Не та пуля

Рейх-бы так и сидел, наслаждаясь моментом, но любопытство всё равно потихоньку берёт верх над ним. Неуверенно поёрзав, как бы решая, остаться тут на месте, или же всё-таки пойти на произвол судьбы и подняться с кровати, с сомнением нацист выбрал второе и начал передвигаться на край. Скованными то-ли от наступившего страха, то-ли от оставшейся боли, рваными движениями ариец наконец-то "дополз" до своей заветной цели. И вот, сейчас он повторно решает что же ему делать. А может стоит полностью набраться сил? А может такое ожидание может привести к фатальному исходу? Фриц навострил свой слух и не услышал ни малейшего шороха–значит дома скорее всего нет ни единой живой души, и это уже было понятно с самого начала, но кажется, из-за того, что немцу просто стало страшно, он будет проверять это ещё раз сто. Собрав в кучку всю свою решительность и физические силы, Третий одним рывком встал на ноги, а позже отошёл на пару шагов от неё и притянул крылья к себе, для того, чтобы те "перебрались" вместе с ним на пол. Дело в том, что магии крылатой любви, как и магической энергии самого Рейха совсем не осталось после того злополучного прибывания в чистилище, поэтому крылья–соответственно часть магии любви, сейчас обессиленны, вот и тащатся за обладателем, ведь он попросту не может управлять ими. Ариец взял одно крыло и провёл рукой по голубым, так же, как и засохшие лепестки фиалки, что стояла на подоконнике, пушистым перьям. Но как только немец завершил разглядывать свою новую часть тела, с которой как-то придется уживаться, от неё полетело довольно большое количество пуха, что говорило о хрупкости крыльев, которые при этом были устрашающих размеров и выглядели крепкими. Решив не обращать на это внимания, Третий начал продвигаться к двери. При этом, он старался делать это как можно тише–мало-ли в доме всё таки кто-то есть. И по расчётам этим "кем-то" мог оказаться СССР, ведь именно с ним он виделся последний раз. И несмотря на тёплые чувства, которые образовывала магия любви к Союзу, Рейх всё равно боялся его. Но это было вроде влечения к запретному, тому–чему запрещаешь себе сам, чего боишься, как огня, но хочешь обжечься. И похоже это только подпитывало крылатую магию. Можно добавить, что ариец был довольно-таки удивлён, увидев на ногах свои привычные сапоги. При этом на кровати он тоже лежал прямо в них. Небольшие каблучки немного мешали бесшумному перемещению по ничем непокрытому деревянному полу, поцокивая. Внутри, кажется, от каждого звука, даже издаваемого собой, блондин трепетал, а сердце сдавливалось от страха. Аккуратно нажав на ручку, Рейх открыл дверь и во внимание сразу бросился диван, на котором лежал человек. Тогда-то нацист и вспомнил все молитвы... но похоже только на долю секунды, ведь он сразу стал прокручивать в голове только одно обращение состоящее из одного единственного слова–"Боже". Сам диван был у стены, а человек лежал спиной к немцу, тем самым скрывая своё лицо и не давая понять, кто он. Но Рейх-то сразу понял, кем является эта личность. СССР...без сомнений это он, именно он. Как он это понял?–спросите вы. Просто Третий мог-бы понять это даже попросту узнав его по одному телосложению, а тут на русском и его любимая ушанка была–как уж тут не узнать? Ужасный страх, смятение, а потом влечение–вот, как за несколько секунд менялись эмоции фрица. Влечение понесло за собой последствия, и вот, фюрер уже стоит прямо перед диваном и внаглую проводит "осмотр" того, а затем "осмотр" превращается в любование. Пока есть возможность–пользуйся, ведь потом такой возможности больше не будет. Выглядел сейчас русский умиротворённо. Возможно, даже мило. Немного согнув ноги в коленях, он лежал прямо в ботинках, что там говорить о военной форме? А хотя, в такое время, это не удивительно. Сложив обе руки на подушке рядом с головой, он так спокойно смотрится. Каштановые волосы неаккуратно растрепались на голове, шапка-ушанка с красной звездой покрывала её. Привлекает и манит к себе каждое качество, и магия этой самой крылатой любви ищет способа пополнения сил лишь в одном поступке. Что-то дзынькнуло в разуме немецкого "мальчика-садиста", и то была та самая магия. Ведь этот поступок, что он сейчас совершит не подействует на ход событий и его судьбу, так ведь? Союз ведь крепко спит, да? Рейх мешкался, поглядывая по сторонам, будто ища нежелательных свидетелей будущего события, и спустя минуту, не больше, крылатая магия победила в войне логического здравого мышления с ней. Убрав упавшую на лицо прядь, Третий остановил свои наполненные решительностью глаза на Советском Союзе. А ведь в обычном коротком движении было столько скрыто: он купался в собственных сомнениях, надевая новую маску смелости для себя самого-же, показывая самому себе "Да, я смогу", но хотев убрать мешающуюся прядь, вместо уверенного быстрого движения, вышло скованное и резкое, которое вмиг дало понять, что сколько не надевай маски, это будет действовать только на окружающих, а не на тебя самого. Немного опустив веки, блондин начал медленно опускаться к лицу русского, опираясь обеими руками о диван. Иногда останавливаясь, он всё ещё хранил в себе сомнения, но когда между лицами оставалось всего лишь пара сантиметров то все мысли, без исключения, куда-то улетучились. Сложив губы в аккуратный "бантик", нацист выдохнул и... поцеловал СССР в щёку. Да, он решался именно на этот поступок, это не Союз как-нибудь неудачно отвернулся от него. Нацист, отстранясь, напоследок успел лишь докоснуться ледяным кончиком носа о горячую чужую щеку, будто грелся об неё, но недолго. Но вы бы знали, какое значение имел для арийца этот краткий, невинный и детский поцелуй. Приятно что-то разлилось внутри, как тёплое молоко, а потом кольнуло в области груди и разнеслось по всему телу до кончиков пальцев, переходя на щёки, от чего на те становились горячими и загорались ярким румянцем на бледной нежной коже. Встав прямо и лёгким движением коснувшись до губ подушечкой пальца, Третий почувствовал, как крылья накрывает ломка, но к счастью не сильная. От метки крылатой любви на запястье начал исходить слабый голубой свет, а сама метка начала немного щипать, будто сейчас на рану льют спирт. Посмотрев на руку, немец не хило перепугался, ведь что? в смысле? какого эта хрень светится, как радиоактивный нефритовый стержень?! Но чуть отойдя от шока Рейх услышал скрип дивана и шорохи. То-ли ругань, то-ли обычную речь он уловил, но было ясно одно–Союз не спал. Ариец сейчас был словно в каком-то немом шоке, его эмоции быстро сменялись одна за другой, ему хотелось убраться куда подальше лишь-бы сейчас не видеть Союза. Собственно Рейх так и поступил. Так как он не знал, где находится выход из дома, ему пришлось убежать в ту комнату, в которой он очнулся. Противный пол, что так чертовски скрипел от бега нациста, сжимал последнюю оставшуюся самоуверенность блондина, а если быть честными сейчас виноваты были только те небольшие каблуки, что в данный момент так некстати. Как только немец оказался в комнате, он тут же запер дверь, и облокотившись об неё, сполз вниз. Да, ему сейчас было ужасно стыдно за свой поступок, в котором виновата эта крылатая любовь, и как назло начало жечь эту метку ещё сильней, чем в первый раз, так же и свечение стало чуть ярче. И вновь раздаётся скрип пола, но уже понятно, кто создаёт этот противный звук. Союз сейчас хотел узнать одно–для чего и зачем это сделал Рейх, верно он уже забыл о этой любви, переданной от пули. Увы и ах, это так и оказалось. Это произошло скорее всего из-за того, что его так бесцеремонно и молниеносно разбудили. Скрипа уже было не слышно, в доме было тише, чем в гробу, который потаён глубоко в сырой рыхлой земле. Молчание. Сейчас все слова, что так любезно приготовил Союз, куда-то мигом улетучились из его головы, оставляя там лишь гулкий властный ветер–пустоту. Непривычная тишина начинала давить, но вскоре, в дверь, за которой находился Рейх, постучались. Три коротких стука, и этот голос, спрашивающий разрешения, чтобы войти, пробурили все стереотипы арийца о славянине. Странно, что Советский спрашивает такое, да ещё и в своём доме. Наверное ему не хотелось напугать Рейха столь жёсткой речью, которой он обычно говорит. И вновь эта тишина, вновь метку стало жечь сильнее, блондину хотелось сейчас открыть дверь и поговорить с Союзом–столь любимым ему человеком, но стыд и только он не позволял ему это сделать. Те слова повторились через минуту-две, но ответа на них вновь не последовало, и тут уж нервы СССР потихоньку начали куда-то уходить, эта тишина так и бесила его, а тут ещё и видите-ли ему в его-же доме дверь не хотят открыть! Ну, что за беспредел? Не выдержав Союз взял и...