Nuit sois plus lente

      Последующие дни плаванья были ясными и благотворно влияющими на состояние пассажиров лайнера. Что бы кто не говорил, а океанский воздух и круиз — сильнейшие целительные снадобья против хандры, усталости и душевных потрясений. Что там говорить, это заживляет любые раны. Океаны, моря и корабли — самые манящие и чарующие создания Бога и человека. Не каждому дано прочувствовать это, полюбить их такой любовью, какой любят лишь человека, но счастливцы те, кому однажды открылось таинство всего этого. «Но трудно пароход обнять руками…» поется в одной старой забытой детской песне. Некто скажет смешно, а ведь порой очень хочется это сделать, но остается только лишь смотреть, смотреть, как он медленно, величаво уходит вдаль, гудит, обещая вернуться. Титаник был кораблем, который невозможно было не любить. И все любили по-разному. Кто-то за внешнее великолепие и богатство, кто-то любил его как сенсацию, громадное восьмое чудо света, а кто-то за все сразу, целиком и без остатка. Хотелось застыть на месте и любоваться им, не считая минут и часов. О нем хотелось говорить, неустанно обсуждать, хотелось со всем миром поделиться тем, как он необыкновенен! Похоже, он делал счастливым каждого, кто был на его борту, ни в одном закоулке не могло встретиться печального или раздраженного лица. Здесь богатые и без того довольные жизнью, которых, казалось бы, уже ничто не смогло бы поразить, ощущали себя честно проспорившими пари и восторгались сказочным круизом. Бедняки здесь забывали о своей нищете и могли хотя бы на мгновение окунуться в иную жизнь и почувствовать себя такими же важными, такими же свободными властелинами мира, как те, на кого они могли только смотреть издалека. И взрослые, и дети были впечатлены в равной степени. Ребятня фантазировала не встретятся ли им на пути морской дьявол, Посейдон или другая невидаль. Мальчишки бегали по палубам и высматривали, не появился ли вдалеке силуэт Летучего Голландца с его зловещим капитаном, легендами о котором проказники любили пугать друг друга темными ночами. Также и каждое время суток на борту было чем-то особенным. Утром ясная голова не была занята мыслями, каждый с встречал начало нового дня. Затем день, тепло, солнце в зените. Нужно все попробовать, нельзя ничего упустить, ведь Титаник предоставлял тысячу и одну возможность увлекательно провести досуг. Вот на смену приходит вечер. Это время особенно красиво на необъятных водных просторах. Охота выйти на палубу, облокотиться на леера, и не спускать глаз с небывалой красоты заката, расписанного самыми яркими и чарующими красками, так плавно и филигранно переходящими одна в другую. Все завершающая ночь дарила покой, одних отправляя по своим уютным каютам в царство Морфея, а другим позволяя остаться еще ненадолго и полюбоваться на ночное звездное небо и безмолвный океан. Путешествие — настоящий сон. Все мечтали, чтобы он продлился чуть дольше, чем то отведенное ему время до прибытия в Нью Йорк. Эта маленькая жизнь на борту Титаника напоминала сюжеты картин «Бал в Мулен де ла Галетт» или «Завтрак гребцов» Ренуара. Чувства, беспечность, счастье, занятость, празднества, словом, большая маленькая жизнь вдали от всего мира.

***

      На радость особо жаждущих занимательного показа «местности» пассажиров Томас Эндрюс смог уделить время обещанной экскурсии. Ранее он полагал, что это несколько бессмысленная затея, ведь путешественники при наличии недели плавания имели возможность самостоятельно изучить корабль, но позже понял, что ему и самому это вполне сможет доставить удовольствие. Томас очень много работал для того, чтобы все они сейчас были здесь, так что ему искренне хотелось говорить с людьми о том, что он так сильно любил.  — Хорошо, что вы смогли выкроить для нас время, Томас. Это сплошной лабиринт Минотавра. Шутка ли, что нам предстоит плыть целую неделю. Дело явно не в расстоянии, а в необходимости все здесь отыскать, — шутила Молли Браун.  — А на мой взгляд все чудесно спроектировано, — подхватила Рут, которой не терпелось говорить что угодно, лишь бы то было наперекор Молли.  — Поспешите сказать свое веское слово, мистер Эндрюс, а то не миновать рукопашной, — отозвался Кэл, идя позади всех, лениво оглядывая палубу.  — Да нет, миссис Браун, конечно, права. Тщательно спланировать расположение отделений - всегда непростая задачей. Занимательный факт для вас, леди и джентльмены, общая длина Титаника составляет 269 метров и чтобы обойти его полностью потребуется часа полтора, если не больше. — Ох, здесь и впрямь возможно потеряться! — Рут была слишком впечатлительной особой.  — Не велика беда. Рано или поздно выйти куда-нибудь да придется. А что насчет этих труб? Меня интересует их объём, — бестолковое словоблудие относительно процента вероятности потеряться на лайнере начинало порядком надоедать Каледону и он поспешил перевести тему на нечто более содержательное.  — Всего на судне, как вы видите, установлено четыре трубы. Диаметр каждой составляет семь и три метра, а высота восемнадцать и пять метров. Самое интересное, пожалуй, то, что что только три из них выполняют одну функцию, а именно отвода дыма из топок котлов. Четвертая же служит вытяжным вентилятором, к ней подведён дымоход для судовых кухонь.  — Мистер Эндрюс, простите, я тут подсчитала кое-что, а именно количество спасательных шлюпок и сколько в них мест. Прошу простить мне мою смелость, но выходит, что для всех пассажиров места не хватит, — Роуз долго не могла решиться, стоит ли задавать такой неудобный вопрос, но, в конце концов, отважилась. Эндрюс был несколько озадачен словами, с которыми к нему обратилась юная леди и, вскинув бровь, улыбнулся. Его удивление по большей части было вызвано не столько значением этих слов, сколько интонацией, с которой они были произнесены. То был отнюдь не праздный интерес, а намек на беспокойство.  — Честно говоря, только для половины. Ах от вас ничего не скроешь, Роуз. Вообще-то, я спроектировал новые кильблоки, чтобы разместить еще ряд шлюпок, вот в этом месте, но понимаете, кое-кому показалось, что на палубе станет тесно. Таким образом, я остался в меньшинстве, — мужчина многозначительно посмотрел на Роуз и она, в свою очередь, без труда догадалась, о ком шла речь.  — Оно и к лучшему. К чему зря загромождать палубу на непотопляемом корабле, — заключил Кэл.  — Вы можете спать спокойно. Я построил хороший лайнер, мощный и надежный, шлюпки вам не понадобятся. Даже если предположить невероятное, то при повреждении днища попаданию воды в отсеки будет препятствовать двойное дно. Не волнуйтесь! Господа, продолжим экскурсию, следующая остановка в машинном отделении.       Роуз погрузилась в свои мысли и больше не слышала, и не видела спутников. Незаметно она начинала идти все медленнее и вскоре вовсе отстала от остальных. Не то, чтобы она не верила словам мистера Эндрюса, поставить под сомнение хоть одно из них у нее и в мыслях не могло возникнуть. Кому как не ему лучше знать, даже чувствовать этот корабль. Тем не менее, ей было не по себе от такого всеобщего и чрезмерного спокойствия. Роуз считала это почти преступной невозмутимостью со стороны уполномоченных отвечать за Титаник и людей. Почему они так уверены в завтрашнем дне или в том, что в эту секунду мир не обрушится на них, а небеса не разразятся всесокрушающей бурей, в неравной схватке с которыми не выстоит ни один непотопляемый корабль? Но тут она вспомнила, как вчера на прогулочной палубе сидела на скамье и ее взор то и дело увлекали отдыхающие пассажиры. Мужчины и женщины неспешно гуляли, смеясь и обсуждая вероятно что-то очень интересное. Дети не могли усидеть на месте и бегали друг за другом. В головах этих людей не было и не возникнет дурных мыслей, они не думают сколько имеется шлюпок находится и скольким полагается быть, не задаются вопросами о том, придется ли ими воспользоваться или такой случай минует. Они просто живут, наслаждаются и хотят верить в лучшее. Роуз выбралась из своих раздумий далеко не сразу после того, как случайно отбилась от компании. Сколько точно прошло времени определить было трудно, однако она заметила, что закат стал много ярче, как это обычно бывает перед самым заходом солнца. Вечер был дивный — на удивление теплый и безветренный, от чего никак не получалось заставить себя покинуть палубу. Она прошла чуть дальше и села на скамью, закинув ногу на ногу. Неделя для круиза — не так уж и много, следовало бы ценить каждый отведенный день и Роуз вдруг отчаянно захотелось наслаждаться. Только здесь она чувствовала себя ни к чему не обязанной и бесконечно свободной. Еще и поэтому она всегда тянулась к океану, собой он являл ей то, чем никогда не будет ее жизнь. Про то, что она таковой не была и раньше Роуз не думала, потому что прежде не была недовольна своей жизнью. Она была рада этой роскоши, светскому обществу, непринуждённому и необремененному существованию, тому, что у нее все есть и оно дается легко. Все это есть и сейчас, а ее прежней почему-то нет. Ей это казалось странным, поскольку в жизни не произошло ничего, что могло бы так сильно изменить ее внутренне. Произошла, разве что, помолвка. Всего-то. Или нет… не только. Уже не первый день она боялась признаться себе в одной единственной вещи, она отгоняла ее, пыталась рассмотреть с самых разных сторон, чтобы отыскать то самое единственное положительное, что не делало бы ее таким опасным и безвыходным. Она не могла понять, почему это все свалилось на нее так сразу и отчего же она одна, совсем одна оставлена наедине с этой бедой и вынуждена так отчаянно искать выход, которого нет. Когда она была маленькой — все было очень просто, она всегда делилась своими проблемами с мамой и не знала, как можно не рассказать о своей беде той, которая единственная в этом мире может помочь с ней справиться. Теперь же, Роуз не понимала, как хоть кому-то можно об этом сказать. Взрослая жизнь — взрослые проблемы и решать их придется самой. Третий день плаванья — третий день она думает о другом мужчине. О мужчине, о котором ей думать нельзя. Роуз так часто в мыслях произносит его имя, представляет его лицо, улыбку и особенно часто думает о том, как он добр к ней. Он ведь сразу показался особенным, непохожим на остальных, таким же исключительным, как и его творение. Она помнит то странное, не пойми откуда взявшееся волнение в груди в тот раз, когда она увидела его так близко. Тогда она испугалась этого, но не предала значения, а теперь понимала, что это было не просто так.  — Мисс Бьюкейтер? — сзади послышался столь знакомый и волнующий голос.  — Добрый вечер, мистер Эндрюс! Не думала встретить вас здесь так поздно.  — Аналогично. Вы так внезапно куда-то исчезли вечером, я даже забеспокоился. Вы позволите?  — мужчина указал на скамью.  — Конечно. Простите мне эту бестактность. Я просто задумалась, а когда пришла в себя вас всех уже не было поблизости, так что я не знала, где искать, - Роуз смутилась, когда Томас задал этот вопрос. Ей теперь показалось крайне невежливым по отношению к нему вот так пропасть во время променада, на который он решил потратить свое время. Она поняла, что это выглядело так, будто ей было совершенно не интересно и она поспешила удрать, как нерадивый ученик с урока.  — Действительно обидно, что вы не все увидели. Но, ничего, я полагаю, мистер Хокли не откажется в какой-то из дней пройтись с вами. Он так внимателен.  — Мда… конечно.  — С вами все в порядке?  — Что? Простите...все время отвлекаюсь. Последнее время много думаю.  — Позволено мне будет узнать, о чем? Это же не секрет?  — В общем-то не секрет. Обо всем, об этом круизе, о Титанике. Да, о нем я очень много думаю. Честно говоря, я нелестно отозвалась о нем, когда впервые увидела в порту. Так неловко вам об этом говорить. Ну, а теперь понимаю, что ошибалась. Титаник действительно чудо, но оно бы не свершилось, не будь вас! Знаете, я чувствую, что вы очень любите его! Это чувствуется и в нем самом, в каждой его детали, — скованность девушки улетучилась и теперь она говорила, очень внимательно глядя в глаза Томаса, словно бы пытаясь заставить его поверить в то, о чем ему прежде никогда не говорили. Лицо Томаса озарила самая добрая улыбка, на какую только способен человек.  — Скажу, как и прежде — от вас ничего не скроешь. Вы одна из немногих людей, кто способен заглянуть глубже. Для меня Титаник действительно нечто куда большее, чем просто груда металла. Его строительство заняло три года и ни разу за это время я не взялся за работу с меньшей охотой, чем, когда все было только начато. Однако, не я один испытываю подобные чувства к нему. Знаете, мистер Исмей такой же ярый поклонник и к делу он подошел не менее рьяно. Идея, кстати, принадлежала ему.  — Вас я понимаю, а вот Мистер Исмей, не знаю….  — Прошу, не думайте о нем скверно. Возможно, впечатления от наших с ним отзывов разняться, но ведь я инженер судостроитель, все-таки по более связан с практикой и воплощением в жизнь того, что придумывают такие, как он. Мои слова могут быть более содержательными, а его в большинстве своем исчерпываться красочными прилагательными, но уверяю вас, от этого они не становятся менее значимыми и искренними. Роуз видела с каким выражением лица мужчина говорил это и как он это говорил. Он не только верил, но и знал наверняка, и она чувствовала, что тоже начинала верить.  — К слову, простите меня за то, как я сегодня встряла с замечанием по поводу шлюпок. Надеюсь вы не посчитали это за упрек, — Роуз снова смутилась.   — Ну что вы, разумеется нет! Вы волнуетесь за других и это очень здорово. Вас бы в Уайт Стар Лайн, не дали бы им спуску, - произнося последнюю фразу, мужчина рассмеялся. Эти слова вызвали улыбку и на лице Роуз. Впервые за долгое время она ощутила как расслабляется. Еще немного они сидели в тишине и смотрели на ровную, темную водную гладь, казавшуюся настоящим зеркалом, без единой трещины и царапины, в котором отражалось звездное небо. Казалось, что если дотронуться до нее, то и в самом деле можно будет ощутить холодную, ровную и твердую поверхность.  — Что ж, я просто надеюсь, что все будет хорошо. Когда смотришь на спокойный океан - кажется, что нет в мире ничего более умиротворенного, чем он. Хочется верить, что он будет благосклонен, — задумчиво произнес мужчина. Роуз тронуло то, как были произнесены эти слова.  — Мистер Эндрюс, я хотела вам сказать, чт…  — Наконец-то я вас нашел! Мистер Эндрюс, вас ожидает капитан, — внезапно и так некстати появившийся Уильям Мёрдок заставил Роуз прерваться на полуслове.  — Что-нибудь случилось? — обернувшись, слегка испуганно проговорил Томас.  — Нет, сэр. Он хотел что-то обсудить с вами.  — Простите меня, Роуз, но, кажется, я вынужден буду покинуть вас на сегодня. Мне было приятно пообщаться с вами и надеюсь не в последний раз, — как всегда мягко и добродушно произнес мужчина, поцеловав руку своей собеседницы, после чего уже было направился к Мёрдоку, как вдруг его окликнула Роуз.  — Мистер Эндрюс! Эм…э...у… у Титаника ведь четырехлопастные эти....ну...гребные винты?  — … Трех...да. Но четыре у Олимпика, они с Титаником как две капли воды. Но откуда вы знаете про винты? — Томас уже хотел было откланяться, но тут же подумал о том сколь странно слышать подобные термины из уст юной девушки из высшего общества. — О, ну, просто у меня был друг детства, который бредил кораблями и знал о них чуть ли не все. Я, конечно, мало его слушала, но кое что все же отложилось в памяти, — Роуз весело улыбнулась детской радостной улыбкой от этих приятных воспоминаний. —  Надеюсь с такими знаниями и увлечениями ваш друг далеко пошел! Доброй ночи! Эндрюс не переставал поражаться всему, что выдавала рыжеволосая девчушка. Хоть он и успел заметить какой не похожей на остальных девиц она была, он все никак не мог привыкнуть и быть готовым к тому, что она скажет в следующий момент. Когда девушка так неожиданно задала этот вопрос, он развернулся к ней и несколько секунд стоял с полуоткрытым ртом, как бы соображая, что он должен сказать, и только потом, ухмыльнувшись, ответил на вопрос. Роуз же прикусила язык от того, что выдала, вместо того, что хотела сказать на самом деле. «Сколько лопастей у винтов… потрясающе».