Долгий-долгий путь к вечности

      Когда Нао привёл Кагоме к Рюджину в её свадебном одеянии, бог-дракон на несколько мгновений замер. Сама микоками не могла видеть себя — зеркал в храме практически не было. Рюджин подошёл к ней и жестом попросил повернуться.              — Великолепная работа, Нао, — улыбнулся он. — Ты умудрился сделать мою дочь ещё прекраснее, чем она есть.              — Разве это возможно? — склонил голову шелкопряд, пряча довольную улыбку.              — Ну, тебе, как видишь, удалось, — хмыкнул Рюджин.              В этот момент пришла Инари. Несколько мгновений, когда она только зашла в зал, она казалась недовольной чем-то, однако стоило ей увидеть Кагоме, как лицо богини озарилось и она прибавила шаг. Приблизившись, Инари столь же внимательно, как и Рюджин, осмотрела Кагоме со всех сторон и так же похвалила Нао. Затем она увела Кагоме назад, в ту комнату, где она одевалась. Микоками думала, что кимоно нужно будет снять, но Инари велела этого не делать. Благодаря меткам, макияж Кагоме не требовался, но оставлять волосы распущенными было нельзя, и богиня взялась расчёсывать их. Длинные, густые, они требовали долгого времени, чтобы стало возможно уложить их в банкин-такашимада. И это заняло у них всё время до самого начала пира.              В самом начале празднования Онихиме привела Сещёмару к невысокому ступенчатому подиуму. Ступеней в нём было всего три — на самой верхней стояли два красных столика для жениха и невесты, на второй был лишь один — для Оокунинуши, поставленный боком, а на нижней было два стола со стороны невесты для Рюджина и Инари и один напротив них для Онихиме. Глава Идзумо уже сидел на своём месте, и пришедшие дайёкаи опустились перед ним на колени, низко склонив голову. Оокунинуши кивнул, поднимаясь. Сещёмару и Онихиме остались стоять на нижней ступени. Длинным коридором от подиума стояли с двух сторон столы. Сначала в самом конце его появилась Инари. Она не делала никаких жестов, однако дорожка за ней оказалась усыпана рисом. Богиня остановилась на нижней ступени и поклонилась Оокунинуши, однако садиться, как и он, и Онихиме, не стала.              Рюджин сиял, как поверхность океана в ясный день. Он медленно, давая возможность каждому гостю рассмотреть Кагоме, вёл её к подиуму. Кагоме улыбалась и смотрела только вперёд. Там, так же не замечая ничего вокруг и глядя лишь на неё, стоял Сещёмару. Когда бог-дракон наконец подвёл её, они поклонились Оокунинуши. Глава Идзумо молча взял руки дайёкая и микоками и скрестив запястья соединил ладони. Из его рук спустилась алая лента. Обвив ей запястья Сещёмару и Кагоме, Оокунинуши завязал узел, а затем Онихиме и Инари затянули его, чтобы лента не развязалась. После этого жених и невеста прошли на самую верхнюю ступень подиума.              Как только Сещёмару и Кагоме уселись, сиятельный глава Идзумо широко улыбнулся им и кивнул. Затем он развернулся к гостям и взмахнул руками.              — Восславим этот союз, благословлённый богами Идзумо и лично мной!              Гости подняли пиалы, склоняя головы, а затем выпили. Чинная тишина мгновенно разрушилась: со всех концов доносились громкие тосты и поздравления, причём, не было даже похоже, что слова обращены к молодым. Откуда-то послышалась музыка, и гости развеселились ещё больше. По ощущениям Кагоме, едва ли прошло больше двух часов, когда мероприятие превратилось в неуправляемый разгульный пир. Поначалу гости сидели в определённом порядке, но к этому времени все уже перемешались. Единственным, что было стабильным — пили ёкаи и боги, не переставая. Онихиме, Инари и Рюджин тоже просидели отдельно недолго — примерно через час после начала смех демоницы доносился откуда-то из группы драконов, Рюджин и Райдзин пытались перекричать друг друга, а Инари и Аме-но-Удзуме затеяли танцы.              — Они давно не веселились, — заметил Оокунинуши. — По крайней мере, таким образом.              — А вы? — повернулась к нему Кагоме.              — И я тоже, — кивнул бог и выпил. — Но я не могу просто пойти туда.              — Почему? — Сещёмару тоже повернулся.              — Потому что... — Оокунинуши задумался, потом окинул взглядом веселящихся гостей и резко. — И правда, почему это?              Молодожёны остались на подиуме вдвоём. Они всё так же держались за руки, а их запястья были связаны, так что они не могли отойти друг от друга. Сещёмару потёр ладонь Кагоме большим пальцем.              — Как думаешь, как долго нам обязательно присутствовать? — тихо спросил он.              — Ты что, хочешь сбежать с собственной свадьбы? — усмехнулась она, сжимая его руку в ответ.              — Ну... Оокунинуши-ками-сама уже объявил наш союз свершившимся, — протянул демон. — Так что свадьба уже состоялась. А это всего лишь пир в её честь. Не похоже, чтобы мы были всем им действительно нужны.              — Наверное, ты прав, — микоками улыбнулась. — Мы сможем уйти, когда лента впитается. Мы с тобой и так были связаны красной нитью, а это как бы... Наша с тобой божественная связь. Когда она полностью проникнет в нас, мы будем вроде бы как едины.              — И мы будем вместе вечность? — с надеждой спросил Сещёмару.              — Мы не сможем оставить друг друга, даже если очень захотели бы, — кивнула Кагоме.              День и ночь не отличались на той стороне бытия. Лента на запястьях исчезла тогда, когда веселье потихоньку начало угасать: некоторые были настолько пьяны, что уже спали, а другие дошли до разговоров о жизни и философии. На Сещёмару и Кагоме никто не обращал внимания. Они поднялись и направились к Рюджину. Бог-дракон осмотрел их пьяно-счастливым взором и посоветовал вернуться домой. А потом добавил, чтобы возвращались через несколько часов, когда присутствующие начнут приходить в себя — тогда настанет время дарить подарки.       

***

      Прежде чем вернуться в храм Рюджина, Кагоме решила навестить Кикио. Она не заглядывала уже несколько дней — всё то время, что провела на той стороне бытия. Сещёмару идти с ней не захотел и остался ждать её дома — в их замке. Микоками вернулась в свой храм через склад, соединявший стороны бытия. А на этой стороне бытия стеной шёл дождь. В небе громыхало, и Кагоме заметила пару тонких молний. Они не были пугающе ветвистыми, грозящими устроить пожар или обвал. И микоками подумала, что это, должно быть, Райдзин бушевал.              Послышался шум, и Кагоме быстро скрыла лицо за маской. Люди того самурая, как и он сам, всё ещё были здесь. Кагоме подумала, что здесь нужно будет кого-нибудь поселить, чтобы за храмом присматривали. Они вышли из-за главного здания и остановились, увидев её. Тот самый самурай отделился от группы и направился к ней. Капли дождя быстро пропитывали его волосы и одежду. Кагоме только теперь обратила внимание, что на неё вода не капает.              — Микоками-сама, — склонился он.              — Ах да... — протянула Кагоме, делая шаг к нему. — Я обещала тебе помочь.              — Скажите, та девушка... Та, что привела меня сюда, — Такаюки выпрямился и посмотрел в прорези маски. — Из какой она семьи?              — Она сирота, — микоками склонила голову набок. — Её воспитывала жрица в деревне, но она скончалась два года назад.              — Других родных у неё нет? — мрачно уточнил самурай.              — Увы, — вздохнула Кагоме. — Прошло больше тринадцати лет с тех пор, как её семью задрали волки.              — Это ужасно... — Такаюки опустил голову.              — Думаешь, она тебе по статусу не подходит? — микоками поморщилась, но из-за маски этого нельзя было увидеть.              — У меня хватает врагов, — самурай вздохнул. — Если они не смогут использовать семью моей жены против меня — я только выиграю. А раз рассказать, кто её родители, никто не может, можно любую историю придумать.              — Например, что её приёмным отцом был Лорд западных земель Сещёмару-сама? — усмехнулась Кагоме.              — В такое никто не поверит, — усмехнулся в ответ Такаюки.              — Забавно, что правда кажется самой невероятной из всех вариантов, — отозвалась микоками. — Тебе посчастливилось встретить предназначенного судьбой человека. Не упустите этого.              Кагоме улыбнулась под маской и обошла озадаченного самурая. Дождь был тёплым и нёс в себе жизнь — даже не касаясь его, микоками могла это ощущать. Она оттолкнулась от земли и заскользила вниз с горы, к деревне. Крестьяне работы в поле не прекратили, скорее наоборот — казалось, никто не оставался дома несмотря на грозу. Кагоме незаметно слетела к заднему ходу дома Кикио и Инуяши. Полудемона, её деверя, дома не было, а Кикио лежала на подушках. Она выглядела довольно неплохо, хотя и была бледна.              — Как ты? — опускаясь на колени рядом, спросила микоками.              — Меня тошнит по утрам, — улыбнулась Кикио. — Но Санго-сан говорит, что с ней было также.              — Это действительно нормально, — кивнула Кагоме. — Мне бы очень хотелось облегчить твоё состояние, но, к сожалению, я не могу.              — Я счастлива чувствовать всё это, — призналась жрица-ханьё. — Ведь я думала, что никогда не стану матерью.              — Но тебе не обязательно было торопиться с этим, — улыбнулась микоками. — Ты пьёшь отвары?              — Да, хотя Инуяша жалуется на запах, — чуть поморщилась Кикио. — Говорит, там какая-то гадость.              — Что б он понимал, — фыркнула Кагоме. — Однако, это беспокоит меня. Не хочу, чтобы он из дури своей не донёс тебе лекарство. Ты точно не хочешь перебраться в храм?              — Я не думаю, что буду там на месте, — отвела глаза жрица. — Вы ведь только...              — Мы больше не живём на этой стороне бытия — храм пуст, — прервала её микоками. — Я появляюсь там, как божество храма, но даже за его пределами я им останусь. Напротив, мне даже нужно, чтобы там кто-нибудь жил.              — Я... Мы подумаем об этом, — кивнула Кикио.              — Что ж, у меня ещё дела сегодня. — усмехнулась Кагоме. — Надо что-то сделать с этим дождём, пока он из живительного не перешёл в убийственный. Обязательно хорошо ешь и пей отвар!              Кикио кивнула, и микоками выскользнула из их хижины. Дождь всё так же не касался её, и на этот раз она не стала скользить вдоль земли, а обратилась белым шаром и в один прыжок-перелёт добралась до храма. Стена дождя уже сомкнулась за её спиной, когда в хижину влетел Инуяша. Он вымок до нитки, с волос, в которых запутались какие-то мелкие ветки, текло ручьями, низ брюк был в грязи. Он поставил большой кувшин в передней комнате у очага и сам сел там же — согреться и обсохнуть.              — Кагоме была здесь? — спросил он, потянув носом воздух.              — Только ушла, — отозвалась Кикио из задней комнаты. — Правильнее говорить о ней Кагоме-сама.              — Не могу к этому привыкнуть, — вздохнул ханьё. — Что она приходила?              — Хотела меня проведать, узнать, как проходит беременность, — говорить из разных комнат приходилось громко. — И она предложила перебраться в храм.              — Я понимаю, что мы с Сещёмару вроде как примирились, однако жить с ним... — недовольно заметил Инуяша. — Мы с ним всё же не настолько близки, знаешь ли.              — Она сказала, что они живут теперь на той стороне бытия, — отозвалась Кикио. — Вряд ли вы будете встречаться чаще, чем сейчас.              — Раз так... — протянул Инуяша.              Не то чтобы ему не нравился дом, в котором они жили с Кикио — прежде всего, в нём была сама Кикио, и этого ему, в принципе, было достаточно. Однако перспектива переехать в опустевший храм Инари была довольно интересной. Возможно, там всё ещё будут находиться Сумико и Казухико, но и они тоже жили на той стороне, так что на этой они были бы только вдвоём. Инуяша действительно не хотел жить вместе с Сещёмару, однако он понимал, почему Кагоме предлагала им и именно им туда перебраться — там должен был кто-то жить. Хотя бы какое-то время. И микоками, видимо, считала, что они были лучшим вариантом.              Недавно Инуяша заметил, что он не так вечен, как старший брат. Собственно, он и не знал, сколько на самом деле лет Сещёмару. Спрашивать его самого было неловко, так что полудемон ещё до перерождения Кагоме посетил Миогу, у которого хотел выведать всё. Старик поначалу говорить вообще не хотел, а потом всё же рассказал кое-что. Возраста Сещёмару он, впрочем, не выдал, однако подтвердил подозрения Инуяши о том, что как ханьё он гораздо более смертен, чем дайёкай. Он сказал, что Инуяша проживёт, возможно, ещё лет триста и что Кикио ждёт та же судьба. Верить в это ханьё не очень-то хотелось, однако он действительно заметил, что его жизнь конечна. Он не говорил об этом с Кикио — никак не мог собраться с силами. Да и как сказать, что она снова умрёт, пусть и нескоро, когда она уже побывала мёртвой? Ему просто не удавалось найти слов. А теперь она была беременна, и разговоры о смерти точно не были хорошей темой для беседы. Он решил, что расскажет ей потом, когда малыш уже появится на свет.              Инуяша просидел у очага около часа, прежде чем полностью высох. Он выпутал ветки из волос и отряхнул брюки, и только после этого прошёл к Кикио. Нормальный цвет уже вернулся к её лицу, и она улыбалась, глядя в окно. Дождь заканчивался, и тучи расходились, выпуская солнечные лучи, которые рисовали яркую радугу.              — Давай и правда переберёмся туда, — тихо произнёс Инуяша, подходя к ней. — Когда тебе будет получше.              — Мне и так лучше, чем когда-либо, — она улыбнулась ему, и как будто радуга коснулась её губ. — Я ведь ношу нашего ребёнка.              — Я о том, чтобы ты смогла дойти, — он покачал головой. — Не просить же их.              — Зря ты так, — шире улыбнулась Кикио. — Я думаю, они бы не отказались.              — Ну, так и скажи ей, когда она снова придёт, — буркнул Инуяша.              Он уселся ей за спину, так чтобы Кикио могла лечь головой на его грудь, а он мог положить ладони на её живот. Почему-то так ей становилось лучше. Живот её ещё совсем не округлился, но Инуяша чувствовал под ладонями новую жизнь. И ему уже действительно не важно было, мальчик это или девочка — главное, что это был его ребёнок, его продолжение. Их с Кикио.       

***

      Райдзина штормило. В какой-то момент он, как и все остальные гости Рюджина, напрочь забыл, по какому поводу веселье, и надрался просто так — от души. И вот теперь, когда он начал приходить в себя, его штормило. Нет, ему не было плохо и состояние не раздражало и не гневило его, однако где-то из-за него шёл основательный такой ливень. Бог грома постарался сфокусироваться. Перед ним стояла невероятной красоты особа. И вот её вид как раз и напомнил ему, что же привело к такому состоянию — это была та самая микоками Рюджина и Инари, которую выдали замуж.              — Райдзин-сама, — она протянула ему большую пиалу. — Выпейте. Вам станет лучше.              Бог грома принял пиалу и принялся пить. Там оказалась вода. Однако она была такой, что ему казалось, будто ничего вкуснее он никогда в жизни не пил. От этой воды и правда какое-то умиротворение раскатилось по всему его существу, и похмелье как будто исчезло. Райдзин встряхнулся и прекратил дождь.              — Слухи о вас лгут, — улыбнулся он. — Вас надо увидеть, чтобы понять это.              — Я вас не понимаю, — смутилась Кагоме.              — Не важно, — отмахнулся Райдзин и улыбнулся.              Он осмотрелся. Остальные гости тоже пили воду из рук Рюджина, Инари и супруга микоками — бог грома сходу не смог припомнить его имени — и приходили в себя. Кагоме поклонилась ему и направилась к следующему гостю. Двор храма бога-дракона оживал и наполнялся шумом. Боги и ёкаи готовились дарить подарки молодым и бурно обсуждали это. Сами же молодые, обойдя гостей с пиалами, прошли к одному из зданий храма. Распахнув его двери, микоками предложила каждому войти и оставить подарок в зале. Когда очередь дошла до Райдзина, он вошёл в зал, где снова поздравил их. Он достал из кармана небольшую серебряную молнию.              — Гнев может погубить вас, юная микоками Кагоме, — произнёс он. — Среди богов мало кто знает о гневе больше моего. И я хочу оградить вас от этого. Когда вы почувствуете гнев, сожмите эту молнию, и она заберёт его. А потом, когда будет гроза, просто вынесите её под дождь. Так вы никогда не сойдёте с ума.              — Спасибо, — низко поклонились ему Кагоме и Сещёмару.