IV. Храм Инари 63. Тоска
2 октября 2021 г. в 11:00
Стройка была завершена. Пару дней назад всё было докрашено, дочищено, убрано и расставлено. Большинство строителей разошлись по домам, а те, кто остались, перебрались на теневую сторону — там ещё были незаконченные объекты. Драконы отбыли домой, но обещали вернуться, когда уже Кагоме будет в этом времени. Инуяша и Кикио перебрались в деревню и жили там, по соседству с Каэде и Рин. При Сещёмару остались лишь верный Джакен и Казухико с Сумико на плече. Юреи предлагали и специальное место в храме, но она предпочитала оставаться на доспехах змея. Когда новый слуга только появился здесь, у него состоялся долгий и крайне тяжёлый разговор с Ранмару, который всё-таки закончился поединком. Впрочем, не смертельным, а скорее формальным. Вроде бы Казухико ввязался в схватку ради мести за свой клан, но Ранмару оказался сильнее и великодушно его пощадил. С Рётой змей даже подружился и показал ему могилу Чио-сан. Это было место, которое часто посещал его отец — Орочи-сама.
У храма стало гораздо тише — больше никто не стучал молотком, не кричал и не бегал. Сещёмару изготовил каменную чащу для воды по завету Рюджина. Для тренировки он извёл шесть гранитных валунов, а потом отыскал огромную глыбу мрамора, белую с серыми прожилками. Дайёкай потратил несколько дней, чтобы вырезать идеальную форму чуть сплюснутого шара, а затем очень долго полировал чашу как снаружи, так и внутри. Ему удалось вытесать стенки такими гладкими, что в них можно было увидеть своё искажённое отражение. В конце концов, это должно было стать вместилищем пряди волос бога, а не просто воды. Теперь чаша стояла у входа в храм — чистая, но пустая.
На персиковом дереве в центре двора уже не осталось цветов, а вот сакуры в дальнем его конце ещё цвели. Сещёмару смотрел на лепестки на ветру, и ему вспомнилось, как Кагоме пела ночью, когда им с Ранмару вздумалось выпить. Её голос всё чаще звучал у него в голове, и он решил, что если она не вернётся в ближайшие пару дней, он отправится за ней сам. Хотя бы попытается. В первый день пустого, лишённого всякого дела ожидания Сещёмару удавалось оставаться сравнительно спокойным. Полдня он просидел под сакурой, потом ещё раз осмотрел домик Кагоме, потом обошёл храм, потом заглянул в кладовку... Делать было решительно нечего, он чувствовал себя потерянным. Джакен не стал докучать своему господину, предполагая, почему тот мечется, а вот Казухико с озабоченным видом крутился поблизости. На следующий день Сещёмару снова обошёл храм, лично протёр мраморную чашу белым шёлком и больше себе занятия не нашёл. Дайёкай несколько раз промерил шагами двор и, глубоко вздохнув, отправился к колодцу. Он боялся, что проход не пропустит его, но заставить себя повернуть назад всё же не смог.
Изменение в колодце было почти неуловимым. Но Сещёмару ощутил его в то же мгновение, когда подошёл поляне, где он находился. Дайёкай остановился в тени деревьев, боясь спугнуть это ощущение. Где-то над его головой закуковала кукушка.
— Кукушка, кукушка, сколько мне ждать осталось? — тихо спросил дайёкай.
Птица умолкла. Сещёмару озадаченно поднял голову, надеясь отыскать её в ветвях. В этот момент над колодцем возникло едва заметное свечение. Всего на несколько мгновений. А как только оно погасло, в нос дайёкая ударил запах. Он рванул к колодцу, прежде чем успел подумать. Там, на дне стояла Кагоме с сумкой на плече. Она рассматривала стенки колодца, прикидывая, как бы ей половчее выбраться, когда его тень загородила ей свет. Мико подняла голову, и их глаза встретились. В следующее мгновение Сещёмару уже сжимал её в объятиях, вдыхая запах её волос так, будто и не дышал вообще последние три года.
Дайёкай никак не мог заставить себя выпустить девушку из рук или хотя бы подняться из колодца. Чувствуя тепло её тела, Сещёмару определил это своё состояние как счастье. Он не сразу заметил, что Кагоме, прижавшись к его груди, тихо плакала. Когда запах слёз всё же коснулся его, он только сильнее сжал ей и принялся гладить по волосам, не зная, что сказать. Он не понимал, почему она плачет — от радости ли, или от горя. И всё, что он мог дать ей в этот момент — свои объятия. Слёзы всё не унимались, и Сещёмару осторожно отстранился, заглядывая в покрасневшие глаза.
— Что случилось? — мягко спросил он.
— Я... — мико всхлипнула. — Просто мой отец... Он был запечатан в колодце. И я больше... Больше никогда...
Она снова разразилась рыданиями, уткнувшись дайёкаю в грудь. Он продолжал бережно поглаживать её по голове. Ему было трудно представить себе, что она испытывала в этот момент. Сещёмару не мог сказать ей ничего, что хоть немного успокоило бы её — только молча быть рядом. Наконец она успокоилась, и дайёкай поднял их наверх. И не задерживаясь ни на минуту, отправился по воздуху прямо в храм. Там под персиковым деревом их встречали Джакен и Казухико. Кагоме удивлённо осматривалась, не понимая, куда попала.
— Это храм Инари, — произнёс Сещёмару, видя её замешательство. — Ты будешь его мико.
— Я? — переспросила девушка.
— Ну, не Сещёмару-сама же, — пробурчал Джакен. — Он, между прочим...
— Позвольте представиться, — заткнул жаба змей. — Я Казухико из клана Орочи, служу Сещёмару-сама. А вы, должно быть, Кагоме-сама?
— Откуда?.. — мико перевела взгляд на дайёкая. — Да, это я, — она вздохнула. — Рада знакомству.
— А на ручке твоей, — раздался старушечий голос из черепа на плече Казухико, — случаем не Оокунинуши-ками-сама браслет? Этот, со змейкой?
— Да, его, — Кагоме озадаченно посмотрела на череп. — А?..
— Моё имя Сумико, я юреи мико, — отозвался череп. — Очень я ждала встречи с тобой, Кагоме-сама.
— Рада знакомству, — улыбнулась мико.
— И тебя вид мой не страшит ничуть? — удивлённо спросила Сумико.
Кагоме скептически скривилась, покосившись на присутствующих ёкаев, потом припомнила Рюджина, охваченного гневом, и пришла к выводу, что призрак мико её определённо не пугает. Даже если привязан к черепу, посверкивающему красными огоньками в глазницах на плече ёкая-змея.
— А почему он меня должен страшить? — уточнила Кагоме. — Тем более, что у вас довольно красивый череп, гладкий, без трещин и неровностей, правильной формы.
Череп, будучи твёрдой костью, эмоции отражать, казалось бы, не мог. Но, видимо сама Сумико была настолько удивлена, что это было заметно. Всех, кого она встречала до этого, её вид поначалу как минимум озадачивал. И уж точно она ещё не видела никого, кто бы назвал эту её форму красивой. Кагоме нравилась ей ещё заочно, по тем редким словам, что она слышала о ней от дайёкаев, Кикио и Инуяши, а теперь она уже почти любила её. Мико тем временем морщила нос, о чём-то задумавшись и внимательно глядя на череп.
— А вы не хотите новое тело? — наконец спросила она, склонив голову набок.
— Ты такое можешь? — изумился Сещёмару.
— В теории, — отозвалась Кагоме. — Я очень подробно изучала вопрос с глиняным телом Кикио тогда. В принципе, процесс не очень сложный. Можно попробовать. А то, наверное, неудобно, когда у тебя только одна голова. Нет, если Сумико-сан хочет, я могу её и упокоить...
— Новое тело! — воскликнула юреи.
— Хорошо, — кивнула Кагоме и повернулась к Сещёмару. — Когда я смогу приступить?
— Хм... — протянул он. — Прежде всего нужно организовать открытие храма. А уже после ты сможешь чем угодно заняться.
— Понятно, — мико слегка нахмурилась. — И как это делается?
— Ну, для начала, тебе нужно войти в храм, — сообщила Сумико. — Если здесь живёт бог или его ставленник, он тебе сам всё расскажет. А если нет, тогда я чем смогу подсоблю.
Сещёмару забрал у Кагоме сумку и сказал, что позже покажет комнату. Мико сделала глубокий вдох и направилась в храм, с удивлением посмотрев на пустую чашу. Ей казалось, что в такой должна быть вода, но там не было ни капли. Девушка вошла в главный зал храма и приблизилась к статуе Инари. Она не была похожа на богиню, какой её помнила Кагоме, и всё же была очень хороша. Мико опустилась перед ней на колени и сложила ладони для молитвы. Прошло несколько секунд, и перед девушкой материализовались две белых лисицы. Они внимательно смотрели на неё своими янтарными глазами. Кагоме тоже молчала, ожидая их вердикта.
— Не помнишь нас? — спросила лиса справа мужским голосом.
Мико всмотрелась в их морды внимательнее. От обыкновенных лис этих двух отличало наличие двух хвостов и алые метки вокруг глаз и вдоль усов. Кагоме чувствовала в них что-то знакомое, но никак не могла вспомнить.
— Помнить-то помнит, — сказала вторая лиса — её голос был женский. — Только у нас тогда ни вторых хвостов, ни меток не было. Да и на той стороне всё не так, как на этой.
— Вы — те лисята Инари-ками-сама? — отчасти догадалась Кагоме.
— Какие мы теперь лисята? — усмехнулся лис. — Уж в таком-то возрасте.
— Ты нас спасла тогда, — лиса склонила голову набок. — Инари-ока-сама оставила нас здесь в уплату долга. Ты ведь будешь мико этого храма, — не спросила, но сообщила она.
— Мне нужно подготовить его открытие, — кивнула Кагоме.
— Верно, — кивнула лиса. — Только никакого особенного события это не предполагает. Такие вещи делают для людей, чтобы они знали, где могут обратиться к богам. Так что это можешь устроить, как тебе захочется.
— А чтобы храм был пристанищем богов, только и нужно, что мико и бог или его ставленник, — хмыкнул лис. — Мико есть, мы тут тоже обжились уже. Так что можешь начинать проводить службы хоть сегодня.
Кагоме задумалась. Выходило, что технически храм открылся в тот момент, когда она ступила на его двор. Оставалось лишь сообщить об этом факте людям. Мико сразу отбросила идею провести в храме фестиваль — и времена не те, и место такое, что просто так и не добраться. На такой фестиваль просто никто бы не пришёл. Значит, нужно было распустить о храме слухи. В этом времени иного способа передачи информации от одного человека к другому и не было. А значит, надо было начать делать что-то для людей, чтобы они заговорили об этом месте. И, разумеется, начать службы.
— Ах, да, — подала голос лиса, — ты должна знать, что этот храм не только для людей. Ты можешь оказывать помощь ёкаям.
— Ох... — только и смогла выдать мико.
Лисы исчезли, истаяв подобно туману, и Кагоме осталась одна. Впрочем, она ощущала их присутствие, осознавая, что может в любой момент обратиться к ним за помощью или советом. Девушка провела должные обряды и решила вымыть помещение завтра — нужно было ещё выяснить, где набрать воды. Уже темнело, когда она снова вышла во двор. Кагоме задумчиво добрела до персикового дерева, где оставались только Казухико с Сумико. Мысли мико были в беспорядке: она думала и о храме, и об отце, и о Сещёмару... Но ни одна из них толком не занимали её сознания.
— Что тебе боги сказали? Ответили? — спросила Сумико, когда Кагоме приблизилась.
— Что технически храм уже открыт, раз и они, и я здесь, — отозвалась мико. — И что открытие делается для того, чтобы люди узнали о храме. И в нашем случае — ёкаи.
— То есть, если вас о помощи попросит ёкай, вы не откажете? — удивился змей.
— Это, конечно, будет зависеть от того, какая ему потребуется помощь, — отозвалась Кагоме. — Если, например, одни ёкаи захотят вырезать других или людей, то я не помощник.
— Само собой разумеется, — кивнул Казухико. — Но если к вам приползёт раненый ёкай, вы станете лечить его?
— Конечно, — мико склонила голову набок.
— Я знал, что вы не такая, как другие мико, — змей очень внимательно посмотрел на неё, — но не ожидал, что настолько.
— Я всего лишь обычная мико, — пожала плечами Кагоме.
— Конечно, — не поверил Казухико.
Из-за храма вышел Сещёмару. Он приблизился к Кагоме и увлёк её за собой. За храмом обнаружилось ещё несколько построек: помимо двух кладовых, одинаковых на вид, но совершенно разных в действительности, там обнаружился домик мико и вытянутое здание, похожее на ангар. Дайёкай заявил, что уже совсем поздно, и Кагоме следовало идти спать. Девушка вошла в свой дом, демон же не стал пересекать порог. Он предложил ей устраиваться и куда-то ушёл. Комнат в домике было всего три, довольно небольших. В передней комнате был очаг и тренога, в большом шкафу с раздвижными дверями с одной стороны была кухонная утварь весьма искусной выделки, а в другой нашлось кое-что из продуктов: рис, горшочек мёда, большой кувшин с водой, коробочка соли и кое-какие травы. Кагоме только теперь поняла, что голодна, ведь она не ела с самого утра. Она подумала, что, быть может, мысли её никак не приходили в порядок и поэтому тоже, так что решила сначала поесть. Поставив воду на огонь, Кагоме быстро глянула в остальные комнаты. Одна из них оказалась спальней, в которой помимо футона был невысокий столик с зеркалом, шкаф и несколько тумбочек, а во второй перед окном стоял письменный стол, на котором находилась чаша с фитилём, опущенным в масло. Было очевидно, что этот домик предназначен только для неё одной. Кагоме почувствовала себя несколько разочарованной и покинутой. Ужинать ей тоже предстояло в одиночестве.
Сещёмару стоял в дальней кладовке, скрывшись с глаз своих слуг, и сверлил взглядом коробку с подаренным им кимоно. Оно пока не могло занять своё место в её комнатах, и потому было скрыто от посторонних глаз. Дайёкаю нужно было остаться наедине с собой, чтобы подумать. Он понимал, что ему придётся что-то сказать Кагоме, как-то объяснить своё стремление держать дистанцию, не раскрывая истинной причины своего поведения. Казалось бы, у него было достаточно времени, чтобы найти нужные слова, но Сещёмару задумался об этом впервые. Он почуял запах дыма, просочившийся в дверь кладовки, когда девушка занялась своим ужином. Откладывать этот разговор, каким бы сложным он ни был, не следовало — это могло лишь сильнее расстроить её. Дайёкай просто не мог выставить всё так, будто она напрасно оставила дом и отца.
Когда Сещёмару с тяжёлыми мыслями наконец вышел из кладовой и закрыл дверь, на небе уже зажглись звёзды. Ещё не полная луна серебрила своим светом храм и гору вокруг. В доме Кагоме ещё горел свет — она ещё не легла спать. Дайёкай глубоко вздохнул и медленно пошёл к нему, всё ещё подбирая слова. Он остановился перед входом во внутренние комнаты. Сёдзи не была задвинута, но он не перешагнул порог, так и оставшись снаружи. Кагоме сидела боком к нему и смотрела на затухающий огонь. Было тихо. Прошло не меньше минуты, прежде чем мико заметила его.
— Ты не зайдёшь? — почти утвердила она.
— Я не могу, — он отвернулся в сторону.
— Я так и поняла, — Кагоме с лёгким шорохом поднялась и подошла.
Она внимательно посмотрела на него. Сещёмару успел уже переодеться в белое хаори и зелёные хакама, как одевались служители храмов. Мечей с пояса он, впрочем, не убрал. Молчание затягивалось. Дайёкай всё также смотрел в сторону от построек, будто разыскивая там нужные слова.
— Ты всё это сделал для меня? — тихо спросила мико, и он кивнул. — Спасибо. Значит, мы только так можем быть вместе? Как мико и дайёкай?
— Да, — выдохнул Сещёмару, и Кагоме опустила глаза.
Это было не совсем так. Или даже совсем не так: они могли быть вместе и как мужчина и женщина, но для дайёкая слишком мало времени в её сроке жизни. И он не мог вынести мысли о том, что вновь настанет то время, когда Кагоме не будет рядом. Она избавила его от необходимости самому объяснять своё поведение, и всё же дайёкай чувствовал, что он должен что-то сказать. Что-то очень важное. Он глубоко вдохнул.
— Ты моя луна, — тихим, низким голосом произнёс Сещёмару. — И всегда ей будешь. Что бы ни случилось.
— Я... — вскинулась мико.
— Не отвечай, — оборвал он её. — Только не сейчас.
Он резко отпрянул, и через мгновение исчез в ночном небе среди звёзд. Кагоме осела на пол. Ей казалось, что она поняла его, поняла, почему должна оставаться одна в доме. Но это признание и поведение дайёкая как будто не укладывались в её представление. Она долго смотрела в небо, но Сещёмару так и не вернулся в храм. И уже под утро Кагоме так и уснула на полу перед входом.