Цветы — волосам, паруса — кораблю

“And even though the streets are filled with pain There's a part of me that always wants to stay In your town And time stays frozen, all seems golden now” ♫ LP - Your Town

Токио пахнет теплой горечью. Каждый раз, когда мы встречаемся с этим городом, он ведет себя, как обиженный, но преданно ждавший все это время друг. Хорошо пройтись по залитым ярким солнечным светом улицам без тротуаров ранним утром и выпить кофе в кофейне рядом со станцией Акасака-Мицукэ, где готовят пончики с клубникой и разрешают выкурить сигарету на крытой веранде в дождь — прямо рядом со знаком «курить запрещено». Токио в принципе мало что запрещает. Город притворяется строгим и слишком помпезным для такого маленького тебя. Смотришь вечером на разгорающееся над головой море огней в окнах небоскребов и зажженные красные фонарики в гирляндах и думаешь, какое такому роскошному господину дело до тебя, такого незначительного. А потом понимаешь, что в этом тоже есть свой шарм. В чувстве бесценной потерянности. Когда ты не принадлежишь никому и никто не принадлежит тебе. Ни правил, ни ограничений, ни запретов, только ты и город, сияющий ночами так, что боги щурят глаза и отворачиваются, и бледнеющий днем до туманно-серого, когда только люди делают его пестрым. В Токио не бегут от одиночества — его ищут. Ищут очень осторожно, чтобы не окунуться в него с головой, но держать на коротком поводке, всегда рядом, с целью притянуть поближе в любой момент. Мой магазин — тот самый поводок, который помогает одиночеству, царящему вокруг, перестать быть абсолютом. Вот эти голубые конверты — по десять штук в одной прозрачной упаковке — из красивой и плотной шероховатой бумаги скоро отправятся на материк. А вот эти открытки, рядом с которыми я бережно устраиваю оранжевые, как спелые тыквы, наклейки на Хэллоуин, разлетятся по Хонсю: в Хиросиму, Киото, Химэдзи, Камакуру и Оцу. Хрусткая белая бумага, ленты, тонкие кисти, маленькие коробочки, пахнущие бамбуком, разноцветные печати и легкомысленные клейкие ленты с изображениями кроликов, карпов кои и лисиц, — все это заставляет моих посетителей замереть у стоек и прилавков с легкой полуулыбкой. Я знаю, о чем они все думают. Воображают, как их послания преодолеют сотни или тысячи километров и окажутся в ласковых руках, по которым каждый из них так скучает. Выходя из моего магазинчика, люди отправляются на почту в конце квартала, в кофейню на углу узкой улочки или к себе домой, чтобы сесть за стол, выдохнуть и написать, хотя бы черкнуть пару строчек или короткое «я скучаю». В расцвет современных технологий почта и то очарование, которое всегда витает над простыми бумажными письмами и открытками, нисколько не утратили своего смысла. Он по-прежнему здесь: в шелесте листов с узором из маленьких облаков по нижнему краю, в хрусте конвертов и гладком прикосновении к подушечке пальца почтовой марки за 82 йены. Я люблю каждую улыбку, что вижу на лицах незнакомцев, каждый мимолетный взволнованный жест, когда они расплачиваются на кассе и вспоминают, что забыли купить маленькие шоколадки с зеленым чаем, которые не растают в пути, особенно если сложить их в бумажный пакет и устроить бережно в уголке коробочки. Но я отвлеклась. Это очень нежная и немного грустная история. Да, вам будет грустно. Возможно, если у вас хрупкое и чуткое сердце, вам даже придется смахнуть пару слезинок с щек, когда вы будете слушать ее. Но эта грусть будет светлой, поверьте. А еще вам наверняка захочется вдохнуть воздух Камакуры, пропахший океанским теплом, ощутить, как струится по коже теплый ливень в бамбуковой роще в Арашияме, увидеть, как пустеют улицы Киото, едва солнце проваливается за горизонт по вечерам. И обнять тех, кто вам дорог. Почаще обнимайте тех, кто вам дорог. Даже если вы только что пришли сюда и только уселись с чашкой кофе или чая, чтобы выслушать меня, и еще не предполагаете, что за историю узнаете. Сделайте это прямо сейчас. Я подожду здесь. А если не можете обнять, на полочке слева, той самой, которая похожа на полукруглый пьедестал из состаренного дерева, вы найдете бумагу для писем и плотные конверты, украшенные изображениями белых цапель и цветущих лотосов. Возьмите и пишите то, что хотите сказать. И если некуда отправить — просто сожгите. Пусть звезды увидят это и донесут туда, куда вам не попасть. Они заходят ко мне по четвергам, когда я успеваю выпить первую чашку кофе и принимаюсь за составление маленьких композиций из засушенных цветов и трав, которые так любят класть в посылки те юные девы, что забегают в мой магазин всегда взволнованные и нежные. Ему двадцать восемь. Я не догадалась, нет, просто спросила. Если бы довелось мне угадывать, я едва ли дала бы ему двадцать. Черты лица тонкие и живые, умный и ясный взгляд, звенящий голос и задорная улыбка, за которой и не определишь сразу, что же там на сердце. Он носит длинные волосы — чуть длиннее, чем того требует какая-то мода, от которой я далека, — и часто собирает их набок так, что кончики слегка щекочут ему шею и ключицы, и он задумчиво теребит их пальцами, пока рассматривает открытки. С ним всегда приходит мальчик. Ему двенадцать, и он без исключений первым делом подходит к моей маленькой стойке в конце магазина, чтобы поздороваться, и только потом направляется к полочке с почтовыми конвертами. Он любит красный и голубой цвета, как я уже успела за это время определить по его выбору. Чтобы его порадовать, я всегда бросаю в пакет наклейки для писем с алыми фонариками и нежными облаками, словно складываю воедино огненную осень и ледяную зиму. Они не родственники, эти двое, но, если вы взглянете на них, несомненно, увидите ту привязанность, которую и не различишь порой даже между отцом и сыном, дядей и племянником, братом и братом. Такая привязанность: с одной стороны осторожная и чуть взволнованная, с другой — искренняя, благодарная, бывает лишь между сиротой и заботливым человеком, который сам еще не перестал быть ребенком, но вынужден принимать взрослые решения. Вэнь Юань — сирота. Это я поняла в первый же день, когда увидела его и встретила его взгляд. Добрый и открытый, вопреки распространенному мнению о брошенных детях этого возраста. Он никогда не обращается к своему взрослому спутнику иначе, чем «господин Вэй». И даже когда я со своего места вижу, как задумывается о чем-то Вэй Ин — он представился, сказав, что теперь они живут в этом районе, когда они зашли ко мне впервые, — он все равно всегда улыбается, оборачиваясь, когда слышит это «господин Вэй». Это очень нежная история. Из тех, что заставляют нас верить в то, что звезды слышат каждого, а кому-то — даже отвечают. Конечно же, это так. Ведь я же здесь. И я говорю с вами. * * * Закрепленный напротив тяжелой двери фурин переливается тонким звоном. И этот звук успокаивает, в отличие от вибрирующего в кармане пиджака телефона. — А-Чжань, я жду тебя у входа. Ты далеко? — слышится на другом конце связи голос брата. — Нет, буду через десять минут. Зашел купить ручку. В трубке на мгновение повисает молчание, и за это время Лань Чжань успевает окинуть взглядом небольшой магазинчик, но не найти сходу то, что ищет. — Ручку? — переспрашивает Лань Сичэнь. — Твой ноутбук у меня, как ты и просил. Зачем тебе ручка? — Ты знаешь, что я всегда все записываю, — спокойно отзывается Лань Чжань, кивая женщине за стойкой, которая поднимается со своего места, увидев его, и слегка кланяется в знак приветствия. Слова «добро пожаловать» читаются по ее губам, но она не произносит их, чтобы не отвлекать его от разговора. — Уверен, в огромном бизнес-центре точно найдется пара ручек для тебя, — продолжает брат. — Я скоро приду. Пожалуйста, подожди меня внутри — на улице жарко. — Меня это не тревожит, я люблю, когда тепло, — усмехается Лань Сичэнь. — Так и скажи, что тебе просто захотелось прогуляться по Токио. — Не совсем. — Да, меня тоже не радует эта встреча. Куда с большим удовольствием я бы съездил в такую погоду к океану. — Не получится, мне нужно работать, — отвечает Лань Чжань, продолжая искать глазами ручки. Он ошибся магазином? С витрины все выглядело так, будто здесь продают канцелярские товары. Женщина за стойкой переводит взгляд за его спину, и ее худощавое лицо озаряет улыбка. — Госпожа, а такие есть красные? — слышится позади, и Лань Чжань, еще раз пообещав брату вскоре присоединиться к нему, сбрасывает вызов. — Я заказала, сегодня привезли, — жизнерадостно говорит хозяйка магазина и исчезает за стойкой. Обернувшись, Лань Чжань видит мальчика в белой футболке с ярко-красной кепкой, которую тот держит в одной руке. В другой у него — небольшая пачка листочков для писем с зеленым узором по краю. Подняв на него взгляд, ребенок улыбается и откладывает бумагу, выуживая с края полки рядом простую шариковую ручку. — Господин, это вам. Других здесь нет, только кисти, — приветливо говорит он, протягивая ее Лань Чжаню. Он говорит на китайском, кстати, как и хозяйка магазина. Не редкость для Токио, но забавное совпадение в первый же день его приезда в японскую столицу. — Спасибо, — говорит он, забирая из его пальцев ручку. Подойдет, пока он не доберется до своих вещей, которые доставили в отель, чтобы вернуть свой Parker на законное место в кармане пиджака. Он уже собирается подойти к кассе, чтобы расплатиться, когда из-за высокой крутящейся стойки с открытками появляется еще один человек, который так наклонился в сторону, что его длинные волосы, сцепленные сбоку двумя неширокими красными резинками — у самого уха и ближе к кончикам, — свесились с плеча. — А-Юань, смотри, тыковка! — с этими словами он машет зажатой в пальцах открыткой, с которой широко улыбается хэллоуинская тыква. Несмотря на середину сентября, в Японии уже вовсю готовятся к этому празднику. — Господин Вэй, мы же договорились, что в этом году празднуем ваш день рождения, а не Хэллоуин, — отзывается мальчик, который дал Лань Чжаню ручку. Кроме них двоих и хозяйки, в магазине только одна девушка у дальних полок с цветными клейкими лентами. — Никто не мешает совместить, — продолжая ярко улыбаться, говорит тот. — В прошлом году все закончилось тем, что ребята нарядили вас в черный балахон, назвали демоном, и вы весь вечер развлекали их. А должно быть наоборот, — веско отвечает мальчик. «Господин Вэй» надувает губы. — А по-моему, мне все это очень даже шло! — Можете надеть то же самое. — Ах ты! Но тыковку я все равно возьму! Мальчик смеется и спешит к стойке с кассой, когда хозяйка магазина подзывает его. Лань Чжань моргает, опуская взгляд на зажатую в пальцах ручку. Он так отвлекся на этот странный разговор, что совершенно забыл о времени. Лань Сичэнь, наверное, уже решил, что он скупил все ручки в этом районе. Пока он расплачивается, мальчик рассматривает приготовленные для него листы для писем. Лань Чжань никак не ожидает, что, когда он уже соберется, наконец, уходить, тот поднимет взгляд, улыбнется и скажет: — До встречи, господин.