Daigaku-kagami

Явление V Лицом к лицу Автобус остановился, выпуская немногочисленных пассажиров, забравшихся так далеко от центра. Эта остановка была конечной, дальше городской общественный транспорт не ходил, и, чтобы добраться до «Кагами», предстояло пройти приличное расстояние пешком в гору. Иван возвращался из магазина с небольшим пакетом продуктов. К вечеру на улице похолодало, нависли серые тучи, и все очарование ноября притупилось серыми красками. В воздухе отчетливо пахло влагой, но дождя еще не было. Иван подумал, что неплохо было бы прогуляться в такую погоду, но пакет в руках накладывал некоторые обязательства, и он проигнорировал желание. Первые капли упали на землю, когда он едва прошел половину пути. Иван ускорился, чтобы не вымокнуть до нитки, но дождь быстро усиливался, и он остановился, подняв глаза к небу. Вечерние сумерки слабо просвечивали сквозь плотную пелену облаков, и крупные капли дождя отчетливо вырисовывались на их фоне, как будто сияли изнутри. Вокруг не было ни души, и только шелест дождя нарушал тишину. Иван опустил голову вниз, наблюдая, как вода стекает по его челке и падает на землю. Кап. Кап. Кап. Дождь шептал что-то прямо ему на ухо. Иван и сам не понял, что заставило его обернуться. Была ли это интуиция, или просто реакция на неожиданно возникшую в перестуке капель дисгармонию? Позади него стояла девушка в пышном синем платье по колено. Ее красивые длинные волосы намокли и прилипли к телу, на одежде тоже не осталось сухого места, и сквозь тонкую ткань можно было разглядеть изгибы ее фигуры. Сердце пропустило удар, стоило их взглядам столкнуться. Первой мыслью, ворвавшейся в замерший разум, было простое «бежать», но ноги словно приросли к земле. Иван смотрел на девушку, чувствуя странную слабость во всем теле, и она тоже не спешила действовать. В ее глазах плескалась нечитаемая смесь чувств, ее руки дрожали, и Брагинский только сейчас заметил, что она безоружна. А потом ее ноги подкосились, и девушка рухнула на колени. Иван не мог сказать, что им двигало, но был уверен, что эти чувства не принадлежали ему. Он выронил свой пакет с продуктами из рук и бросился к девушке. Она сидела на холодном асфальте, и не отрывала взгляд от земли, так что ему пришлось опуститься на колени рядом с ней, чтобы убедиться, что все в порядке. Иван не хотел спрашивать, но его язык двигался по воле другого человека: — С вами все в порядке? Она подняла на него взгляд, и Иван подумал, что никогда не видел таких синих глаз. Ее губы задрожали, когда она попыталась что-то сказать, а на глазах выступили слезы. — Я, — с ужасным акцентом начала она, и продолжила на другом языке. — Я не понимаю. Русский? Иван удивленно взглянул на девушку: конечно, у нее были светлые волосы и синие глаза, но так могла выглядеть любая европейская девушка. А эта заговорила с ним по-русски. Он так давно не слышал родного языка, что простая фраза оказалась сложной для понимания. — Вы не говорите по-японски? — Иван был рад, что все еще мог нормально общаться на русском. Он слышал истории о людях, которые, прожив в чужой стране десять лет без языковой практики, забывали родной язык. Если бы он забыл свой — это стало бы проблемой. Но девушка, услышав его вопрос, кивнула и заметно успокоилась, а Брагинский почувствовал облегчение. Кажется, ее жизни действительно ничего не угрожало. Он помог ей подняться и заметил, что девушка едва держится на ногах, но при этом сжимает его руку так, будто от этого зависит ее жизнь. — Вы в порядке? — спросил он еще раз, уже по-русски. — Да, спасибо, — она кивнула, но живот тут же опроверг ее слова и вогнал девушку в краску. Сколько же нужно было голодать, чтобы так ослабнуть? Иван обернулся на свои продукты, разбросанные по дороге и мокнущие под дождем. Все его естество говорило ему бросить девушку и отправляться домой. Но Ваня был против, он не видел в ней опасности, не чувствовал угрозы и не понимал, почему Иван так обеспокоен. — Тут неподалеку есть кафе, — против воли выдавил Иван. — Если вы не против, мы могли бы переждать там дождь и перекусить. Она посмотрела на него так, будто он был святым, и кивнула. Где-то внутри Ваня был рад, что ему удалось хоть кому-то помочь, но Иван едва держался, чтобы не задрожать от ужаса. Кафе? Этот парень в своем уме? Они медленно двинулись в противоположную «Кагами» сторону. Кафе располагалось неподалеку от автобусной остановки, и это была, скорее, придорожная забегаловка, чем действительно «кафе», но местечко отличалось уютной обстановкой и, в отличие от местных баров, не пользовалось популярностью у учеников. Иван проводил девушку до одного из столиков, и сразу же заказал ей горячий чай с лимоном. Официантка удалилась за заказом, а он перевел взгляд на свою спутницу. — Простите, что не представился раньше. Я Иван Брагинский, — Ваня хотел улыбнуться, но вышло удивительно плохо. — Могу я узнать ваше имя? — Наташа, — она сидела прямо, сложив руки на коленях, и постоянно отводила взгляд, стоило только Ивану на нее посмотреть. — Наталья Арловская. Же… — она прервала себя на полуслове и уставилась в пол. Брагинский посмотрел на девушку в ожидании продолжения, но это его, кажется, только еще сильнее отсрочило. Официантка принесла чай, и Наташа тут же уцепилась за него, как за спасительную соломинку. — Женись на мне, — прошептала она куда-то в чашку, сдувая пар. — Что? — на секунду Ване показалось, что он ослышался. — Женись на мне. Его сердце забилось чаще. В памяти всплыла та злополучная записка, страх подступил к самому горлу. Наташа смотрела на него своими удивительными синими глазами, и в них отчетливо читалось навязчивое желание. — Как давно ты преследуешь меня? — сглотнув, спросил Иван, а Наташа пожала плечами. — Зачем? — Потому что я люблю тебя, — как нечто очевидное сообщила она. — Я так тебя люблю! — она прикрыла глаза, вся светясь от счастья. — Соня пыталась удержать меня, но я сбежала, чтобы быть с тобой. Она не найдет нас, она больше не помешает нам, Ванечка. Я сделаю все, что угодно, чтобы быть с тобой, ведь я так тебя люблю! Более безумных вещей Ваня в жизни не слышал, а он долгое время жил с Гилбертом и слышал всякое. Но больше всего его пугали даже не слова Наташи, а ее глаза. Такие красивые, наполненные безумием и страстью, глаза человека, который пойдет на все ради достижения своей цели. Ему хотелось уйти, но эти глаза не позволяли ему шевелиться. — Я полюбила тебя сразу, как только увидела, — ее тон смягчился, и безумие ушло из глаз, оставив только неприятный осадок в груди Вани. — Мы учились в одном здании, только на разных направлениях. Я все время пряталась, наблюдала за тобой. Ты не знал о моем существовании, но успел стать самым дорогим человеком для меня, — Наташа тепло улыбнулась своим воспоминаниям, и Ваня подумал, что она очень милая. — А потом ты уехал, и моя жизнь кончилась. Я места себе не находила, искала тебя повсюду, но никто не знал, где ты. Три года я искала тебя, как одержимая. Соня говорила мне остановиться, она беспокоилась за меня, но я ее не слушала. И я нашла тебя — в Японии, подумать только! — ее глаза странно блеснули. — Я мечтала, как встречу тебя здесь, расскажу о своих чувствах, и мы станем счастливы. Но я не смогла даже подойти к тебе. Все время наблюдала издалека, боялась приблизиться… Недавно Соня приехала за мной, хотела снова отнять тебя у меня. Но я сбежала. Мне было так страшно, что я, — она посмотрела Ване в глаза, — я пошла к тебе, чтобы признаться в своих чувствах. Я люблю тебя, Ваня. Я хочу быть с тобой. Наташа грела руки о кружку с чаем, и от ее слов пар, поднимавшийся от напитка, извивался и рассеивался. Иван смотрел на нее глазами Вани, и понимал, что в его существовании нет и никогда не было никакого смысла. Иногда убегать — страшнее, чем встретиться лицом к лицу с тем, от чего бежишь. — Веселого Рождества, дети! — хорошо поставленным голосом пропел Тим. — Веселого Рождества, дорогой снеговик! — хором прокричали ему в ответ Халлдор, Феликс и Артур. Альфред заглянул в текст, чтобы проверить свои слова, и поймал на себе строгий осуждающий взгляд. Конечно, он выучил текст, учитывая, сколько они уже репетировали, просто решил подстраховаться, чтобы не испортить им сцену. Но кричать об этом Артуру он не стал. Это испортило бы репетицию финала новогодней сказки даже сильнее, чем она уже была. — В ночь перед Рождеством снежинки всегда кажутся волшебными, — намеренно отложив сценарий, Альфред выразительно проговорил все заключительные слова, не забывая играть на публику. — Хорошо, — кивнул Артур, спускаясь со сцены. — Думаю, на этом можем закончить. Всем спасибо за работу, увидимся завтра. Постепенно зал драмкружка опустел, последними, попрощавшись с Артуром, ушли Ёнсу и Мэттью. Альфред хотел последовать за ними, но остановился на полпути. Керкленд разбирал бумаги на столе и пока не замечал его присутствия. Ал давно подумывал поговорить с ним, объяснить ситуацию и помириться, но боялся того, что будет дальше. Тогда они сказали друг другу много лишнего, и Альфред не был уверен, что сможет нормально общаться с Артуром после этого. Ну, лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал, верно? — Артур, — тот отвлекся от своего занятия и посмотрел на Альфреда с немым вопросом во взгляде. — Мы можем поговорить? — Мне казалось, мы все обсудили, — холодно обронил он. — Да, как раз об этом, — Ал запустил руку в волосы и, смутившись, покраснел. — Пожалуйста, просто выслушай меня, ладно? — он приблизился к Артуру, чтобы не повышать голос, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди от волнения. — Видимо, у меня нет выбора, — вздохнул Артур, присаживаясь за стол. Альфред сел напротив. Керкленд спокойно налил себе чай, и теперь смотрел на него, осторожно приблизив кружку к губам. — То, что я тогда тебе сказал, — без подготовки говорить было трудно, и Альфред сбивался с мыслей. — Про то, что это не твое дело и мне не нужна помощь, — он покраснел, вспомнив этот неприятный и постыдный момент. — Извини. На самом деле, я был бы рад рассказать тебе правду, но это не мой секрет, — Артур приподнял густые брови, выражая некоторую заинтересованность. — Понимаешь, мы с Ёнсу хотели выяснить, как Торис сломал руку, спрашивали у всех, но никто не знал. И сам Торис только твердил свою историю, но ведь и слепому ясно, что это неправда! — Альфред все еще был возмущен тем, что Лоринаитис покрывал Брагинского, но ничего не мог с этим поделать. — А на обеденном перерыве мне удалось узнать, что случилось на самом деле. Но я пообещал этому человеку, что никому ничего не расскажу. Рассказ получился коротким, путаным и сбивчивым, но взгляд Артура немного смягчился, и это был шаг вперед. — Хорошо, — кивнул тот. – Это, конечно, не объясняет, как ты умудрился разбить губу, но связь я уловил. Ты решил заступиться за Ториса, и тебе доступно объяснили, куда не стоит совать свой любопытный нос? — Альфред кивнул. — И почему ты не рассказал мне этого раньше? Глядя сейчас на Артура, Ал и сам задавался тем же вопросом. — Просто, — он отвел взгляд, — я беспокоился за тебя. Не хотел, чтобы у тебя были проблемы из-за этого. Артур посмотрел на него с изрядной долей иронии во взгляде, но промолчал, и Альфреду было слишком неловко, чтобы говорить что-то еще. Он подумал, что, возможно, ему стоит уйти сейчас, ведь он исполнил задуманное, но недосказанность, повисшая за столом, не позволяла ему сделать этого. Альфред попытался исправить ситуацию в меру своих сил, и сейчас от него уже ничего не зависело. Он должен был сделать это с самого начала. Всего несколько слов — и ничего бы вообще не случилось. — Спасибо, — набравшись решимости, выдохнул Иван. — Спасибо за твою любовь, Наташа. Напряжение в ее взгляде было видно невооруженным глазом. Она не была глупой и знала, что за такими словами обычно следует «но». И Ваня знал, что она боится услышать его дальнейшие слова. Но он не мог не сказать ей об этом, ведь Наташа открыла ему свое сердце. Ему следовало быть искренним с ней, хотя бы в знак уважения к ее чувствам. — Но я люблю другого человека, — он ободряюще улыбнулся Наташе, но слезы все равно потекли по ее щекам. — Ты ведь наблюдала за мной все это время и наверняка видела его. — Нет, — она покачала головой и продолжила, глотая слезы. — Рядом с тобой никогда не было других девушек. Ты всегда был один или со своим другом, и я точно… — взгляд Вани заставил ее замолчать. – Нет. То, что она не заметила самого очевидного, удивило Ваню, но, в то же время, заставило его сердце наполниться странной нежностью по отношению к ней. Наташа настолько была влюблена в него, что даже подумать не могла о его возможной гомосексуальности. А сейчас, сложив слова Вани и свои наблюдения, наконец догадалась. — Ты очень милая девушка, Наташа, но дело в том, что меня не привлекают девушки, — подтвердил Ваня. — Мой любимый человек — мужчина. — Что за глупости, — Наташа криво усмехнулась. — Быть не может. Невозможно! Она едва не уронила свою чашку, когда дрожащими руками ставила ее на стол. В ее глазах плясало дьявольское пламя, губы дрожали, а лицо побледнело. Ваня напрягся. Иван внутри него сжался от страха, но у Наташи не было при себе оружия, и это помогало ему оставаться на месте. — Ты лжешь, — заявила она. — Гомосексуальность — это отвратительно! Один мужчина не может любить другого. Это против природы! — И тем не менее я люблю его, — Ваня примиряюще поднял руки. — Извини, если разочаровал тебя. — Я! — она вскочила на ноги. — Я покажу тебе! Покажу тебе, что такое настоящая любовь. Я покажу тебе любовь женщины к мужчине, и ты поймешь, что он просто задурил тебе голову. Ты поймешь… что любишь меня. Она подалась к нему навстречу, но Ваня отстранился. Наташа закусила губу и обхватила своими ладонями его лицо. Ее руки были холодными, несмотря на кружку с горячим чаем, которую она сжимала до этого. Их взгляды столкнулись, и Ваня с трудом сдержался, чтобы не отвести глаза. Наташа медленно приближалась к нему, пока расстояние между ними не сократилось до нуля. Еще чуть-чуть, и Ваня вырвался бы и убежал, но его спасли. — Ната! — строгий голос прозвучал прямо над ними, и Наташа вмиг отстранилась. — Ты что творишь? — Соня? — пискнула она, как-то вмиг перестав внушать страх и ужас. Если бы Ваню попросили охарактеризовать стоявшую перед ним девушку одним словом, это было бы слово «грудь». Наташа на ее фоне выглядела плоской, как доска, хотя вовсе таковой не являлась. При каждом движении Сони ее грудь двигалась и, кажется, даже издавала звуки. Ваня старался не пялиться так откровенно, но взгляд все равно возвращался в одно и то же место, несмотря на то, что у Сони и без груди было, на что посмотреть. — Ты хоть представляешь, как я волновалась? — с неожиданно выступившими слезами на глазах прорыдала Соня, сжимая Наташу в объятиях. — Сбежала в одном платье, без денег. Я все больницы обзвонила! Боялась, что больше никогда тебя не увижу! Наташа шмыгнула носом и, уткнувшись Соне в плечо, тоже заревела. Ваня переводил взгляд с одной девушки на другую и не знал, что ему делать. Просто уйти? Или стоило сказать что-то им обеим? Подбодрить Наташу? — Ну-ка! — Соня подтолкнула ее к Ивану, и та смущенно отвела взгляд. — Извинись. Наташа промолчала, не считая извинения необходимыми. Соня вытерла остатки слез и с улыбкой подошла к Ване. — Меня зовут Софья Черненко, — представилась она по-японски. — Простите мою подругу, она, должно быть, напугала вас до смерти. Спасибо, что позаботились о ней, — Соня низко поклонилась, и ее грудь подскочила. — Она доставила вам много проблем, но скоро мы уезжаем домой, и она вас больше не побеспокоит. Ваня кивнул, растерянно глядя на Соню. Наташа посмотрела на него из-под ресниц и, не сдержавшись, бросилась на шею. От ее волос пахло дождем, и она всхлипывала у Вани на груди, а он чувствовал тепло и свободу. Он пока не понимал, что это за подозрительная легкость, от которой кажется, будто вот-вот взлетишь, и уж точно даже не догадывался, что стало ее причиной. — Спасибо. Одно слово, разрушившее повисшую в зале драмкружка тишину, сорвалось с губ Артура вместе с улыбкой. Альфред сначала не поверил своим ушам, но стоило только ему посмотреть на Керкленда, как становилось ясно, что он действительно сказал это. — Спасибо за заботу, Альфред. Когда Артур вообще в последний раз обращался к нему по имени? Ал чувствовал, как счастье медленно заполняет все его тело вместе с редкой теплой улыбкой Артура и его словами, сказанными таким тоном, будто это еще не конец. — Ты давно уже должен был понять, что я не из тех, кто нуждается в защите, — продолжил он. — Но мне все равно приятно твое беспокойство. Несмотря на все мои слова и поступки, ты по-прежнему хорошо относишься ко мне. И это… — Артур покраснел и отвел взгляд. — Это много значит для меня. Спасибо. — Так значит, — Альфред подался вперед, приближая свое лицо к лицу Артура, — ты прощаешь меня? Его глаза горели, и выражение лица было таким счастливым, что Артуру хотелось его стукнуть. А еще Альфред был близко. Так близко, что он мог увидеть свое отражение в стеклах его очков, и это смущало. — Конечно, — кивнул он. — Более дурацкого повода для обиды я и представить себе не мог. Альфред рассмеялся, и Артур тоже улыбнулся, глядя на него. Давно он не чувствовал такой легкости, как сейчас, просто болтая с ним о чем-то, неважно, о чем. Альфред не вел себя, как пубертатный подросток, и не напускал излишней серьезности, так неподходящей к его образу. Он просто был самим собой — немного легкомысленным, простым и… Артур задумался на секунду, пытаясь придать форму тем чувствам, которые он испытывал. Альфред был хорошим. Таким, каким он понравился Артуру. Он оперся на локоть и отпил свой чай, а потом поймал на себе взгляд Джонса. Чего только не было в этом взгляде, и пауза, повисшая между ними, вмиг обросла недосказанностью. Альфред хотел что-то сказать, но сдерживался, чтобы не испортить момент, и Артур прекрасно понимал его страх, более того, он знал, о чем Ал хочет поговорить. И раз уж один раз первый шаг сделал Альфред, Артуру предстояло ответить ему тем же. — Альфред, — он отвел взгляд, чтобы не видеть глаз Джонса. — Думаю, я был неправ, когда согласился прекратить наше общение. Ты важный для меня человек, и мне очень жаль, что я столько времени пытался игнорировать этот факт. Альфред молчал, не представляя, что может обрадовать его еще больше. Артур неуверенно взглянул на него, но был слишком смущен своими словами, чтобы заметить, как Ал приблизился, буквально перегнувшись через стол. Он только каким-то неведомым образом умудрился не разлить чай на колени, когда его заключили в объятия. — Я так скучал, — прошептал Альфред ему куда-то в шею. — Я так скучал, Артур. — И я, — Керкленд неуверенно обнял его в ответ и вдохнул хорошо знакомый запах. — Я тоже скучал, Альфред.