Явление III
Искра
«Утро добрым не бывает». Феличиано давно смирился с правдивостью этой фразы и даже, наверное, согласился бы с ней сейчас, если бы осознавал, что утро уже наступило. Но он не осознавал, потому что был увлечен своей картиной, и будильник, поставленный на случай, если он, как уже бывало однажды, заснет прямо за работой, заставил его удивленно посмотреть сначала на время, а потом и в окно — там занимался рассвет, и серое небо наполнялось первыми нежными красками. Феличиано довольно прищурился и не сразу вспомнил о том, что будильник, вообще-то, служил напоминанием об утренней тренировке — очередной изматывающей тренировке по новой программе Людвига, которая должна была улучшить его физическую форму. Форма, правда, улучшаться как-то не спешила, и Феличиано в очередной раз подумал, что вместо этого лучше бы еще два часа рисовал — ему нужно было подготовить портфолио к поступлению, но пока ни одна из работ, на его взгляд, не заслуживала даже упоминания, хотя он проводил в мастерской буквально сутки напролет. После выпуска Ловино к нему подселили какого-то первокурсника, и Феличиано практически перестал там появляться, предпочитая ночевать в комнате клуба. Вот только «ночевать» не равно «спать», и, так как, увлекаясь, Варгас часто забывал о потребностях своего организма, спать у него получалось не слишком регулярно. А потому утро, наступление которого неотвратимо влекло за собой тренировку с Людвигом, действительно было не самым добрым. Как минимум потому, что было для Феличиано уже третьим после бессонной ночи.
Он устало потер глаза и бросил взгляд на картину — ничего нового, все та же мазня. Старые ошибки, никакого уникального стиля, да и сюжет давно избитый — с такими навыками ему только декорации для драмкружка и рисовать, никакой уважающий себя художественный университет не примет такого студента. Феличиано через силу улыбнулся и поднялся с места, разминая затекшие конечности: он понимал, что чересчур критичен к себе, но ничего не мог с этим поделать. Он разбирался в искусстве немного лучше среднестатистического обывателя, поэтому вполне мог адекватно оценить собственные труды, и они не были плохи. В них просто не было искры.
Любая его новая работа была, как и сказал когда-то Ловино про картину на стене: «красивая, но пустая».
Феличиано умылся, причесал непослушные прядки и улыбнулся своему отражению намного более естественно. Его выдавали только покрасневшие от недосыпа глаза — и мешки под ними, но кому вообще было до этого дело? Начало мая, теплая погода и недавно прошедшая Золотая неделя — да у каждого второго студента видок был тот еще!
Варгас бросил в сумку тетради, разбросанные во вчерашних попытках сделать хотя бы часть домашних заданий, немного подумав, прибрал и за рабочим местом — спрятал краски, помыл кисти. Уходить не хотелось, не хотелось вообще ничего, но Феличиано постарался избавиться от этих мыслей: это все от недосыпа, он со всем справится. Ловино справился с проблемами, нашел силы преодолеть собственные слабости, выбрался из ситуации, в которой оказался по вине Феличиано, и тот просто не мог его подвести. Особенно теперь, когда они снова стали так же близки, как в далеком детстве.
Феличиано закрыл мастерскую на ключ и вернул его на стойку на первом этаже, а затем выскользнул из здания клубов через открывающуюся только изнутри заднюю дверь — обычная была заперта, как и все служебные помещения в «Кагами», бдительным завхозом. Свежий утренний воздух немного взбодрил его, на улице было светло, прохладно и по-весеннему свежо. Феличиано нравилось просто стоять так, наслаждаясь легким ветерком, он хотел запомнить это ощущение, нарисовать его, передать красками охватившее его умиротворение, но нужно было идти. Это заставило его снова тяжело вздохнуть.
Людвиг уже ждал его — он открыл дверь в спортзал, чтобы Феличиано мог переодеться, а сам сидел в тренерской, заполняя какие-то бумаги.
— С добрым утром, — радостно пропел Феличиано, заглянув к нему.
— С добрым, — кивнул Людвиг, не отрываясь от работы. — Переодевайся и начинай разминку на улице, я скоро буду.
Варгас обиженно надулся, но Мюллер не удостоил его и взглядом, чтобы это заметить, так что ему оставалось только послушно выполнить указания. Сменив школьную форму на спортивную, он вышел на улицу и медленно побрел к спортивной площадке: там бегали несколько учеников, и Феличиано невольно поразился их выдержке — если бы не Людвиг, он бы ни за что добровольно не поднялся в шесть утра, только чтобы побегать. Он встал чуть в стороне от дорожки, на поле, и, решив, что Людвиг не сильно рассердится, если он подождет его, вместо того чтобы делать все самому, присел на влажную траву. Солнце приятно пригревало макушку и немного слепило, так что Феличиано прищурился, а потом сам не заметил, как задремал.
Его разбудила тень — она закрыла собой солнце, и на улице вмиг стало холодно и темно. Людвиг смотрел на него сверху вниз своими пронзительными глазами-льдинками, а Феличиано так некстати вспомнил, какими живыми и теплыми бывают эти глаза. Но Людвиг всегда четко разделял их отношения — друзьями они могли быть где угодно, кроме спортивной площадки. Это был правильный подход, Феличиано понимал это, но также он понимал и то, что ему больно от такого отношения, а это совсем никуда не годилось.
— Простите мою беспечность, капитан, — вытянувшись по струнке, отрапортовал он. — Больше такого не повторится.
— Хорошо, — задумчиво кивнул Людвиг. — Тогда приступаем к разминке.
Выполнять привычные процедуры вместе с ним было намного легче, так что Феличиано, все еще пристыженный тем, что заснул прямо перед Мюллером, повторял все движения особенно усердно. Сверху вниз, по неизменной программе: шея, плечи, руки, поясница, бедра, а за ними и ноги, потом бег различными стилями, подскоки, и, конечно, финальная часть — успокоить дыхание. Но следом — снова бег, теперь уже несколько кругов по площадке, а потом и короткие дистанции на время.
Феличиано выдохся. Он просто не мог больше, измотанный организм требовал отдыха каждой своей клеточкой. Силы оставляли его, дыхание сбивалось, ноги едва двигались с места и при каждом усилии отзывались болью. Варгас понимал, что Людвиг тоже заметил, в какой скверной он сегодня форме, меньше всего ему хотелось, чтобы учитель снова беспокоился за него, поэтому он и выкладывался по полной, но этого было мало. Когда Мюллер решил, что на сегодня хватит занятий на свежем воздухе, Феличиано едва не расплакался — ему еще оставался целый час мучений в зале.
— Хорошо потрудился, — едва они оказались внутри, Людвиг повернулся к нему с напряженной улыбкой.
— Прости, — не сдержавшись, Феличиано шмыгнул носом. — Знаю, я могу лучше, просто…
— Ты устал, — Людвиг неловко коснулся его плеча. — На последнем курсе высокая нагрузка. Тебе лучше уделять время подготовке к выпускным экзаменам, а не тренировкам со мной, — он посмотрел Феличиано прямо в глаза. — Твоих результатов достаточно, чтобы сдать нормативы по физкультуре.
— Но, — Варгас недоверчиво посмотрел на него и почувствовал, как щиплет в глазах и сжимается что-то в груди, — мы ведь еще не закончили.
— Закончили, — вздохнул Людвиг. — Я занимаюсь с тобой, чтобы улучшить физическую подготовку. В твоем состоянии это не пойдет на пользу.
Он был прав. Феличиано, даже несмотря на разочарование, почувствовал благодарность: Мюллер заботился о нем, позволяя отдохнуть тогда, когда это было необходимо больше всего. Людвиг все понимал и видел, он помогал Феличиано как друг, даже оставаясь его тренером. Мог ли он просить о большем?
— Спасибо, Людвиг, — Феличиано растянулся в улыбке и повис у Мюллера на шее.
— Ты не обязан, — он даже затылком мог увидеть, как тот покраснел на этих словах. — Эти занятия никогда не были обязательными.
Варгас только покачал головой, крепче прижимаясь к Людвигу: от того пахло потом и терпким дезодорантом, и ему нравился этот коктейль. Хотелось вдыхать его снова и снова, и Феличиано подумал, что, наверное, нескоро сможет насладиться им опять, раз уж теперь не будет приходить на тренировки. Эта мысль заставила его крепче сжать объятия.
В дверь постучались, и Феличиано поспешно отошел на два шага. Людвиг кашлянул, разрешая войти. Он выглядел смущенным, но тщательно пытался это скрыть, и Феличиано не смог сдержать улыбку. Он знал, что нравится Людвигу, но никак не мог понять, до какой степени — тот был слишком сдержанным, чтобы он мог сделать выводы. Только как друг? Или, может, как ученик, подопечный? А может?..
— Я пойду, учитель, — он помахал Людвигу, который доставал для подошедшего студента мяч, и скрылся в раздевалке.
Мюллер не ответил, но кивнул — Феличиано бы сказал «рассеянно», если бы это слово можно было применить к Людвигу.
У Варгаса впереди был целый час свободного времени, и он планировал провести его за работой, но потом вспомнил, что со вчерашнего дня не был в душе. Возвращаться в блок не хотелось — ему нравилось жить в мастерской, но удобства там были минимальные — и порой все-таки приходилось. Переодевшись, Феличиано пошел к себе, не забыв отметить, что Людвига в зале уже не было. Он хотел поблагодарить его еще раз и нормально попрощаться, но почему-то не стал.
Блок встретил его тишиной и полумраком, никто из соседей еще не проснулся. Окна в комнате были зашторены, первокурсник спал, с головой зарывшись в одеяло, и Феличиано, бросив сумку на кровать, подумал, что это место стало для него совсем чужим. Тут даже пахло иначе — не плохо, хотя его новый сосед не был чистюлей и не всегда вовремя убирал за собой грязную посуду, но по-другому, совсем не так, как когда Ловино жил здесь. Когда они вместе тут жили.
Он сел на кровать и откинулся на локти, бесцельно уставившись в потолок. День обещал быть долгим — учеба, потом занятие в клубе, домашка, снова практика, только уже в одиночестве, и, может быть, немного сна, раз уж на тренировку с утра больше не надо. Но Феличиано был уверен теперь, что со всем справится — не может не справиться. Людвиг надеется на него, и Ловино, он был уверен, тоже. Их обоих подвести он не мог.
***
Неделю спустя Феличиано снова обнаружил себя в мастерской рано утром, бездумно уставившимся в окно. Было пасмурно, над городом сгущались тучи, и в здании стало ощутимо холодно — у Феличиано замерзли пальцы, так что он не мог больше рисовать, и это, собственно, и отвлекло его от работы.
Он взглянул на часы и даже ахнул от удивления — время близилось к полудню, а там и до обеденного перерыва рукой подать. Феличиано еще подумал, что ему стоит сходить на занятия после обеда, но быстро отбросил эту мысль: пропускать — так полностью, иначе не избежать расспросов. Он посмотрел на картину, как будто впервые ее увидел — краски соответствовали тем, что сгущались за окном, и избитый сюжет не добавлял работе привлекательности. Хотя у него и появилось больше свободного времени, и спать он стал немного чаще, заметного прогресса не было — просто не получалось написать что-то яркое, как будто все его краски вдруг оказались безнадежно испорчены серостью.
Феличиано отложил работу к остальным неудачным попыткам создать шедевр — может, позже он доработает ее, но сейчас она вызывала только отвращение — и взял чистый лист. Пожевав карандаш, он набросал первые черты — человек стоит спиной к зрителю и смотрит в окно. Спустя какое-то время окно превратилось в огромный иллюминатор, за которым простирался бесконечный космос, а фигура стала более отчетливой — теперь это была девушка с короткими волосами в обтягивающем костюме, словно она только сошла с обложки научно-фантастического романа. Для наброска этого было достаточно, поэтому он взялся за акварельные карандаши и быстро нанес основные цвета. Получилось неплохо, и Феличиано, удовлетворенно протянув излюбленную фразу, взялся за лист большего формата.
На фоне играло что-то нейтральное из последнего альбома популярной группы, за окном барабанил дождь, и под этот аккомпанемент Феличиано потерялся во времени. Он очнулся, когда хлопнула дверь, и удивленно посмотрел на проделанную работу — он почти закончил девушку и окружающее ее пространство, но, в отличие от небольшого эскиза, на этом было слишком пусто, и звезды не могли заполнить эту пустоту.
— Неплохо, — раздавшийся за спиной голос заставил Феличиано подскочить на месте.
— Дедушка Гай! — губы привычно растянулись в искусственной улыбке — он был рад видеть Гая, просто слишком устал. — Я так увлекся, что забыл о занятиях, — опустив взгляд, добавил он.
— Я должен строго тебя за это отчитать, — нахмурился Кассий, — но не буду, если ты пообещаешь, что больше этого не повторится, — в его глазах зажглись веселые искорки.
— Обещаю, — тут же торжественно положил руку на сердце Феличиано.
— Насчет твоей работы, — Гай вмиг стал серьезным. — Не думаешь добавить немного больше деталей?
Феличиано пожал плечами:
— Она выглядела лучше на эскизе, — он кивнул на листок, который бросил к другим своим работам. — И в моей голове.
Гай подошел к столу и, конечно, заметил прошлую работу — серую мазню на сером фоне, такую же, как и предыдущие двадцать. Эта обещала стать яркой и интересной, но потом космос вдруг обратился черным монстром и поглотил все волшебство картины. Гай слишком долго рассматривал рисунки, Феличиано даже занервничал и хотел уже позвать дедушку и как-то оправдаться, но тот сам повернулся к нему.
— Кажется, я понимаю, в чем дело, — вздохнул он.
— Что-то не так, дедушка? — Феличиано приподнял брови и попытался улыбнуться.
— Ты скучаешь по Ловино? — Гай смотрел серьезно и, как показалось Феличиано, с долей сочувствия.
— Конечно, — кивнул он.
Разве мог он не скучать по нему? Ловино был с ним с самого детства, они никогда не расставались дольше, чем на пару недель, не считая «того самого» случая, но тогда все было иначе. И теперь — тоже.
Он больше не сходил с ума от одной только мысли не видеться с братом месяц или два, в конце концов, у них был интернет, чтобы поддерживать связь. Иногда Феличиано думал, как поступил бы, будь Ловино рядом, или обращался к нему, думая, что он все еще живет с ним в одной комнате, но это правда не могло повлиять на него так сильно.
Зато он знал, что — кто — могло.
— В твоих работах очень много серых красок, и это первый признак тоски, — продолжал тем временем Гай. — А еще на них всегда один персонаж — будь то человек, растение или другой объект. Это значит, что ты чувствуешь себя одиноким. Если этот маленький засранец снова доставляет тебе неприятности…
— Нет, дедушка! — тут же прервал его Феличиано. — Просто мы давно не разговаривали, я соскучился, да еще и вымотался с учебой, — Гай недоверчиво хмыкнул. — Не знал, что ты так умеешь.
— Ну, не зря же я директор, — забыв о злости на Ловино, тут же отмахнулся Гай. — Обычно работы разбирать труднее, в них много символов и эмоций художника, иногда они смешаны так, что никогда не догадаешься, о чем хотел сказать автор. Но в твоих все было настолько очевидно… — он улыбнулся и потрепал внука по голове. — Поговори с ним — вот увидишь, сразу станет легче.
Феличиано кивнул. С Ловино он тоже обязательно поговорит, но немного позже.
***
На следующий день после занятий он прямиком направился в зал. Людвиг, как обычно, сидел в тренерской, заполнял журнал, и даже не поднял взгляд, когда Феличиано, постучавшись, вошел.
— Учитель, — не решаясь подойти ближе, позвал тот.
Людвиг посмотрел на него, и Феличиано готов был поклясться, что в его глазах на секунду мелькнуло удивление. Но Мюллер быстро взял себя в руки.
— Ты что-то хотел?
— Да.
Он хотел. О, как много всего он хотел! Но у него не было права озвучить свои желания Людвигу, а даже если бы такое право имело шансы существовать — у него точно не было достаточно смелости.
— Я бы хотел, чтобы вы снова занимались со мной, — вместо всего, что еще не было готово быть произнесенным вслух, продолжил он. — Если вам не трудно.
Людвиг посмотрел на него с тенью интереса и очаровательным румянцем на щеках, а потом медленно кивнул. Феличиано не смог сдержать улыбку.
— И, может, мы могли бы снова быть друзьями после тренировок? — это он тоже не смог — не захотел — сдержать.
Румянец на щеках Людвига вспыхнул с новой силой, и он отвел глаза. Феличиано, вмиг пожалев о сказанном, неуверенно протянул «ве-е» и сделал шаг назад, в безопасный и пустой спортивный зал, но натолкнулся спиной на дверь, которую сам же и закрыл.
— Тебе не нужно ходить на тренировки, чтобы быть моим другом, — наконец пробормотал Людвиг, все еще очевидно смущенный.
— Но я хочу, — Феличиано поймал его взгляд и тепло улыбнулся. — Хочу проводить с вами как можно больше свободного времени, учитель.
Людвиг не понял или сделал вид, что не понял. Но Феличиано и не думал, что все будет так легко.
— В таком случае я просто не могу тебе отказать.
***
Первой работой для портфолио стала картина с девушкой, стоящей возле прозрачной стены, за которой простирался весь сверкающий космос. У девушки были короткие белые волосы, мальчишеское телосложение и костюм, изображавший все представление Феличиано о научной фантастике. И пусть она стояла спиной к зрителю, по отражению в стекле можно было проследить ее взгляд: она смотрела на другую девушку. У той были красивые вьющиеся каштановые волосы и роскошный наряд эпохи рыцарей и принцесс. Она сидела в кресле рядом и, не скрываясь, смотрела на первую.
Перед ними лежал бескрайний космос, буйство красок и сверкающих огней, невероятные планеты и неизведанные создания — вся вселенная, весь мир!
Но они смотрели друг на друга и улыбались.
