Цветы — волосам, паруса — кораблю

“Please don't see just a boy caught up in dreams and fantasies Please see me reaching out for someone I can't see Take my hand let's see where we wake up tomorrow Best laid plans sometimes are just a one night stand” ♫ Adam Levine — Lost Stars

Вэй Ин честно не знает, за что ему хвататься. Он улыбается, даже просто заглядывая в холодильник, хотя видеть его могут только те немногочисленные продукты, которые лежат на полках, но он упорно продолжает это делать, хотя в груди так и не улеглось, не успокоилось. Сердце колотится, сколько он ни пытается дышать ровнее и глубже. Он крепче сжимает ручку дверцы, вспоминая, зачем вообще сюда полез. Ах да, ужин. Что приготовить? Острое нельзя Вэнь Нину, да и А-Юаню, по-хорошему, тоже. А что ест Лань Чжань? Вэй Ин знает лишь, что он не ест — сладкое. Да сладкого и нет ничего. Если оно и появляется в этом доме, к вечеру от десертов или фруктов остаются одни воспоминания. Целый дом любителей сахара, шоколада, пирожных и моти {[1] — японская сладость в виде колобка или лепешки, сделанная из рисового теста}. Вэй Ин так долго стоит, открыв холодильник, что тот начинает пищать, намекая, что пора бы его все же закрыть. Вэй Ин еще крепче стискивает ручку. Да почему в мыслях такая каша? Он слышит осторожные шаги и поворачивает голову, чтобы увидеть, как заходит Лань Чжань. Он выглядит так… странно здесь. В этой маленькой коробочке, которую они все дружно привыкли называть громким словом «кухня», даже вдвоем негде особо развернуться, поэтому они на самом деле редко собираются за одним столом, чтобы поужинать. Хотя бы потому, что Вэй Ин обычно приходит часа на три позже и падает спать. Еще везет, если хватает сил съесть хотя бы купленную в супермаркете и там же разогретую еду из контейнеров. Как же она ему надоела. Ее спасает только острый соус, которого Вэй Ин туда выливает столько, чтобы утопить все содержимое. Вэнь Нин очень старается готовить, но у него иногда так раскалывается голова, что он даже не встает к вечеру. А-Юань, когда успевает, тоже готовит. Ему бы школой заниматься, гулять, а не торчать после уроков и курсов на кухне, чтобы накормить семью. И не вставать раньше всех, потому что «господин Вэй, вы опять без завтрака, так нельзя». — Вэй Ин, — зовет его Лань Чжань, отвлекая от потока мыслей. — А? — продолжая зачем-то улыбаться, отзывается Вэй Ин. Лань Чжань жестом указывает на холодильник, который так и не перестал пищать, как сирена. Да-да, знаю, думает Вэй Ин, заткнись уже, я тут размышляю, что приготовить! Что можно приготовить, если за продуктами сегодня никто не ходил? Удивлять Лань Чжаня пустым рисом? Очень смешно. Вэй Ин решает взять из холодильника хоть что-то, чтобы все не выглядело так тупо, как, кажется, уже выглядит, но в этот воскресный день, который все никак не заканчивается, все против него. Когда он берет с полки два яйца, одно выскальзывает из пальцев и шмякается на пол. — Бл… — Вэй Ин вовремя проглатывает ругательство, потому что у него вообще-то в доме гость, который, черт побери, стоит у него за спиной и выглядит, как кинозвезда, которую по ошибке привезли на фотосессию в глухую деревню. А у него все из рук валится! — Я сказал ребенку, что он катастрофа, но на самом деле здесь одна катастрофа, и это я. — Вэй Ин, — повторяет Лань Чжань, подходя ближе и закрывая дверцу холодильника, отлепив его пальцы от ручки. Вэй Ин так и продолжает смотреть на разбитое яйцо, держа в руке второе. Лань Чжань забирает его и кладет на стойку. — Давай я приготовлю ужин? Вэй Ин моргает. Кажется, на фоне сегодняшнего волнения — честно признаться, он чуть рассудка не лишился, пока искал А-Юаня, не зная даже, куда бежать и что делать, — у него начались слуховые галлюцинации. — Что? Лань Чжань, который в принципе не отличается особыми эмоциями — его лицо всегда спокойно, как будто он созерцает перед собой умиротворяющий горный пейзаж 24 на 7, — смотрит на него и повторяет: — Давай я приготовлю ужин. Вэй Ин смеется. Что ему еще делать, когда человек, который пришел к нему в гости, к тому же помог этим вечером не сойти с ума прямо там, посреди улицы, хочет приготовить ужин? Должно быть наоборот. Он качает головой и старательно сбрасывает с себя оцепенение. — Так не пойдет. Лань Чжань, садись, ты здесь гость. — Ты устал. — Вовсе нет! — напустив на себя серьезный вид, возражает Вэй Ин и для убедительности идет к другому концу стойки, чтобы вытащить целую охапку бумажных салфеток из коробки — нужно убрать с пола устроенное безобразие. — У меня все прекрасно. Лань Чжань смотрит, как он поднимает скорлупу. И пробует снова. — Мне не сложно. Я люблю готовить. Вэй Ин выдыхает и поднимает на него взгляд, сидя на корточках со скорлупой в одной руке и салфетками в другой. Лань Чжань смотрит на него в ответ. Вот ведь какой упорный. А с виду и не скажешь. — Компромисс, — говорит Вэй Ин, подняв вверх указательный палец, сжав остальными салфетки. — Готовим вместе. Лань Чжань со всей серьезностью кивает. — Хорошо. Пока Вэй Ин занимается полом, Лань Чжань отступает к холодильнику и открывает его. Вэй Ин смеется, когда это чудо техники начинает опять пищать так же, как до этого. Значит, не у него одного содержимое полок вызывает такой ступор. — Нужно купить продукты, — заключает Лань Чжань таким тоном, каким присяжные в кино выносят вердикт «виновен». — Сходить в магазин? — слышится сзади, и Вэй Ин поворачивается, поднявшись на ноги. Вэнь Нин, стоя за приоткрытой кухонной дверью, робко улыбается, просунув в щель только голову. — Ну уж нет! — восклицает Вэй Ин, наставив на него указательный палец. — Только через мой труп еще хоть кто-нибудь в этот вечер выйдет из дома! — Он осекается, поняв, что только что сказал, и косится на Лань Чжаня. — То есть… Лань Чжань, конечно, может пойти к себе, когда захочет. Вэнь Нин делает круглые глаза, но, опомнившись, кивает и закрывает дверь, едва не прищемив хвост успевшему просочиться на кухню коту. Орешек недовольно дергает короткой задней лапой, словно выражая все свое презрение к роду человеческому. — Тебя еще тут не хватало, — вздыхает Вэй Ин, когда он подходит к влажному пятну на полу, которое осталось от разбитого яйца. — Как его зовут? — спрашивает Лань Чжань, рассматривая кота. Подняв взгляд, Вэй Ин с удивлением видит на его лице подобие заинтересованности и даже умиления. Вот, оказывается, как еще бывает! — Я зову его крокодилом. Но прекрасный ребенок за стенкой не разделяет этого моего мнения относительно этой живности, — говорит Вэй Ин, мягко отгоняя кота от пятна, потому что тот уже собрался вылизать пол. Лань Чжань наклоняется и берет Орешка на руки. Тот с удивлением смотрит на него круглыми, как плошки, глазами, а потом трется об подставленную ладонь. Вэй Ин вскидывает брови. Ничего себе, какая любвеобильность. А как кусать его за ноги по утрам, так мы первые. — Ты ему понравился. И его зовут Орешек. — Орешек? — переспрашивает Лань Чжань, хмуря брови. — Орешек! — веско повторяет Вэй Ин. — Но ты можешь звать его крокодилом, как я. Лань Чжань качает головой и чешет кота между ушей. Тот растопыривает короткие лапы и закрывает глаза, подставляясь под ласку. Вэй Ин вздыхает, глядя на это все. — Итак, магазин. — Я схожу. — Нет! Пошли вместе! — Вэй Ин оглядывает себя и понимает, что он так и не переоделся после работы в баре и даже обувь не снял во всей этой суматохе. — В целом… — медленно произносит он, — я готов. Лань Чжань кивает и шествует вместе с Орешком в коридор, опуская его там на пол. Кот дергает ушами и жалобно смотрит на него. Вэй Ин, выходя следом, мстительно улыбается ему. Что, понравилось, когда тебя носят на ручках мужчины на миллион? Они выходят на улицу, где, к счастью, уже намного прохладнее, чем было. Токийская жара окончательно отступила под натиском темноты и приятного ветерка. Вэй Ин прикрывает глаза и подставляет лицо под этот бриз, неизменно пахнущий нагретым за день асфальтом и влажной горечью. Это бесконечный день, но сейчас, кажется, все уже хорошо. Так всегда происходит после каких-то резких встрясок. Когда «хорошо» становится каким-то особенным, хотя на деле все так, как и было, просто из-за пережитого выглядит, словно настоящий подарок. К тому же… Вэй Ин поворачивает голову и смотрит на идущего рядом Лань Чжаня, который даже поздним вечером сохраняет идеальную осанку, будто только что встал с постели бодрый и довольный жизнью, как в рекламе апельсинового сока. Хорошо, что он сегодня оказался рядом. — Лань Чжань, ты живешь здесь? — спрашивает он. — Временно, — отзывается Лань Чжань. — Когда закончится проект, я вернусь обратно в Китай. — Вот как, — выдыхает Вэй Ин. — Так странно, что мы вот так случайно пересекаемся уже третий раз за неделю. — Мой отель совсем рядом. — Понятно. — Вэй Ин прикусывает губу и отводит взгляд от его лица, рассматривая людей вокруг. Все уже перестали бегать, как угорелые, и спокойно гуляют, смеются, разговаривают. Токио никогда не спит. — А ты… ты еще долго будешь работать над проектом? — Полагаю, что да, — отзывается Лань Чжань. — Месяц. Может, два. — Здорово. У тебя интересная работа. Расскажешь поподробнее, когда мы вернемся? — Если ты хочешь. Вэй Ин кивает. Да, он хочет. По какой-то причине ему интересно узнать не столько о проекте, сколько о том, как живет Лань Чжань. Он такой сдержанный и спокойный, даже правильный. У него явно совсем другая жизнь. Интересно, каким он был в детстве. Он не успевает это спросить, потому что Лань Чжань сворачивает в супермаркет, так что разговор откладывается. Ходить с Лань Чжанем за продуктами — то еще занятие. Это Вэй Ин обычно забегает в “7-Eleven”, берет с полок все, что привык, или, что чаще, на что хватает денег, и несется домой. Лань Чжань выбирает все так тщательно, что уснуть можно, пока он решает, какая морковка свежее. Или зачем еще он так долго на нее смотрит? Какая разница между вон той, которую он только что отложил обратно в ящик, и вот этой в его руке? Вэй Ин только посмеивается, наблюдая за всем этим. И пошли они не в “7-Eleven”, а в крупный супермаркет, где есть свежие овощи и фрукты. Хотя это забавно. Давно Вэй Ин так не смеялся, просто до колик в животе, когда Лань Чжань забраковал выбранную им курицу, на полном серьезе сказав, что она выглядит так, будто умерла своей смертью. Нормальная курица, думает Вэй Ин, продолжая посмеиваться, пока Лань Чжань копается в огромном холодильнике с птичьими тушками с таким видом, с каким, по мнению Вэй Ина, люди выбирают, как минимум, автомобиль. На кассе же он так быстро расплачивается, что Вэй Ин даже пикнуть не успевает, чтобы предложить хотя бы разделить чек. Проведя в магазине минут сорок, по самым скромным подсчетам, они снова выходят на улицу. Многие разгуливавшие по ней до этого люди уже утолкались в бары и раменные. От запаха еды у Вэй Ина начинает громко возмущаться живот, так что, как бы ему ни хотелось неспешно прогуляться до дома, приходится ускорить шаг. Орешек грустно сидит в прихожей и вскакивает на свои короткие лапки, стоит следом за Вэй Ином войти Лань Чжаню. — Как тебя любит моя живность, — бурчит Вэй Ин, скидывая ботинки. — Он просто приветливый, — отзывается Лань Чжань в защиту кота. Прежде чем идти готовить, Вэй Ин переодевается, наконец-то снимая с себя эту облегающую рубашку и строгие брюки. И кто придумал в барах работать в таком виде, будто тебя пригласили по меньшей мере на правительственное собрание? Хотя Лань Чжань вот все время так выглядит. Вэй Ин чувствует себя куда лучше, когда натягивает любимую черную футболку, которая размера на два больше, чем нужно, и домашние штаны. Теперь они с Лань Чжанем на сто процентов выглядят, как люди из совершенно разных миров. — Ты не хочешь переодеться? — спрашивает его Вэй Ин, заглядывая в кухню и замечая, что Лань Чжань уже успел разобрать один пакет. На маленьком столе теперь красиво, как на натюрморте, разложены продукты. Лань Чжань задумчиво опускает взгляд, осматривая себя. — Все в порядке. Вэй Ин вздыхает и, подойдя к стойке, выуживает из нижнего ящика фартук Вэнь Нина. — Хотя бы надень это. Если ты испачкаешь в карри свою потрясающую рубашку, я себе этого не прощу. Он едва сдерживает смех, когда Лань Чжань послушно надевает на себя плотный черный фартук, который выглядел бы совершенно строго и подходил ему, не будь на груди огромного принта с изображением большой свежей редиски. — Так, что мне делать? Ты все это купил, руководи, — говорит он, хлопнув в ладоши. Лань Чжань кивает на разложенные на столе продукты. — Сначала овощи. — Да тут все овощи. — Нет, там есть курица. — Ладно. Согласен, курица не овощ. Пока Лань Чжань занимается морковью, Вэй Ину достается лук. Он терпеть не может чистить и резать лук, но не говорить же об этом Лань Чжаню, который и так уже сделал большую часть работы. Вэй Ин только походил за ним хвостом по супермаркету. — Вэнь Юань твой приемный сын? — вдруг спрашивает Лань Чжань, устраивая почищенную морковь на разделочную доску. В этой квартире крохотная кухня, поэтому получается только стоять близко друг к другу и не делать резких движений, чтобы случайно не толкнуть. Вэй Ин вздыхает, ощущая какой-то свежий древесный запах, исходящий от Лань Чжаня. — Не совсем, — отвечает он, борясь с луковой шелухой. — Я ему не приемный отец, а просто опекун. Ты же знаешь разницу между опекой и усыновлением? — В общих чертах. — Мне бы не дали в двадцать лет усыновить ребенка. Лань Чжань замирает, перестав бодро стругать морковь аккуратными полукруглыми кусочками. — В двадцать? — переспрашивает он. Вэй Ин кивает. — Ему было четыре, когда он остался без семьи. А мне двадцать. Об усыновлении не могло идти и речи. Да и об опекунстве она бы не шла, если бы не Сяо Синчэнь. Это друг семьи Вэнь, который основал самую крупную в Японии благотворительную организацию. Он помог мне с бумагами. В школу здесь А-Юаня тоже устроил он. Китайским детям, тем более без родителей, сложно попасть в нормальную японскую школу. Вэй Ин слышит, как рядом опять мерно начинает постукивать о разделочную доску нож. Сам он стоит, просто глядя на половинку лука, уже несколько минут. Лань Чжань пару мгновений молчит, а потом тихо спрашивает: — А его тетя? Вэй Ин, все же успевший заставить себя начать резать лук, останавливается. Изнутри поднимается горечь, к которой он уже привык за все это время. Она появляется каждый раз, стоит упомянуть Вэнь Цин, только вот сейчас почему-то она в разы сильнее. Он прочищает горло. И не знает, почему рассказывает это человеку, которого впервые увидел лишь несколько дней назад. — Вэнь Цин училась здесь на врача. Она была блестящей студенткой, это ее призвание, знаешь. Мы дружим с самого детства, и я половину жизни наблюдал, какой у нее к этому талант. Уехав сюда, она стала работать с Сяо Синчэнем. Говорила, что просто обязана помогать детям после… того, что случилось с нашим приютом. — Приютом? — осторожно переспрашивает Лань Чжань, когда Вэй Ин замолкает. — Да. Я рос в приюте. Мои родители погибли, когда мне было шесть. — Мне очень жаль. Вэй Ин качает головой, продолжая резать лук. — Ничего, — он переводит взгляд на Лань Чжаня, который тут же тоже смотрит на него. Вэй Ин улыбается. — Все в порядке. Лань Чжань кивает и возвращается к моркови. Он уже целую гору нарезал, а Вэй Ин никак не домучает несчастную луковицу. — Я жил в Китае. Вэнь Цин и Вэнь Нин, с которым ты уже знаком, учились здесь, в Японии. Они часто ездили волонтерами в медицинские госпитали в разных странах. Знаешь, в некоторых частях мира даже медицины толком нет, вообще никакой. Люди там умирают от самых простых болезней, которые уже лет двести как спокойно лечат. Дети погибают от простуды или гриппа, — продолжает Вэй Ин. — В тот год, когда все случилось, они были в Таиланде. Мать А-Юаня умерла, и Вэнь Цин, узнав об этом, попросила бабушку срочно привезти А-Юаня к ней в Токио. Поверь, на это были причины. Они бы не добрались одни, и я поехал тоже. Вэнь Цин сказала, что они с Вэнь Нином вылетят в Японию сразу, как смогут. Но вернулся только Вэнь Нин. Вэй Ин снова прерывает рассказ, понимая, что он вообще никому об этом не говорил за все эти годы. Их историю знают лишь Сяо Синчэнь и его сотрудники. И это так странно — объяснять это, поднимать в себе на поверхность снова. Прошло уже восемь лет, и, с одной стороны, это будто случилось в прошлой жизни, а с другой… Перед внутренним взором так и стоит картинка, как он прилетает в Японию с маленьким А-Юанем и его бабушкой, и еще в аэропорту они получают известие, что приезжать уже просто не к кому. Лань Чжань терпеливо молчит, не задавая вопросов. — В деревне, где они с Вэнь Нином работали волонтерами, произошло стихийное бедствие. Там был какой-то ад. Вэнь Нин мало что мне рассказал. Я бы предпочел, чтобы он вообще не помнил об этом. — Вэй Ин вонзает нож во вторую половинку луковицы. — Началось наводнение из-за дождей. Поселение это вроде было в горах или у подножья, я плохо понял. Но сошедший селевой поток уничтожил его целиком. Вообще ничего не осталось. Вэнь Нина сначала сочли погибшим, но потом нашли. Вэнь Цин до сих пор числится как пропавшая без вести. Рядом уже пару минут как тихо, нет ни единого движения, но Вэй Ин не смотрит на Лань Чжаня. Кто бы мог подумать, что рассказывать все это будет так одновременно легко и тяжело. Вэй Ин сам не понимает до конца, что чувствует. — Итак, — продолжает он, ссыпав порезанный лук в миску и берясь за следующую луковицу, — я остался в Японии. Бабушка А-Юаня прожила всего пару месяцев после того, что случилось с Вэнь Нином и Вэнь Цин. Его бы поместили в приют, если бы Сяо Синчэнь не помог мне с опекой. Если я вернусь в Китай, его вообще могут забрать у меня, потому что любая проверка, и с моим заработком даже кота не дадут держать, — усмехнувшись, заканчивает он. — Вот и все, Лань Чжань. Тонна фактов, которые не подходят для рассказа под веселую и непринужденную готовку. Лань Чжань молчит, и Вэй Ин все же поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Встретив его взгляд, Лань Чжань меняется в лице. Вэй Ин понимает, что у него мокрые щеки, и вытирает их тыльной стороной ладони. — Не смотри на меня так, Лань Чжань, — смеется он и кивает на разделочную доску перед собой. — Это от лука. Всегда рыдаю, даже если режу маленький кусочек. Правда, все в порядке. Мы уже очень давно так живем. Вэнь Нин выкарабкался, врачи вообще сказали, что с такой травмой головы он не жилец, но, как видишь… Дрожь в руках, панические атаки по ночам, возможно, пройдут, если исчезнет причина этого стресса, который он переживает в мыслях снова и снова. Только вот… — Вэй Ин снова спихивает ножом нарезанный лук в миску. — Вряд ли она исчезнет. Он слышит, как Лань Чжань очень тихо вздыхает и отходит к столу. — Рисоварка в нижнем ящике слева, — подсказывает Вэй Ин. — Мгм. Не стоило ему вот так все вываливать на Лань Чжаня. Во всем виноват этот день, который все поставил с ног на голову. Вэй Ин, к своему счастью, заканчивает с луком и накрывает миску тарелкой, чтобы глаза перестали слезиться. — Хватит обо мне, Лань Чжань. Расскажи лучше о себе. Вы здесь вдвоем с братом? — Да. Еще наш дядя, — отзывается Лань Чжань. — Он приехал полгода назад, чтобы уладить формальности с проектом. — Ничего себе, все так масштабно. — Мгм. — А твои родители? — Они умерли, когда мне было шестнадцать, — отвечает Лань Чжань, нисколько не изменив тон. Вэй Ин поворачивается к нему, отложив нож, который все это время так и держал в руке. — Прости. Да здесь просто полон дом сирот. — Все в порядке. Есть еще глубокая миска? — спрашивает Лань Чжань, и Вэй Ин кивает, открывая шкаф над раковиной. Больше они на личные темы не разговаривают. Лань Чжань скрупулезно готовит карри, отказываясь добавить в него побольше перца, но обещая, что Вэй Ин в свою порцию сможет насыпать столько, сколько захочет. За полчаса кухня наполняется потрясающим запахом. Вскоре А-Юань, зачем-то предварительно постучавшись в дверь, приходит и предлагает помочь накрыть на стол, за которым они, хоть и очень тесно, но умещаются. Вэй Ин в жизни не ел такого вкусного карри. Даже Вэнь Нин, краснея, спрашивает, не осталось ли еще, в ответ на что Лань Чжань только открывает крышку кастрюли и накладывает ему добавки. Сам он практически не ест. Вэй Ин замечает, что он едва ли проглотил пару ложек риса. — Господин Лань, Вэй Ин, это безумно вкусно, — говорит Вэнь Нин. — Спасибо! — Это все Лань Чжань. Я бы в жизни ничего подобного не приготовил. — Научите меня, господин Лань? — спрашивает А-Юань, посматривая на кастрюлю. — Мгм, — отзывается Лань Чжань. Вэй Ин уже начинает привыкать к этому… слову. А-Юань вызывается мыть посуду. Вэнь Нина Вэй Ин отправляет спать, заметив, какой тот бледный — похоже, из-за сегодняшнего вновь разболелась голова. У него и самого уже несколько часов ломит виски. Мигрень беспощадна, теперь не пройдет до утра. Лань Чжань заваривает чай, пока Вэй Ин сидит на диванчике, борясь с сонливостью. А-Юань, закончив с посудой, вежливо желает спокойной ночи и ретируется в свою комнату, захватив чашку с чаем. Завтра. Завтра они поговорят, и Вэй Ин все ему расскажет, как есть. Нет смысла что-то утаивать, он слишком устал от этого. — Ты в порядке? — спрашивает Лань Чжань, передавая Вэй Ину его чашку с чаем и сам усаживаясь за стол. — Да. Все чудесно. Спасибо, Лань Чжань, ты спас меня уже дважды за сегодня, — улыбается Вэй Ин, вдыхая аромат поднимающегося от напитка пара. Он даже не знал, что у него на полках есть такой вкусный чай. — У тебя болит голова? — А? — Вэй Ин даже просыпается от этого вопроса. — Немного. Хватит видеть меня насквозь, Лань Чжань, это пугает! — Выпей обезболивающее. Вэй Ин только отмахивается. — За ним нужно идти в аптеку, а дома только таблетки Вэнь Нина, от которых обычный человек вырубится на пару дней. Лань Чжань отставляет свой чай, поднимается со стула и подходит к дивану. От этого его целенаправленного движения Вэй Ин даже садится ровнее, вжимаясь в спинку. — Мигрень? — Ну, вроде того, — хмурясь, отвечает Вэй Ин. — Лань Чжань, не беспокойся, все пройдет. Со мной все нормально. Лань Чжань забирает у него из руки чашку и относит ее в компанию к своей, сразу же возвращаясь и садясь рядом. И хорошо, иначе бы Вэй Ин ее в следующее мгновение уронил, потому что Лань Чжань протягивает к нему обе руки и кладет прохладные пальцы на его виски. — Что… — Моя мама научила меня этому, — спокойно говорит Лань Чжань, сохраняя невозмутимое выражение лица, в то время как его пальцы аккуратно надавливают по обеим сторонам головы Вэй Ина. — Расслабься. Легко сказать, думает Вэй Ин, не понимая, почему сердце вдруг решило вернуться к тому ритму, который был в начале этого вечера, когда А-Юань вернулся домой. Но эти прикосновения такие осторожные, даже ласковые, в отличие от того, как Вэй Ин сам вкручивал сегодня весь день себе пальцы в виски, будто желая смять голову, как пустую картонную коробку. Он выдыхает, чуть разворачиваясь к Лань Чжаню, чтобы ему было удобнее. От его рук пахнет тем самым древесным запахом, который Вэй Ин никак не может узнать. Но он очень приятный. Лань Чжань проходится пальцами по вискам, потом, еле касаясь, убирает волосы со лба Вэй Ина и надавливает на определенные точки. В бывшей словно в объятиях тесного обруча голове становится приятно и легко, словно внутрь напихали ваты. — Лань Чжань, ты владеешь какой-то магией, так? — спрашивает Вэй Ин, неохотно приоткрыв один глаз. И когда он вообще успел их закрыть? — Нет, — на полном серьезе отзывается тот. Вэй Ин облегченно вздыхает, потому что боль отступает полностью. У Лань Чжаня такие потрясающие руки. Нет, это точно какая-то магия. Как обычный человек может быть таким? * * * Спящий Вэй Ин едва ли выглядит на свой возраст. Он кажется совсем юным. А еще очень уставшим. Но, даже несмотря на это, на его губах играет слабая улыбка, и Лань Чжань сам не замечает, сколько времени проходит, пока он просто сидит и смотрит на него, не шевелясь. Уже очень поздно, почти полночь. Лань Чжань не помнит, когда последний раз ложился так поздно, но все равно остается на месте рядом с Вэй Ином, не зная, почему и зачем. Этот человек чем-то напоминает ему его собственную мать. Та тоже никогда не признавалась, что что-то не так, что ее что-то беспокоит, что у нее что-то болит. Всегда все делала сама. Ее нрав был очень жестким, ярким. Отец никогда за ней не поспевал, так что последние годы жизни только любовался ею, говоря, что надо быть глупцом, чтобы запирать такое дивное создание в клетке вместо того, чтобы наблюдать за его полетом во все глаза. И сейчас эти его слова приходят на ум снова впервые за много лет. Вздохнув, Лань Чжань все же решает, что ему нужно идти. Это был странный и длинный день, но он сделал все, что мог. Он больше не смеет мешать этой семье, им всем нужно отдохнуть. Он поправляет маленькую подушку, в которую Вэй Ин вцепился пальцами одной руки, и тот, к счастью, не просыпается, только во сне едва не хватает Лань Чжаня за рукав рубашки, словно не хочет, чтобы он уходил. Но это, конечно, глупые мысли. Ему действительно пора. Лань Чжань бесшумно выскальзывает в прихожую и тихо обувается, чтобы никого не разбудить. Он уже собирается осторожно открыть входную дверь, когда понимает, что ее просто некому будет за ним запереть. Будить Вэй Ина было бы настоящим кощунством, Вэнь Нин уже очень давно спит, приняв лекарства, а Вэнь Юань… — Господин Лань? — шепотом зовет его мальчик, высунув голову из комнаты, которая находится рядом с кухней. Лань Чжань кивает ему, и Вэнь Юань выходит в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь. — Господин Вэй опять уснул на кухне? — Мгм. — Он часто там засыпает. Вы уже уходите? — Да. Мне нужно возвращаться к себе, — отвечает Лань Чжань. Вэнь Юань кивает. К его ногам с мурчанием прижимается вынырнувший из темноты Орешек. Мальчик улыбается и, наклонившись, берет его на руки, прижимая к груди. Кот явно привычно вытягивается, пряча мордочку в сгибе его шеи. — Спасибо, — говорит Вэнь Юань и опускает взгляд, продолжая улыбаться. — Спасибо, что побыли сегодня с господином Вэем. Я не хотел его пугать, правда, — шепчет он и поглаживает черно-белую спинку кота, словно не зная, куда деть руки, а куда — глаза. — Я не должен был так делать. Он правда очень-очень хороший. — Мгм. — Я хочу поскорее вырасти, чтобы помогать ему. Он всегда все делает один и не рассказывает о том, что его беспокоит. Из-за меня он живет вот так… — Вэнь Юань сглатывает и утыкается носом в шерстку Орешка. На короткое мгновение повисает молчание, но потом Лань Чжань говорит то, что вертится на языке с самого начала: — Вэй Ин тебя очень любит. — Я знаю, — тихо отзывается мальчик. — Он все для меня делает. И он не успокоится, пока А-Фэй не будет с нами. Лань Чжань хмурится. Это имя никто из них ни разу не упоминал. — А-Фэй? Вэнь Юань кивает. — Вэнь Фэй. Моя сестренка. Ее забрали, когда мне было четыре, а ей — всего два. Она живет в Китае, ей сейчас десять. Я пишу ей письма каждую неделю. Господин Вэй вам не рассказывал? Лань Чжань только качает головой. Мальчик молчит, потом опускает кота на пол и, не успев полностью выпрямиться, низко кланяется. — Господин Лань, спасибо за вашу доброту. Вы очень хороший человек. Пожалуйста, позаботьтесь о господине Вэе. Лань Чжань переводит взгляд на прикрытую кухонную дверь, за которой мирно спит Вэй Ин. Он надеется, что его головная боль полностью прошла. — Мгм. * * * Вэнь Нин беспокойно мечется на кровати. Ему снова снится этот сон. Ему снится сестра и стена дождя. Всегда стена дождя, которая слепит и не дает ничего нормально рассмотреть. Вода заливается в глаза, в рот, кажется, что он даже дышит водой, захлебываясь ею. — А-Нин! Это ее голос! Вэнь Нин озирается вокруг, часто-часто моргая, пытаясь заставить глаза видеть сквозь ливень. — А-Нин! — А-цзе! А-цзе, где ты? — кричит он изо всех сил. — А-Нин, беги! Вэнь Нин не знает, куда бежать. Вода льется и льется с неба, не переставая. Он задыхается. Он больше не слышит голоса сестры. Почему она замолчала? — А-цзе! Раздается грохот. Земля вздрагивает под ногами, словно приподнимаясь и подбрасывая его в воздух. И он видит, как откуда-то сверху на него несется мутный поток, который ревет и заставляет все вокруг сотрясаться. Вэнь Нин не успевает закричать, прежде чем его сбивает с ног. Это продолжается долго. Бесконечно долго. Он падает, падает и падает. Падает до тех пор, пока в голову не приходится удар, от которого перед глазами чернилами растекается тьма. Эта тьма до конца жизни будет пожирать его сны, его мысли. Она никогда не отступит. И голос сестры, зовущий его из мрака, будет преследовать его вечно, чтобы каждый раз он просыпался, не в силах разжать крепко стиснутые зубы и нормально вдохнуть.