Ариса оказалась там совершенно случайно. Ноги как-то сами привели её в деревню как раз перед праздником. Впрочем, в саму деревню тёмная мико заходить не стала, надеясь отыскать себе какой-нибудь наживы, пока крестьяне оставят свои дома. Некоторое время понадобилось ей, чтобы найти себе место, где она могла провести ночь. И оказалось таковым нечто среднее между норой и пещерой. Ариса не сразу узнала то самое место, где когда-то совращала умирающего разбойника бессмертием. Это даже показалось ей немного ироничным. И хотя место слияния Онигумо с демонами пропиталось скверной более пятидесяти лет назад, оно так и осталось выжженным песком. Впрочем, наконец там начали медленно всходить полупрозрачные бледные ростки какой-то травы. Глядя на них, Ариса подумала, что когда-нибудь настанет тот день, когда об Онигумо-Нараку просто-напросто забудут. Так же, как это место забывает о том, что здесь произошло.
У тёмной мико были некоторые вещи: Она носила с собой большой узел, в котором держала немного снеди, циновку, кое-какие травы, камешки и бусины. Там же хранила она белый шёлк, из которого собиралась сшить своё свадебное кимоно. Со времени встречи с Сещёмару она успела закончить на нём вышивку. Образ дайёкая иногда возвращался к ней. Она не знала — и не хотела знать — есть ли у него невеста. Ариса надеялась, что когда-нибудь и он забудет их прошлую встречу. Ведь должна же была быть причина, по которой он сохранил ей жизнь. Тёмная мико и не догадывалась, что причина тому действительно была, вот только она полагала, что сама являлась ей. Арисе и в голову не приходило, что великий демон мог пожалеть кого-то, кто был бы ему совершенно не интересен. Не могло прийти ей в голову и то, что лица её Сещёмару бы даже не припомнил и при встрече не узнал бы её, если бы она сама не напомнила ему о
том случае.
Шок случился у Арисы в тот день, когда наступил праздник. Мимо её норы тропинок вообще-то не пролегало, однако кто-то там всё же прошёл. Причём, их было несколько. Ариса проснулась от того, что услышала голоса — сначала они были довольно далеко, и она не разбирала слов, а вот потом ей просто стало не до их смысла: она узнала два из них. Голос Казухико, весьма весёлый и даже жизнерадостный, Арису буквально взбесил. Она была на грани того, чтобы выскочить из своего убежища и напасть на него, но ему ответил сам Сещёмару-сама. И тёмная мико оказалась парализована этим событием. А потом зазвучал девичий голос. Ариса озадаченно вслушивалась в него, пытаясь вспомнить, кому же он мог принадлежать. Ей казалось, что она слышала его много лет назад, но она никак не могла припомнить, где именно. Тёмная мико осторожно приблизилась к выходу, так чтобы оставаться в тени, и выглянула. Сещёмару-сама и Казухико шли в сторону деревни в компании двух мико. Одна из них шла с ёкаем-змеем под руку, и Ариса вынужденно отметила, что она довольно хороша собой. А вот другая... «Микоками Рюджина-ками-сама?» — Ариса сразу узнала её, ведь девушка почти не изменилась с их прошлой встречи. От гнева у тёмной мико покраснели даже уши. И совсем уж она вышла из себя, заметив, что Сещёмару держит её за руку.
Ариса буквально приросла к земляному откосу, пряча свою ауру, чтобы остаться незамеченной до тех пор, пока ёкаи и мико не скрылись из виду. А уж потом она дала волю своему гневу. Она колотила стены и грязно ругалась, пока весь пар наконец не вышел и она не смогла размышлять здраво. Прежде всего, её безумно бесило то, что эта мико столько лет оставалась юной явно безо всяких мучительных ритуалов, в отличие от неё. Всё же кровное родство с самим Рюджином-ками-сама давало ей невероятные преимущества. Но не бессмертие. Тёмная мико никогда не была склонна к доброте и милосердию, и такое положение дел считала практически личным оскорблением. Эта микоками должна была умереть. Однако Ариса не могла просто взять и сама убить её — запросто могло не хватить сил. И если даже не брать в расчёт собственную силу этой девицы, при ней находился тот, кому Арисе просто нечего было противопоставить. А судя по тому, как он держал девичью руку, в стороне он бы не остался. К тому же с ней был и этот предатель Казухико. Тёмная мико слышала, как уважительно — уважительнее, чем к ней во времена служения — обращался он к этой... к ней. «Казухико... Что-то же... Волосы!» — план вспыхнул в голове Арисы, как искра от огня. Она решила всё же выкрасть немного еды здесь, а уж потом отправиться в храм, который Сещёмару некогда обозвал норой презренной ханьё. Тёмная мико корила себя, что не захватила найденный пучок демона оттуда. Однако с другой стороны выходило, что место там всё же лучше — уединённое, пустое и сохранившее следы ауры её как ханьё. У Арисы перед глазами так и стояла картина, как погружаются в девичье горло ядовитые клыки. Это приносило ей особое злорадное удовлетворение.
Воровкой Ариса была уже довольно опытной: она не брала в одном доме много и не крала там, где и так почти ничего не было. В свой холщовый мешок для риса она отсыпала по чашке-другой крупы из мешков начатых, но полных более чем наполовину. Овощи брала только там, где их было много и только по одному-два. С мясом в этот раз не повезло — ни у кого не было столько, чтобы пропажу не заметили. Ариса была предельно осторожна, и пару раз ей даже пришлось скрываться барьером, чтобы крестьяне не обнаружили её. Ей удалось не попасться в поле зрения ни одной из мико, которых в этой треклятой деревне оказалось аж четыре, считая тех двух, что она видела из своей норы. Так что, пополнив свои припасы, Ариса вернулась в пещеру засветло, где быстро собрала вещи и едва успела выйти наружу и обогнуть холмик над норой, когда издалека послышался детский ещё голос.
— Сещёмару-сама, знаю, вы велели мне не ходить к злой пещере, но я... Я не заходила внутрь, заглянула только, — как будто чуть оправдывающимся тоном говорила девочка.
— И что же ты увидела? — голос дайёкая звучал строго, но не холодно и не язвительно.
— Там были вещи, как будто кто-то там живёт, — отозвалась девочка. — Но я никого не видела. Когда я смотрела, там никого не было.
— И какому же несчастному пришло бы в голову поселиться там? — задумчиво изрёк Сещёмару. — Пожалуй, я взгляну.
Дожидаться, пока он подойдёт ближе, Ариса не стала, рванув под сень ближайших деревьев. Она запоздало осознала, что в норе остался её запах, и если дайёкаю захочется — он запросто выследит её. И чтобы запутать его, она принялась петлять, пока не наткнулась на ручей. До самой ночи шла она по дну его, пока не обнаружила небольшой его приток в зарослях рогоза. Пробравшись сквозь них, она снова пошла по дну. И только когда посчитала, что так далеко он уж точно не дойдёт выбралась на берег. Ноги ужасно замёрзли, так что Ариса отыскала крошечную полянку шагах в ста от ручья и чуть было не развела там костёр, да вовремя одумалась — сделай она это, вся прогулка по ручью утратила бы смысл. Пометавшись по лесу ещё несколько минут, тёмная мико нашла старый полузасохший дуб, опустевший внутри. Она забралась туда и быстро обустроилась. Небольшой костерок в считанные минуты обогрел маленькое дупло, и Ариса приготовила себе немного риса, чтобы унять голод. Она со злостью думала, что той микоками никогда не приходилось так ночевать — впроголодь, у крошечного костерка в тесноте на жёсткой циновке. Зависть к дочери второго по богатству бога Идзумо была такой сильной, что делала рис горьким без соли.
Арисе понадобилось несколько дней для того, чтобы добраться до своего старого храма. Он встретил её запустением и пылью. С того дня, как она ушла отсюда, здесь явно не ступала нога человека. Впрочем, оно и понятно — как храм это место было осквернено убийством священника, кровью которого был залит лик богини Аматерасу. Тогда тёмной мико это казалось презабавным — посрамить богиню солнца. Теперь Ариса чётко определила этот поступок в список сотворённых глупостей.
Пучок волос Казухико нашёлся там, где она его и оставила — на верхней полке низенькой тумбочки с раздвижными дверцами. Ариса положила его перед собой и пристально рассматривала. Пока она добиралась до храма, она успела обо многом подумать. Она вспомнила, что эта раздражающая девица была хранителем Цветка Оокунинуши, что делало нападение на неё ёкая слегка более затруднительным, если она его осознает. К тому же Арисе не было доподлинно известно, какими именно силами мико она обладала. Разумеется, в силу собственных не самых обширных возможностей, она не допускала, что мико может хорошо удаваться многое, если почти не всё. Однако незнание это означало лишь то, что нужен был запасной план. И, возможно, не один. Ариса даже думала, что, быть может, её мести суждено будет свершиться спустя годы после её смерти. Поэтому, тыкая пальцем волосы ёкая, она приняла два решения: найти учеников и всеми доступными способами попытаться сжить со свету микоками Рюджина. В конце концов, на бога-дракона она тоже была несколько обижена, так что считала свою месть вполне правомерной.
Те, кто говорил о магии тёмных мико, что она проста и незамысловата, вряд ли имели о ней подлинное представление. По крайней мере, Ариса считала многие ритуалы сложными и была не так уж далека от истины. Кроме того, для них требовались куда более труднодоступные ингредиенты, которые нельзя просто взять где попало. Например, болотную воду ей надо было набрать в безлунную ночь, а кровь какого-нибудь ёкая — подошёл бы любой, хотя лучше, конечно, был бы сродственный, но как она знала, ёкаев-змей кроме Казухико особо не осталось — нужно было нацедить в грозу. В общем, собрать всё для зелья было довольно непросто, однако за время своих поисков Ариса сумела отыскать себе двух учеников: Касуми, которой откровенно не доставало духовной силы, да, впрочем, и веры, чтобы стать светлой мико, и Юу, оставшегося сиротой, с которым жизнь обошлась довольно жёстко. Тёмная мико посчитала, что наука её к полу не привязана, а если она сможет привить своё стремление изжить микоками большему числу людей, то и шансы, соответственно, поднимутся.
Уже наступил август, когда для заклинания всё было готово. Ночи были тёплыми и тёмными, пусть небо и пылало тысячами звёзд. Ариса считала, что для тёмного колдовства лучше всего подходят безлунные ночи, и именно такую она и ждала. Конечно, совсем уж идеальным вариантом было бы солнечное затмение, однако тёмная мико понятия не имела, когда ему суждено будет случиться, так что довольствоваться пришлось чем есть. Она начала готовиться ещё засветло: начертила сложную и хитрую печать, собрала и разложила все ингредиенты, проверила волосы. Боясь, что влияние Цветка перекроет её силу, она решила использовать сначала все волосы, но потом подумала, и отложила примерно половину. Ариса решила, если у неё ничего не выйдет, вытащить Казухико к себе и выпытать у него всю правду об этой микоками.
Какое-то странное внутренне чувство всегда подсказывало Арисе, когда именно наступала полночь. Именно в этот момент она начала творить заклинание. Злорадная улыбка кривила лицо тёмной мико, когда она воображала себе, как змей пробирается в истинном своём обличии к микоками и вонзает в неё сочащиеся ядом клыки. Она вовсе не желала ей мгновенной смерти — напротив, Ариса страстно хотела, чтобы она умирала медленно и мучительно, чувствуя такую нестерпимую боль, которая превзошла бы ту, от которой тёмная мико билась, узнав о кончине Ину-но-Тайшо. Она сожалела только о том, что не сможет лично увидеть болезненный и бесславный конец её, если бы, кончено, план удался.
***
Праздник в деревне был похож на любование сакурой. На просторную поляну за деревней крестьяне вынесли циновки, на которых устроились с едой и напитками. Они славили Инари и оставляли небольшие подношения у кромки леса для лис. Перед наступлением ночи Кагоме, Кикио и Сумико исполнили три танца Кагура, напитав всех присутствующих благословением духовной силы. Не прошло и пары дней, как в храме на горе стали появляться прихожане. Кагоме не могла быть на празднике на той стороне бытия, однако уже ночью, когда она собиралась спать, к ней пришёл Рюджин. Он потребовал, так как уже пребывал в лёгком подпитии, чтобы и она выпила с ним. Мико никогда прежде не пробовала саке, но отказать ему не могла — всё же это был бог, к тому же назвавший себя её отцом. Впрочем, хотя они и просидели на внешнем коридоре дома до самого рассвета, напиться Кагоме Рюджин не дал. Да и сам ушёл на своих ногах.
Дни лета сменяли друг друга и были весьма похожи. В храм время от времени приходили люди — кто с чаяниями к богине, а кто за врачеванием к мико. Исцелить наложением рук она, конечно, не могла, но всё же справлялась с болезнями лучше местных лекарей. Постепенно больше людей узнавало о храме и больше людей приходило. Поначалу Сумико порывалась обучать Кагоме, ведь некогда она была врачующей мико. Однако очень быстро сама стала ученицей, перенимая навыки из будущего.
В середине июля в храм пришёл первый ёкай. Он был того же вида, что и Джакен, и явился по случаю произошедшей с ним драки. Как он рассказал мико, ему пришлось отстаивать честь дамы, и в результате его рука оказалась сломана в шести местах под такими немыслимыми углами, что срастись само это никак не могло. Кагоме вправила ему все кости и зафиксировала глиной — гипса ещё не использовали. Впрочем, зажило у ёкая всё куда быстрее, чем срасталось бы у человека: уже через три дня кости оказались целы, и она отпустила его домой.
В безлунную августовскую ночь Кагоме сидела у входа в свой дом и смотрела в небо. Уже некоторое время можно было наблюдать звездопад, но когда луны на небе не было, он казался почти таким же ярким, как фейерверк. Девушка надеялась, что Сещёмару присоединится к ней за этим романтичным и невинным занятием, но он с утра отбыл в западные земли, чтобы решить что-то важное, и она понимала, что он едва ли вернётся раньше полуночи. Кагоме приходилось вставать очень рано, а потому она не могла любоваться небом так долго. Едва ли было пол-одиннадцатого, когда она, глубоко вдохнув свежий, пусть и тёплый, ночной воздух, отправилась спать. Надеясь где-то глубоко в душе, что Сещёмару всё же вернётся раньше, она долго расчёсывала волосы перед зеркалом в своей спальне, а погасив свет ещё какое-то время смотрела на звёзды через окно. Однако к половине двенадцатого сон всё-таки сморил её.
Среди ночи из передней комнаты раздался шум и шипение. Кагоме вскочила и, плотнее завернувшись в юкату, ринулась туда. В шаге от дверного проёма как будто в путах висел огромный чёрный змей с рубиновыми глазами, которые светились в темноте, как тлеющие угли. Увидев Кагоме, он забился, но только запутывался сильнее. Мико осторожно подошла чуть ближе — так, чтобы дотянуться до неё он всё же не мог, но чтобы она могла рассмотреть его. Она нашарила свечу и зажгла, и только после этого достаточно проснулась, чтобы опознать ауру ёкая.
— Казухико? — озадаченно спросила она, глядя на него.
— Кагоме-сама... — он хрипел и шипел, будто почти не мог дышать. — Барьер...
Кагоме сначала поставила сферу из голубоватой пленки вокруг себя, но от этого ровным счётом ничего не изменилось. Тогда она окружила барьером змея, и он обессиленно рухнул на пол. В этот же момент мико обратила внимание, что на стенах потухли какие-то тусклые знаки. Она нахмурилась, озадаченно глядя на них.
— Что стряслось? — наконец спросила она, глядя на Казухико. На его коже появились алые кровавые полосы. — Зачем ты здесь?
— Я... Это тёмная магия... — ёкай всё ещё тяжело дышал. — Что-то заставило меня идти к вам... Кх... Я сопро... угх... Сопротивлялся, но меня бросило в эту форму... ух... Я не могу обратно.
— Зачем тебе надо было прийти сюда? — Кагоме свела брови.
— Я должен был... — он очень глубоко вздохнул. — Должен был вас укусить.
— Зачем? — опешила мико.
— Чтобы мой яд убил вас, — змей скукожился до максимально компактных размеров. — Амулеты сдержали меня. Но если вы сейчас снимите свой барьер, я снова...
— Но как кто-то мог... — девушка нахмурилась. — Для такой тёмной магии разве не нужны твои волосы?
— Да, и я...
— Похоже, это в некотором роде мой просчёт, — раздался голос Сещёмару. А через мгновение он изваянием и сам застыл в проходе. — Припоминаешь, как я поступил с тобой в первую нашу встречу? — дайёкай с нескрываемым неудовольствием посмотрел на змея.
— Да, Сещёмару-сама, — змей повернул к нему голову и тут же опустил глаза. — Поверьте, я бы покинул это место если бы только мог. Сумико...
— Ах, вот ты где! — раздался её голос из-за спины Сещёмару. — Думаешь, данна-сама тебя от меня спрячет? Ну-ка отращивай обратно ноги, и идём!
— Не могу, — почти на грани слышимости отозвался Казухико.
— А ты смоги! — мико просочилась мимо Сещёмару в комнату. — Сколько хлопот доставляешь для данна-сама и Кагоме-сама...
— Я не понимаю, — подала голос Кагоме. — Сещёмару, что значит — твой просчёт?
— В нашу первую встречу я срезал его пучок, да так и оставил его на земле, — дайёкай чуть свёл брови и посмотрел на неё — Видимо, кто-то подобрал его. И теперь решил использовать.
— Но зачем кому-то убивать меня? — непонимающе уставилась на него мико.
— Мало ли может быть надуманных причин, — Сещёмару отвёл глаза. Он не представлял, кто бы это мог быть, однако думал, что стремление убить Кагоме связанно именно с ним.
— Ладно, это можно выяснить и потом, — Кагоме потёрла переносицу. — Сейчас надо понять, как снять с тебя действие этой магии.
Прежде всего оказалось, что если снять барьер святой силы или вынести Казухико из дома Кагоме, он снова начинал бесноваться. Вдобавок, это причиняло ему боль и даже наносило ранения. Вся его блестящая чёрная кожа была исполосована тонкими, сочащимися кровью линиями. Ёкай предположил, что, исполнив приказ, и сам должен был умереть. Сумико и Кагоме довольно долго и так, и этак прикидывали, что же сделать, и в итоге не нашли лучшего способа, чем исчезающая стрела. Мико взяла лук с горы тенгу и вышла из дома. Она по рассказу Сумико детально представила себе круглую чашу на треноге с булькающей дурно пахнущей жижей — от неё должно было нести жжёными волосами, под которой медленно тлели угли. Мико прикрыла глаза и выпустила стрелу вверх. Та мгновенно исчезла. Кагоме сомневалась в успехе, ведь понятия не имела, где цель и как далеко может бить эта техника. Впрочем, ей показалось — или она только так подумала — проявление знакомой ауры бога войны.
С полминуты ничего не происходило, и мико почти готовы были начать новый мозговой штурм, когда тело Казухико окружили мелкие красные искры. Он болезненно зашипел и скукожился. Ещё через полминуты всё прекратилось, и ёкай свернулся на полу. Кагоме осторожно сняла барьер, а затем Сумико вынесла его наружу. Магия перестала на него действовать. Несколько секунд он провёл без сознания, а когда пришёл в себя — наотрез отказался возвращаться в человекообразную форму. Сумико глубоко вздохнула и унесла его. Утром парочка обнаружилась под персиковым деревом: На коленях у мико спал завёрнутый по самую голову в бинт змей. Она призналась, что на нём живого места не осталось, и с глубоким вздохом добавила, что в истинной он исцелится быстрее.
***
Всё вроде бы шло хорошо. По чаше было ясно, что магия подействовала. По идее, это не должно было убить Казухико, однако заклятие начинало истязать его, если он противился исполнить приказ. Ариса думала, что раз уж ей хватило ума оставить часть его волос, то она сможет позже сделать его своим рабом. Ей нравилась идея служения ёкаев мико, а с помощью волос она могла получить над ним большую власть, чем можно достичь при помощи чёток. Тёмная мико посчитала довольно ироничным заставить змея пресмыкаться перед ней. Она успела уйти куда-то далеко в своих мечтах и совсем перестала обращать внимание на чашу. Внезапно прямо над зельем вспыхнуло нечто с ослепительно ярким свечением и обрушилось вниз. Тренога опрокинулась, и зелье разлилось на угли. До этого оно и так неприятно пахло, но теперь воняло невыносимо — гнилью, тухлятиной и жжёным волосом. Магия оборвалась. Со злости Ариса с такой силой пнула чашу, что та отлетела аж в храм, разбрызгав по всему двору остатки зелья и уничтожив печать.
Тёмная мико заозиралась, пытаясь понять, откуда прилетела очищающая стрела. Поблизости никого не было. Не боги же, в самом деле, бросили её с неба. Прежде, когда планы её проваливались, Ариса бесконечно расстраивалась и некоторое время не знала, что и делать. Но в этот раз она, в общем-то, не особо и рассчитывала на успех. Поскольку вокруг и правда не было ни души, а после того, как угли потухли под омерзительной жижей, во дворе её храма стало совсем темно — света звёзд определённо не хватало, чтобы толком рассмотреть стрелу, устроившую весь этот бардак. И Ариса решила пойти спать, а уж утром разобраться с этим. Она не заметила, как от маленькой искорки на древке стрела начала медленно тлеть. Так что на утро её ждало глубокое разочарование в виде горстки пепла и обугленного наконечника.
Ариса желала более всего выяснить две вещи — какая тварь разрушила её заклятие и какими силами обладала та микоками. Почему-то она была почти уверена, что эти два вопроса имеют более глубокую связь, чем ей хотелось бы. Она передумала совершить вторую попытку убить микоками с помощью Казухико, поскольку это, очевидно, не сработало бы. Однако тёмная мико посчитала, что раз уж змей приближен к ней, то можно разузнать от него всё. Да и идея сделать его рабом вовсе не оставила её. Оставив несколько волосков, чтобы они привели его к ней, Ариса из остальных спряла тоненькую ниточку, которую переплела с шёлком. С этой ниткой она собрала приручающие чётки. Это никогда не было её сильной стороной, однако она посчитала, что на простого ёкая сил её будет достаточно. Ариса понимала, что Сещёмару она смогла бы, возможно, сдержать своей печатью, но вот приручить его ей бы точно не удалось. Зато с Казухико она рассчитывала справиться.
Тёмная мико решила отложить призыв Казухико на пару месяцев. Она достаточно спешила в исполнении прежних планов, чтобы извлечь из этого правильный урок — торопиться не надо. Так что она тщательно готовилась к тому, чтобы провести всё правильно. Вдобавок, она думала, что если ничего не сделать сразу после первого нападения, то микоками и её помощники расслабятся. А наносить удар лучше всего тогда, когда его никто не ждёт. Время, как считала Ариса, работало на неё.
