Аромат скромности

Часы сменились днями, а дни — неделями. Горелый по началу боялся приходить на работу, но со временем паника отсеялась. Звездоцап не навещал его ни в первый день после того, что между ними произошло, ни в последующие. Юноша стал переживать, что собственный начальник и вовсе стал избегать его, но Частокол вовремя утешил. К нему Звездоцап тоже не приезжал. Возможно, так он высказывал свое полное доверие Горелому, а возможно за этим скрывалось нечто большее. Горелый также был не настолько уверен в себе, чтобы писать или звонить, как это делал Частокол. По крайней мере благодаря этому парню он был в курсе хоть каких-то событий. Но достаточно странное чувство стало проявлять себя с каждым новым днем. Оно было весьма необычное. Даже непривычное. По началу Горелый не отдал этому должное, но, чем больше Звездоцап динамил, тем отчетливее юноша его ощущал. Если бы чувства можно было трогать, то это однозначно было бы весьма вязким и вызывало бы отвращение. Привязанность — это то, от чего старается убежать каждый всю свою жизнь. Чем меньше привязан к людям, тем проще их покидать. С каждым новым днем Горелый чувствовал, как внутри все связывается в огромный толстый узел. Каждый раз, когда дверь в магазин открывалась, в глубине души все трепетало от одной мысли: «А может это Звездоцап?». И в таком же разочаровании подступал ком к горлу, когда оказывался очередной покупатель. Горелому казалось, что он начинает понимать наркоманов, когда у них случается ломка по очередной дозе. Теперь же эту ломку ощущал отчетливо он. Юноше не хватало этого взгляда янтарных глаз, ненавязчивой улыбки, разговоров по душам. Этих осторожных прикосновений. Горелый чувствовал себя брошенным. А тоска съедала изнутри. Столь доброе поведение мужчины заставило привязаться всей душой. Горелый в тысячный раз винил себя, что повелся на эту легкую провокацию. Поддался, вышел из собственного убежища, доверился. Мысли постоянно возвращались к тому дню, когда Звездоцап подвез его домой. Кто бы мог подумать, что это будет их последняя встреча. Горелый больше всего на свете ненавидел привязываться. Боялся этого чувства. Поэтому был скрытным и не открывался никому. Но Звездоцап был особенным. Он располагал к себе. И юноша повелся. Очередные загоны по собственной внешности дали окончательный сбой во всем организме и мыслях целом. Горелый ненавидел каждый сантиметр собственного тела. В очередной раз, когда он смотрелся в зеркало, которое висело в уборной, он тихо шипел себе под нос привычные вопросы: «Почему есть красивые люди и есть я?». Уборщица смерила его странным взглядом и вышла, а сам юноша закрыл лицо руками. В последнее время ночи стали весьма беспокойные. Он просыпался порой по пять раз, совершенно не понимая, что послужило этому причиной. Ячмень стал открыто волноваться за состояние своего друга, который в один момент оградился от всех. Частокол высказал такое же беспокойство, но пока ничего не предпринимал. — Нет, ты слышал, что сказал мне этот… ну сам знаешь кто? Горелый посмотрел в зеркало, замечая зашедшего парня, который разговаривал по мобильнику. Вид был весьма усталый и раздраженный, и он скрылся в одной из кабинок, громко ругаясь. Горелый посмотрел последний раз на собственное отражение, замечая плохо скрытые под тональником синяки, и махнул рукой. Он спустился вниз, пересекая первый этаж, и открыл магазин. Время близилось к закрытию. Горелый ощутил нарастающую боль, которая сдавила легкие. Все ведь так хорошо начиналось, и чем по итогу закончилось? Он зашел за стойку и сел на стул, сгорбившись. — Как можно было привязаться за пару дней к человеку? — тихо выдохнул себе под нос юноша, явно не понимая самого себя. — И ладно бы будь это друг… Но Звездоцап мне даже не друг! Дверь в магазин открывается, отчего юношу пробрала неприятная дрожь, словно он занимался здесь непристойными вещами и его застали с поличным. Горелый в спешке поднимается, удивленно глядя на Златошейку, которая подошла к стойке. — Здравствуйте? — в его голосе плохо скрывалось удивление. — Привет, Горелый, — кивнула она в ответ, залезая в сумку. — Уж извини, Звездоцап не смог приехать лично. Он правда пытался, но увы. Надеюсь ты не сильно расстроишься, если зарплату вручу тебе я. — Не думаю, что на такое стоит обижаться, — как-то криво усмехнулся юноша. — Он давно не посещает магазин. — Да? — теперь удивилась Златошейка, протягивая Горелому купюры. — Странно. Ты ведь новенький, довольно рано он бросил тебя одного. — Но способный. А вы не в курсе где он? — К сожалению, малыш, мой муж не посвящает меня в свои планы и желания. Горелый в ответ заметно смутился, опустив взгляд. Женщина не сразу поняла такой реакции, а затем несильно хлопнула себя по губам пальцами. — Извини, привычка. Я не хотела тебя смущать. Юноша в ответ лишь махнул рукой, тем самым говоря: «Все нормально». — Хороших тебе выходных. Пока. Златошейка одарила его теплой улыбкой и покинула магазин. Горелый тяжело выдохнул, спрятав полученные деньги в карман, даже не желая пересчитывать. Тело ныло от несправедливости и тоски. Юноша провел пальцами по левой руке в области вен, крепко сжав себя за запястье. «Если бы не оттолкнул, что бы было?». Упустить шанс – частое явление. И больше всех достается скромным и неуверенным в себе людям. Посторонние не способны в полной мере понять эту черту характера, постоянно твердя: «Если бы хотел, давно бы стал другим… Давно бы смог… Давно…». Они никогда не поймут, как тяжело переступить через себя, когда живешь так всю жизнь. Оставить себя в прошлом и создать новую личность. Отбросить сомнения и обрести уверенность. Ты хочешь, но давно загнал себя в рамки, сцепил крепкими цепями и не можешь найти силы вырваться из них. Это — утопия. А люди с иным характером никогда не поймут таких, тем самым позволяя человеку упускать раз за разом шанс вместо того, чтобы сделать что-то за него. Когда ты понимаешь, чего желает эта скромная душа, и все равно надеешься, что он сам это сделает. Но он не сделает. Он подобно маленькому бутону, который так и не раскрылся, потому что испугался. Мы только и умеем, что твердить, как жить остальным, думая, что это так просто. Но это не просто. Это весьма тяжело. Горелый закрывает дверь изнутри, выключая почти везде свет, и заходит за стену. Он снимает с вешалки кофту, накидывая на плечи. Замок в двери щелкнул, и юноша, продрогнув до самых костей, весьма тихо выдохнул. Паника сразила легкие и Горелый бесшумно подошел к стене, прижимаясь спиной. «Это точно не Звездоцап, а Ячмень не имеет ключей. Частоколу незачем приезжать, Златошейка уехала… Грабители что ли? Взлом?» — от одной только мысли стало плохо. — «А может это его знакомый… Как же его имя… Точно! Остролап?!». Лишь по звуку шагов стало ясно, что зашедших всего двое. Сердце Горелого бешено забилось в груди, заставляя дыхание участиться. Паника нарастала с каждым разом, а шаги становились только ближе. Юноша опустил взгляд на пол, замечая тень. Он прикусил губу, вздохнув глубоко носом, и сжал пальцы в кулак. Подняв взгляд, Горелый дождался, когда незваный гость подойдет ближе, и резко отпрянул от стены, замахнувшись. Кулак прошелся ровно по переносице, и обидчик упал, издав стон боли. А следом раздался знакомый, но наполненный полным ужасом голос: — Ради всего святого, Частокол, ты цел? Горелый пару раз моргнул, глядя на собственные костяшки, и рассмотрел в лежащем парне и правда Частокола, который приложил пальцы к разбитому носу. Рядом с ним присел Ячмень, доставая платок, и приложил к лицу. — Горелый, ну нельзя же так, — обреченно выдохнул друг, помогая побитому подняться. — Вы в своем уме, идиоты? — выругался Горелый, нахмурившись. — Я уж думал меня взломали и сейчас убьют. Телефоны вам на что? — Мы хотели сделать сюрприз, но кто мог подумать, что ты настолько трусливый, — усмехнулся Частокол, придерживая платок возле носа. Он находил сложившуюся ситуацию забавной. — Удар у тебя что надо, к слову. Пару дней теперь заживать будет, а мне на работу завтра. Придется пластырь клеить. — Частокол, извини, — виновато пролепетал Горелый, подходя к парню, и убрал платок. Он осторожно осмотрел нос, отмечая, что серьезных повреждений не нанес. — Я уже стал продумывать, как бежать, лишь бы не украли. И вообще, когда вы успели подружиться? — Ты задинамил меня, брат, — обиженно фыркнул Ячмень, демонстративно отвернув голову. — Не знаю, что у тебя произошло, но бросать меня в игнор — очень подло. — Поэтому он нашел меня через тебя, и мы сошлись на том, что ты переживаешь какой-то неприятный период в жизни, о котором умалчиваешь, — кивнул Частокол. — Незачем постоянно прятаться за масками и быть тем, кем ты не являешься. — На то и нужны друзья, чтобы помогать. Горелый в ответ покачал головой, молча возвращаясь к диванчику. Он подбирает собственный рюкзак, выключая свет, и вернулся обратно к друзьям. Те выжидающе смотрели. — Что? Я не хочу жаловаться и ныть, выставлять себя жертвой и будто весь мир крутиться вокруг меня одного. Брат, мы уже проходили неоднократно эту тему, — весьма сдавленно произносит Горелый, выключая окончательно свет во всем магазине. — И я тебе уже отвечал: мне куда приятнее знать, что я могу быть полезен, помогать тебе, выслушивать, нежели оставаться в стороне и быть полностью бесполезным, — недовольно напомнил Ячмень, поспешив за ним. — Ты много говоришь мне о своих проблемах? — Брат, мы разные. И я тот, кто слушает и помогает. Я знаю, что не добьюсь от тебя взаимности в этом плане, но, когда даже друзья перестают со мной делиться, я чувствую себя полным ничтожеством, который в очередной раз не смог помочь. — Мы уже проходили эту тему, брат! — повысил голос Горелый, чувствуя нарастающее раздражение, и повернул ключ в дверном замке. — Ты постоянно боишься быть навязчивым, но чем я тогда лучше тебя? Вечно жалуюсь и ною, а ты это проглатываешь, словно так и надо. Я… не могу так больше. У тебя хватает своих проблем, а тут я свои вешаю. Зачем? Частокол, который молча наблюдал за этим всем со стороны, встал между ними, выставив руки в разные стороны. Нос еще побаливал от удара, но вполне сносно. Он посмотрел сначала на Ячменя, затем на Горелого, выдохнув. — Хватит пререкаться. Мы пришли вывозить из тебя тоску, Горелый, а не ввозить ее новыми грузами. — Частокол, можно вопрос? — неожиданно даже для себя начал Горелый. — Слушаю. — Почему Звездоцап бросил нас? Я был в таком шоке, когда ко мне сегодня пришла Златошейка. Частокол лишь тяжело выдохнул, прикладывая пальцы к нижней губе. Его взгляд стал каким-то странным. Весьма серьезным и даже презренным, словно парень не одобрял подобные вопросы. Затем, казалось, его глаза и вовсе застелила пелена раздумья. Даже Ячмень замер, боясь пошевелиться, и лишь тихо, размеренно дышал. Частокол невольно кривит губы, высунув кончик языка на долю секунды, и прикусил нижнюю губу. Он поворачивается к Горелому, позволяя Ячменю лицезреть свою спину. Юноша от подобных действий даже отступил назад, боясь отвести взгляд от столь угрожающего взгляда Частокола. — Я не могу ответить на твой вопрос, иначе Звездоцап устроит мне самые настоящие пытки по сравнению с которыми Ад покажется Раем, — довольно жестко отчеканил каждое слово он, сложив руки на груди. — Если он сочтет нужным, сам посвятит в свои мысли и действия, но, если Звездоцап узнает, что я проболтался, ни один уголок мира не спасет меня от его гнева. Думаешь, он весь из себя такой хорошенький? Лучше не строй иллюзий, иначе потом будешь задыхаться от боли и истерик. От этих слов Горелого пронзил озноб, а кожа покрылась мурашками, и теперь больше напоминая гусиную. «Так кто из вас больше темная лошадка?» — эти мысли пролетели вихрем в голове, также быстро исчезая. — Наш план еще в силе? — подал голос Ячмень. — Да, я не отказываюсь от своих слов. То, как быстро изменился Частокол, заставило Горелого еще больше продрогнуть. Теперь это снова тот самый парень, который был в первые дни знакомства и совместной выпивки. Они подхватили юношу под руки, выходя из торгового центра. Своей лютой троицей они ввалились, и никак иначе, в такси, которое ждало снаружи, назвав адрес отеля. Ячмень и Частокол пытались растормошить Горелого, который за пару секунд тишины в салоне успел снова погрузиться в собственные мысли. Лишь по грустным глазам и опущенным уголкам губ они поняли, что их друг снова по чем-то загнался. Но вывести юношу на чистую воду так и не удалось. Как только они достигли отеля, Частокол довольно улыбнулся, явно оценив выбор Ячменя. Горелый выдавил из себя правдоподобную улыбку, ведь притворяться было не в первой, и они все вместе проследовали в номер. — Ах, моя обитель, как же я скучал, — протянул удовлетворённо Ячмень, раскинув руки. Внутри веяло прохладой от открытых окон, а ветер иногда тревожил занавески. Частокол что-то шепнул на ухо Ячменю, который вдался в минутное раздумье, а после посмотрел на Горелого. Тот лишь детально изучал узоры на стене, которые умудрился в прошлый раз не заметить. — Брат, мы с Частоколом спустимся и закажем что-нибудь. Побудешь один? Горелый в ответ молча кивнул, прекрасно понимая, что эти двое что-то замышляют. И не просто так оставляют его одного. Как только дверь закрылась с обратной стороны, юноша сбросил себя всю эту маску хорошего настроения, закрывая дверь в ванную комнату. Он пару раз повернул замок туда-сюда, даже не отдавая внимание, закрыл ли точно на замок. Юноша обходит взглядом просторную ванную, останавливаясь напротив зеркала. Горелый включает теплую воду и умывается, вновь бросив взгляд на собственное отражение. Боль и ненависть отразились в этих глазах, синяки стали более отчетливыми. Он поджал губы, ощущая сдавливающую боль в груди. Казалось, что душа рвется на части, и так хотелось морально освободиться от этого всего. Хотелось выплеснуть все накопившиеся эмоции, всю тревогу, очистить разум от всех мыслей, перестать изводить себя и наивно улыбаться, врать друзьям, чтобы лишний раз не тревожить своими проблемами. В глазах появились слезы, которые больше невозможно было сдерживать. Горелый рвано выдохнул, крепче сжимая умывальник, а слезы градом покатились по щекам. Он опускает голову, слезы застилали глаза, отчего юноша крепко зажмурился. Вода смывала соленые капли. Горелый вновь смотрит в зеркало, громко всхлипывая, не имея сил взять себя в руки и успокоиться. Столько накопилось за этот месяц, что хотелось выть. Он прикладывает ладонь к груди, крепко сжимая пальцами деталь одежды, и раскрыл губы в безмолвном крике. Отражение передавало всю боль и ненависть, искажалось от слез и истинных эмоций. Нос покраснел, глаза опухли, а сам Горелый стал чаще дышать. — Успокойся… успокойся… — тихо проговорил он, словно пытался уговорить собственное отражение перестать рыдать. — Я так не могу больше. Тихий шепот сорвался на всхлип, а затем Горелый отчаянно закричал, ударяя руками по зеркалу. Этот крик выражал собственную беспомощность и слабость, удушающие чувства. Зеркало треснуло, а несколько кусочков даже откололись и упали в умывальник. Горелый захлебывался в собственных слезах, чувствуя себя морально уничтоженным и душевно избитым. Он даже не ощущал физическую боль, не сразу замечая окровавленные костяшки. Кровь капала в умывальник, а вода смывала все улики. Он сделал несколько шагов назад, падая на пол, и прижался спиной к стене. А затем Горелый потянулся рукой к одному из осколков. Кусочек от зеркала не был настолько острым, чтобы порезать ладонь, но его конец однозначно мог навредить. Юноша смотрит на левую руку. Легкий взмах и на коже появилась заметная царапина, подобно когтям кота. — Я не чувствую… боли, — тихо прошептал Горелый, поджимая губы от досады. — Почему я не чувствую боль? Почему? — он снова прошелся осколком по руке, но боль явно не хотела навещать. Это разозлило юношу, отчего он прошелся неоднократно осколком по руке, оставляя разной длины и глубины царапины. Горелый досадливо бросил попытки пытаться вызвать физическую боль, бросая осколок куда-то в сторону. Раздался негромкий стук в дверь, но в ответ последовала тишина. Тогда дверная ручка опускается и ванную первым заходит Ячмень, пару раз моргнув. Он попытался осознать всю картину происходящего. Сзади подкрался Частокол, а улыбка с его лица сползла также быстро, как и появилась. — Брат, ты ох- — Так, так, так, — вмешался Частокол, переступая порог ванной комнаты, и выключил воду. — Ты обманул меня! — тихо рыкнул Ячмень, садясь рядом с Горелым. — Ты же сказал, что забросил это дело, а стоило бросить одного и ты уже снова снимаешь стресс своим конченым селфхармом? И додуматься же делать это в моем номере, где я могу тебя застать! — Господи, я найду аптечку, — встревоженно произнес Частокол, достаточно ему было заметить истерзанную руку Горелого, на которой выступила кровь. — Горелый, твою мать, я с кем говорю! — гневно выкрикнул Ячмень, хватая заплаканное лицо друга в свои ладони. — Щиплет, — еле слышно произнес Горелый, слабо улыбаясь. — Впервые за долгое время испытал дрожь от резания. Как давно я этого не делал. — У меня просто нет слов, чтобы как следует тебя отругать, — недовольно процедил он, но во взгляде отразилась тревога. Частокол появился в считанные минуты, присаживаясь рядом с Горелым. Он крепко обхватил запястье юноши, и перевернул пузырек с перекисью. Горелый зажмурился от подступившей боли, поджав губы. Ячмень восхищенно отметил, что руки Частокола даже не дрожали в то время как он сам не мог унять дрожь в теле от волнения. Частокол протер порезы ваткой и перевязал руку бинтом. Он также бережно протер разбитые костяшки. — А теперь объясни мне какого дьявола произошло? — вполне серьезно начал Частокол. — Накопилось всякое, вот и сломался, — ответил Горелый, чувствуя, как слезы вновь подступают к глазам. — Я всю жизнь… — тихий всхлип сорвался с уст, и он отвел взгляд. — Всю… жизнь. Так живу. Понимаешь? Ненавижу себя за слабость, за скромность, за привязанность. Постоянные загоны, самоненависть. Я ненавижу в себе абсолютно все. И ненавижу свою жизнь. Сдерживать все внутри себя. Постоянно. А это копиться… — очередной всхлип, и Горелый закрыл лицо руками. — Копится. Но я так больше не могу. Я так устал. — Ты такой глупый, брат, — тихо выдохнул Ячмень, заключая его в свои крепкие объятия. Юноша в ответ повторно разрыдался. Частокол лишь покачал головой, обнимая этих двоих. — Горелый, ты не один. Пожалуйста, помни об этом. Мы всегда рядом. И лучше напьемся до беспамятства, чем ты в одиночку будешь резать себя. Тишину нарушали лишь рыдания Горелого, которые постепенно сошли на тихие всхлипы, пока и вовсе не смолкли. Друзья ни на секунду не отпускали разбитого морально юношу, лишь поглаживая то по волосам, то по спине. Частокол мимолетно заглянул в собственный мобильник, обнаруживая сообщение от Звездоцапа, но также быстро и выключил. Ячмень что-то тихо нашептывал Горелому на ухо, тем самым успокаивая. — За зеркало тебе влетит, — проговорил Частокол, глядя на треснувшее зеркало и недостающих в нем осколков. — Не проблема, заплачу, — пожал плечами Ячмень. Горелый молча выбрался из объятий друзей, потирая глаза, и тяжело выдохнул. — А теперь как насчет того, чтобы развеяться? — продолжил Частокол — О чем ты? — хрипло спрашивает юноша. — Мы хотели спросить твое мнение, но теперь не хотим, — кивнул Ячмень, а уголки губ поднялись в улыбке. — Мы сейчас едем веселиться. И твои протесты можешь выбросить вон в ту урну, которая стоит у меня в комнате. — Частокол, тебе завтра на работу. — Если бы меня волновало подобное, моя жизнь стала бы серой и унылой, — проговорил Частокол, меняя тональность своего голоса, и наигранно опустил уголки губ вниз, словно грустный клоун. — Заодно познакомишься с Долгохвостом. — Ты издеваешься? — обреченно протянул Горелый. Ячмень и Частокол лишь молча переглянулись, поднимаясь, и схватили юношу за запястья. Горелому не осталось выбора кроме как подняться. Они вытолкнули его из номера, не выпуская из собственных рук, и спустились вниз. Горелого подобное внимание даже смутило, а достаточно было снаружи встретиться со взглядом Долгохвоста, который стоял возле машины, так и вовсе бросило в дрожь. Мужчина приветливо махнул рукой, довольно улыбаясь, а Частокол бросился к нему в объятия. — Что происходит? — в недоумении спрашивает Горелый. — Это мой брат — Долгохвост. И нет, он на самом деле мой брат. — Да, мы с ним те еще братья, — кивнул Долгохвост. — Думаю, ты также уже знае- — Долгохвост, не время рассказывать свое генеалогическое древо. — В таком случае, Горелый, рад снова видеть, — непринужденно проговорил мужчина, явно не смущенный, что Частокол прервал его. — Какими судьбами? — Ваш личный водитель на эту ночь по слезным обещаниям брата, который как обычно их не сдержит. А если еще раз напишешь так поздно, будешь кататься на такси, понял? — беззлобно фыркнул Долгохвост. Частокол в ответ недовольно пнул его в бок, садясь на переднее сиденье. Горелый вовремя спохватился и представил мужчине Ячменя, который явно был рад новым знакомствам, и пожал руку. Они вместе устроились на заднем сиденье, а Долгохвост занял место водителя. — Куда вас везти, зайчики? От подобного обращения Горелый даже напрягся. В голове всплыли воспоминания, а голос Звездоцапа так отчетливо отразился в мыслях прошлого. Он бросил сомнительный взгляд на Долгохвоста. — Для начала покушать, а потом будем кататься по ночному городу и слушать музыку, — восторженно проговорил Частокол, рассмеявшись. — Или можно вообще за город уехать! — Звездоцап потом по твоей заднице так проедет, что еще неделю будешь стоя работать в магазине, — тихо выдохнул Долгохвост, заводя машину. — У тебя же рабочий, Частокол, думай головой. Горелый изогнул вопросительно бровь, пару раз моргнув. Они оба говорят о Звездоцапе, как о каком-то близком человеке. Ячмень одобрил выбор Частокола, дернув друга за руку. Юноша спешно кивнул, подсаживаясь ближе к середине. Долгохвост подвез их к продуктовому, который находился чуть дальше от города, и который, к счастью, работал до одиннадцати. Они дружной компанией заглянули внутрь. Здесь было весьма пусто, кассир скучающе смотрела какой-то сериал или может даже фильм, бросив мимолетный взгляд на посетителей. Троица разбрелась по разным уголкам магазина, оставляя удивленного Долгохвоста на пороге. — Ну и как это понимать? — хмыкнул он, подходя к кассе. Женщина по чистой случайности закрыла вкладку с фильмом, досадливо шикнув. Первым подошел Ячмень, который положил минеральную воду, пару разных пакетов с фруктами и печеньем. Следом его нагнал Горелый, который прихватил весьма внушающую размеров шоколадку и булочки. Частокола же не было видно на горизонте. Долгохвост терпеливо подпер голову рукой, а вот Горелый не мог устоять на месте и отправился на поиски. Неудивительно, но нашел он этого парня в отделе с алкоголем. — Частокол, что ты здесь делаешь? — Выбираю, — задумчиво протянул Частокол, рассматривая полки. — О! Идеально. Он показал юноше совсем небольшую бутылку, хотя это было похоже на круглую баночку. Горелый даже склонил голову набок, явно не догоняя чего от него хотят. — Здесь совсем маленький процент, но поверь, это так вкусно. Ты не чувствуешь спирт, не пьянеешь, ведь особо много и не выпиваешь, но как вку-усно, — мечтательно протянул Частокол, прижимая к себе эту несчастную баночку. Горелый забирает парня и приводит на кассу, где Долгохвост закрывает глаза ладонью, достаточно ему было понять причину задержки. Частокол лишь недовольно поджал губы, тихо фыркнув. Как только они расплатились за выбранные покупки, то спешно вернулись к машине. Часы показывали половину десятого. Солнце практически окончательно зашло за горизонт. Небо окрасилось в приятный оранжевый оттенок, плавно переходя в более светлый, а голубые оттенки постепенно превратились в черные. Тени отбросились назад, а оставшиеся лучи одарили каждого прохожего, проезжающую машину или стоящее здание рыжеватым оттенком. Таким теплым-теплым, как уходящее солнце. Ребята заняли каждый свое место в машине, и Долгохвост повез их по ночному городу. По началу было тихо. За окном мелькали дома и фонари, на город окончательно опустилась ночь. Первым тишину нарушил Горелый, который решил открыть шоколадку, и поймал на себе моментально взгляды оставшихся троих. — Что? Я есть хочу. Ячмень прыснул от смеха, а Частокол подключил телефон к магнитоле машины. Долгохвост нажал пару кнопок, значение которых не знал Горелый, но звук ввел в напряжение. Ячмень воодушевленно поднял голову, как только понял, что крыша машины открывается. Ночной ветер встретил всех четверых, а музыка лишь подогрела интерес. Весьма тихий мотивчик постепенно стал громче. Как только Частокол был удовлетворен громкостью, то перебрался на заднее сиденье к Горелому и Ячменю. — Не разнесите мне машину, прошу вас. Троица лишь громко рассмеялась, кусая поочередно плитку шоколада. Долгохвост выехал на автомагистраль, набирая скорость. Ячмень довольно выкрикнул, поднимая руки к небу. Горелый же ощутил легкость, которая окутала с новым порывом ветра, а Частокол поднялся со своего места, присаживаясь на верхнюю спинку, и также поднял руки. Затем они все втроем выкрикнули: — ЛЕТО СНАРУЖИ — ЛЕТО ВНУТРИ! Долгохвост от неожиданности даже напрягся, а после также быстро расслабился, лишь усмехнувшись себе под нос. Музыка кричала, казалось, на весь город, а скорость придавала адреналин. Горелый чувствовал, с каким бешеным ритмом билось в груди сердце. И как волнение пробирало до дрожи. Ячмень звонко смеялся, пританцовывая плечами и руками, а Частокол резко ухватился за сиденье, достаточно машине было сдвинуться влево и вернуться обратно, недовольно заворчав. Долгохвост довольно улыбнулся своей шалости. Горелый радостно поедал шоколад, выкрикивая слова песни или просто протяжные буквы. Даже Долгохвост не спеша бил пальцами по рулю, кивая в такт музыке. When my head's in a mess (Когда у меня в голове путаница), And I don't know why (И я не знаю, почему), Need a sweet hideaway (Мне нужно надежное укрытие) With a perfect sky (С прекрасным небом над головой). — Долгохвост, давай еще быстрее? — проговорил Частокол, садясь обратно. — Ты уверен, что стоит так рисковать? — настороженно уточняет Долгохвост. — Не включай только нашего старшего брата, прошу тебя. Сомнение отразилось в глазах мужчины, но, заметив воодушевившихся Горелого и Ячменя, все же смирился. Он переключает скорость, и машина понеслась вперед. Все трое довольно вскрикнули и подняли руки к небу, засмеявшись. Но их веселье было недолгим. Как только Долгохвост резко притормозил, останавливаясь у обочины, Частокол спрятал лицо за собственными руками, тем самым словно говоря: «Это не моя была идея». Ячмень опасливо огляделся, а Долгохвост невольно нахмурился. К ним не спеша подошел парень в форме и весьма вежливо представился: — Доброй ночи, старший прапорщик Огнезвезд. Вы превысили допустимую норму, могу я взглянуть на ваши документы? — Огнезвезд? — сорвалось с уст Горелого, и он в спешке покинул машину. В свете луны внешние черты были не так хорошо узнаваемы, но скрыть эти рыжие кудряшки под фуражкой было весьма проблематично. Цвет его зеленых глаз приглушался в ночи, а природные веснушки и вовсе были неразглядимы. Юноша в считанные секунды оббежал машину под взгляд Частокола и Ячменя, останавливаясь в паре сантиметров от друга. — Какие люди да без охраны, — достаточно серьезно проговорил Огнезвезд, а после расплылся в дружелюбной улыбке. Горелый бросился к нему на шею, крепко обнимая. — Как же я чертовски скучал по тебе. Как там Крутобок? — Где-то в офисе странствует, вроде работу менял, — ответил Огнезвезд, обнимая его в ответ. — Может обойдемся без штрафа, м? Обещаю, больше такого не повторится, — попросил Горелый, взяв друга за плечи. — Я не ожидал, что в такой глуши будут патрулировать дорогу. — Горелый, закон есть закон, — вздохнул в ответ парень. — Я не могу делать исключений по дружбе. — Я тебе отплачу потом, но не вешай на Долгохвоста штраф. Было видно, как Огнезвезд замешкался, теряясь в сомнениях как правильно поступить. Юноша смотрел на него столь невинным и добрым взглядом, что Огнезвезду даже стало не по себе. И как такому малышу отказать или обидеть, когда он с таким доверием смотрит? Частокол и Ячмень молча наблюдали со стороны, затаив дыхание. — Горелый, в первый и последний раз. Еще раз поймаю — штраф без уговоров. — Ты ж мое рыжее солнышко, — чуть ли не промурлыкал Горелый, повторно обнимая друга. Огнезвезд лишь закатил глаза, усмехнувшись. — Доброй ночи вам и не нарушайте закон. — Больше и не подумаю, — тихо фыркнул Долгохвост, кинув гневный взгляд в зеркальце заднего вида. Частокол неловко почесал затылок, делая вид, что увлечен информацией на этикетке шоколадки. Горелый возвращается обратно, и Долгохвост включает поворотники, держа путь обратно в город. В этот раз он ехал по всем правилам, но даже недавний инцидент не заставил угаснуть веселью. Буквально минут через десять Частокол, Горелый и Ячмень вновь подпевали песни, довольно смеясь. Вернулись обратно в отель они глубокой ночью. Горелый устало потер глаза, в то время как Частокол и Ячмень тихо дремали друг у друга на плечах. Долгохвост повернулся к ним и щелкнул брата по носу. Сон был весьма чутким и парень от неожиданности подпрыгнул, разбудив следом и Ячменя. — Пункт назначения: отель. Три часа ночи, Частокол, ты не встанешь завтра. — Да кто бы го-а-в-арил, — протянул в ответ Частокол, прикрывая рот в сладком зевке. — Горелый, как ты себя чувствуешь? — Весьма сносно и устало. — Идем, ляжем спать, — подал голос Ячмень, разминая лопатки. — Спасибо за этот ночной заезд. Было очень классно. — Всегда к вашим услугам, — пожал плечами Долгохвост. Частокол перебрался обратно на переднее сиденье, а Горелый и Ячмень помахали им рукой, удаляясь в сторону отеля. В это время здесь уже было тихо, поэтому они в кромешном одиночестве направились в номер. Внутри было темно, а открытая ванная напомнила о недавних событиях. Горелый виновато посмотрел на друга, потирая перебинтованную руку. — Идем спать, я что-то устал, — кивнул Ячмень в сторону комнаты, закрывая дверь в ванную. Они проследовали внутрь, и Горелый плюхнулся на кровать. Не желая больше двигаться и вообще что-либо делать. Он вытащил из-под себя одеяло, полностью укрывшись. Ячмень в ответ лишь слабо улыбнулся, открывая шкаф. Скинув с себя одежду, он устроился на другой половине кровати, залезая под мягкое одеяло. — Горелый. — М? — устало отозвался он. — Расскажи мне, что случилось, — тихо попросил Ячмень, накрыв ладонь друга своей, и несильно сжал. — Больно, когда привязываешься, а тебя кидают. Избегают. И снова чувствуешь себя ненужным, — шепотом отвечает Горелый, приоткрыв глаза. — Не то, чтобы меня это волновало, но зачем лезть ко мне в друзья, если по итогу все закончилось именно так? Я не люблю раскрываться перед людьми, потому что тогда становлюсь весьма уязвимым. — Брат, кто тебя уже предал? — Не важно. Я не хочу о нем говорить. Это глупо, но просто даже за эту неделю он так расположил к себе, что мне теперь тоскливо без него. Также тоскливо, как без тебя или Огнезвезда, Частокола, Крутобока. Всех тех, кто успел расположить меня к себе и позволил довериться, открыться. — Тише, солнышко, думаю, у него на это есть причины. Дай ему время. — Думаю, у него оно было сполна. Не хочу больше думать об этом, — Горелый лишь тихо выдохнул, закрывая обратно глаза. Ячмень больше не стал тревожить расспросами и тоже закрыл глаза, погружаясь в сон.