразу не засекут. Снял с головы цилиндр, вытащил ледяные бомбы и выбросил шляпу — не привлекать внимание. Пять минут. Дорогу до лазарета он помнил хорошо. И по своему опыту, и по попыткам побега. Знал, где можно затаиться, как пройти быстрее, куда свернуть и какой лифт работает хуже, чем Дэнни из регистратуры. Загадочник внутри напевал от счастья: они снова были в игре и на грани. Десять минут. Его уже начали искать, скоро врубят сигнализацию. Лазарет был открыт. Эд вошел, огляделся — Освальда задвинули подальше к стене, от окон, от двери и от других пациентов. Под капельницу. Ладно, решил он, Ли разберется. Двенадцать минут. Первая ледяная бомбочка полетела в окно; стекло тотчас вымерзло вместе с решетками. Эд подхватил стоящий у чьей-то кровати стул и швырнул в окно; решетки и стекло разлетелись в осколки. Заорала сигнализация. Эд выстрелил в датчик. Тринадцать минут. Освальд был в сознании — бледный, зрачки расширены, на руках и шее — что торчало из-под одеяла — синяки и отметины от пальцев. На грохот он привстал — получилось не слишком впечатляюще; его явно чем-то накачали и он никак не мог сфокусировать взгляд. Эд выдернул из его руки капельницу. — Идти сможешь? — Смогу. Вздернув его на ноги, Эд рванул к окну. Получалось медленнее, чем он думал: под лекарствами Освальд плохо контролировал больную ногу, так и норовил споткнуться или запнуться о кровать — и в конце концов пришлось подхватить его под руку и волочь за собой — счет пошел на секунды. У окна он отпустил Освальда и вытащил из-под полы веревку. Обвязал стул, поколебался и бросил вторую ледяную бомбочку в дверь — задержать тех, кто придет останавливать их внутри и третью — в стул, как следует вморозить в пол вместе с веревкой. Будь он один — рискнул бы прямо так, по водосточной трубе и по карнизам, но Освальд со своей ногой и в лучшие времена бы их затормозил, а сейчас вообще вряд ли бы справился. — Держись за меня крепче. Пятнадцать минут. Убедившись, что Освальд крепко держится, он ухватился за веревку и прыгнул. Перчатки сейчас очень выручали — не ободрать ладони и не скользить. Веревка быстро леденела — чем бы там Фриз не накачивал свои бомбы, оно быстро распространялось. Быстрее, чем Эд предполагал. Хотя к лучшему — аркхэмская охрана будет надолго занята отнюдь не ими. Ли подкатила прямо под окно, умница, распахнула двери фургона. Они запрыгнули внутрь, Эд не глядя сунул Освальду винтовку — им наперерез уже выкатывались машины охраны, еще чуть-чуть — и подъедет уже и полиция. — Еще лед есть? — спросил Освальд. Действие лекарств проходило, не то от холода, не то от свежего воздуха. Он быстро приходил в себя и уже недовольно оглядывался. — Нет. Я успел выторговать четыре бомбы, а потом Фриз спросил, зачем они. Он не очень жаждет твоего возвращения. — Ему что, так понравилась София? — Он думает, ты начнешь войну. В его планы она, наверное, не входит. И твои лицензии понравились не всем. — Сюрприз, Эд, он угадал, я ей свой город не отдам. Ли дала по газам со всей мощи. Кто-то из них двоих стопорнул переднюю машину сразу по шинам и по мотору, и ее развернуло, перекрывая дорогу остальным; в целом Эда все устраивало. Освальд придержал мнение при себе и отложил винтовку. — Дверь захлопни. — Ага. Фургон уже летел по городским районам. Ли гнала в Нэрроуз; полиция не совалась туда без нужды, да и по нужде предпочитала не особенно задерживаться. Очень удобно, если надо спрятаться или спрятать кого-то, кого ищут. — Слушай, Освальд... Ты отгадал все мои загадки. И поверил мне. — В этот раз они были логичные, а не то, что ты нес после разморозки. И я тебе еще не поверил. — Но ты же здесь. — Я рискнул. Верить или нет, сейчас разберемся. Куда мы едем? — К Ли. В ее штаб в Нэрроуз. — София в курсе, где это. Эд, есть районы, которые она пока не захватила? — В Готэме? Нет. Но она не любит соваться в Нэрроуз. — Никто не любит, я тоже не в восторге. Где Мартин? — Спрятали. Скучает по тебе, спрашивал, долго мы еще будем. Исписал полблокнота, пока мы уговаривали его подождать и потерпеть. Освальд выдохнул с явным облегчением и сполз по стенке. Выглядел он так себе — аркхэмская роба болталась как на вешалке, на всем, что из-под нее торчало — следы побоев, отросшие волосы не расчесаны и давно не мыты... Зеркало лучше не давать, подумал Эд, а то эта икона криминального стиля устроит истерику, что в спасательной операции не участвовал модный магазин и ванна. Ничего, в Нэрроуз в штабе найдется что-нибудь чистое, свежее и не слишком большого размера, в крайнем случае, можно будет проехаться в город и стащить. — Эд, а мои счета арестованы? Все? — Не знаю. Мы были заняты немного другим — сначала вытаскивали мальчика, потом уговаривали Фриза продать бомбы, потом вытаскивали тебя. Давай свои финансовые проблемы ты будешь решать сам? «Мы ему нахамили, — немедленно подсказал Загадочник. — Сейчас он сорвется, и нам до конца поездки придется его слушать». Но Освальд промолчал. На него это было не слишком-то похоже; что-то в нем будто надломилось. Он отвел взгляд. — Да, Эд, извини. Нам понадобятся деньги, я сразу подумал о вариантах. Ты прав, вам было не до того. Эд почувствовал острое, ни с чем не сравнимое желание найти того затейника, который сделал это с Освальдом, и избить его ломом. Переломать кости и оставить умирать. — Ты тоже прав. Я просто хотел вытащить тебя поскорее. Мне показалось, в Аркхэме что-то пошло не так. Освальд снова смолчал. Вот это уже пугало — Эд чувствовал, что отгадка загадки «Что случилось в Аркхэме» ему совершенно не понравится. Нэрроуз встретил тишиной. Здесь вообще последнее время было непривычно тихо — при мире Пингвина мелкие банды развалились сами собой, те, что покрупнее, прекратили открытую грызню — кто желая свалить Пингвина, а кто подчиняясь. В мире Софии правил страх. Лучше не высовываться, тогда доживешь до утра. В принципе, так было и раньше, только сейчас гарантий никто не давал. Ли, знал Эд, это очень не нравилось, но что она могла сделать? Только выкрасть предыдущего короля темного мира и понадеяться, что это что-нибудь сделает он. Эд, по правде говоря, надеялся, что хотя бы временно этого самого короля удастся уговорить уехать из Готэма, пусть ради Мартина и ненадолго. Впрочем, он не обольщался. — Вылезайте! — позвала Ли снаружи. — Приехали. Эд запоздало подумал, что стоило бы стащить где-нибудь трость: наверное, Освальду не слишком легко спускаться. Он, впрочем, не жаловался — это тоже оказалось не слишком привычно: ни одной претензии за последние пятнадцать минут. По счастью, было тихо. Люди Ли действительно ее слушались — она велела не мешать, никто и не лез. — У нас тут есть ванная, — сказала Ли. — Эд найдет, во что тебе переодеться. Я приведу Мартина. Чуть оживившись при слове «ванная», Освальд помрачнел, когда Ли упомянула Мартина. — Вы его оставили здесь? Серьезно, Ли, вы оставили здесь ребенка? — Здесь безопаснее всего. Мы не можем вывезти его из города, все границы под контролем Софии. Ты, может, и знаешь дорогу — мы нет. Освальд на мгновение умолк. — Хорошо. Я в ванную. Эд, достань мне телефон, лучше сразу с подключением на мой номер. Мне неохота каждый раз объяснять, кто и почему звонит. «Да помню я твой номер, что ли», — подумал Эд раздраженно и тотчас понял: помнит, конечно. Еще как помнит. — Достану, не переживай. Иди приведи себя в порядок. Самая безумная часть закончилась — но то, что осталось, было ничуть не легче. Они вытащили Освальда, вытащили Мартина — а теперь предстояло жить с этим дальше. С вытащенным Освальдом, обозленной Софией, потерявшей разом заложника и главного врага, с Джимом Гордоном, у которого появятся подозрения — даже он способен догадаться, кто виноват... — Братья Соммер помогут с подключением. Два квартала отсюда, Элдер-двадцать два, — сказала Ли. — Ага, спасибо. И... он надолго в Нэрроуз не задержится. София за тобой не придет. — Выставишь его на улицу, Эд? — Когда ты это говоришь, звучит не слишком приятно. Я просто знаю, что он не останется — не захочет. У него слишком много планов и мало времени. Позвони Гордону, пусть хоть полиция к нам пока не суется. София и его достала, так что он по крайней мере мешать нам не будет. Ли смотрела как-то странно. Нечитаемо. Списать бы нечитаемость на заморозку, но только что никакая заморозка не помешала спасти Освальда. И если уж смотреть правде в лицо, с угадыванием эмоций ему всегда было сложновато. — Что не так? Она улыбнулась. — Что бесценно для двоих, Эд? — Чт... да нет же! Я его не люблю, я говорил! Мы помогли ему, потому что из него криминальный король лучше, чем из Софии, он любит этот город, с ним можно договориться, вот и все. — Как скажешь. Но если не хочешь полчаса слушать вопли «где мой телефон», тебе лучше поспешить. — Да. Ты права. Спешу. Добыть лишнюю одежду в Нэрроуз никогда не было проблемой — тут главное не спрашивать, кто это носил раньше и куда делся. Освальд, конечно, затребует свои костюмы, но это потом. Вторая очередь. Первая — переодеться в чистое и не черно-бело-полосатое, и почувствовать себя свободным человеком. Элдер выходила к самой реке. Здесь было ветрено и сыро, а от воды тянуло холодом. Эд поежился — холод он не любил, особенно после заморозки. Освальд тоже не любил, и когда они жили вместе, счета за отопление приходили космические: стоило уйти на работу, как Освальд выкручивал тепло на максимум. Он потерял много крови и мерз вдвойне, так что Эд понимал его... Они тогда почти не знали друг друга, а понимали уже хорошо. «Чем быстрее мы ему поможем, тем быстрее он уберется из Нэрроуз и не подставит под Софию меня и Ли». Про готэмских уличных умельцев ходили разные шутки — что они способны собрать из того, что лежало на ближайшей помойке, автомат, гранату и универсальный набор отмычек, что каждый третий разбирается в ядерной физике, а каждый второй умирал минимум один раз и умеет собирать раздробленные кости. Подключить телефон на нужный номер они, конечно, тоже могли, главное было знать нужный адрес — кого именно лучше всего просить о помощи. Чем скорее они помогут, тем быстрее Освальд уберется. Выставлять его на улицу, конечно, нельзя: с ребенком он далеко не уйдет, один он тоже далеко не уйдет — наверняка уже и полиция, и София стоят на ушах. Но и оставлять нельзя: София придет сама, пришлет Зсасза, наймет Сирен, уговорится с полицией — вариантов уйма, и все плохие. Эду в общем-то было бы все равно — Освальд умел убегать, он сам умел убегать, а на население Нэрроуз ему, по правде говоря, было наплевать. Но Ли не все равно — а расстраивать ее, а тем более подставлять под удар и злить совсем не хотелось. «А если он уйдет, мы уйдем вслед за ним». Эд так и не понял, кому из них двоих принадлежала мысль. Его собственное желание или приказ Загадочника? Они оба не нашли, что возразить самим себе: они вытащили Освальда, потому что он был им нужен — они оживали в противостоянии и играя против него, они не могли спокойно вспоминать, как он сидел напротив, бледный, застывший, почти уничтоженный, но не сломленный, они могли бы успокоиться теперь, потому что независимо от того, что Освальду взбредет в голову, останавливать его бесполезно, он пойдет и сделает, будь это хоть трижды глупо. Теперь он был на свободе, а Эд почувствовал себя на своем месте. Не задавливая в себе чужой голос — голос ведь стал соглашаться. Не приспосабливаясь. Не сомневаясь — а нужен ли он Ли, а не ищет ли она в нем Джима Гордона, а не использует ли его мозги — ну да, ищет, использует, он суррогат Гордона, зато им вместе удобно, просто нужен ей не Эд-Загадочник, а тот Эд, которого она сама себе придумала, и или перемалывай себя, ломай через колено, чтобы измениться, — или разочаруешь и станешь не нужен. У Освальда отвратительный характер, и общаться с ним сколько-нибудь близко — это сумасшествие. Но Эд, во-первых, уже давно сошел с ума, даже со справкой, во-вторых давно привык, еще когда Освальд жил в его квартире и каждые полчаса названивал на работу, чтобы выяснить, где горчица, ложка, управление термостатом, пистолет, чтоб разбить лампу за окном... А в третьих, еще оставался Мартин, за которым должен же был приглядеть кто-то трезвомыслящий. И еще он хотел сварить Освальду кофе, потому что в Аркхэме ему такой роскоши никто не позволял. В мастерской, где ему подключали телефон, работал старый телевизор. Новости об их побеге уже раззвонили по всем каналам; Гордон с весьма обескураженным лицом обещал награду за выдачу. Обоих. На фоне мелькал Аркхэм, и Эд с удовольствием отметил, что лед оттуда так и не убрали. — Это что, мистер Нигма, война будет? — спросил старщий из Соммеров. — Да. Не настучите на нас Гордону — доживете до ее конца. Пингвин долгов не забывает. Что правда, то правда, Освальд хорошо помнил, кто и что ему сделал. Правда, это чаще касалось каких-нибудь мерзостей. Выстрелов в грудь на пирсе, например — Никто не собирался стучать. Фальконе-то живо грохнет, если отдать его не ей, а полиции. — Не надо никого никуда отдавать. Подставите Ли. Это сработало — лишние разговоры свернулись. Пока Гордон рассказывал об ужасных преступлениях Пингвина — захватил город и принес в него порядок, снизил преступность, прекратил смерти в полиции — телефон как раз успели подключить. — Порядок, мистер Нигма, как в официальном салоне. — Спасибо. Это, — на стол полетела пачка долларов, — вам. И... Я дороже золота и важнее денег, я таю слова и мысли, если меня не станет — не станет тайны. Соммеры таращились, ничего не понимая. — Молчание. Молчите. Целее будете, а мы выиграем немного времени. В штаб он возвращался почти бегом — пусть Нэрроуз в целом за них, а не за Софию, но награда — это награда, мало ли кому что взбредет в голову, а в пистолете маловато пуль, на всех не хватит, и лучше не светиться. Пули, люди и все остальное еще пригодятся потом. Освальд обнаружился в кабинете Ли. Выглядел он получше — все такой же бледный и изможденный, но глаза живо горели; джинсы и свитер были велики ему на пару размеров, зато скрывали синяки и следы чужих рук. Если не очень приглядываться, то казалось, что все нормально. — Принес телефон? — Принес. Держи. Где Ли? — Пошла забрать Мартина. Где София его держала? — За городом. Его не обижали и не пугали. Ты же слушался ее, она его и не трогала. Хотя я вообще не понимаю, как ты выдержал. — Я тоже не понимаю, Эд. Ты же сам говорил: любовь — это слабость, наша уязвимость. И вот где мы сейчас. Если б ты не спас Мартина, я был бы в тупике, Эд. Бежать нельзя, присоединяться к Джерому нельзя — тогда София убила бы Мартина. И с Джеромом ничего не сделаешь, тогда меня бы убил он. Так что я… Ты… Я хотел… — он окончательно запнулся. — Пожалуйста, Освальд. Я же говорил — я все для тебя сделаю. Это — так. Небольшая часть всего. Мы, по-моему, многовато друг другу задолжали, чтобы просто так друг друга бросить. Освальд криво улыбнулся. — Я соберу тех, кто готов пойти со мной против Софии. Ты и Ли — пойдете? В Нэрроуз, я смотрю, живется не очень весело. — Мы... — Эд, говори за себя! Ли стояла в дверях, держа Мартина за руку. Увидев их, он вывернулся и бросился к Освальду, одновременно улыбаясь во весь рот и размазывая слезы, как это умеют дети. Освальд неловко поднялся навстречу — в Аркхэме ему, похоже, повредили ногу еще сильнее, надо будет уговорить Ли посмотреть, а Освальда — разрешить ей это сделать, — и Мартин влетел в него, обнимая, всхлипывая, вцепившись как мартышка в ветку — такое не подделать, не разыграть, и любовь, конечно, слабость и уязвимость, способная подставить под удар... Но Освальд продержался в Аркхэме, потому что ему было ради кого. А этот мелкий совсем пацан собрал себя в кулак и четко выполнил все инструкции, пока его спасали — лишь бы вернуться. А он сам, глядя на них сейчас, чувствовал себя таким целым, цельным, живым и счастливым, каким не чувствовал уже очень, очень давно. С тех самых пор, как был главой администрации мэра.