Daigaku-kagami

Явление II Благими намерениями — Нет! — делая шаг на сцену, воскликнул Артур. — Нет, нет, нет и нет! Так ты никогда не добьешься успеха. Он остановился возле Ториса — до его появления тот стоял рядом с мольбертом и покусывал кончик кисточки, разглядывая изображенный натюрморт. В ответ на слова Артура Торис удивленно повернулся к нему и спросил: — Отчего же? — У тебя есть и мастерство, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно. В салоне, где выставлена тысяча картин, твои работы не привлекут сонного зрителя, — Артур вздохнул и отвернулся от картины. — Нет, успеха ты не добьешься. Альфред, когда читал эту реплику, всегда делал по-идиотски скорбное выражение лица, и Артур нещадно его за это гонял: заставлял повторять до тех пор, пока у Джонса язык не начнет заплетаться. А теперь вот он поймал себя на мысли, что и сам перебарщивает с драмой. Ну серьезно, его герой — успешный писатель, какое ему дело до судьбы одного знакомого художника? Артур прогнал лишние мысли: сейчас ему следовало сосредоточиться на постановке, если он не хотел окончательно ее испортить. Пауза после ответной реплики Ториса и так затянулась. Керкленд поспешил исправить положение: напомнил герою Ториса о бедности, в которой тот живет, надавил на больное — жену и трех голодных детей. — Скажи мне, Пьер Душ, каким способом ты полагаешь выбиться из толпы безвестных неудачников? — закончил он. — Трудом, — Торис добавил пару мазков на картину. — Правдивостью моего искусства. Рассмеявшись, Артур хлопнул его по плечу и подвел ближе к краю сцены, вдохновляя своим монологом об искусстве и диких выходках, которые так ценит современная публика. Альфред рассказывал так, что Артур и сам хотел ему верить, пусть это и была всего лишь постановка. Керкленд, в противовес ему, делал свою речь более едкой и ироничной, мол, смотри, какая нелепица нравится нынешним ценителям прекрасного. Его прервал Феликс — в нежном шелковом платье фиалкового цвета и с копной золотых волос до пояса. Зал сопроводил его появление восхищенными вдохами, кто-то попытался даже выкрикнуть нечто нецензурное, но был вовремя остановлен — то ли соседями, то ли бдительными учителями. Феликс прощебетал что-то про выставку африканского искусства: «Какая экспрессия! Какой полет!» и, отпустив снисходительный комментарий по поводу натюрморта Ториса, упорхнул за кулисы. — Вот видишь, — махнув ему вслед, сказал Артур. — Я сдаюсь, — Торис рухнул на диванчик посреди сцены. Он закурил трубку и посетовал на жизнь: грозился уйти в юристы или страховые агенты, проклинал день, когда решил стать художником. Артур же в это время задумчиво бродил по своей половине сцены. У его героя созрела отличная идея, которую он и поспешил озвучить Торису. — А всякий раз, когда тебя попросят что-нибудь объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и скажи вот эти простые слова: «А вы когда-нибудь видели, как течет река?» Торис встал со своего места и подошел к Артуру — теперь внимание зрителей было приковано к ним, и остальные могли быстро поменять декорации, не слишком отвлекая публику. Артур объяснил, что эта фраза не значит ровным счетом ничего — зато как они утрут потом нос всем «ценителям»! Они с Торисом пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны — Лоринаитис спустя мгновение вновь появился на сцене, но теперь уже в окружении картин и поклонников, а Артур позволил себе немного передохнуть. Короткая постановка по рассказу Андрэ Моруа, которую они начали репетировать еще весной, отняла у него слишком много сил и нервов с началом нового семестра. До дня открытых дверей, над которым так трясся директор Кассий, оставалось меньше двух недель, а актеры забыли все свои реплики, бродили по сцене, как неприкаянные, и отчаянно отказывались друг с другом взаимодействовать. Артур не успевал удивляться, как сильно драмкружок изменился за лето. Сперва он наивно обрадовался, увидев, что Торис и Феликс больше не избегают друг друга. Эта парочка была его надеждой на счастливое будущее драмкружка, и восстановление былой дружбы вселяло некоторую уверенность. Но ровно до того момента, как им пришлось взаимодействовать на сцене. Кто бы мог подумать, что даже случайное прикосновение будет вызывать у обычно легкомысленного Феликса такую непривычную реакцию? Он начинал краснеть и запинаться, и не мог и двух слов связать без междометий, а Торис, вместо того, чтобы спасать ситуацию, извинялся и делал все еще хуже. Артур прикрывал глаза ладонью в известном жесте и, наверное, в семнадцатый раз за час командовал: «Заново». Радость его была недолгой и по другим причинам. Андресс, его спокойный, собранный и уверенный в себе Андресс, вдруг снова провалился в апатию, из которой Халлдор год назад с таким трудом его вытащил. А тот, как будто этого не замечая, сидел теперь в стороне и не отрывал глаз от экрана смартфона. Артур и так не слишком на них полагался, когда дело касалось игры на сцене, а после этого зрелища и вовсе потерял надежду. Еще больше его удивили Ёнсу и Мэттью. Артур искренне полагал, что уж эти-то двое сохранят свои теплые отношения на долгие годы, и никто не сможет разрушить их дружбу — но поглядите-ка! Расселись по разным углам, Мэтти так вообще попытался слиться со стулом и шугался от каждого обращения к себе. А Ёнсу, словно забыв о нем, беспечно болтал с Кику — Артур даже приревновал немного, ведь обычно Хонда общался только с ним. Тот, впрочем, не выглядел слишком довольным новой компанией, и Артур твердо решил выяснить, что произошло, но так и не сделал этого — Кику надежно оберегал свои тайны. Единственным, кто совсем не изменился, был Райвис, но Артур не мог сказать, хорошо это или плохо. У него с Питером был уговор: в качестве компенсации драмкружку за подточенное печенье и выпитый чай тот должен был заниматься с Галанте. Занятия, очевидно, проходили не слишком успешно — если проходили вообще. Райвис по-прежнему предпочитал проводить время в компании Эда и его ноутбука. Вздохнув, Керкленд отогнал от себя воспоминания о первой встрече драмкружка этой осенью. Ему удалось сплотить их, несмотря на удушающее чувство пустоты и одиночества, и теперь, по крайней мере, на сцене ребята снова вели себя как раньше. Одну свою ошибку он смог не повторить: в этот раз после предательства любимого человека Артур не стал жалеть себя и тратить время на самокопание. У него и так дел по горло. Артур вышел на сцену, когда герой Ториса заключил сделку с Ёнсу — тот предлагал ему покупать по пятьдесят картин в год, если он не изменит свой стиль. Они медленно приближались друг к другу, пока остальные покидали сцену. — Ну как, старина, ловко мы их провели? — Керкленд засунул руки в карманы. — Слыхал, что говорил этот молокосос? А твоя полька? Ах, Пьер, я знал, что нет предела человеческой глупости, но сегодняшнее превзошло все мои ожидания. Он начал хохотать, схватившись за живот, но Торис не поддержал его веселья. Оглядев свои картины, он заметил, что в этом стиле что-то есть. Артур поперхнулся смехом и заметил: — Вот так номер! — он повысил голос. — Вспомни, кто подсказал тебе эту новую манеру? Затянувшись трубкой, Торис выпустил в лицо Артуру сноп густого белого дыма. — А видел ли ты когда-нибудь, как течет река? Выждав паузу, нужную, чтобы до публики дошел смысл финальной реплики, Артур и Торис, переглянувшись, оба вытянулись на краю сцены. К ним подошли и остальные члены драмкружка — пусть и в роли массовки, но участвовали все. Под звуки первых аплодисментов, они поклонились. Выпрямившись, Артур без особой надежды поискал в зале Альфреда, но того, как он и ожидал, не было. Альфред вообще не приехал в «Кагами»: ни к началу семестра, ни ко дню открытых дверей. Несмотря на все сухие ответы-отписки, которые тот отправлял Артуру в соцсетях, несмотря на позорный побег сразу после того самого дня, несмотря на всю боль и гордость, с которыми Артур тщетно пытался бороться, он все равно ждал Альфреда. Он хотел поговорить лично, хотел, чтобы Альфред попытался уйти от ответа или бросить его, не трусливо прячась за экраном на другом конце света, а глядя прямо в глаза. Артур считал это честным по отношению к себе. А Джонс, видимо, собирался до самого Нового года прятаться в Америке — или где он там вообще пропадал. Артур думал, что уж сегодня-то Альфред точно придет — заявится на генеральную как ни в чем не бывало, будет просить прощения за то, что пропустил репетиции, и умолять выпустить его на сцену. Но этого не произошло, и исполнять его роль пришлось Артуру. Он держался из последних сил, только потому что не мог позволить себе раскисать на глазах у и без того разобщенного драмкружка. Сейчас ребята как никогда нуждались в сильном лидере, и Артур не мог сломаться. А Альфред… с ним у него еще будет шанс разобраться, даже если тот струсит и перестанет приходить на встречи драмкружка. В гримерке ребята не слишком уверенно поздравляли друг друга с успешным выступлением, и Керкленд, стянув душный клетчатый пиджак и скинув шляпу, взял ситуацию в свои руки. — Как ни странно, сегодня вы нигде не облажались, — начал он. — Если бы я не замялся немного вначале, вышло бы почти идеально. Торис, очень хорошая передача эмоций и великолепный голос. Ты прекрасно справился с главной ролью, так что теперь не отвертишься, — остальные захлопали, поддерживая слова Артура, и Лоринаитис смущенно потупил взгляд. — Феликс, Ёнсу, Халлдор, у вас получилось создать отличные образы, хотя реплик у ваших героев было совсем немного. Ну, и остальные хорошо потрудились в массовке. Молодцы! С меня торт на следующее собрание. Ребята заулюлюкали и захлопали куда более радостно — кто же будет грустить, когда ему предлагают халявный тортик? Зашумели, принялись обсуждать выступление — атмосфера тут же потеплела, возвращая Артура во времена былой славы. — Ты тоже хорошо справился, — улыбнулся ему Мэтти, положив руку на плечо. — И не скажешь, что готовился всего две недели. — Спасибо, — кивнул тот. — Но Джонсу придется долго за это перед всеми извиняться. Так ему и передай, когда вернется. Обеденный перерыв, на котором драмкружок своим «Рождением знаменитости» открывали товарищеский матч по волейболу, продолжился. Переодевшись, Артур вышел на задний двор к стадиону: он не очень любил спорт, но возвращаться к себе так рано не хотелось, а остальные палатки и мероприятия были закрыты — обед же. На поле ребята лупили мяч и перекидывали его друг другу через сетку. Счет был примерно равным, партия только началась, и Артур занял место среди зрителей. Альфред бы точно пошел на баскетбол — ребята играли на соседнем поле. У него вообще было много планов на этот день. Но, как и все планы, о которых Артур слышал, этим не суждено было сбыться. Он вздохнул и посмотрел на счет — за мыслями об Альфреде, несвязными в большинстве своем и глупо-болезненными, он пропустил половину матча. В «Кагами» все напоминало Артуру о Джонсе, отчасти поэтому он и уехал летом домой, хотя вовсе этого не планировал. Мама так обрадовалась, тут же организовала ужин в тесном семейном кругу и, загадочно подмигивая, сообщила, что его ждет сюрприз. Артур не надеялся, конечно, но все равно подумал, что, может, это Альфред приехал похищать его из отчего дома. Сюрпризом оказался Скотт. Или, скорее, невеста Скотта — если что-то Артура и удивило, так это то, что нашлась где-то в этом мире девушка, способная вытерпеть его брата дольше пяти минут. Остаток дня Артур провел, без дела слоняясь по школе: он зашел во всевозможные палатки, перепробовал кучу еды в закусочных и кафе, выиграл брелок в конкурсе младшеклассников и сфотографировался с чьими-то то ли сестрами, то ли подружками, которые были на выступлении драмкружка. Он коротал время до организационного собрания в шесть — Гай поставил его в расписание на время, когда все гости уже должны будут покинуть территорию, буквально за пару дней до открытия. Раньше никаких собраний не было: ученики просто убирали весь мусор, который собрался на выделенной им территории за день, и разбредались по комнатам. Ну, или уходили гулять на всю ночь — тут уж у кого какие планы. — Добрый вечер, друзья, — устало поприветствовал всех директор. — Вы славно потрудились сегодня, наши гости были невероятно довольны: отличная еда в кафе, прекрасные конкурсы для детей и взрослых, замечательное выступление драмкружка и спортивных клубов. Большое спасибо за ваш труд, — Гай низко поклонился, и зал в ответ поддержал его аплодисментами. — Я знаю, что вы все — хорошие ребята. Я знаю, что из вас вырастут чудесные взрослые. Я все это знаю. Я верю в вас и я доверяю вам. Артур и остальные присутствующие в зале напряглись. Такой тон директора и такие слова не могли значить ничего хорошего. — Однако не все знают вас так, как знаю я, — продолжил директор Кассий. — В прошлом году один из учеников старшей школы был задержан за торговлю наркотиками. После этого по Осаке и ближайшим городам прокатилась волна проверок — еще нескольких учеников поймали на хранении и распространении наркотиков, а больше десятка — на их употреблении. Тяжелый взгляд Гая говорил о многом, но Артур был одним из немногих, кто знал истинную его причину. Если бы этот инцидент случился раньше, если бы проверка нагрянула в «Кагами» — школе, возможно, пришел бы конец. Такой скандал: «Внук директора элитной частной школы — наркоман!» мог нанести непоправимый урон по репутации. Ловино ставил под удар гораздо больше, чем собственную жизнь, и Артур был искренне рад, что тот нашел в себе силы отказаться от наркотиков и исправить ошибки. — Комиссия выявила и ряд других нарушений, — снова заговорил Гай. — Употребление несовершеннолетними алкогольных напитков и табачной продукции, незащищенный секс и заболевания, связанные с ним, насилие, дискриминация и травля — как со стороны учеников, так и со стороны учителей, — он сделал паузу, чтобы внимательно обвести глазами притихших ребят. — Это основные проблемы, с которыми теперь решено бороться. Часть работы будет проведена нами самостоятельно: занятия по половому воспитанию и курс лекций о вреде алкоголя и наркотиков уже включены в расписание, — зал недовольно зашумел. — Но это еще цветочки. Дополнительно в каждую школу префектуры направлена комиссия. Ее члены имеют право присутствовать на всех занятиях, включая факультативны и клубы. Также они проведут медицинское обследование всех учеников и учителей. Любая подозрительная активность будет рассмотрена комиссией как повод для более тщательного расследования, если потребуется — с привлечением полиции. Как только Гай замолчал, зал разразился волной протестов. Ученики переговаривались, не скрывая своего возмущения, кто-то пытался докричаться до директора, чтобы задать ему какой-то вопрос, некоторые уже звонили родителям — начался настоящий хаос. Артур отметил себе мысленно получше спрятать заначку с ромом из подсобки драмкружка. — Тихо! — стоило директору Кассию повысить голос, как шум тут же смолк. — Вы, безусловно, правы — у нас частная школа и никто не имеет права вмешиваться в нашу внутреннюю политику, кроме попечителей. Однако мы не сможем продолжать образовательную деятельность без поддержки государства, — снова раздались возмущенные выкрики из зала. — Наш сертификат попросту потеряет свою ценность! — резко перебил их Гай. — Я не хочу и не буду так рисковать. Прячьте свою выпивку и травку, не курите на территории школы и будьте чистыми перед медкомиссией. Разве я многого прошу? — он нахмурился и окинул учеников строгим взглядом из-под бровей. — Я вас предупредил. Один инцидент — и вы пулей вылетите из школы. Мне не нужны проблемы. Вам все ясно? — ответом ему была тишина, разбавленная редким шепотом. — Вам все ясно? — повторил директор, устало повысив голос. Зал протянул нескладное «да-а-а». Артур только хмыкнул: Гай действительно хорошо знал своих учеников. — Я на вас надеюсь, — тяжело вздохнул Кассий. — Не подведите меня. Всем доброго вечера и до встречи завтра на занятиях. Комиссия прибудет в ближайшее время, будьте готовы.

***

Комиссия прибыла в «Кагами» через три дня после объявления директора. Она состояла из трех мужчин — видимо, это было условие Гая, учитывая специфику колледжа, — все выглядели до того официально и представительно, словно попали не в школу, а в министерство образования как минимум. В тот раз они посетили уроки математики в младших классах, факультативную литературу и клуб музыки. Они не мешали вести занятия, сидели тихо и незаметно, лишь изредка отмечая что-то в своих блокнотах. Впервые Артур лично столкнулся с членами комиссии в следующий понедельник на уроке японского. Тогда он понял, что следят мужчины не за учебным процессом, а за поведением учеников — выбирают наиболее подозрительных, чтобы потом сконцентрировать свои силы на них. Себя Артур подозрительным не считал: он высыпался и хорошо питался, поэтому не выглядел настолько ужасно без Альфреда, как было после Франциска. Однако лишний раз испытывать судьбу он не решился и, столкнувшись с одним из членов комиссии взглядом, больше к ним не оборачивался. На встречу драмкружка комиссия попала лишь спустя неделю. Сентябрь готовился смениться октябрем, на некоторых деревьях уже пожелтели и начали опадать листья, а пьесу для постановки на Рождество ребята только начали выбирать в прошлый раз. Но Артур даже почти не сердился — после усиленной подготовки в начале месяца ему и самому хотелось немного расслабиться. Тем более ему начало казаться, что только на встречах драмкружка у остальных получается общаться без уже ставшей привычной неловкости. А Артуру очень хотелось, чтобы хоть кто-то стал уже, наконец, счастлив — и тогда ему бы не приходилось справляться со всем в одиночку. По такому случаю — визит государственной комиссии все-таки — на встречу пришел Гилберт. Он хоть и числился куратором драмкружка, но первый и последний раз был в зале лет шесть назад, когда только получил работу в «Кагами». С тех пор его с драмкружком связывали только выступления, которые он смотрел из зала, и премиальные. — Ну что, все собрались? — Артур оглядел свою поредевшую труппу. Отсутствовал только Райвис, но у него по понедельникам восьмым была математика. Остальные угрюмо молчали и почти не переговаривались — сказывалось, конечно, присутствие Гилберта и комиссии, но Артур точно знал, что дело было не в этом. — Тогда давайте начнем, — подавив вопль отчаяния, продолжил он. — Ни у кого не появилось новых идей по поводу постановки на Рождество? — Если ты не против, я бы хотел поставить «Девочку со спичками», — подал голос Кику. — Мы уже это обсуждали, — покачал головой Артур. — Это займет не больше десяти минут. Что нам делать остальные пятьдесят? Директор Кассий попросил сделать постановку на час, тут уж хочешь или нет, придется брать что-то объемное. — Но Артур, нас ведь всего девять, — Мэтти развел руками, показывая на собравшихся: без Эда и Альфреда так и выходило. — Вспомни день открытых дверей — выступление заняло от силы пятнадцать минут, но задействованы были все. — Мэтти прав, — поддержал его Ёнсу. — Поговори с директором и объясни ему ситуацию. Сейчас мы просто не потянем… — Потянем, — оборвал его Артур. — Мы не можем сдаться сейчас, к нам и так никто не пришел в этом году. Ты понимаешь, что без больших выступлений о нашем клубе просто забудут? Я не могу этого допустить. Он пользовался тем, что сейчас в зале не было человека, который мог его остановить. Никто из присутствующих не был на это способен — кому-то было все равно, кому-то — слишком неловко, кто-то действительно верил в его слова. Но никто не тянул: «Да брось, Артур» и не отмахивался манерным: «Отстань, mon cher». И Артур не собирался упустить такую возможность. — Мы поставим «Рождественскую песнь», — выложил он. — Не сходи с ума! — Это просто невозможно. — Даже обсуждать бессмысленно. Артур нахмурился и обиженно поджал губы: он не ожидал такого поразительного единодушия. За столом вмиг стало шумно, ребята обсуждали предложение Артура — в основном негативно. Но спустя несколько минут, когда первая волна возмущения стихла, Мэтти сказал: — Но идея ведь хорошая. Снова загалдели — Артур удовлетворенно отметил, что теперь болтовня стала более продуктивной. — Можно вырезать большую часть сцен с духами, тогда массовки понадобится не так много. — Да и переодеваться между сценами в принципе можно — грима-то почти не нужно. — Если оставить по одному эпизоду с духами, то не придется думать, как изобразить на сцене резкую смену локаций. — Значит, беретесь? — с улыбкой прервал их Артур. — Все равно слишком много народу нужно, — возразил Торис. — Было бы нас хоть человек пятнадцать… — Тотально, — согласился с ним Феликс. — А еще там, типа, в каждой сцене новые декорации. Собираешься взвалить все на Феличиано? — С этим я разберусь, — отмахнулся Артур. — Сейчас основная проблема… Он оборвал себя на полуслове, потому что, приоткрывшись, тихо скрипнула входная дверь. Было слишком рано для Райвиса. А еще сердце в груди колотилось, словно сошло с ума — Артур уже знал, кто мнется за дверью, но не мог заставить себя в это поверить. Альфред просочился в зал тенью себя самого. Он улыбался, словно ничего не случилось, размахивал руками и говорил что-то слишком громко, но Артур видел, что он не в порядке. — Приве-е-ет, — протянул Ал. — А я только с аэропорта! — он кивнул на увесистую сумку за спиной. К нему тут же подбежали Ёнсу и Мэттью, потом, поколебавшись секунду, с места поднялся Торис, а за ним и Феликс. Даже Андресс приветственно махнул рукой! Члены комиссии, конечно, тоже не обделили Джонса вниманием и принялись что-то строчить в своих блокнотах. Собственно, только их присутствие Альфреда и спасло. — Отложим трогательное воссоединение, — холодно бросил Артур. — Если вы не забыли, мы выбирали постановку на Рождество. На самом деле он был рад. Рад, что с Альфредом все в порядке. Рад, что тот вернулся в «Кагами». Рад, что он пришел на собрание драмкружка. Его радость можно было сравнить с его же обидой, и Артур просто не находил себе места от двойственных чувств. Как он должен себя вести? Как Ал хочет, чтобы он себя вел? Что Альфред вообще сейчас чувствует? Артур видел, что тот избегает на него смотреть — болтает с Ёнсу и Мэтти, и они сразу же снова лучшие друзья навсегда, что-то спрашивает у Андресса, очевидно, по учебе — они же в одном классе, — и тот нехотя отвечает, раздраженно сдвинув брови. Все что угодно — кроме взглядов в сторону Артура. — Все согласны ставить «Рождественскую песнь»? — чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, спросил Керкленд, поднявшись из-за стола. — Что за «Рождественская песнь»? — громким шепотом поинтересовался Альфред у Има. Артур мысленно взмолился небесам о терпении и спокойствии. — «Рождественская песнь в прозе» Чарльза Диккенса, — отчеканил он. — Ознакомься на досуге, если, конечно, не собираешься сбежать перед выступлением, как сделал это в прошлый раз. Вот теперь Альфред на него посмотрел — пронзительный взгляд резал более ножа. Джонс умел бросать красноречивые взгляды, и этот был одним из тех, которые Артур никогда не думал получить. Альфред смотрел на него с презрением. Или это было отчаяние? Ребята вкратце пересказали Альфреду содержание рассказа. Не обошлось, конечно, и без жалоб на начальство — принуждает переодеваться на каждую сцену, лишь бы выступить, обещал на репетициях загонять, если получаться не будет. Артур только глаза закатил — как же без этого. Придет Райвис — и ему нажалуются. — Слушайте, — почесав макушку, вдруг задумчиво выдал Альфред. — А что, если все видения духов оформить в виде театра теней? За столом ненадолго повисла тишина, Артур и сам не сразу нашелся, что сказать. А потом ребят прорвало. — Это же самая умная мысль, которая приходила тебе в голову! — Как ты вообще до такого додумался? — Выйдет просто супер! — Не ожидал, что скажу это, но… ты действительно предложил что-то дельное, — выдохнул Артур. — Это избавляет нас от стольких проблем разом! И… Кику, это ведь твоя давняя мечта, верно? Хонда смущенно кивнул. Альфред тут же просиял и, гордо выпятив грудь, заявил: — Герой решает все ваши проблемы! — Не зазнавайся пока, «герой», — хмыкнул Артур. — Нам бы сценарий теперь написать, хотя бы просто кальку с повести… Андресс, Халлдор? Братья переглянулись и одинаково пожали плечами. Артур только вздохнул — Джонс одним своим присутствием делал все лучше. — Тогда на следующую встречу могут приходить только те, кто хочет поработать над сценарием. Потом вместе обсудим, какие сцены оставить, какие вырезать, и распределим роли. Все за? Драмкружок ответил дружным «да». Артур объявил об окончании собрания: члены комиссии поднялись со своих мест и бесшумно покинули помещение. Следом за ними вышли Феликс и Торис, они все еще обсуждали идею Альфреда и возможности воплотить ее в жизнь, но Лукашевич избегал активно жестикулировать. Потом ушли Андресс и Халлдор: они держались вместе, но не разговаривали и выглядели совсем чужими и далекими. Мэттью вышел из зала, тихо попрощавшись с Артуром, совершенно один. Ёнсу что-то долго говорил Альфреду вполголоса, а Кику дожидался его на своем месте. — Понимаю, вы давно не виделись и вам не терпится обсудить летние каникулы, девочки, но не могли бы вы заняться этим вне моего зала? — Артур прервал их бурные обсуждения. — Если, конечно, один из вас не хочет остаться здесь и помочь мне с уборкой. Альфред снова посмотрел на него «тем» взглядом, но Артур правда ничего не мог с собой поделать — ему хотелось ранить Джонса, задеть его, каким-то образом заставить все объяснить. — До завтра, — Ёнсу помахал на прощание, и они с Кику вместе вышли из зала. Нет, в самом деле, что случилось с ними этим летом? А Альфред остался — Артур хотел этого и не хотел одновременно. О чем с ним говорить? Как с ним говорить, чтобы при этом не умереть от стыда — сейчас или после? Джонс нашел ответы на все вопросы. — Артур, — он смотрел куда угодно, только не на Артура, и теребил прядку волос, а его голос был пустым и безликим. — Я думаю, нам лучше не общаться какое-то время. Ох, вот как. Артур только поджал губы — слова ранили, но он не верил ни одному из них. — А теперь расскажи, что случилось, — как можно спокойнее попросил он — голос почти не дрожал. — Н-нет, ничего, — Джонс тряхнул головой. — Я просто… обдумал произошедшее. И я не хочу больше с тобой общаться. Мне противно от самого себя. — Будь я тобой, мне бы тоже было, — едва сдерживаясь, прошипел Артур. — Так нагло врать в лицо тому, кто хочет тебе помочь. Альфред нахмурился и, кажется, разозлился — стиснул кулаки и сжал губы в линию. — Мне не нужна твоя помощь. И уж тем более не нужно, чтобы ты мне верил. Просто не приближайся ко мне больше! — с каждым словом он говорил все громче, и Артур слышал дрожь в его голосе. — Какой же ты глупый… — Это ты глупый! — перебил Альфред. — Неужели ты не понимаешь? Ты мне отвратителен. Мне тошно даже стоять рядом с тобой, я настолько не хотел тебя видеть, что остался дома подольше. Артур готов был терпеть, он как мог пережимал горло гордости, но это было последней каплей. Вспыхнув до ушей, он отвесил Альфреду звонкую пощечину. Его руки тряслись, и он едва держался, чтобы не разреветься позорно прямо перед Альфредом. — Если это правда, то посмотри мне в глаза, наконец! Скажи все это, глядя в мои чертовы глаза! Джонс вздрогнул от этих слов и с трудом заставил себя посмотреть на Артура. Он и сам готов был разреветься, но все равно упрямо стискивал зубы. — Я… — его взгляд снова метнулся в сторону, и Артур сделал шаг вперед, чтобы силой заставить Альфреда смотреть на себя. — Я тебя… — нижняя губа у Альфреда задрожала, он вырвался из пальцев Артура и отвернулся, закрыв лицо ладонями. — Я не могу! Не могу сказать все это! Ты должен уже ненавидеть меня, я ведь тебя предал. Почему, Артур? Почему ты так добр ко мне? — Как будто ты не знаешь, идиот, — проворчал Артур растерянно — он еще никогда не видел Альфреда в истерике. Что же с ним случилось этим летом? — Я ведь принял верное решение, лучшее решение, — всхлипнул Альфред. — Почему ты не даешь мне сделать все правильно? — Ал, — Артур осторожно коснулся его плеча. — Расскажи мне обо всем. Вместе мы найдем какой-нибудь выход. Тот покачал головой. — Не могу. Прости, Артур, но я не могу. Джонс ушел так быстро, что Артур не сразу понял, почему вдруг в зале стало пусто. Пустота была повсюду — в голове, в чувствах, в жизни. В воздухе звенела пустота. Пу-сто-та.