Бесценно для двоих

Обзванивать своих бывших помощников так и пришлось — с висящим на руке Мартином. К лучшему, конечно. Ему надо запоминать имена, запоминать, что и кому говорить. Кому обещать место рядом, кому — денег. Кому надавить на совесть и обещание. Люди разные сейчас, люди будут разные, когда Мартин повзрослеет и примет Готэм под свою руку, но у всех них останутся болевые точки, и ими все еще можно будет управлять. Пусть учится. Правда, он не очень-то слушал. Он вцепился в Освальда так, будто кто-то собирался опять его утащить, и от его прикосновений внутри поднималась теплая волна: меня кто-то любит. Я кому-то нужен. Его собственная слабость и уязвимость. Его сила, потому что прямо сейчас Освальд отлично понимал: либо они остановят Софию, либо Мартин никогда не будет в безопасности. Значит, ее надо остановить, выбора нет. У Ли в запасах не было вина, только нечто под названием «самогон», подозрительно пахнущее и не менее подозрительно выглядящее. Для медицинских целей. Поэтому разговаривать с Барбарой пришлось прямо на трезвую голову, что он и в лучшие-то времена рассматривал как подвиг. — Привет, Оззи, я думала, ты уже сдох, — поприветствовала его Барбара. Номер она, конечно, сразу узнала. Информация, конечно, сразу пойдет дальше. Лучше, конечно, через Барбару, чем пустить все на самотек: она не в себе и несколько раз пыталась то убить его, то сдать, то подставить, но зато это своя, родная и хорошо знакомая Барбара. — Ну, пока не совсем. Как твои «Сирены»? — Без тебя — просто отлично. Ты ведь не про клуб поболтать звонишь? Джимбо ведь уже знает, что его любимая птичка улетела, так? Что дашь за то, чтоб мы не отследили звонок? — Ты восхитительно практична. Может, голову Софии Фальконе? — Она, в отличие от тебя, нам не мешает. — А я, в отличие от нее, вас не трогал. Брось, дорогая, ты ведь уже поняла, что в Готэме Софии есть только София. Пауза. — Ну и чего ты хочешь? — Устрой мне место встречи у тебя, у «Сирен». Я поговорю с тобой и с... другими, — других сначала надо найти, но без этих подробностей Барбара обойдется. — Это наш Готэм, а София Фальконе — не Кармайн Фальконе. — Ладно, Оззи, в чем-то ты прав. Табби говорит, я должна больше думать о перспективах. — Передай ей привет и что я на удивление с ней согласен. Завтра? Лучше, конечно, было бы сегодня — но они просто не успеют. Барбара пошлет весточку кому надо, но и ей нужно время, пусть не надо прятаться от полиции. — В семь вечера. Если София спросит, я тебя не видела, не волнуйся. Барбара сбросила вызов. Первый шаг. Возможно, успешно. Короткий разговор успел очень сильно утомить. Освальд устал — устал от страха, который опутывал его в Аркхэме, от липких взглядов Джерома и от его рук, от боли... Эд выдернул его из-под капельницы, действие лекарств постепенно проходило, и тело снова начало ныть. У Ли, наверное, нашлись бы анальгетики и она, если хорошо попросить, не отказала бы — но сейчас ясная голова была важнее боли. В конце концов, уж что-что, а преодолевать боль ему не впервой. Мартин потянул за рукав и показал свой блокнот. «Мы ей не доверяем?» — Нет. Мы не доверяем почти никому. Цена у всех разная, хотят все тоже разное. Если знать, кто что жаждет, где чья слабость, — будешь знать и то, как не дать себя подставить. Бывает трудно. Я вот ошибался. «У тебя тоже есть слабость?» — Как и у всех. Но я свою превращаю в силу. Он взъерошил Мартину волосы. Эта слабость превратится в силу еще нескоро: года через три-четыре он достаточно подрастет, чтобы всерьез помогать, и лет через десять — чтобы создавать собственное имя. Но любовь и верность, которые не продаются, рождаются уже сейчас, и вот это — сила, которую Освальду уже удалось обрести. После Софии людей осталось не так много. Старика Фальконе любили — сурового, справедливого крестного отца Готэма. За его дочерью легко пошли. Времени успело убежать не так мало — Освальд полагал, что в целом люди уже заметили разницу между Софией и Кармайном. И может быть — заметили сходство между Империей Пингвина и клановой сетью Фальконе. Хотя тут Освальд не особенно обольщался: его никогда так не любили и за ним никогда так не шли. Виктор Зсасз, Фриз и Светлячок, его маленькая победоносная армия, внушали страх, и под страхом бандиты вставали на колени. С любовью — не получалось, хотя Освальд был уверен, что делает примерно то же самое. Разве что жестче — ему не нужен был Готэм запуганный, ему нужен был Готэм упорядоченный, строгий, не разрываемый войнами банд, стычками, не затопленный рекой наркоторговли... Тех, кто не хотел играть по новым правилам, приходилось устранять. Но вот со сторонниками теперь, как ни крути, выходило печально: бывший ближний круг отвернулся и предал еще когда они с Эдом охотились друг за другом, Фриз не хочет войны и не захочет помогать — по словам Эда, надо проверить самому, но все же... Светлячок? Попробовать ее разыскать. Мелкие шестерки? В общем-то, других вариантов нет. Вернуть бы Зсасза... Но он выбор сделал. Оставались Железные рыцари, Тролли и, пожалуй, Алый закат. Чем мельче группа, тем пафоснее название, ухохотаться можно — только Освальду было совсем не смешно. Скорее — страшно. Начинать войну, имея на руках чуть больше, чем ничего — это он уже проходил, но сейчас было сложнее. Раньше он не знал, как на самом деле важен Готэм, как важно сохранить город — его город. И страшно было начинать войну, имея за спиной кого-то, кого надо защищать. Галлаван достаточно наглядно показал, чем это кончается. Значит, армия будет собрана как есть. Из банд с самыми нелепыми названиями в Готэме. Кого-то еще позовет Барбара, кто-то придет из любопытства... Конечно, оставался еще Нэрроуз — городская помойка и место, куда не суется полиция. Люди Ли, верные ей. Увести их прямо из-под ее носа могло бы быть забавно, но не пойдут ведь. Вздохнув, Освальд набрал Ферроуза, главаря Троллей. С мелочью пошло проще. Те, кто не помнили Фальконе лично, зато получали пинки от его старших подручных, никакой верностью по старой памяти не отличались. Зато они куда лучше помнили самого Освальда, потому что успели побывать частью Империи Пингвина и сравнить то, что было, с тем, что делала София. Предсказуемо не понравилось. Мартин сидел под боком и слушал. Иногда ловил взгляд Освальда, улыбался — и не уходил. От его присутствия было теплее и спокойнее, а страх отступал. Нельзя не выиграть войну, если тебе так улыбаются. После второго звонка — за Троллями последовали Рыцари — Мартин потянул его за рукав и сунул блокнот. «Почему ты на них кричишь?» — Потому что есть люди, которые понимают разговор, а есть — кто понимает крик. Если не кричать, они подумают, что я слабее, и не станут слушать. Это не со всеми так — в основном, с теми, кому есть чего бояться и кто понимает язык силы. «Поэтому ты с мисс Кин разговаривал?» — Верно. Барбара не умеет бояться, но с ней можно договориться. Потом мы попробуем найти мистера Пенна, секретаря, и кричать на него тоже не будем, потому что... — Потому что ты ему не позвонишь. Оба, и Освальд, и Мартин, вздрогнули. Эд подошел сзади неслышно — и неизвестно когда; Освальд не заметил, что они уже не одни. — С чего бы это, Эд? Он мне нужен, он... — Предатель. Я его к тебе не подпущу. Он сливал Софии все про тебя, он слил ей Мартина и он же уговорил Зсасза тебя бросить. Так что ты ему не позвонишь. Освальд вскочил. Слишком резко — больная нога отозвалась очередной вспышкой; он поморщился и пошатнулся. Эд тут же оказался рядом, подхватил под руку и подтолкнул обратно к дивану. — Спокойно. Криками ты тут не поможешь. Освальд, ну, спокойно! Он медленно выдохнул. Тепло руки Эда пусть не успокаивало, но по крайней мере Освальд сообразил, что прямо сейчас отыскать и придушить Пенна все равно не выйдет. Он небось где-то при Софии, как когда-то был при нем. Да и нельзя было поддаваться. Сейчас Эд хотел помочь... но свой выбор он уже сделал. Давно уже. Нельзя верить. Не после того, что было. — Послушай сейчас меня. Пенн тебя сдал. Твоя затея с Барбарой мне не нравится, но выбора нет, если ты начнешь искать людей сам — попадешься. — Я тебя никуда не зову, Эд, так что моя затея с Барбарой тебя не касается. Можешь успокоить Ли, завтра мы уйдем из Нэрроуз. Я в состоянии позаботиться и о себе, и о Мартине. Спасибо, что вытащил, но дальше мы справимся сами. Он сел обратно на диван и начал демонстративно набирать Алому закату, последней банде в экспресс-списке. Эд выдернул телефон из его пальцев. — Нет, ты меня дослушаешь. Прямо сейчас. Он сел рядом. Взял за руку — Освальд не стал ее отнимать. Хотел, но не стал. — Ты уже один раз за меня решил. С Изабеллой. Ты не сказал мне, что чувствуешь, ничего не объяснил, убил ее, не дал мне понять и выбрать. Мне не понравилось. Тебе тоже. Давай я сейчас сам выберу и решу, что мне делать? — Ты любишь Ли. Ты уже выбрал ее. — Освальд, ты слушаешь, что я говорю, или решил страдать здесь и сейчас? Я иду с тобой. Я не знаю, что потом, мы, может, вообще не доживем, и все будет неважно. Но сейчас я иду с тобой. Ты не можешь остаться в Нэрроуз и подвергать Ли риску, но одного я тебя тоже никуда не пущу. Я иду с тобой. — И что же будет, если Эд Нигма окажется сильнее Загадочника? — Эд Нигма не хочет оставлять тебя одного. Он хочет защитить Ли, но для этого нужно защитить тебя. И... тебя самого по себе он тоже хочет защитить. Ты нам веришь, Освальд? — Я не знаю. Дурацкое, дурацкое отражение — Освальд слишком ярко, слишком болезненно и остро помнил, как сам спрашивал, задыхаясь — Эд, ты мне веришь, веришь, что я тебя люблю, я прошел твой тест? — и потерянное «Я не знаю» в ответ. Дрожащие руки, сжимающие пистолет. Жгущую, рвущую боль в груди — от пули, от крика «Я тебя не люблю», от хлынувшей в легкие ледяной воды. Он снова задыхался, но Эд стиснул ему пальцы сильнее, заставив вынырнуть из воспоминаний. — Я все равно пойду к Барбаре с тобой. И все равно не отпущу к Пенну, потому что это точно будет ловушка. — Эд... — Я пойду заварю тебе чаю. У тебя руки ледяные. Эд вложил ему в руку телефон и тихо вышел. Так мучительно хотелось поверить. Словам, голосу, прикосновениям. А помнилась боль. Как Эд привязал его под баком с кислотой, как выстрелил и толкнул в воду, как взял на прицел и просто ничего не успел сделать — Фиш Муни забрала. Как снова и снова повторял «Я тебя не люблю». Как они сбегали от Совиного Суда, и Освальд чувствовал себя снова живым. Он понял, что плачет, только почувствовав на щеке ладошку Мартина, стирающую слезы. — Не обращай внимания, малыш. Я в порядке. И смотри, «Алый закат» контролирует западные доки, поэтому нам очень важно, чтобы они нас поддержали. Через них можно контролировать часть поставок с материка. Западные доки — это не порт и не главный склад, но лучше, чем ничего. Голос перестал дрожать от слез, Мартин смотрел по-прежнему встревоженно, и Освальд бросился в телефонный бой. Работа успокаивала. Всегда успокаивала. Он знал, что чувства всегда отнимали слишком много. Помнил, как это было — когда он думал, что потерял Эда, когда Эд предал его, когда он остался со своей никому не нужной любовью один на один. Любовь выжигала его изнутри, отбирая силы, и он не мог толком ни на чем сосредоточиться. Нельзя думать об Эде. Не сейчас. Надо защищать Мартина. На алозакатников он почти не орал. Эд притащил обещанный чай, пока Освальд разговаривал — оставил поднос на полу рядом с диваном, погладил по руке, не отрывая от разговора, и ушел. Как специально выжидал, пока Освальд будет занят, чтобы не разговаривать — а может, и правда специально. Знал, что Освальд не сможет бросить трубку и отвлечься. Чай был с имбирем и лимоном. Эд помнил, как ему нравилось. И принес вторую чашку для Мартина — но не для себя. Освальд заставил себя не думать об этом. Просто не думать. Загадочник загадочный: то он говорит «Я пойду с тобой», то даже чай пить вместе не хочет. Отставив поднос, Освальд встал. Без трости было неудобно — надо при первой же возможности где-нибудь обрести. Хоть бы даже и зонтик, в память об относительно счастливом прошлом. — Пойду немного прогуляюсь. Мартин, будь, пожалуйста здесь. Если что — беги к Ли, она тебя защитит. Не доверяй тем, кого не знаешь, незнакомцев я за тобой не пришлю. Договорились? Мартин кивнул. Освальд невесело усмехнулся, вспомнив, как давным-давно его очень похоже наставляла мама. Она всегда так за него боялась. Так любила. Родительская любовь безусловная, ты прощаешь, переживаешь, боишься... Сыновняя тоже. Нельзя, чтобы Мартину было так же больно, как ему, а значит, и умирать нельзя. — Я скоро вернусь. Запомни: одежда — тоже оружие. Пингвин — король и должен выглядеть по-королевски, а эти джинсы дядя Загадочник, по-моему, нашел на помойке. Так что я пойду приоденусь прилично. Победим Софию — и научу тебя выбирать костюмы. «Можно с тобой?» — Не сейчас. В Нэрроуз опасно. Мне надо знать, что с тобой все хорошо, тогда я смогу спокойно все сделать и вернуться. Мы договорились? Мартин кивнул. — Умница. Ну, я пошел. Он не боялся. Может, и стоило бы — но Освальд знал, что Пингвин — это дорогие костюмы, вычурная прическа, трость и запах хвои и свежести. Никто не смотрит в лицо. Хромота может выдать — но это Готэм, мало ли с кем и что могло случиться. Он не похож на угрозу — просто молодой человек с изможденным лицом, хромающий, в свитере на два размера больше. Таким его мало кто помнит, и уж во всяком случае — не здесь, не в Нэрроуз. Пингвин начнет игру вечером, принимая под крыло первую банду, а пока Освальда никто не видит и не замечает... — Привет, Пингвин. Рука сама собой дернулась к карману. Освальд запоздало вспомнил, что не прихватил пистолет. Телефон попросил, а пистолет нет. И нож не взял. Над Эдом когда-то посмеялся, а сам точно так же растерял последние мозги, притом что его даже не замораживали, просто накачали всяким дерьмом. С карниза спрыгнула Кошка. Селина. Освальд давно ее не видел — запомнил юрким гибким подростком, а теперь она подросла, догнав, пожалуй, его самого, и лицо стало суше и злее. Куртка облегала ее плотно, не скрывая ни кобуры, ни ножен. Ну правильно, она-то не под лекарствами, чтобы оставить оружие дома. — Здравствуй. Искала что-то? — Ну вообще — тебя. Барбара хотела разведать, как у тебя дела. Вижу, что хреново. — Есть немного. Но как только они будут получше... — Не будут, если продолжишь шататься по Нэрроуз один. София объявила охоту. — Уже? Это как раз сюрпризом не было. Удивляло скорее то, как быстро его вычислила и отыскала невзрослая девчонка. Видимо, все совсем плохо. Может, стоило попросить Эда проводить, а не уходить одному. — А ты думал, она сначала с Джимом Гордоном посоветуется? Барбара, собственно, хотела убедиться, что у нее еще есть с кем заключать союз. Ну вот, убедилась. Освальд лихорадочно прикидывал, что делать. Знает один человек — тут же узнает еще несколько. Слишком быстро, быстрее, чем он успел прикинуть... а если бы не лекарства, не страх, не усталость — он бы соображал получше. Придется импровизировать. — Раз уж ты здесь — поможешь угнать машину? Мне нужно прокатиться в лес. Если поможешь, получишь деньги. — Ты точно сошел с ума в Аркхэме. Я же сказала, тебя София ищет. А ты один. У тебя есть где спрятаться? Ты с Ли? — Во-первых, уже нет, во-вторых, я разберусь. Так что, угонишь? — Что ты собирался делать, если б не встретил меня? — Угнал бы что-нибудь сам, просто ты справишься быстрее. Я экономлю себе время. Она пожала плечами. — Ладно, идем. Признание заслуг ей, кажется, польстило, и она зашагала вперед бодрее — Освальду пришлось приложить усилие, чтобы успевать. Нога возмущалась такому обращению, но показывать перед Селиной слабость он точно не собирался. Если вытряхиваешь из руин свою империю, то будущие подданные должны верить, что ты твердо стоишь на ногах. Некстати вспомнилось, как он когда-то заявил Эду, что уходит, прошел два шага, а потом все потемнело, и он снова очнулся в постели. Эд держал его руку. Оставался рядом, когда все рушилось и летело в бездну. Его вера тогда и помогла устоять. Сейчас верить было некому: сам, только сам. Первой им на глаза попалась химера, собранная в гаражах; как-то условно она, наверное, ездила. Не лимузин, мягко говоря, да и садиться за руль Освальд терпеть не мог, но выбора особенно не было, и он кивнул Селине. — Ну как скажешь. Ей было весело. Она вряд ли понимала, насколько все серьезно — а может, и понимала, просто ни война, ни Освальд, ни Сирены особенно ее не волновали. Пристраиваться она умела — к нему ли самому, к Фиш Муни — это срабатывало. А если вопрос жизни и смерти не стоит, то и серьезного отношения можно было не ждать. Впрочем, он от нее ничего и не ждал. Поможет сейчас — хорошо, нет — всегда остается импровизация. Памятный фургон в лесу Освальд когда-то обустроил сам. Уже после того, как успешно там прятался, когда Эд нашел его и принес к себе домой. Тихое, неочевидное место, кроме совсем уж случайных грибников — никто не наткнется, на машине напрямую не подъедешь, если не знаешь точно, как. Там стоял электрогенератор, хранился сухпаек и в принципе можно было протянуть несколько дней. Переждать пик бури. Еще там были спрятаны одежда, оружие, липовые документы и деньги. На самый-самый крайний случай — Освальд не то чтобы планировал оказываться без денег, документов и возможности все это быстро достать или кого-то послать, чтоб достали. Просто перестраховался, если что-то пойдет совсем уж не так — оно и пошло, в виде Софии Фальконе. Фургон теперь, конечно, придется перепрятывать, но Освальд и так не собирался оставлять убежище на одном и том же месте. Слишком опасно. Просто теперь, когда Селина знает, придется заняться этим пораньше. Он выгреб все, что нашел — вещи, деньги, два пистолета, сумку с патронами и гранатами. Консервы, поколебавшись, оставил: уж с продовольствием перебоев не было даже в Нэрроуз. Селина с интересом наблюдала за его действиями. Наверняка успела что-то стянуть — он точно не помнил, сколько всего сохранил, так что поймать ее на горячем не мог. Отсчитав доллары, он сунул ей пачку. — Как я и обещал. Ты все равно доложишь Барбаре, так что здесь чуть больше. Просто не уточняй, сколько именно боеприпасов я отсюда взял. — Ага. Я смотрела в другую сторону. — Умница. И... еще мне нужна услуга. Дружеская. Селина наклонила голову. — Если это связано с Брюсом Уэйном... — Нет. Нет-нет, не он. Мне нужна Айви Пеппер. Я знаю, что вы общались. Сможешь нас связать? — Она от тебя не в восторге и может не захотеть с тобой связываться. — Именно поэтому я и прошу об услуге тебя. Помоги мне с ней поговорить. Возможность была, конечно, призрачная и хрупкая, но против Софии стоило собрать всех. Всех, кого получится. И пробовать, даже если шансы смутные. Им бы очень пригодились и травы Айви, и ее способности, и что уж там — ее оптимизм, граничащий, конечно, с идиотизмом, но своей верой и надеждой она как-то заражала. Невозможно было предаваться отчаянию, если рядом с тобой крутилась Айви. — Ну а за это что мне будет? — Верну себе Готэм и помогу по-дружески тебе. — Ничего не обещаю, но попробую. Теперь мы возвращаемся? — Да. Теперь — обратно в город. Перед тем, как сесть в машину, Освальд все-таки переоделся в один из припрятанных костюмов. И прихватил старую трость — не слишком удобную, но лучше, чем ничего. Вдобавок, в рукоять ей было встроено лезвие. Завязывая темно-фиолетовый галстук, он наконец почувствовал, что по-настоящему готов к войне.