«...и если ты сделал всё, что мог, пока вы не уничтожили Камень Душ, то она вернётся. С твоей стороны с колодцем ничего не поделать, а Кагоме понадобится время, чтобы справиться с магическим замком, который случайно перекрыл проход. И не надейся, что найдётся достаточно сильная мико, которая сможет разобраться с этим — не найдётся. Потому что одной только магической силы недостаточно, нужна ещё крепкая связь с кем-то по ту сторону. И если ты думаешь о Кикио, то она ничего не сможет поделать — между ними всё слишком сложно. Теперь о будущем. Припомни ваш визит в дом Ранмару. Его матушка говорила о том, что Кагоме может оказаться доступен лучший способ обратиться, но ей о нём знать не нужно. А вот тебе как раз нужно о нём узнать. Потому что без твоего участия этот способ неосуществим. Скажу сразу, это будет тяжело для вас обоих, но награда в виде вечности стоит того. Так что я очень тебя прошу — не испорти эту затею своим нетерпеливым норовом! И прежде чем ты заявишься в северные земли к матушке Ранмару. Кстати, в вашем времени она заменяет и матушку Кагоме со всеми вытекающими. Так вот, до этого момента ты должен начать строить храм. Собственно, ты должен закончить его за три года, чтобы Кагоме могла занять в нём место мико. Это будет храм богов урожая, разделённый на две части — для людей и для ёкаев. Гора, у подножия которой находится деревня и где будет дом Кагоме, подойдёт...»
Из письма Сещёмару самому себе.
Сещёмару не стал тратить время на блуждания и самокопание. То, что Кагоме не смогла пройти колодец после уничтожения камня Душ, не стало для него сюрпризом, хотя он всё же надеялся. Где-то в глубине души. Он видел, как она рванулась к нему, прежде чем оказался в своём времени, и коль скоро мико не появилась следом, то колодец закрылся. А раз он не мог никак на него повлиять, как и никто иной в этом времени, то нужно было запастись терпением и начать подготовку к возвращению мико. Дайёкай отправился осматривать гору с таким видом, что каждый решил, будто его душа глубоко страдает. В самом же деле, Сещёмару испытывал гамму довольно неожиданных и новых для себя ощущений: он тосковал и скучал, ему не хватало её голоса, запаха, теплоты, но в то же время его наполняла надежда и вера в возвращение мико уже насовсем. Навечно. На обследование горы у дайёкая ушло несколько дней. Наконец, он выбрал довольно просторный уступ, который не был виден со стороны деревни. Сещёмару хотел, чтобы построенный им храм был достаточно просторным. В его представлении Кагоме достойна лучшего дома, чем хижина в шесть татами с циновкой вместо двери. Нет, он не позволит, чтобы она жила в какой-нибудь дыре, как та лачуга, где учила его писать. В её комнате должно быть много света, много воздуха. Прошло около двух недель, когда Сещёмару вернулся к колодцу. Ему нужен был только Джакен, но там обнаружились буквально все: Ранмару всё так же сидел под большим деревом немного в стороне, а Шиппо у него перед носом тренировался с лисьим огнём; Инуяша и Кикио сидели вместе и тихо переговаривались; монах и охотница как раз выходили из лесу, когда он подлетал к поляне. — Джакен, — позвал дайёкай верного слугу, едва коснувшись ногами земли, — ты мне нужен. — Сещёмару! — дракон оказался рядом с ним в мгновение ока. — Ты... как? — Я в порядке, — уверенно произнёс демон-пёс. — У тебя нет случайно знакомого зодчего? Мне нужно кое-что построить. — Случайно есть, — хитро улыбнулся Ранмару. — Я могу быть зодчим. — Сещёмару, — Инуяша обратился к нему на удивление мирным тоном. — Если я могу помочь тебе... — Ты... — дайёкай смерил его взглядом, — Вообще-то, можешь. Физической силы у тебя, как и прежде, избыток. — Что ты намерен построить? — спросила Кикио. — Храм, — тон Сещёмару был настолько ровным, будто ответ был сам собой разумеющимся. — Когда Кагоме вернётся, у неё должен быть дом. — И ты уверен, что она вернётся? — не поверил Инуяша. В ответ Сещёмару перевёл на брата тяжёлый взгляд. И ханьё по этому взгляду понял, что дайёкай, великий демон, сильный, если не сильнейший, воин, просто не позволяет себе сомневаться. Потому что усомниться в возвращении Кагоме для него слишком больно. И Инуяша решил больше никогда не поднимать эту тему. Строительные работы начались уже через несколько дней, и Сещёмару сам заложил первый камень. На месте будущего храма толклось огромное количество ёкаев — в основном, его подданных, которых собирал Джакен. Жабу были даны чёткие инструкции на тему, кого звать можно, а кого — ни в коем случае. И хоть верный слуга выполнил всё в точности, слухи о стройке Сещёмару поползли. Враги дайёкая, которых он немало успел нажить, встрепенулись, решили, что он размяк, и затеяли захватить западные земли и убить Сещёмару. Или, по крайней мере, обрить. Однако первым, или точнее — первой, его посетила вовсе не враг. Это была юки-онна Умеко. Утро того дня было ясным и предвещало зной, но ещё до полудня налетел холодный ветер, а за ним последовал и снегопад. Практически всех работников буквально сдуло с места, и остались лишь Сещёмару, Инуяша и Ранмару. Вскоре в снежном вихре начали проступать очертания гостьи. Она медленно шла по снегу босиком, одетая в богато расшитое белое кимоно. В руках она держала зонт, наклонённый так, чтобы скрыть лицо, а длинные чёрные, как смоль, волосы ниспадали почти до колен. Она подошла почти вплотную, прежде чем опустила зонт и показала лицо. Её кожа была белой, как фарфор, а глаза — глубокими как зимнее ночное небо. И где-то в самой их глубине плясали крохотные искорки, похожие на звёзды. — До меня дошёл слух, Сещёмару-сама, — начала она без приветствий, — будто вы строите дом для своей невесты, и вскоре будет конкурс. И я — Умеко-сама — пришла отменить его. — Конкурса не будет, — лорд западных земель смотрел ей исключительно в глаза. Ёкай торжествующе улыбнулась. — Его никто и не планировал. У меня уже есть невеста. — Вот как? — не поверила она. — И кто же она? Вы можете мне её показать? — Это моя сестра, — влез Ранмару, уловив замешательство в паузе. — Она сейчас в путешествии далеко отсюда. — Если она погибнет, вы найдёте другую? — с деланным безразличием уточнила Умеко. — Нет, — отрезал Сещёмару. — Я вырежу всех, кто окажется к этому причастен, начиная с тех, кто им дорог. — Что ж, я так и передам болтунам, — изрекла Умеко, печально улыбнулась и исчезла в снежном вихре. Тепло вернулось почти мгновенно, и белое одеяло, созданное демоницей, скоро растаяло. Растения на увлажнённой земле встрепенулись и потянулись к солнцу. Сначала по одному, а затем и группками вернулись на стройку все работники, и пространство вновь наполнилось шумом и гамом. Сещёмару некоторое время простоял в глубокой задумчивости. Раз уж сюда заявился один ёкай, то скоро явятся и другие, и вряд ли с мирными намерениями. Он лишь едва заметно нахмурился, припомнив, сколько желающих его убить. Прежде его не волновало число врагов, но теперь это могло вылиться в некоторые затруднения. — Зачем ты приплёл Рурико? — повернулся он к дракону. — Условно говоря, я этого не делал, — отозвался Ранмару. — Матушка признала себя матерью Кагоме-сама в этом времени, так что её можно считать моей сестрой. — Кагоме твоя сестра? — ошарашенно уставился на дракона Инуяша. — Строго говоря, внучатая племянница, — сообщил он. — А какое это имеет значение? — Да никакого, — ханьё только покосился на Сещёмару. — Однако, тебе придётся посетить моих родителей. Надо пояснить им ситуацию, — заметил Ранмару. — И мне, наверное, стоит составить тебе компанию. — Да, мне действительно необходимо побеседовать с твоей матерью, — кивнул демон-пёс. — Ты только добавил повод. И теперь это уже не оттянешь. — Только тебе нужно будет кого-то здесь оставить за старшего, — обронил дракон. — Инуяша, — Сещёмару повернулся к брату лицом. — Я доверяю управление тебе и Кикио. Вдвоём вы должны справиться с такой мелочью. Ханьё медленно кивнул. Он подумал, насколько круто изменила его брата Кагоме. С того момента, как был уничтожен Камень Душ и она покинула это время, между наследниками Ину-но-Тайшо не произошло ни единой ссоры или драки. Сещёмару, конечно, не относился к нему, как к равному, но теперь он перешёл из разряда «презренного ханьё» в ранг «хилого младшего брата». Это определение, впрочем, не задевало Инуяшу, потому что на фоне Сещёмару он и правда смотрелся хилым. Кикио горячо поддерживала их сближение и старалась сгладить острые углы. Мико постепенно оживала — Кагоме была права, когда предрекала обращение глины в плоть. Теперь, когда Камня Душ больше не было, Кикио могла достичь своей мечты и стать обычной женщиной. Ну, почти обычной. Потому что оказалось, что и насчёт ханьё Кагоме была права: раны стали заживать куда быстрее, а сил стало гораздо больше. В доме драконов их встретили с радушием. Разговор был долгим и начался с истории об уничтожении Нараку и Камня Душ. Сещёмару в этот раз оказался на удивление красноречив, в красках описав сражение с полудемоном. Его лицо пересекла довольная гримаса, когда он говорил о том, как был нанесён последний слаженный удар. Казалось, дайёкай и сам смакует эти воспоминания. Затем он рассказал и о том, что произошло в Камне Душ. Он говорил об этом месте так, будто там хуже, чем в Аду. Впрочем, побывав в обоих местах, Сещёмару вполне мог сравнивать. Наконец, он сообщил, что уничтожение Камня Душ развело их с Кагоме каждого в своё время. После этой новости повисло долгое молчание. — Я ожидаю её возвращения, — наконец произнёс Сещёмару. — И потому прошу у вас её руки, — он склонил голову. — Мы даём тебе благословение, — кивнув жене, произнёс Рюя. — Хотя это немного странно, учитывая где, или точнее — когда, наше дитя. — Я понимаю. Но я уверен в её возвращении, — он сделал небольшую паузу. — Матушка Нана, в нашу прошлую встречу вы говорили, что Кагоме может быть доступен лучший из возможный способов обращения. Вы можете рассказать мне подробнее? — Разумеется, я могу, — улыбнулась демоница. — Поговорим об этом в саду. — Она поднялась. — Но это будет довольно длительно и весьма болезненно. Ещё интересно? — Я хочу знать всё, — решительно поднялся демон-пёс. Их не было около получаса. Рюя, Ранмару и Рурико успели за это время выпить чаю и о многом поговорить. Девушка напомнила брату, что он обещал научить её читать и писать, и тогда отец предложил ей на какое-то время покинуть отчий дом. Конечно, она была ещё совсем юной по меркам дайёкая — ей ещё и двухсот лет не миновало, но если она будет с братом, то проблем возникнуть не должно. К тому же, её проклятье ещё не исполнилось, и раз уж чаши сей не миновать, то и смысла откладывать нет. Нана вернулась опечаленной, и некоторое время она простояла у окна в сад. Затем она приблизилась к своей семье и плавно опустилась рядом с мужем. Её тут же посвятили в планы Рурико, и она кивнула, слабо улыбнувшись. Прошло ещё несколько минут, когда вошёл Сещёмару. Он был мрачен и решителен, словно грозовая туча. Раскланявшись с родителями теперь уже невесты, он отправился к выходу, не поведя и бровью, когда Рурико вышла следом за ним и Ранмару. — Ты рассказала ему именно о том способе? — тихо спросил Рюя, когда трое дайёкаев уже скрылись из виду. — Именно о нём, — с тяжёлым вздохом признала Нана. — Бедная девочка, — дракон опустил глаза. — Впрочем, если кому он и подойдёт, то только ей. — Только ей, — повторила Нана и уткнулась носом в его плечо.***
Создать незримую для людей часть храма, куда могли приходить ёкаи, оказалось довольно непросто. Сещёмару и Ранмару несколько дней трудились не покладая рук, никого другого, впрочем, к столь тонкому делу не подпуская. И их усилия, наконец, увенчались успехом. Солнце стояло в зените, когда у работников стройки был перерыв, и они разбрелись по окрестностям, оставив у фундамента храма лишь дайёкаев. И именно в это время на плато неожиданно повились совершенно незванные гости — с десяток змей-ёкаев ощетинились мечами на границе стройки. — Сещёмару-сама, — вышел вперёд один из них, — прошёл слух, будто вы утратили всю свою былую мощь. Будто теперь любой может занять место Лорда. — А вы притащились сюда сообщить мне об этом или сразу убить? — демон-пёс даже не поднялся с земли. — Мы тебя убьём, — осклабился говоривший. — Вы из клана змей Орочи? — недобро поинтересовался Ранмару, не дав Сещёмару продолжить беседу. — Верно, из него. — У меня к ним личные счёты, друг, — дракон подался вперёд, и через мгновение дайёкай в своей истинной форме сдавил гостей и стащил с плато вниз. Создание пространства для демонической половины храма измотало Сещёмару, и сражение было последним делом, к которому у него сейчас лежала душа. Он предпочёл бы выпить чаю и понаблюдать пейзаж, который открывался с плато. Мрачным взором проводил он комок ёкаев, глубоко вздохнул и повернулся к стройке. Мимо него в этот момент с бревном на плече резво шёл ханьё. — Инуяша, — позвал дайёкай, и младший брат мгновенно остановился. — Мне нужно отлучиться, — мрачно изрёк Сещёмару, нехотя поднимаясь и проверяя на поясе Тенсайгу. — Остаёшься за старшего. — Если тебе это так не нравится, мог бы оставить кого-то другого, — буркнул Инуяша. — Я не хочу никуда идти, — слегка поморщился дайёкай. — Но раз уж мне приходится, то никого другого за старшего я здесь не оставлю. Он оттолкнулся от земли, и его ноги будто окутало облако, на котором он легко скользнул за край плато. Инуяша молча смотрел туда, где только что исчез его брат. Он до сих пор не понимал, с чего вдруг произошли в его брате такие перемены. Он думал, что Сещёмару не ссорится с ним, потому что это могло бы расстроить Кагоме, а в прошлый раз его назначили старшим, поскольку он просто первым подвернулся под руку. А теперь Сещёмару самым что ни на есть прямым текстом заявил, что никого другого за старшего не оставит. И Инуяша решил, что стоит всё-таки поговорить со старшим братом и разобраться, что произошло. Найти поле брани оказалось очень легко: дерущиеся ёкаи создавали очень много шума. К тому же, убрались они недалеко. Сещёмару не стал подходить близко, а прислонился к дереву в паре десятков шагов. На левом плече Ранмару красовалась небольшая царапина. Число его противников сократилось вдвое. Атаки змей носили совершенно беспорядочный характер, в них не было и толики хоть какой-нибудь слаженности. Зато дракон был великолепен. Его меч всегда был именно там, где был нужен, и прошло совсем немного времени, прежде чем противник остался один. Это был тот самый нахальный змей, который говорил с Сещёмару. — Ты не представляешь, как мне хочется перерезать тебе горло, — процедил дракон. — Так чего себя сдерживать? — поинтересовался от дерева Сещёмару. — Никаких сведений о других желающих он нам не выдаст, потому что просто не знает, а отпустишь живым — разболтает, что мы тут совсем размякли. — Думаешь, в это кто-то поверит? — с сомнением спросил Ранмару. — Учитывая, что всех его товарищей перерезали. — Ты ведь сам дайёкай, — демон-пёс оттолкнулся от дерева и приблизился. — У нас есть весьма раздражающее свойство верить только в то, во что хочется. Принимать желаемое за действительное, так сказать. Ранмару на несколько секунд задумался, всё ещё держа меч у горла ёкая-змея. Тот тяжело дышал сквозь зубы, и в его глазах отражались лютая злоба и страх. Дракон снова посмотрел на него, резко взмахнул мечом, и голова ёкая покатилась по земле. В его глазах плясало холодное пламя. — Если они притащились сюда не всем кланом, то именно я стану их кровным врагом, — обронил Сещёмару. Он подошёл совсем близко к Ранмару и принюхался к его порезу. — Странно, я думал, будет яд. — Мечи у них не демонические, — дракон пнул бесполезную железку. — Как будто у банды ронинов по пути сюда отняли. А задеть себя зубами я не дал. — Почувствовал себя лучше? — изогнул бровь Сещёмару. — Не особо, — признался Ранмару. — Рёта не вернётся, даже если я удавлю последнего ёкая змея на всей земле. Месть кажется вообще довольно глупой штукой. Демон-пёс промолчал, проходясь ядовитым хлыстом по останкам змей. Их тела превращались в слизь и медленно впитывались в землю. Он подумал, что в этом месте ещё долго будет расти ядовитая трава, причём, расти довольно пышно, а значит, надо как-то обозначить это место. Или хотя бы запомнить его.***
Инуяшу можно было обвинить во множестве разнообразных грехов, но только не в пристрастии к болтовне. И даже несмотря на то, что он твёрдо решил поговорить с Сещёмару, он не знал, как это сделать. И больше всего он боялся, что если поднимет эту тему, старший брат вспомнит их прежние отношения и вернётся к ним. А в таком случае Инуяша предпочёл бы счастливое неведение. Когда дайёкаи вернулись на уступ, было ясно как день, что оба они пребывают в дрянном расположении духа. Инуяша собрался с духом и направился к ним. Предстоящий разговор определённо не мог испортить Сещёмару настроение, раз оно и без того уже было плохим, так что ханьё посчитал это время наилучшим. — Сещёмару, — обратился он, — я хотел поговорить с тобой. — Рано или поздно это должно было произойти, — вздохнул дайёкай. Ранмару попытался тихо ретироваться, но: — Стоять. Ты мне понадобишься. — Я тебе для моральной поддержки не нужен, — фыркнул дракон. — А кто говорил о поддержке? — Сещёмару слегка изогнул бровь. Они отошли от стройки на несколько десятков шагов. Некоторое время все трое молчали, причём Ранмару вообще не понимал, что он там делает. Когда тишина уже начала становиться неловкой, Сещёмару попросил его рассказать о Рёте. Дракон тяжело вздохнул, но слова полились из него сами собой. — Это было давно. Я был ещё совсем юношей, — он сел на землю. — Однажды на рассвете меня разбудил детский плач. Я поднялся и вышел в зал. Самого младенца я не видел, но видел, как отец прошёл со свёртком в одну из комнат. Потом они с мамой долго ругались, но я не разобрал ни слова. Оказалось, что это ребёнок отца. Я был очень зол на него — как он мог изменить маме да ещё и притащить это в дом. А потом оказалось, что мать этого — смертная. Я не разговаривал с отцом пять лет! И всё же я не смел навредить этому ханьё. А потом я застал их с матерью в саду. Мама не знала, что я тоже там. Мальчишка упал и разбил коленку. Он расхныкался, а она взяла его на руки и стала утешать, как меня, когда я был совсем маленьким. Я хотел возмутиться, но услышал, как мальчишка бормочет извинения. А мама сказала, что он ни в чём не виноват. Что он брат её детям и она постарается стать ему матерью. Я не перестал злиться тогда на отца, но Рёту ненавидеть всё же больше не мог. Раз уж мама принимала его, то и мне следовало. Рурико — это моя сестра, — уточнил он для Инуяши, — первой начала сближаться с ним, но у меня вышло лучше. Не могу сказать, что я считал его равным себе, но всё же я его полюбил. Конечно, Рёта был моим хилым младшим братом, и его сила не то, что с моей, рядом с силой Рурико не стояла. Но иногда этот ханье совершал такие поступки, на которые мне не хватило бы отваги. Он погиб шестьдесят лет назад. И я жалею только о том, что в тот момент не пришёл к нему на помощь. Повисло молчание. Ранмару почувствовал, что ему полегчало, ведь прежде он никогда и никому не рассказывал эту историю полностью. Сещёмару знал его довольно неплохо и понял, что друг не нуждается ни в жалости, ни в сочувствии. Более того, стоило разговорить его раньше. А Инуяша переваривал услышанное. Для него было сложно понять не только смысл этой истории, но и зачем ему вообще её рассказали. Ханьё озадаченно смотрел на старшего брата, лицо которого вдруг стало непроницаемым. — Я пойду, — произнёс Ранмару и ушёл в сторону стройки. — Я не понял, — признал Инуяша. — Мне-то зачем история семьи твоего приятеля? — Суть в том, что твоей вины в твоём появлении на свет нет, — ровным тоном произнёс Сещёмару. — У моей матушки нет души, и она бы и на мою смерть легко посмотрела, если бы это её позабавило. Мне нужно было встретить того, кто научил меня ценить жизнь, чтобы понять это. Я не буду просить у тебя прощения, но, как заметил Ранмару, я не могу больше ненавидеть тебя. Хилый младший брат. Инуяша не смог ничего ответить. Прежде всего потому, что Сещёмару ушёл, едва закончив свою речь. Однако даже если бы он остался, полукровка был настолько потрясён и растерян, что всё равно ничего не мог бы сказать. Начавшийся в Камне Душ переворот в его сознании только теперь завершился.