***
Окружающий пейзаж давно превратился в одно серое и невнятное пятно. Безликие деревья и кусты шуршали лёгким, но не приносящем прохладу ветерком. Высоко в небе нещадно пекло око Магнуса, словно пытаясь прожечь в окружающем мире огромную дыру. По вискам, огромному, как переваренная картофелина, носу и шее Гурда ручьями стекал пот, вызывая нестерпимое желание принять освежающую ванну. По правде говоря, Жадинский не очень любил мыться. Как говорил в детстве отец своему маленькому сыну: «Запомни, сын, часто моется лишь тот, кто чесаться ленится». Иногда отец добавлял другую умную мысль: «До трёх сантиметров — это не грязь, а дальше она сама отваливается». Поэтому Гурд старательно следовал заветам своего мудрого отца, но вот после последней вылазки всё же в воду тянуло. Довакин настолько глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил того момента, как с ним поравнялся другой всадник на взмыленном от быстрой и долгой скачки коне. Норд был настолько уставшим, что он, наверно, и пришествие армии Алдуина пропустил мимо ушей. А, если бы и заметил, то вежливо попросил её убраться восвояси и не мешать честным приключенцам отдыхать. — Вот ты где! А я тебя повсюду ищу! — громким басом гаркнул прямо в ухо Гурда тощий незнакомец. От такой неожиданности Жадинский сперва подпрыгнул в седле, а потом с громкой и нецензурной бранью, не удержав равновесия, свалился с лошади прямо в самый большой и колючий куст. Верная кляча, потеряв хозяина, встала как вкопанная. Её испуг выдавали лишь раздувавшиеся ноздри и ходящий ходуном по бокам хвост. Выливая своё справедливое негодование на весь белый свет, Гурд с тяжким вздохом попытался вылезти из куста, однако куст с этим был категорически не согласен. Норд зацепился поясом доспеха за колючую ветку и дёрнулся — куст жалобно зашуршал ветками в ответ. Создалось впечатление, что кто-то очень цепкий держит мужчину за пояс. Наконец-то высвободив своё многострадальное имущество из плена, вытащив все застрявшие веточки из волос и брони, норд молча и вопросительно взглянул прямо на гонца. Если бы мог, Жадинский в нахале проделал бы огромную дырищу, настолько злобно сверлил его взглядом. — Чё надо? — грубо осведомился Довакин, когда понял, что странный гость и не думал прерывать молчания. От грозного окрика гонец словно отвис. — У тебя очень влиятельные друзья! Вот письмо, просили передать лично в руки! — бодро отрапортовал заранее заготовленную речь гонец, а потом резво вытащил из бездонного кармана скомканный и помятый клочок пергамента, всунул в руки опешившему Довакину и, не дав тому опомниться, быстро развернул коня, и умчался в неведомые дали в клубах дорожной пыли. Гурд Жадинский остался стоять посреди дороги, глупо хлопая глазами и сжимая в кулаке замызганный клочок бумаги.***
Честно говоря, Гурд очень побаивался посыльных, особенно эту их просто мистическую способность находить нужно адресата даже на другом конце мира, в старинных руинах, бездонной пещере и в других трудно доступных местах. Мужчина не удивился бы, если ему письмо принесли и в каком-то даэдрическом плане. Каких только чудес в мире не бывает, а ответственные гонцы империи — одно из таких странных чудес. У Жадинского даже была одна совсем уж безумная теория, с которой он пока ни с кем не делился. Согласно ей, мужчина подозревал, что все гонцы в Нирне состоят на службе у какого-то даэдрического Принца. Возможно даже ещё не явившего свой лик белому свету, от того особо могущественного и опасного. Поэтому Жадинский почём зря не обижал гонцов, стараясь каждого уважить, чтобы ненароком не подхватить какое-нибудь мерзкое и коварное проклятье. Не улыбалось остаток дней провести в облике червя или с какой лишней конечностью в неположенном природой месте. А то, что он этому посыльному грубо гаркнул, так это не от черной души и сердца, а от испуга. Нечего людям на уши орать, а то чего доброго и нож между рёбер можно отхватить.***
Растерянно почесав в косматом затылке огромной пятернёй, норд наконец-то обрёл душевное равновесие и обратил внимание на зажатый в своём кулаке клочок пергамента. На заляпанной чернильными кляксами бумаге все, как одна, буквы рассыпались в стратегическом беспорядке, строчки наползали одна на другую, словно собирались с минуты на минуту спрыгнуть с пожелтевшего листа и броситься с громким визгом в рассыпную. Сразу было видно, что писали, если не в спешке, то от балды, абсолютно не стараясь. Таким почерком можно было писать секретные послания и не бояться за их сохранность. Шпионы скорее поседели бы в бесплодных попытках расшифровать написанное, чем поняли, что тут и кем накорябано. Не то, чтобы мужчина сам был особым грамотеем и обладал идеальным каллиграфическим почерком, но, по крайней мере, всегда старался аккуратно писать, заботясь о зрении будущего читателя. С большим трудом пробравшись сквозь запутанные дебри отборных каракулей, Гурд всё же прочитал адресованное ему послание и понял мутные намёки гонца. Письмецо было прямиком из дворца ярла Фолкрита. Неужели у владыки при дворе были такие кошмарные писцы? Как глава владения их терпел? Жадинский таких горе-писак давно погнал взашей ссанными тряпками. Но да ладно, раз ярла всё устраивало, то это только его проблемы. После некоторого пыхтения, буквы на куске пергамента всё-таки соизволили сложиться в просьбу явиться во дворец пред светлы очи фолкритского ярла, чтобы быть щедро одаренным земельным наделом. Жадинский снова задумчиво почесал всклоченный загривок, силясь вспомнить за какие такие геройские подвиги его захотели наградить, заодно и вспомнить в какой части Скайрима находится Фолкрит. Подвиги припомнить не удалось, а вот местоположение города всплыло и не принесло большой радости. Потому что вспомнился один неприятный казус, приключившийся в местном сосновом бору.***
Как-то, блуждая по дремучим фолкритским лесам в поисках добычи и приключений, мужчина вырулил прямиком в объятия последних. Словно из ниоткуда вырисовалось на пути небольшое, словно покрытое чернильной плёнкой озерцо, рядом с которым оказалась пещера. Вход в эту пещеру охраняла огромная странная дверь. Кто умудрился поставить её посреди леса — тайна сокрытая самыми мудреными заклинаниями всех колдунов Нирна. Снедаемый природным любопытством, Жадинский широким шагом подошёл к двери, дотронулся до шершавой поверхности рукой и… чуть не помер от разрыва сердца. Конечно, можно было ожидать ловушек, призванных защищать от незваных гостей недвижимую собственность, коей и являлась пещера. И даже, позабывший про инстинкт сохранения, Гурд об этом помнил… где-то глубоко внутри, в отключившимся подсознании. Но уж точно не раздавшийся прямо в ухо чей-то неведомый замогильный шёпот и не загоревшиеся алым пламенем глазницы черепа, вплавленного в металл. Мужчина от неожиданности сиганул так высоко, что, если бы в Нирне устраивались соревнования по прыжкам в высоту, то норд взял первое место. Держась за, бешено колотящееся об грудную клетку, сердце, Довакин приземлился, больно ударившись задницей об землю. Потирая саднящий зад, норд резко крутанулся на месте и дал лихого стрекача. Гурд бежал так быстро, что можно было подумать, что за ним в погоню кинулось всё население многочисленных планов Обливиона вместе с их Принцами. Жадинский остановился только тогда, когда лёгкие начали гореть от надрывного дыхания, а ноги — подгибаться от перенапряжения и усталости. И тогда, облокотившись о ствол сиротливо растущей сосёнки, воин поклялся самому себе, что никому в жизни, ни при каких обстоятельствах не признается в себе в этом позоре.***
Гурд выпал в суровую реальность из не очень приятных воспоминаний самым бесцеремонным образом: позабытая в пылу разговора кляча по кличке Плешь отмерла и одним ловким движением вырвала из хозяйских пальцев измусоленный пергамент. — А ну верни, сволочь копытная! — рявкнул Жадинский, слишком поздно среагировав. Теперь лишь оставалось беспомощно смотреть, как бесценная бумага с хрустом исчезала между щербатыми зубами зловредной лошади. Своенравная скотина с явным наслаждением пережёвывала исчерканный пергамент. Дождавшись, когда Плешь проглотит клочок бумаги, норд только тяжело вздохнул. Потом взяв под уздцы явно довольную собой лошадь, мужчина взгромоздился обратно в седло, из которого не так давно благополучно вывалился. Если Маньяк из Вайтрана до этого никуда не испарился, то и в ближайшие месяцы тоже никуда не денется, поэтому сейчас можно было заняться более насущными делами. До Фолкрита Жадинский добрался пусть и довольно быстро, но всё же не обошлось по пути без приключений. Благодаря своей своевольной удаче, имевшей довольно специфический юмор, беду на свою голову Гурд умудрялся находить даже при походе в нужник. То пауки за шиворот посыплются, то споткнётся на ровном месте. Хорошо, что хоть доски под ногами не ломались и норд не знакомился с содержимым своего туалета. Довакин снова немного заблудился в местных живописных, но однообразных лесах. Некоторое время ему всё же пришлось поблуждать, спугнув своим диким видом нескольких одиноких сприганов. Нужно отдать должное, однако лесистые богатства Фолкрита обладали очень притягательной и чарующей красотой, недоступной другим владениям. Иногда смертельной для беспечных любителей природы.***
По извилистой дороге в славный град Фолкрит выдался неплохой и довольно тёплый денёк, что было редкостью даже для летнего периода в Скайриме, отчего Жадинский решился немного искупаться. Благо, что прямо по пути встретилось, как по заказу, небольшое озерцо с кристально-чистой водой. Оно манило к себе и прямо просило, чтобы в него окунулись. Сняв на свою беду всё свое верное снаряжение, даже исподнее (всё равно в округе не было ни одной души), Гурд Жадинский зашёл в воду. Водичка оказалось очень приятной и то, что надо: не холодная и не слишком тёплая. Совсем расслабившись и потеряв всякую бдительность, Довакин наслаждался бултыханием в озере, в то время, как беда подкрадывалась незаметно… Недолго предаваясь праздным размышлениям, в сочную нордовскую филейную часть, отожранную исключительно на мясе и эле, с огромным аппетитом всеми своими зубами вцепилась очень крупная рыба-убийца. Слава всем пантеонам Нирна, что хоть не в самое драгоценное… С рёвом мамонта в брачный период мужчина одним метким прыжком выскочил на берег, виляя задницей, а проклятущая рыбина продолжала алчно цепляться за человеческий тыл. Жадность в итоге её и погубила. Покрывая весь белый свет самыми грязными проклятиями, что только приходили на ум, Гурд с явным усилием оторвал от своего тела зубастую чешуйчатую сволочь. Одно только грело испуганное сердце: хоть не нужно было теперь думать, что есть на ужин. Он сам попался. Только укушенный зад ещё долго давал о себе знать: болел и страшно чесался. Спасибо хоть на том, что вообще не распух и не отвалился. Да, такой странной и экстремальной рыбалки в жизни норда ещё никогда не было. Кинув уже дохлую рыбину недалеко от костра, Жадинский оглянулся в поисках оставленной на берегу одежды и обомлел. Три здоровенных и неплохо откормленных грязекраба, нагло щелкая клешнями, пытались прямо на глазах у хозяина стащить его трусы. На кой ляд животинкам они понадобились? Не продавать удумали, в самом-то деле? Норд схватил здоровенную палку (меч искать не было времени) и попытался отбить свою вещь у панцирных воров. Те, не оценили душевных порывов двуногого: один краб, как ни в чём не бывало, продолжил утаскивать добычу, а два его товарища покрупнее решительно кинулись в атаку, защищая краденое. Гурд честно пытался отжать своё добро обратно, но очень уж боялся, что в порыве схватки ему оторвут то, до чего не дотянулась до этого рыба-убийца. Поэтому, помахав для приличия ещё немного своей импровизированной дубиной, Довакин от всей души плюнул в грязекрабов, а потом, пошёл забирать всё остальное добро, пока, чего доброго, его ещё кто-нибудь другой не украл. Кое-как переночевав, Жадинский собрался продолжать свой путь в славный город Фолкрит, по чьим лесам, если верить многочисленным путеводителям, бегала и прыгала самая отборная в стране дичь. К сожалению, Гурд абсолютно не выспался, потому что почти всю ночь проворочался на своей лежанке, которая неожиданно принялась колоть своего хозяина, словно кто-то набил её колючками. Глаз сомкнуть так и не удалось. Стоило только тяжёлым векам опуститься, как тут же посторонний шум заставлял воина подскакивать и дико озираться по сторонам в поисках врага. В ночных сумерках, слабо освещаемых двумя лунами, постоянно мерещились смутные фигуры самых разнообразных чудовищ, которые вслед за грязекрабами пришли поживиться пожитками Довакина. То тут, то там загорались глаза, похожие на фонари, чьи обладатели только и ждали, пока норд отвлечётся. Поэтому утром злой с красными от недосыпа глазами мужчина со стороны мог сойти за солидного вампира, а в его мешки под глазами — складывать добычу.***
Хвала всем Богам, кроме этих небольших происшествий с Гурдом ничего страшного больше по дороге не приключилось. Да и воин источал вокруг себя такую мощную убийственную ауру, что все, притаившиеся в дорожных кустах, неприятности решили лишний раз не искушать судьбу и подождать более удачную жертву. Жадинский с явным наслаждением и облегчением вздохнул, стоило фолкритским воротам замаячить впереди. Проезжая мимо знаменитого фолкритского кладбища норд ощутимо вздрогнул, потому что недолюбливал всё, что было связано с местами захоронений. Если скайримские гробницы Гурд ненавидел за тесные и извилистые помещения, в которых было легко затеряться, то сиродильские — за их обитателей. Вот и сейчас при одном только воспоминании об разваливающихся на куски гнилушках по телу воина пробежал целый табун мурашек. Обладая критическим уровнем топографического кретинизма, Гурд умудрялся теряться буквально в трёх соснах. Его беде не помогали ни карта, ни заклинания поиска пути. Если Жадинский на открытых местностях исхитрялся терять направление в пространстве, то в закрытых помещениях дела обстояли гораздо хуже. Ведь ни в одном скайримском кургане не было добросердечных жителей, которые могли подсказать верный путь. Тесные и полутёмные помещения, как назло, сливались в один большой смазанный и точно заколдованный, почти непроходимый лабиринт. И вот, снова окинув мимолётным взглядом кладбищенские надгробия, норд очень сильно поёжился, потому что уже вспомнил, как совсем недавно блуждал несколько часов по одной такой гробнице в поисках выхода. Как оказалось, в итоге выход был совсем недалеко, можно сказать, под носом. Местные обитатели тогда забились по своим норам и терпеливо ожидали пока незваный гость уберётся восвояси. Довакин топтался на одном месте до тех пор, пока один старенький драугр, которому терять было уже нечего, кроме чести, не вывел буквально за руку страдальца на свежий воздух и в открытый мир. На пути к таверне Гурду повстречался массивный соплеменник, оказавшийся местным кузнецом, спросивший о какой-то собаке. Жадинский напряг извилины, пытаясь вспомнить всех встреченных ранее четвероногих животинок. Определенно, стражник на входе в город был ещё той сутулой псиной, но навряд ли именно его искал кузнец. Получив отрицательный ответ, мужчина отстал от Довакина и с явным разочарованием отправился восвояси. И вот, добравшись до таверны и привязав Плешь к коновязи, норд поспешил во дворец ярла.***
Как же мужчина не любил все светские приёмы, но деваться было не куда. Старательно вытерев свои сапожищи о лежащий на входе коврик, Довакин схватился за входную ручку, и тут его догнала запыхавшаяся мысль — лошадь сожрала письмо. Что предъявлять теперь ярлу? Но было поздно, дверь отворилась и норд с шумом ввалился в помещение. Все взгляды вперились в него, повисла неловкая тишина. — Доброго дня всем, эээ, — неуклюже начал говорить Гурд, когда молчать стало совсем уж неприлично, — я тут к вам пришёл по поводу, эээ, письма. — Письма? — мигом оживился молодой ярл, даже привстав на своём троне. — Письма — это хорошо. Очень даже хорошо. Давай его сюда. — Эммм, — нерешительно зачесал затылок Жадинский, словно на него напала армия вшей, — понимаете, тут одна оказия небольшая случилась… Бумагу случайно съела моя лошадь. Ей было очень вкусно… Ну, я помню, что письмо было написано очень корявым почерком, я его еле разобрал, — невпопад добавил в конце норд. Теперь точно плакал горючими слезами вожделенный земельный надел Довакина. Сейчас его погонят взашей из дворца, как последнего бродягу. Правда, зачем надел норду — отдельная тема. Ведь все имеющиеся в собственности дома скорее походили на свалки и перевалочные пункты. Гурд в них появлялся время от времени, чтобы сгрузить ненужное барахло, которое было лень тащить к торговцам на продажу или же, чтобы просто отоспаться пару дней, а потом усвистать в неведомые дали на неопределённое время. Но тут ведь пахло халявой, а халяву Жадинский очень сильно любил даже, если не знал потом, что с ней делать. От такой нелепицы ярл на своём троне нервно заёрзал, явно не зная, что делать дальше. В первый раз к нему пришли с подобной проблемой. Натравливать своего громилу-хускарла и спускать собак вроде пока что не за что, но почему-то очень хотелось. В это время верный хускарл демонстративно разминал свои пудовые кулаки, играя мускулами и грозно поглядывая из-под кустистых бровей на Жадинского, готовясь по команде ринуться в драку. Неизвестно, чем бы всё закончилось в итоге, если бы к правителю не подошёл управляющий, начавший что-то шептать на ухо, тыча при этом толстыми пальцами то в кусок пергамента, то в замершего на месте Гурда. — Ооооо, — глубокомысленно отвечал ярл, согласно кивая. Взяв в руки бумажку и что-то пораскинув в мозгах, правитель наконец-то вынес свой вердикт. — Хорошо, что у тебя морда очень колоритная и приметная, — эти слова явно относились к Гурду, — да, я припоминаю, что обещал кому-то похожему на тебя землю в своих владениях. И да, мой управляющий действительно обладает не очень красивым почерком. Но, учитывая ситуацию с письмом, я решил провести небольшую проверку, чтобы точно убедиться в том, что ты тот самый Довакин. У меня тут случились проблемы с одними очень нехорошими людьми… Скажем так, они оказались недобропорядочными гражданами, обыкновенными разбойниками. И вот, ты, — ярл тыкнул пальцем в Довакина, — поможешь уладить мои проблемы с ними. Голову главаря приносить необязательно, мне хватит и его оружия или шлема. Если ты действительно тот самый знаменитый Довакин, то тебе ничего будет стоить разобраться с бандой, не так ли? А взамен получишь землю. Довакин не стал спорить и лишь согласно закивал головой, чувствуя, как легчает на душе. Не наорали, не казнили, ну дали задание, зато ещё и денег с бандюков стрясёт. Только пропустил мимо ушей слово «морда», ничего, его ещё и похлеще называли. Главное сейчас — получить обещанное. Гурд также молча получил карту с отметкой местонахождения и уже почти развернулся к выходу как его снова остановил голос правителя: — Я тут ещё подумал и решил, если ты действительно справишься с этой небольшой проблемой, то кроме земли пожалую титул тана и личного хускарла. И да, банда засела недалеко от города. Гурд ещё раз согласно кивнул головой и уже точно прошествовал к двери, чтобы за пределами дворца ознакомиться с картой. «Недалеко от города» оказалось на другом конце Скайрима. Да, сразу было видно, что ярлу было лень придумывать задание для будущего защитника города. Но всё же, Довакин отделался малой кровью — подумаешь, съездить через пол страны, чтобы завалить шайку головорезов, что-то не поделившую с фолкритским ярлом. Зато Жадинский в итоге получит не только землю, но и личного охранника в своё безвозмездное пользование. Только как эта проверка поможет доказать, что Гурд — Довакин — Гурд так и не понял.***
С горем пополам Жадинский, пробираясь по красочным скайримским дебрям, всё-таки нашёл ту самую искомую банду. Честно положа руку на сердце, Гурд был не очень силен в скрытности… Вернее говоря, очень не любил действовать незаметно. Ему было лучше по душе яростно взреветь, чтобы рёв слышали на другом конце континента, а потом с секирой наперевес ломануться прямо на врага. В этот раз он поступил точно также. Бандиты стали очень лёгкой добычей, потому что они не ожидали такой подлой атаки. Оглушённые неожиданной звуковой волной, они падали один за одним, не оказывая никакого сопротивления. Стоя над телом поверженного главаря шайки, Довакин по привычке задумчиво чесал в затылке, решая, что ему делать. Добычу с бандитов он уже стряс, хорошенько пошарив по карманам и распотрошив все сундуки и бочки в лагере. Прикинув в голове ещё немного, Жадинский плюнул и, достав огромный охотничий разделочный нож, склонился над телом главаря… Долго фолкритский ярл матерился и плевался, когда к его ногам бросили посиневшую человеческую голову с вываленным языком и выпученными глазами. Но, к слову, своё слово сдержал и вскоре уставший Довакин наслаждался осознанием того, что он теперь тан Фолкрита с собственным клочком земли. Жадинский, как ни странно нашёл на карте, а потом в местном лесу искомую точку и прикинул фронт предстоящих работ. Нужно отдать должное правителю — надел он выделил своему герою замечательный. Почти со всех сторон участок окружал древний сосновый лес, также было небольшое озеро (что-то на озёра Дове сильно везло) с кристально-чистой водой и небольшие горы. Что ещё можно было душе пожелать? Тишь да благодать. Да, тут можно отгрохать небольшое поместье, чтобы потом здесь отдыхать от долгих героических походов по скайримским гробницам. Выделенный щедрой ярловской рукой хускарл оказался женщиной-редгардкой по имени Райя. Она с энтузиазмом приступила к своим обязанностям телохранителя Довакина. А, когда она со своим подопечным приехала осматривать участок, любезно предложила свои услуги будущего домоправителя и предложила свою помощь в обустройстве будущей берлоги. Женщина пообещала нанять хорошую строительную бригаду, закупить все необходимые для постройки дома материалы самого лучшего качества. В общем, обустроить всё без лишнего грохота и пыли. Нанятая бригада прибыла довольно быстро и без лишних расшаркиваний приступила к работе. Стройка на участке закипела, забурлила и пошла полным ходом. Голоса десятков луженых глоток наполнили окрестности, разбавив щебетание птиц отборными матюками, если что-то у строителей шло не так. Гурд с открытым интересом проходился по вверенной ему территории и наблюдал за проходящими работами. Не то, чтобы Жадинский контролировал бригаду и не доверял ей, просто ему было любопытно смотреть за самим процессом строительства. За всей этой суетой и беготнёй.***
Будущее поместье росло прямо на глазах, словно на дрожжах. Деревянный остов, благодаря умелым и заботливым рукам строителей, обрастал плотью перегородок, стен и корпусов. Рабочие бегали как муравьи по всей стройке, таская за собой нужные материалы. Повсюду визжали пилы, вгрызаясь зубьями в дерево, свистели топоры, отсекая от брусьев всё лишнее, молотки вбивали гвозди. Деревянные опилки и стружка летели во все стороны. До начала стройки Гурд даже не подозревал с какой скоростью можно не только отстроить сам дом, но и выкопать здоровенную яму, которую вскоре превратили в вместительный погреб. Всего-то понадобилась парочка лопат, десяток добрых молодцев с крепкими руками и немного нездорового энтузиазма. Приятным открытием оказалось то, что нанятая бригада умела не только строить неплохие дома, но и мастерить добротную мебель. Жадинский никак не мог налюбоваться ею. В итоге поместье оказалось загляденье: не блистало излишней роскошью, но и простецким тоже не выглядело. Оно было достаточно большим и включало в себя: целых два этажа, две небольшие башни — это не считая подвала. Свободные помещения недолго оставались такими: норд очень шустро их заставил разнообразной мебелью по своему усмотрению. Так одна из башен с лёгкой руки Довакина была превращена в шикарную библиотеку. Высокие стеллажи высотой до самого потолка, пропитанные раствором от насекомых, с натугой приняли на свои полки бездонную бумажную коллекцию: начиная от редких изданий книг (за экземпляры которых с большой охотой продали души маги всей Винтерхолдской коллегии, если бы прослышали о них) и заканчивая простенькими дневниками разнообразной бандитско-некромантской братии. Гурда всегда удивляла эта повальная потребность злобных личностей в записывании своих мыслей на бумагу. Но пройти мимо них мужчина не мог, поэтому забирал с собой. Человек (иль не человек, неважно) старался, писал — ну как тут не забрать и не сохранить? Вторая башня, отражая основное ремесло своего хозяина, вобрала в себя всё его оружие и доспехи. Мало кто во всём Тамриэле мог похвастаться таким разнообразием: здесь были орудия смерти из стекла, эбонита и даже даэдрической стали. Но изюминкой коллекции по праву был комплект оружия и брони из драконьей кости. Жадинский хорошенько попотел, сперва убивая владельца чешуи и костей, а потом заталкивая добычу в свой мешок. Но самым сложным был поиск кузнеца, который смог управиться с таким диковинным материалом. Кухня, просторная и светлая, с выложенным в центре из отборного камня очагом-печкой, так и зазывала что-то в ней приготовить. Что-то необычайно вкусное и сытное, чтобы запах от готовки потом заполонил весь дом. А большие и вместительные бочки укрыли в своих недрах такое количество провизии, что ею можно было год кормить небольшой гарнизон. Не менее здоровенная кладовка, заставленная от пола до потолка искусно сделанными сундуками, витринами с до блеска отполированными стёклами, ящиками и прочей дребеденью, готовилась покрываться толстенным слоем пыли и паутины. Чтобы в итоге превратиться в эталонную кладовку, в которую было бы страшно заходить время от времени, не получив какой-либо травмы. Гурд заценил вместительную хозяйскую спальню с большой двуспальной кроватью. На ней было, где развернуться, и можно было не бояться падений ночью. Прикроватный сейф почти сразу до верха забился драгоценными камнями и многочисленными кольцами с ожерельями. В шкаф Жадинский сгрузил все ненужные вещи, которые он ни разу в жизни не надевал и не наденет. Выкинуть их не позволяла внутренняя жаба. Обеденный зал был настолько большим, что действительно мог вместить себя тот самый гарнизон, что мог кормиться бездонными запасами из хозяйской кухни. Комнаты прислуги, конечно, не были роскошными, но и бедняцкими их тоже назвать нельзя было. Но самой главной ценностью, прямо главным драгоценным камнем в короне Барензии — оказался просторный и глубокий подвал. По крайней мере по скромному мнению владельца поместья у Озера — Гурда Жадинского. Он с удовольствием осмотрел каждый сантиметр своего погреба. Подвал ловко стилизовали под настоящую нордскую гробницу, даже полки под соленья выглядели как погребальные полки драугров. Также такое ощущение создавали раскрашенные древними письменами и рисунками стены. Откуда бедному Довакину было знать, что ни одна из подвальных стен не была расписана рабочими. Даже полки они не развешивали, кроме сделанных из дерева и металла. Изначально старательные строители, копая яму, случайно раскопали настоящую погребальную камеру крипты, но не придали этом значения. Подумаешь! По всему Скайриму таких гробниц было пруд пруди. Куда ни плюнь, а в итоге угодишь в крипту. Поэтому, растерянно потоптавшись на месте, бригада единогласно решила ничего своему заказчику не говорить, а сам Жадинский не обратил на раскопки должного внимания. Копали, да копали. Главное в этой камере было то, что нигде дверей не было, точно так же, как и хозяев гробницы. Зато строители в итоге сэкономили на материалах и не возились с укреплением потолка и стен. Поэтому в итоге всё замаскировали и преподали, как подарок от гильдии, уваживающий ремесло норда.***
Довольный Гурд только рад был стараться поспешить захламить новёхонький погреб. Всё ненужное добро в кратчайшие сроки было вывезено из городских домов и заполнило почти бесконечные полки, сундуки, бочки, ящики и сейфы. Правда, заполнял их Жадинский по особому порядку и схеме: слитки к слиткам, руда к руде, оружие к оружию… Любой другой человек, мер или зверолюд давно бы от подобной картины покрутил пальцем у виска. Настолько это выглядело странным. Но Довакин получал особое удовольствие, раскладывая вещь к вещи. Жаль, что подобная педантичность не распространялась на ножные обмотки, которые с завидным упорством кочевали по всему дому. Оказываясь порой в самых неожиданных местах. Иногда Гурду даже казалось, что они обрели разум и основали свою собственную цивилизацию… За долгую кочевую и полную разных весёлых приключений жизнь у Довакина скопилось столько ненужного хлама, что впору было открывать собственную лавку. Да только Гурду не хотелось — слишком сильна над ним власть лени. Любовно протерев тряпочкой последнюю баночку с солёными огурцами и водрузив её на место, мужчина оглядел плоды трудов своих и довольно усмехнулся. Ломившиеся всякой всячиной полки радовали глаз и грели сердце. Добротная кузница добавляла дополнительные очки к самолюбию, хотя Гурд не был искушён в кузнечном мастерстве. Но зато она кузница у него имелась. Последний раз окинув взглядом сокровищницу дома своего, Довакин погасил все свечи, проверил сигнальное заклинание на входе и ушёл по своим делам, весело насвистывая незатейливый мотивчик под нос. Норд уходил и ещё даже не чувствовал, каким страстям здесь было вскоре суждено кипеть. И не услышал, как в одну из стен кто-то тихонечко, словно боясь, постучал…