Daigaku-kagami

Явление VI When dreams come true Когда, наконец, закончились летние экзамены, и начались каникулы, утро выходного дня выдалось в «Кагами» очень тихим. После стольких бессонных ночей и ребята и учителя больше всего хотели только выспаться. Но Иван, ставший уже не просто голосом в голове, каким-то бесформенным безумием, а полноценной личностью, проснулся рано. Во сне у него не получалось безраздельно властвовать над телом, приходилось беспрестанно бороться и пререкаться, и он даже не мог иногда решить, когда устает больше — когда спит или когда бодрствует. Потому что несмотря ни на что Ваня все еще держался. В самых дальних уголках сознания, в самых потаенных его участках, где-то там все еще жил тот, кем он был, кажется, давным-давно. Сохранять себя было трудно, но уже не столько потому, что его преследовал жуткий взгляд из темноты — эта проблема легла на плечи Ивана, а потому что перед глазами постоянно был Гилберт. Тот Гилберт, которого он избивал, тот, кого он оскорблял и насиловал, тот, кто стал совсем чужим. Он слышал все разговоры, видел все синяки и понимал, что после такого они уже никогда не смогут быть вместе, как бы сильно он ни любил своего Гилберта. Просто потому что он не сможет простить себя за все содеянное, если вообще когда-нибудь сумеет побороть Ивана и снова взять контроль над телом. Этой ночью Ваня убедил Ивана, что им срочно необходим отдых где-нибудь вдалеке от людей. Тот даже почти не спорил — сам понимал, что не видеть какое-то время Гилберта и не чувствовать странный взгляд на спине будет полезно. Даже ему — изначально защитному механизму — было неуютно знать, что за ним постоянно кто-то следит. Однажды, проснувшись ночью, он увидел мелькнувшую за окном тень — слишком большую для птицы. Но и это было не столь пугающим, как появившаяся в его кармане записка: «Женись на мне», написанная кровью. Брагинский понимал, что следить за ним постоянно существо, кем бы оно ни было, не может. Иногда он даже чувствовал некоторое облегчение, словно бы с плеч его сняли большой тяжелый груз. Для того, чтобы сесть на поезд и уехать, он собирался выбрать именно такой момент, и поэтому проснулся так рано в первый день каникул. Его преследователь, очевидно, не предполагал такого варианта развития событий: Иван не заводил будильник, не собирал вещи, не вел себя подозрительно в последние дни — не до того было, да и не думал он об этом, все решилось там, куда наблюдателю ни за что не попасть — у Вани в голове. И сейчас за ним никто не следил. Брагинский быстро и почти бесшумно встал с кровати, оделся, умылся, взял деньги и документы. Он лишь на минуту заглянул обратно в комнату, чтобы воспользоваться телефоном спящего Гилберта — Байльшмидт выглядел таким беззащитным и родным во сне, что Ваня, управляй он своим телом, точно подошел бы к нему попрощаться. Но он не контролировал тело, и лишь почувствовал легкий укол в районе, который привык называть грудью, когда Иван резко развернулся и вышел прочь, едва закончив звонок. Брагинский быстро прошел по дорожке от общежития к выходу, стараясь не привлекать к себе внимания, хотя это и было невозможно по определению — он был единственным человеком на территории «Кагами». У ворот его уже ждала машина: Иван не собирался тратить свободное время на пешую прогулку под дождем, во время которой его легко могли обнаружить. — К вокзалу, — коротко пояснил он таксисту. Мужчина, который, несмотря на ранний час, выглядел бодрым и сосредоточенным, коротко кивнул, подтверждая тем самым, что понял маршрут. Иван устроился на заднем сидении и попросил водителя включить телевизор — шла какая-то ерунда, но все лучше, чем пытаться вести диалог с водителем, отвлекая его от дороги, а себя — от мыслей. Когда-то давно, когда Ваня все еще контролировал свое тело и был новичком среди преподавателей «Кагами», ему предстояло сопровождать группу учеников на экскурсии. Так как учеников было много, а Ваня был совсем юн и зелен, его вместе с учениками сопровождал завуч — Гилберт Байльшмидт, тогда казавшийся Ване грозой всей школы, пусть и самопровозглашенной. Экскурсия проходила в городке на берегу океана, и многие ученики вечером, когда первый «рабочий» день подошел к концу, изъявили желание искупаться, так что Ване и Гилберту ничего не оставалось, кроме как сопровождать их. Тогда, наблюдая, как солнце медленно опускается на запад, окрашивая небо в золото, Ваня впервые посмотрел на Гилберта не как на свое непосредственное начальство, а как на обычного человека. И в его сердце всколыхнулись странные, тогда еще непонятные чувства, которые потом переросли в… Иван тряхнул головой, отгоняя свои-чужие воспоминания. История Гила и Вани закончилась еще тогда, когда Байльшмидт в первый раз изменил ему, и жалеть Ивану было совершенно не о чем. А выбор того же отеля на том же самом берегу — это просто совпадение, ведь такое местечко отлично подходит для того, чтобы побыть одному и собраться с мыслями. Когда машина остановилась возле здания вокзала, Иван расплатился с таксистом и, проигнорировав пожелание счастливого пути и хорошего дня, быстро вышел. Он бы предпочел остаться на улице — утренний воздух и капли дождя бодрили и не давали Ване разгуляться, но это было небезопасно, так что Иван прошел внутрь. На вокзале Брагинский, отстояв небольшую очередь, купил билеты на поезд туда и обратно и присел в зале ожидания. До рейса оставалось около получаса, так что он мог позволить себе немного расслабиться — ровно настолько, чтобы не заснуть. Во время той поездки Ваня сильно сблизился с Гилбертом, за два дня узнал его лучше, чем за целый год до этого. Оказалось, что Байльшмидт, пусть и ведет себя так, будто он центр вселенной, на самом деле довольно неуверенный в себе, и ему, как и всем остальным, нужна поддержка и внимание. Это было как нельзя кстати, потому что Ване тоже нужен был такой человек, а еще у них было много общего — достаточно, чтобы стать друзьями. Уже потом Гил рассказал Ване, что поначалу боялся его из-за габаритов и сурового взгляда исподлобья и просто не мог отказать. Иван поправил серьезное выражение на лице, стирая слабую улыбку. Ваня пользовался его сонливостью и реакцией на произошедшие недавно события, забивая своими воспоминаниями все остальные мысли. Ивану очень хотелось показать Ване, кто сейчас хозяин его тела и разума, но устраивать разборки с самим собой в общественном месте не входило в его планы. К счастью, скоро должен был подойти его поезд — место, где можно спокойно поспать и наконец объяснить Ване его права и полномочия. Иван занял свое место в вагоне эконом-класса, который, несмотря на свое название, был достаточно тихим и комфортным, чтобы Иван мог полностью расслабиться и заснуть. Брагинский поудобнее устроился в кресле, слегка откинув спинку, и прикрыл глаза. Тут же нехорошее предчувствие шевельнулось где-то в районе живота. Иван напрягся и мгновенно вновь открыл глаза, он хотел вскочить со своего места и осмотреться, но усилием воли заставил себя оставаться на месте и вести себя как можно более естественно. Он не чувствовал на себе того зловещего тяжелого взгляда. За ним не следили — Иван был уверен в этом. Но тогда что это было за чувство? Он задумчиво прикоснулся рукой к животу и вспомнил, что не завтракал. — Просто голод, да? — пробормотал Иван, ни к кому конкретно не обращаясь. Едва заметно расслабившись, он прикрыл глаза. И, конечно, не мог заметить, как улыбнулась девушка в синем платье, сидевшая напротив. Брагинский заснул практически мгновенно, стоило только убедить себя в безопасности. Но во сне ему предстояла встреча с Ваней, с теми воспоминаниями, которые он хранил, с теми чувствами, которые берег и той болью, что испытывал. А Иван так устал бороться с ним каждую ночь. Ваня никак не хотел понять, что все его действия — это лишь способ защититься, даже если иногда он действительно перегибал палку. Но Ваню не интересовали причины, его волновали последствия. — Иван, — даже в собственной голове его голос был слабым и тихим, словно шепот. Иван поморщился, в очередной раз услышав этот призыв. — Я сделал все так, как мы и договаривались, — тщательно пряча усталость, ответил он. — Будь добр, выполни и ты свою часть сделки. Дай мне просто поспать. — Ты сможешь спать спокойно, когда мы все обсудим. А сейчас ты мог бы просто дать мне контроль над телом и отдохнуть. Снова. Одна и та же песня на протяжении такого длительного времени. Иван хотел было спросить, не надоело ли Ване каждый раз повторять одно и то же, но он уже спрашивал. И всякий раз ему отвечали то же самое: «Мне надоело слышать в ответ „нет“, Иван». Он был уверен, что Ваня не изменит своей привычке и в этот раз, если он снова спросит. Ивана выводили из себя не сами разговоры с Ваней, а то, что все они каждый раз рано или поздно сводились к этому. — Почему ты думаешь, что наш разговор в этом месте что-то изменит? — этот вопрос Иван еще не задавал, да и появился он у него совсем недавно. Ваня не ответил, но Иван почувствовал его улыбку на своих губах. Все-таки, они были одним целым, и им не нужно было видеть, чтобы понять чувства друг друга. Иван был уверен, что у Вани есть какой-то план, и такой ответ на вполне закономерный вопрос лишний раз укрепил его подозрения. Ничуть не отдохнувший, он открыл глаза и поднял спинку своего кресла за пару минут до прибытия поезда на нужную станцию. Иван успел заметить, как девушка, сидящая напротив, поспешно отвела от него взгляд и едва заметно покраснела. Это было бы мило, если бы в животе снова не всколыхнулось то странное чувство. Иван решил, что по прибытии сначала поужинает в отеле, а уж потом отправится на пляж. Едва покинув вагон, он направился к диспетчеру, чтобы заказать такси, и уже через пять минут неспешно ехал по незнакомому городу. Брагинский был тут так давно, что забыл практически все рассказанное на экскурсиях, но места, как бы это ни противоречило здравому смыслу, казались ему до боли знакомыми. Ваня помнил, как они проходили тут вместе с учениками и гидом, во время пешей экскурсии второго дня поездки. Они с Гилбертом настолько разговорились, что не слушали гида и практически не обращали внимания на учеников, а те то и дело бросали им замечания и колкости. А вот здесь они отстали от группы и потерялись бы, если бы остальные не вернулись за ними. Тогда Ваня действительно волновался, потому что с ним был Гилберт, а он хотел произвести на него приятное впечатление, и растерялся настолько, что не смог сориентироваться во множестве улочек, которые они то и дело пересекали. Сейчас он мог вспоминать об этом с улыбкой, но тогда было настолько стыдно, что он мечтал провалиться под землю. А Гилберт смеялся и говорил, что великий он просто не мог заблудиться — это их группа и гид потерялись. Отель узнал и Иван, многие связанные с ним воспоминания не имели отношения к Гилберту, но все равно приводили к тем, что были связаны с ним, и Ваня услужливо демонстрировал их новому хозяину своего тела. Иван расплатился с таксистом, забрал свои вещи и прошел внутрь, хотя Ване и хотелось задержаться немного перед входом, чтобы поделиться еще парой ненужных воспоминаний. Внутри Ивана встретил вежливый консьерж, проводивший его к стойке регистрации. Сезон отпусков и летнего отдыха только начинался, так что для Ивана нашелся свободный номер, пусть и не с видом на океан, как тот, в котором жили Ваня и Гилберт, но тоже чистый и комфортный. Как и планировал, Иван сразу спустился в местный ресторан. Цены, как он помнил, тут не кусались, да и порции были достаточно большими, чтобы утолить его голод. Ваня внутри него рванулся к одному из столиков, но Иван намеренно выбрал другой, зная, что тот связан с одним из воспоминаний о Гилберте. Гил присвоил его себе, как только увидел, и милостиво позволил Ване присоединиться к нему. Они обсуждали вкусовые предпочтения, перебрасывались шутками, как старые друзья и зевали, потому что не спали половину ночи — сначала смотрели какой-то боевик по телевизору, а потом пили виски из горлышка одной и той же бутылки. Гилберт говорил, что на свете нет ничего лучше пива, а Ваня отвечал, что он просто не пробовал водки. Иван сделал заказ, отгоняя воспоминания и стирая невольную улыбку. Он чувствовал, что Ваня отчего-то очень счастлив, и его эмоции частично передавались Ивану. Его подозрения, недовольство и горечь мешались с иррациональным теплом, исходившим от Вани, это сбивало его с толку, нервировало и выводило из себя. Как можно скорее покончив с ужином, Иван вылетел из отеля. Вечерняя прохлада и запах соли и влаги с океана слегка отрезвили его. Он поглубже вдохнул приятный коктейль из ароматов и неспешно двинулся в сторону пляжа. Идти было недалеко, а разговор предстоял серьезный — Иван знал это, потому что Ваня готовил какой-то план, а, значит, ему предстоит снова бороться с ним. Солнце почти село, розовое небо на горизонте постепенно сменялось темно-синим полотном с блестящими на нем искрами звезд. Иван снял обувь и босиком дошел по теплому песку до воды. Волны настойчиво лизали его ноги, стремясь утянуть в темные глубины океана. — Итак? — он первым начал разговор, потому что Ваня молчал. О том, что он все еще тут, свидетельствовали лишь чувства, которые точно не могли принадлежать Ивану. Смирение. Покой. — Здесь, — тихо начал Ваня, — я понял, что хочу быть с Гилбертом. Иван чувствовал и понимал это, потому что воспоминания Вани были открыты ему. Но сейчас это было произнесено вслух, признано официально и не подлежало сомнениям. Вот так вот просто закатное солнце и рокот океана открыли одному человеку глаза на другого. — Здесь, — продолжил Ваня, — я хочу понять, что все кончено. Вот оно что. Иван вновь почувствовал смирение Вани. Он знал, какая просьба сейчас прозвучит. — Расскажи мне все, — озвучил его мысли Ваня. — Всю правду. И Иван рассказал. Про первую измену с Элизабет и все остальные. Про Феликса — мальчишку-первогодку, по миловидности не уступавшего девчонке. Рассказал все, что знал, настолько подробно, насколько мог. Ваня слушал внимательно, не перебивал, не пытался защитить Гилберта. И верил каждому слову, потому что знал, что они правдивы. А Иван, в свою очередь, знал, что Ваня принимает эту правду — смиряется с ней. Это был хороший план, самый лучший из всех, которые Ваня вообще мог придумать. Если Иван появился, потому что сам он не мог защитить себя от страха и боли, то принять эти чувства — значило покончить с Иваном. Чувствуя, как возвращается контроль над телом, чувствуя руки и ноги, сердце, вкусы и запахи, Ваня горько усмехнулся своими настоящими губами. Почему он не пришел к этому раньше? Почему понадобилось причинять всем вокруг столько боли? — Это природа человека, — теперь Ваня понял, как чувствовал себя Иван, разговаривая с ним. — На боль мы отвечаем болью, даже если не можем ранить так же глубоко, как ранили нас. Если нам плохо, мы хотим, чтобы все окружающие страдали вместе с нами. И очень долго и трудно приходит осознание того, что нам от этого становится только хуже. — Хочешь сказать, мне нравилось насиловать Гилберта и избивать его? — Ваня удивленно вскинул брови, и на его лице возникло прежнее по-детски наивное выражение. — Ну, ты же так меня и не остановил, — Иван пожал плечами, и Ваня с трудом удержался, чтобы не повторить этот жест. — Но я же пытался! Я боролся с тобой, мне было больно видеть происходящее, — возмутился Ваня. Иван тихо рассмеялся. Ему казалось, что он должен уже исчезнуть, слиться со своим родительским «я», но колокольчик внутри бил набат, и от этого ему становилось не по себе. Он не мог уйти. Гилберт был не единственной причиной его появления. Иван резко заставил тело Брагинского развернуться. Сердце пропустило удар, а затем забилось в несколько раз быстрее, норовя вырваться из груди. Напротив него стояла девушка с длинными светлыми волосами. На ней было пышное платье по колено, ее лицо скрывалось в тени, а на голове красовался бант. Но все это не имело значения, потому что в руках у девушки был нож. Ваня мог бы усомниться, но Иван знал, кто это. Его ночной кошмар. Он бросился прочь, толкнув девушку так, что та упала на песок, но уже через несколько метров он услышал позади шорох ее юбки и песка под ее ногами. Она бежала следом, почти бесшумная и незаметная, как тень. Брагинский забежал в отель, отметив про себя, что девушка почти не отставала от него. Чуть отдышавшись, он подошел к стойке регистрации за ключами от номера. Девушка в холле так и не появилась, так что Брагинский смог взять себя в руки и оценить ситуацию. Он вышел на крыльцо, чтобы понять, будет ли она караулить его до утра, и увидел свою преследовательницу. Она стояла на противоположной стороне улицы, так что он не слышал отдельных слов, но зато прекрасно слышал, что она кричала и страшно злилась. Другая девушка стояла перед ней, опустив голову, и, очевидно, пыталась оправдаться. Брагинский мог поклясться, что видел слезы на ее щеках. Он не стал дожидаться, пока его заметят, и вернулся обратно в отель. Исчезнуть? Ха. Измены Гилберта лишь сделали Ивана сильнее. Причина же его появления — куда страшнее.