Не та пуля

Солнечные блики, рассветы и туманы. Мама, залечи мои открытые раны... Я простоял в ступоре ещё немного. Адекватные мысли просто не лезли в голову, да и сама голова скорее была вообще пуста. Посмотрев на нациста, который лежал без сознания на полу, я подумал, что у него же я всё и узнаю, это будет легче всего сделать...наверное. Никакого сожаления или сострадания к нему я вообще не чувствую, пустота. Просто заберу его пока к себе, приведу в чувства, и он мне всё расскажет, как миленький. Последние слова были произнесены в сознании каким-то коварным тоном. Ну вообще, смотря как пойдёт: если признается, кто сотворил этот ужас по хорошему, то и для него самого всё обернётся хорошо; если же будет брыкаться то и самому ему не поздоровится. Я конечно не садист, но Рейх это заслужил. Он заслужил наказания в самой большой мере–он не заслуживает жизни после содеянного. Да, я думаю, что псина сама устроила войну, ведь большинство сущностей просто сидят себе внутри человека. А его сущность, такая же тёмная и мерзопакостная как и сам её обладатель, защитила, сохранила Рейху его магию, свою магию выплеснула, собой в каком то смысле пожертвовала. Тёмные сущности должны мешать жить, а тут... Тут скорее сущность помогла хозяину, так что это точно не она начала войну. Всё, хватит размышлять, а то псина тут на месте от потери крови скончается. Я быстрым шагом начал продвигаться к обездвиженному телу Рейха. Как много крови вокруг него. На форме её было не меньше. Осталось дойти всего лишь один метр, а то и меньше, но огромные чёрно-красные лужи вызывали смятение. Противное хлюпанье раздавалось под сапогами. Спустя пару шагов я уже стою над фашистом, разглядывая его с ног до головы и обратно. Так бы и пнул, но его состояние и так было хуже некуда. Два огромных крыла, что росли из спины Третьего, весьма внушающего размера распластались на полу во всю длину. Ну и долго же я буду возиться с ними. Я наклонился, крепко ухватил под подмышками и как бы то ни было странно с лёгкостью поднял фюрера, а потом быстро подхватил Рейха одной рукой под коленями и обхватил талию Фашиста. Каждое касание, как плетью по сердцу больно ранило, навевая светлые воспоминания. Но ты изменился...тебя не узнать, ты совсем другой. Жестокий, противный, своим безумным оскалом, что ты мне так часто являл заставляешь чувствовать к тебе отвращение. Я думаю, что каждый, даже самый ужасный человек во сне выглядит безобидно, и Рейх тому не исключение. Волосы идеально уложенные на голове, острые, но в то же время нежные черты лица, аккуратный нос, бледная-бледная кожа, густые ресницы, устало опущенные на данный момент веки и такие манящие всем своим видом губы. От последней мысли я даже поперхнулся воздухом. Манящие губы, твою мать... Я начал истерически смеяться, прижимая Рейха к себе всё больше, как какой то антистресс. А ведь если бы об этой мысли кто то узнал, то меня тут же расстреляли. Может я просто давно так ни с кем близко не контактировал, вот и бредить от этого начинаю. Да и внешность у нациста неплохая, чего тут странного? Не-не-не-не, спасибо, я больше таких мыслишек не хочу, пойду-ка я быстрей наконец-то, а то стою, как неприкаянный со своим злейшим врагом на руках, да и при этом в наглую его рассматривая. Я заметил на полу фуражку с чёрным блестящим козырьком и серебряным орлом, и прямо с фашистом на руках присел на корточки, взял её и натянул тому на глаза, чуть ли не закрывая всё лицо–от греха подальше, теперь разглядывать нечего. Слишком он мне много вреда причинил, чтобы думать о нём хоть что-то хорошее. Да, внешность приманивающая, но внутри Третий не тот кем кажется. Собравшись с мыслями, я скорее устремился к выходу. Большущие крылья тащились по полу, как тряпка, собирая за собой всю грязь, что была на полу, создавая только лишнюю тяжесть и проблемы. Выйдя из кабинета, я оглянулся, "попрощавшись" с этим помещением. Стук сапогов и даже единый шорох отражался гулким эхом. В воздухе веяло холодом, отчуждённостью. Массивные мраморные колонны возвышались по бокам лестницы, смотря на тебя с высока, от чего незаметно начинаешь чувствовать себя ничтожеством по сравнению с ними. Опустевшее здание Рейхстага наполнялось тишиной, которую разрезали только еле слышимое дыхание павшего обладателя построения, дыхание принадлежавшее мне, звуки моих шагов и хорошо выявленное шарканье крыльев об такую же мраморную и холодную поверность пола. Отсутствие людей напрягало своей той же гробовой тишиной, про которую можно говорить здесь до бесконечности. Будто я нахожусь не в павшем Рейхстаге, а в ледяном дворце Снежной Королевы, который так красочно описан в сказке Андерсона. Давящая обстановка не давала мне покоя и я ускорил темп. Вот я уже на выходе, и толкая боком трёхметровую дверь, оказываюсь на улице. Вдохнув свежий воздух я нахожу огромную разницу между кислородом в Рейхстаге и кислородом на природе. Воздух на природе заполняет лёгкие, от чего настроение поднимается выше, хочется глотать и глотать его до бесконечности, пока не насытишься им вдоволь; в здании же, что стояло за моей спиной ты дышишь его воздухом только из нужды, старашься делать вдохов как можно меньше, ведь при каждом разе он словно наполняет тебя негативной энергией, которая кажется вот-вот и разорвёт твои нервы к чёрту. Но слава всему хорошему в этом мире, я давно стою на пороге этого ужасающего сооружения, а не нахожусь в нём самом. Рейха пришлось поставить на землю и поддерживать только одной рукой, дабы другой выудить из кармана телепортатор. Так вроде эта хрень называется? Достав наконец то нужный мне предмет я кинул на него взгляд: на моей ладони лежала янтарная брошь в виде паука с золотыми лапками, а по размеру она была чуть меньше самой ладони. –Хижина в лесу. –чётко произнёс я в пустоту, а потом закрыл глаза. Ярко-белая вспышка от которой я резко распахиваю свои "зыркалки", и передо мной встаёт знакомый пейзаж маленького домика в лесу, окружённого деревьями. Увидев настолько знакомый силуэт, я почувствовал себя в безопасности. Рядом на одной из моих рук по прежнему "висел" нацист. Я без труда подхватил его обратно на руки, и так же волоча крылья по траве дошёл до порога дома. Затем я достал нужные мне ключи, при этом мне снова пришлось опустить Рейха на деревянную поверхность, а потом только открыл дверь. Проделав повторную операцию поднятия на руки фюрера, я зашёл в тёплое помещение, закрыл дверь за собой и не снимая обуви стремительно направился в свою спальню. Там я аккуратно уложил "груз" на собственную, заметьте, кровать, пачкая чистое, свежепостиранное постельное бельё. Эх, не для тебя я конечно старался, рожа нацистская. Прямо заправлял эту новую простыню и думал, вот мол "приду да отдохну от этой всей суеты", а тут ОНО мне на голову свалилось. А ведь если бы я тогда не перепутал пули... ну если БЫ, да каБЫ во рту Б выросли грибы, что сделано–то сделано, время вспять увы повернуть нельзя. А ведь я отчётливо помню, как ты, псина нацистская, стояла передо мной целая да невредимая, уставившись своим пустым взглядом куда то в такую же пустоту, а потом как в последнюю секунду кричал своё громкое, поражающее слух "Стой!". Сейчас ты обессиленный на моём ложе, а ведь мог сейчас быть уже в Аду. Да, я уже давно бы застрелил его нужными пулями, но насколько я помню после абсолютно любых пуль любви, любыми другими способами я его убить не смогу. Но мне всё же теперь интересно, начал ли он войну сам, или же это был вообще не он, так что плюс в этой роковой ошибке есть. Я понёсся с этими мыслями за аптечкой на кухню, влез в нужный шкафчик и вытащил оттуда маленький чемоданчик с красным крестом. Потом я прибежал обратно и сел вместе с этим чемоданчиком на край кровати, раскрыл его и нашёл там спирт с бинтами, а затем положил на прикроватную тумбочку, сделанную из неизвестной породы дерева (автору плохо, автора попёрло, просто не обращайте на такие выражения внимания, окей?). Теперь мне предстояла самая сложная часть в этой "операции" –чтобы забинтовать Рейха нужно его, кхм... раздеть, звучит странно, но факт. Врачи, как известно бесполые существа, и я повторяя себе в голове эту фразу начал, не делая резких движений, расстёгивать ремень на талии врага, который мешал всему процессу. С трясущимися руками я продолжил. Далее последовал военный, цвета угля мундир. Но перед этим я стянул белые перчатки с рук нациста. Под ними скрывались тонкие и изящные пальцы, как говорят пианистом только и быть с такими. Не туда ты сунулся, зачем война? Тем временем я продолжал снимать мундир. Разнообразные ордена на нём то и дело звенели, мешая мне сконцентрироваться на задаче. Вскоре предмет одежды расправленный лежал рядом с немцем на кровати. Фуражка неизменно лежала на лице фашиста, так что я, подумав о том, что она будет мешать, снял её и положил также рядом с мундиром. Затем я начал развязывать строго чёрный галстук, и вот от конечного результата меня отделяла только рубашка. Ладошки покрылись холодным потом, а сами руки начали дрожать заметнее. Я быстро проскользил по пуговицам пальцами, расстегнув их, а затем и вовсе сняв белоснежную рубашку, немного приподняв Третьего за талию. Но главное, что все атрибуты одежды были измазаны в крови, пропитались ей. Передо мной открылся вид на хрупкий торс нациста, рёбра жутко выпирали, буквально все кости были видны, а живот впалый, кажется до конечной степени. При этом на нём было куча шрамов разной длины и глубины, ещё не затянувшиеся раны, которые так и бросались в глаза. Тут без труда можно понять откуда он всего этого нахватал. Ну что ж, лечить–так лечить, обеспечим ему полноценную медицинскую помощь, раз я уж так подобрел. Теперь я взял спирт и достал ватку из белого чемоданчика. Намочив её резко пахнущей прозрачной жидкостью, я начал прижигать первую и самую большую рану, которая ближе к тонким ключицам немца. Как только я приступил, послышалось тихое недовольное мычание, будто ему сейчас не раздирает раны от жгучего спирта, которые довольно-таки глубокие, а мама тормошит его спящего за плечо и говорит своё фирменное "вставай, пора в школу". Ну ничего-ничего, сейчас поглубже пройдёт спирт и не будешь ты так слабо на это реагировать. И я не ошибся–мокрая ватка начала ёрзать глубже, и на лице Рейха появился оскал, с плотно сжатыми клыками, которые сверкали на свету. Ариец зажмурился, а из уст теперь выползали чуть уловимые ухом болезненные стоны. Ну это уже другое дело, больше мне тебя даже лечением помучать хочется. Подержав на больном месте ватку ещё какое то время, я понял, что нацист уже привык к этой боли и перешёл к обрабатыванию других ран, так же стараясь помучать фашиста. Продезенфецировав ему руки, бока, на шее тоже обнаружилось пару "царапин", костлявый торс, я перевернул нациста спиной вверх. Задача эта была не из лёгких. Перья всё время разлетались в разные стороны и предотвратить это было невозможно. Я не перестану повторять, что внушительных размеров крылья, которые даже немного больше, чем ширина моей двуспальной, чуть ли не трёхспальной кровати, конечно тоже всё портили. Ну вот теперь убираться надо. По идее такого быть не должно, но выпадение перьев наверняка происходит из за того, что крылья выросли буквально только что и ещё не окрепли. А хотя, кто его знает? Зрелище было не из лучших в моей жизни: большое количество алой жидкости, которая до сих пор сочилась из ран, расположившихся прямо рядом с теми местами, где прорвались крылья. Ну, правда единственное, что меня беспокоило, это то, что сейчас он мне тут всё своей кровушкой замарает. Ни смотря ни на что я приступил ко второй части моей "операции". Взяв кусок ваты намного больше, я повторно намочил его спиртом. Стоило мне приложить вату на больное место нациста, как от него сразу последовал стон в перемешку с рычанием, оба крыла в момент свелись вместе друг с другом, сжались на спине, закрывая собой доступ к ней. Такой расклад событий мне не понравился, ведь так работать я просто не смогу, взял аккуратно одно крыло и... оно "немного" дёрнулось, чуть не повалив меня с края кровати на пол. Так дело не пойдёт, не-е-ет уж. Решительным, но почему то скованным шагом я подошёл обратно к нацисту и резко забравшись на кровать, крепко взял оба крыла в руки, придавил их ногами к поверхности мягкой кровати. В итоге я, как над поверженным врагом, что собственно так и есть, почти сидел на нём, но из всего оставшегося уважения к хрупкому фюреру, не вытворял подобного. Что больше всего удивляло, крылья Рейха пытались вырваться из под моих ног, бились в попытках заполучить свободу, а сам Третий как раньше лежал обездвиженный. Но сейчас это неважно. Я повторно начал обрабатывать раны. Сколько раз я уже это повторял–неважно, ведь я только это и делаю на данный момент. Громкие стоны снизу, давали понять, что арийцу не так уж и легко переносить данную процедуру. Под конец скулёж начинал утихать, что не могло не порадовать мои уши. Я слез с нациста, собрал в кучку использованную, бордового цвета вату, положил в аптечку то, что некогда оттуда доставал, оставя белую, эластичную, скатанную в рулончик материю. Лёгкими движениями, обвивая талию Рейха, я быстро забинтовал ему все те места, где было необходимо, я закрыл чемоданчик с красным крестом и отнёс его обратно на кухню, туда, где он ранее лежал, оставив Третьего наедине со своим сном и покоем. Стерев со лба пот, который выступил от всех этих "поскакушек" и напряжения, я облегчённо вздохнул и бухнулся на ближайший стул, который был на кухне. Наконец то я могу отдохнуть. Раз я ещё давно пообещал себе отдых, то он будет, хоть какой то, но он будет, просто должен быть. Я встал, облокачиваясь на стол, и медленно поплёлся в свою любимую гостиную комнату. Въевшись глазами в достаточно большой и просторный диван, я ускорил шаг и затем с радостью грохнулся на него, только в этот раз даже сильней, чем на стул, который был на кухне. Мне конечно ещё много чего предстоит сделать и много чего узнать, но сейчас мне требуется только сон, сон и только сон. С такой мыслью я и погрузился в царство Морфея.