IV. Храм Инари 77. Любовь
22 января 2022 г. в 07:00
Свадьба Сещёмару и Кагоме в действительности являлась формальным поводом для того, чтобы устроить большой пир. В храме Рюджина на той стороне бытия было достаточно места для того, чтобы принять множество гостей, и бог-дракон не поскупился на это мероприятие. Впрочем, яств планировалось не так уж и много, зато вот бочек с саке... Кагоме должна была провести несколько дней в храме Рюджина перед этим событием. Она снова ушла к озеру, чтобы немного помедитировать там, и оказалось, что время на этой стороне очень разительно отличалось теперь от привычного ей течения. Когда она закончила, оказалось, что назначенный день уже завтра. Кагоме вернулась в храм, к тому самому зданию, где были её покои. Там стояла мать Сещёмару. Она выглядела безупречно, и сколько бы не ждала в действительности, казалось, будто она только остановилась здесь, чтобы взглянуть на сад. Кагоме натянула на лицо приветливую улыбку и подошла.
— Приветствую вас, — произнесла она, останавливаясь рядом.
— Здравствуй, — отозвалась демоница. — Нам бы хотелось выпить чаю. Ты можешь приготовить его?
— Могу, — пожала плечами микоками. — Прошу вас.
У Кагоме не было специальной комнаты, где бы она принимала гостей или подавала чай. Впрочем, она здесь, внутри, никого и не принимала. С Нао они только занимались ткачеством, а вот если к ней кто-то приходил, то чай она приглашала пить в небольшую беседку в саду. Но почему-то матери Сещёмару Кагоме решила предложить его именно в большом зале на первом этаже. Оставив её, микоками вышла в кухню, чтобы вернуться с чаем и заваркой.
— У меня только чай, — улыбнулась она. — Я никого не ждала до завтра.
— Мы принесли сладости, — отозвалась демоница, и Кагоме только теперь заметила небольшую коробку у неё в руках. — Кажется, мы были резки при нашей прошлой встрече.
— Кажется, и я не была мягкой, — отозвалась микоками.
Они обе таким образом избегали того, чтобы признавать свою неправоту и приносить извинения, однако давали понять, что считали прошлую встречу незадавшейся. Демоница долго молчала, рассматривая чай в чашке. На его поверхности вертикально торчала чаинка, предвещая удачу, и она чуть удивлённо смотрела на неё.
— Онихиме, — вдруг произнесла она. — Мы впервые называем своё имя мико, — демоница посмотрела прямо в глаза Кагоме и добавила с вызовом: — Что ты с этим сделаешь?
— Ничего, Онихиме-сан, — пожала плечами Кагоме. — Мы ведь не враги.
— А если бы были? — демоница изящно чуть склонила голову набок.
— Полагаю, тогда вы бы ко мне сюда не пришли, — улыбнулась микоками. — Не думаю, что вы бы вообще пришли ко мне.
Практически всё время с тех самых пор, как была снята печать Магацухи, Кагоме держала свою силу под контролем. И Рюджин учил её тому же — управлению и контролю. И лисы в тот первый день перерождения тоже говорили с ней об этом. Микоками вовсе не нужно было, чтобы при одном только приближении к ней всякий чувствовал её силу. Однако иногда, как сейчас, имело некоторый смысл перестать удерживать её. И Кагоме всего на пару секунд отпустила контроль. Глаза Онихиме расширились, и она взглянула на микоками так, будто впервые увидела её. Когда сила снова оказалась под контролем, демоница всё же сделала первый глоток чая. Она почувствовала, как тёплая волна прокатилась по всему её телу.
— Как ты сделала это? — тихо спросила Онихиме.
— О, это просто чай, я... — начала было Кагоме, но демоница перебила её.
— Нет. Как ты пробудила в Сещёмару душу?
Матушка Сещёмару очень давно не позволяла своему лицу принимать иного выражения, чем надменной полуулыбки. Её родители считали удачной сделкой её брак, но она никак не могла полюбить Ину-но-Тайшо. Когда они только стали парой, она хотела этого, но его вечно не было — он был занят завоеванием западных земель. Потом она забеременела и думала, что всё изменится, но этого не произошло. И маска холодной отрешённости прилипла к её лицу. Она хотела, чтобы Сещёмару любил её, но сама не могла дать ему этого. Его отец постепенно отдалился от неё, не принимая особого участия в воспитании сына — как будто не хотел привязываться к нему. А Онихиме видела Сещёмару похожим на отца, и переносила на него свою обиду на холодность Ину-но-Тайшо. Однако тогда, тринадцать лет назад, она увидела и то, что душа его сына разбужена. С тех пор они не виделись, но эта мысль не давала ей покоя. Она хотела знать, как это случилось. Как этого достичь.
— Я не знаю, — вздохнула Кагоме. — Я не сделала ничего особенного.
— Неужели? — не поверила Онихиме. — Почему тогда он был готов отдать свою жизнь за твою?
— Я не знаю, — повторила микоками. — Но я тоже была готова на это.
Демоница сделала ещё один глоток чая, и тепло вновь окутало её. Она глубоко вздохнула.
— Он никогда не любил нас, — призналась она.
— Кто? — не поняла Кагоме.
— Никто, — грустно усмехнулась Онихиме. — Ни муж, ни сын. Хотя, надо полагать, и мы их не любили...
— Ничего не могу сказать о вашем муже — я недостаточно хорошо знала его, — вздохнула микоками. — Но Сещёмару любит вас... Ну, в его сложном понимании этого. Иначе он бы не стал считаться с вашими чувствами.
— Ты знала Ину-но-Тайшо? — удивилась демоница.
— Совсем немного, — вздохнула Кагоме.
— Но как это возможно? — удивилась Онихиме. — Он погиб задолго до того, как ты родилась.
— Вы даже не представляете, насколько, — поморщилась микоками.
Её взгляд скользнул к руке Онихиме, в которой демоница держала чашку. На её мизинце была видна красная нить. Она была почти прозрачной и исчезала где-то в нескольких шагах, однако она не была оборвана. Если бы тот, к кому она тянулась, был мёртв — Кагоме уже приходилось видеть это — нить бы оборвалась и была бы завязана в узел на пальце. Но эта уходила куда-то. К кому-то вполне живому. Микоками так озадаченно смотрела на руку демоницы, что та не могла не заметить этого.
— Уж не треснула ли чашка у нас в руках? — как будто обеспокоенно спросила она.
— Нет-нет, — встрепенулась Кагоме. — Ничего такого. Вы... Никогда не думали, что ваша судьба вовсе не Ину-но-Тайшо?
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Онихиме.
— Просто... Как бы это сказать? — микоками озадаченно свела брови. — Кажется, душу ёкаев пробуждает любовь. Их истинная судьба. Тот, с кем они связаны красной нитью.
— И ты думаешь, что для нас это был не он? — демоница отставила чашку и чуть подалась вперёд. — А кто?
— Я не знаю, — Кагоме пожала плечами.
— Ты ведь видишь это, да? — догадалась Онихиме. — Видишь нашу красную нить?
— Да, — микоками кивнула. — И могу сказать, что она ведёт к кому-то живому.
Они помолчали. Онихиме думала о том, что прийти к невестке и поговорить было, возможно, самым правильным решением за последние несколько лет. А может, и довольно много лет. Она считала, что смогла вырастить Сещёмару достойным мужчиной, достойным Лордом, однако когда она видела его несколько дней назад, гнев охватил её не только потому, что он ничего не сказал ей о своей возлюбленной. Онихиме увидела, как он вырос, как стал действительно великим, тем, перед кем готовы были склоняться не из страха, но уважения. Потому что у него теперь была душа — страстная, сильная душа настоящего воина. Настоящего Лорда. Настоящего мужчины. Такая, какая была у его отца. Когда-то Онихиме восхищалась Ину-но-Тайшо, но после слов микоками о том, что он вовсе не был её судьбой, она неожиданно осознала, что никогда не любила его. Да и вряд ли могла вообще полюбить. Кагоме была права — душу ёкаев могла пробудить только любовь. А её никто не любил: ни родители, которые продали её, ни муж, которому она досталась. И Онихиме не могла полюбить ни Сещёмару, ни его отца, потому что не была связана с ним и не имела души. Где-то глубоко внутри она почувствовала болезненный укол, и ей захотелось плакать.
— Кажется, я поняла, что ты сделала, — произнесла демоница. — Хотя сомневаюсь, что ты сама понимаешь.
Кагоме вопросительно посмотрела на неё, но Онихиме больше ничего не сказала. Она молчала довольно долго и медленно пила чай. А Кагоме не отводила от неё взгляда. Почему-то затянувшееся молчание не казалось натянутым и неловким, и его не хотелось как-то заполнить. Матушка Сещёмару была, безусловно, очень красива, и микоками думала, что он больше на неё похож, чем на отца. Изящество и класс чувствовались в каждом её движении, каждом взгляде и даже дыхании. И глядя на неё, Кагоме понимала, почему Сещёмару был таким в их первую встречу.
В двери дома постучали. Кагоме удивлённо изогнула бровь, извинилась, что вынуждена оставить гостью, на что Онихиме только улыбнулась, и пошла открывать. За дверью стоял Ранмару. Кагоме улыбнулась ему и предложила войти. Взгляд её невольно скользнул по руке, а затем глаза непроизвольно округлились — красная нить Ранмару, которая прежде вилась в неизвестность, теперь чётко вела к Онихиме. Микоками захотелось найти того, кто соединяет судьбы, и задать ему несколько очень сложных вопросов. Впрочем, возможно, именно этот кто-то и привёл дракона сюда именно в этот самый момент.
— Мы пьём чай, — наконец изрекла Кагоме. — У тебя ко мне какое-то срочное дело?
— Я хотел сказать тебе, что Рурико беременна, — очень серьёзно отозвался он. — Ты же понимаешь, что это значит, Кагоме-сама?
— Она в северных землях? — нахмурилась микоками, и дракон отрицательно помотал головой. — А где?
— Родители и я убедили её, что ей будет лучше у тебя в храме. Мы были не правы?
— Да, разумеется, — Кагоме улыбнулась и чуть сжала его плечи. — А что насчёт отца ребёнка?
— Нам она ничего не сказала, — он отвёл глаза. — Может, тебе скажет.
— Мне нужно осмотреть её сегодня... — пробормотала микоками. — Или нет? Она приедет завтра?
— Матушка говорит, что всё в порядке, так что тебе не нужно бросаться к ней прямо сейчас, — улыбнулся Ранмару. — И завтра она приедет. Этого события она бы не пропустила.
— Кагоме-сама, — раздался неожиданно голос Онихиме. Микоками обернулась и недоумённо уставилась на неё. — Что? — чуть удивлённо приподняла бровь демоница. — Ты ведь божество. Естественно звать тебя так. Мы, пожалуй, получили то, зачем приходили.
— А зачем вы приходили? — не поняла Кагоме.
— Мы хотели кое-что услышать и понять, — отозвалась она. — А ты сказала нам, возможно, даже больше, чем мы рассчитывали. А это?.. — демоница окинула слегка заинтересованным взглядом гостя. — Ты тот дракон, что был с Сещёмару тогда, верно?
— Верно, — кивнул он. — Ранмару. Несколько удивлён, что вы меня запомнили.
Онихиме улыбнулась уголками губ, обогнула их и вышла. Ранмару проводил её взглядом, а затем озадаченно нахмурился.
— Что это она к тебе приходила? — спросил он, снова повернувшись к Кагоме.
— Я не совсем поняла, — отозвалась она. — Похоже было на заключение как минимум перемирия. А что?
— Ничего... — задумчиво протянул дракон. — Ну, новости я принёс, так что пора мне возвращаться. Завтра увидимся.
— А до завтра новость потерпеть не могла? — скептически поинтересовалась Кагоме. — Я теперь буду беспокоиться о Рурико.
— Могла, — Ранмару озадаченно почесал в затылке. — Но я почему-то решил, что надо сообщить сегодня.
— Интересно, почему?.. — пробормотала микоками.
Они попрощались, и дракон, обратившись в истинную форму, улетел. Кагоме не знала, есть ли у драконов дом и на этой стороне бытия, но предполагала, что должен был быть. Впрочем, теперь у неё было время и возможность узнать это — впереди была вечность. Кагоме убрала чашки и нетронутые сладости на кухню, а затем вышла во двор. Когда она только пришла, вид матушки Сещёмару так заворожил её, что она и не заметила всей той суеты, которая царила в храме Рюджина. Все его шикигами — а их было не меньше сотни, наверное — занимались приготовлениями и то и дело сновали по двору в разных направлениях. Когда речь шла о приёме, Кагоме хотела поучаствовать в организации, но её отец решительно эту попытку пресёк. Он сказал, что они с Инари давно не занимались устроением чего-то подобного и потому хотели сделать всё в лучшем виде. Не то чтобы Кагоме было всё равно, каким будет это торжество, однако для неё важнее было то, что Сещёмару перестал сторониться её, и теперь они действительно были вместе. Так что если Рюджину и Инари хотелось устроить всё на свой вкус, она не стала спорить.
Торжество должно было проходить во дворе под открытым небом. Кагоме не знала даже, сколько будет гостей, но судя по тому, сколько готовили столиков — много. Очень много. Вечером прибыла Инари с тремя своими дочерьми. Они были значительно старше Кагоме, и она чувствовала это. Богиня познакомила её с сёстрами — Аки, Аой и Мидори. У всех у них были несколько лисьи черты лица и красные метки, как у неё, только без драконьих чешуек. Представляя её, Инари заметила, что у неё единственной не цветное имя. Потом она попросила напоить девушек чаем, а сама удалилась к Рюджину.
Старшей из сестёр была Аки. Кагоме показалось, что ей должно было быть около четырёхсот лет, впрочем, Аой и Мидори были ненамного младше. Кагоме казалось, что младшие настроены к ней доброжелательно, а вот старшая как будто была недовольна. Когда они вошли в зал, Аки вдруг неприязненно поморщилась.
— Что это у тебя тут псиной пахнет? — изрекла она, принюхиваясь.
— Незадолго до вашего прихода заходила матушка Лорда западных земель, — отозвалась Кагоме. — Она ядовитая собака.
— А, вот как, — протянула Аки. — Ты ведь была мико до перерождения, верно?
— Верно, — кивнула она.
— У тебя были приручённые демоны? — продолжила допрос старшая сестра. Кагоме это уже не нравилось, но она медленно кивнула, и Аки продолжила: — Видишь ли, поскольку я старшая сестра, младшие должны подарить мне подарок после перерождения. И я хочу твоих приручённых ёкаев. Сколько их там у тебя?
— Сколько бы ни было, я их не отдам, — решительно заявила Кагоме.
— Хочешь нарушить порядок? — Аки сощурилась и резко приблизилась.
— Если таковой существует, я не намерена нарушать его, — ровным тоном отозвалась Кагоме. — Но приручённые мной ёкаи не вещи. Я не могу их подарить.
— Но я хочу именно их, — топнула ножкой Аки. — А раз я хочу ёкаев, то ты должна мне их подарить. Таков порядок — младшие сёстры должны подарить старшей, чего она хочет. Так заведено среди детей Инари-ока-сама.
— Ну, раз так, то Кагоме будет старшей из моих дочерей, — раздался голос богини. — Хотя никакого подобного порядка я не заводила.
— Инари-ока-сама! — воскликнула Аки. — Но разве младшие сёстры не должны выразить уважение старшей?
— Как мои дети вы трое равны, — пожала плечами Инари. — Однако Кагоме дочь Рюджина вдобавок и в отличие от вас была человеком. Так что если кого теперь и считать старшей, то её.
— Так мы, стало быть, не должны были ничего дарить Аки? — спросила Мидори.
— Конечно, нет, — нахмурилась богиня. — Разве что вы сами хотели этого. Кагоме, там принесли твоё кимоно на завтра. Сходи примерь. Я думаю, мне есть о чём поговорить с девочками.
— Да, Инари-ока-сама, — поклонилась она и вышла.
В нескольких шагах от входа в её дом стоял Нао. Он впервые был не в привычном пепельного цвета одеянии, а в чёрном шёлковом кимоно с вышитым серебром узором журавлей. В руках у него был огромный деревянный ящик, а сам он сиял почти так же ярко, как озеро двух миров. Кагоме направилась прямо к нему.
— Инари-ока-сама сказала, что принесли моё кимоно на завтра...
— Да, вот оно, Кагоме-сама, — Нао чуть приподнял ящик. — Идёмте. Рюджин-ками-сама велел мне проводить вас в покои в храме.
Комната, которую выделил для примерки Рюджин, была совершенно пустой, если не считать невысокой подставки для ящика с кимоно. Нао поставил его, щёлкнул замочком и откинул крышку. Кагоме показалось, что содержимое светилось. Шелкопряд отступил на шаг, давая ей подойти и рассмотреть одежду. Микоками приблизилась и осторожно заглянула внутрь ящика. Сверху лежала тонкая юката из гладкого шёлка, такая белая, что и правда как будто светилась. Кагоме бережно приподняла её за плечи — ткань оказалась ещё и очень лёгкой.
— Эта нижняя юката, — произнёс Нао. — Переоденьтесь и позовите меня — я помогу вам надеть остальные.
Кагоме обернулась к нему, но успела заметить только как он исчез за дверью. Она переоделась, плотно под самое горло подтянув ворот. Ниже оказалось тоже белое кимоно, только уже с широкими рукавами. Вдоль ворота и края рукавов была пущена изящная вышивка перламутровыми нитками с узором кленовых листьев. Она была такой гладкой, как если бы была выткана вместе с тканью. Впрочем, это могло быть и так. Кагоме несколько засмотрелась на рисунок и потеряла счёт времени.
— Кагоме-сама? — раздался из-за двери голос Нао. — Вы готовы?
— А, да... — отозвалась она. — Засмотрелась...
Когда шелкопряд вернулся в комнату, микоками уже натянула на плечи второе кимоно. Она повернулась к нему лицом и резко отпрянула, не сразу узнав его. Впервые она увидела его в человеческой форме. Крылья Нао исчезли, усики тоже. У него оказалось изящное лицо с тонкими аристократическими чертами, а глаза были тёмными, почти чёрными. Серебристо-серые волосы были собраны в пучок, и только одна совершенно чёрная прядь была выпущена у лица.
— Последний раз я принимал эту форму лет, наверное, сто назад, — улыбнулся он.
— Я тебя не сразу узнала, — улыбнулась Кагоме. — Я сама с ним не справлюсь.
Нао кивнул и быстро подошёл к ней. Ловко завязав второе кимоно, он достал третье и, не дав Кагоме рассмотреть его, надел на неё. Это тоже было белого цвета. Шёлковая ткань была действительно выткана с перламутровой нитью узорами пар бабочек, с которым перекликалась вышивка полупрозрачным серебром. Его Нао перевязал широким белым оби. И наконец он достал последнее кимоно — алое с белым подбоем. Оно было расшито журавлями так искусно, что казалось, птицы с него вот-вот улетят.
— Никогда прежде ничего подобного не делал, — признался шелкопряд.
— Но ты сделал нечто воистину великолепное, Нао-сенсей, — Кагоме не могла даже посмотреть на него, не в силах оторвать взгляд от своего наряда.
— Я очень боялся того дня, когда вы умрёте, — признался шелкопряд. — Я предполагал, что затеял Сещёмару-доно, однако не знал наверняка. И если бы вы не возродились, я, вероятно, пал бы во тьму. Я знал это. Поэтому я... Невероятно счастлив видеть вас сейчас такой.
Кагоме не нашлась с ответом и только мягко улыбнулась ему в ответ. Они постояли так несколько секунд, а потом шелкопряд спохватился и сказал, что надо показать её Рюджину и Инари, так что вывел микоками из комнаты и повёл вниз, в главный зал храма.