Зов народа

      Пергамент был старым, пожелтевшим, казалось, он рассыпется от легкого прикосновения. Его давно не касался солнечный свет, а соседями его были лишь пыль и давно забытый хлам. Его края были обуглены, как будто кто-то его поджёг, но почти сразу потушил, не решившись уничтожить.       Я не знаю, зачем это пишу. Всё равно никто не прочитает. Я надеюсь, никто не прочитает. Наверное, я сожгу эти записи сразу, как выговорюсь. Огонь и пергамент будут моими единственными слушателями, безмолвными судьями моих душевных метаний.       Я так больше не могу. Это меня убивает. Сколько лет прошло с той злополучной поездки? Может, немного. А может, слишком, слишком много. Слишком долго я лелеял это безумие. Хотя мне ли жаловаться? Человечий век короток. Рашпу ждут столетия, наполненные одиночеством, и никакие Сыны Пустыни не смогут его заполнить. Теперь я понимаю. Всё-таки не такие уж мы и разные.       Гробница Времён. Храм Драконов. Восьмикрылая Сова. Много легенд связано с племенем Перволюдей, чьи руины сокрыты среди непроходимых джунглей. Что за призраки прошлого нарушают покой тропической ночи? Что за шепот вторит шуму волн и шелесту ветвей? Но хуже всего тишина. Она слишком громкая. Она слишком пустая. Тишина. Ни крика ночной птицы. Ни рычания хищника. Ни жужжания проклятых комаров и мошек. Ничего. Животные обходят это место стороной. Мы же оказались глупее мошек.       Я чувствую тепло крови, льющейся по алтарю. Я чувствую, как каменные челюсти смыкаются вокруг ещё живой, трепещущей плоти. И, поглоти меня песок, я видел — всего на миг, такой долгий миг! — Гробницу Времён! Бесконечная, непостижимая, уходящая в небо! Время боится её! Из её тёмных недр выходят ОНИ! ОНИ не должны были приходить! Мы не должны были плыть туда! Будь проклято наше любопытство!       Рашпу видел больше. Рашпу видел далёкие ночи, когда вершились запретные ритуалы. Реки крови, превратившейся в свет далёких миров. Бесконечная тьма, глядящая с мёртвых глаз нерукотворных изваяний. Песни на забытых языках. Пляски с демонами. Он не говорит этого вслух, но когда он спит, то лучше не вслушиваться в его бормотание. Он ненавидел магию. Магия его же и убила. И чувствительность к таким… явлениям. Благодарю небо за то, что я не эльф! Всё было бы ничего, но сны начали просачиваться в явь. То, что должно было быть наваждением, стало таким же осязаемым, как перо, которое я держу… для него. Бедный Рашпу. Страх и кошмары отняли у него все силы. Сейчас он находится в Лечебнице Душ, среди безумцев и умалишенных. Выйдет ли он когда-нибудь? Многие не выходили. Даже здоровые.       Хнирр вернулся к гномам. Он больше не возвращался к археологии. Я слышал, что он сидит в архивах и занимается исключительно историей гномов. Гномьи руины не хранят тёмные секреты. Гномьи племена не вымирали из-за игр с магией. Гномья история надёжна, как камни, которые они так любят.       Катум продолжила заниматься археологией. Казалось, её меньше всех напугала эта… поездка. Она отказывалась обсуждать произошедшее. Говорила, что хотя её все это здорово напугало, чем дальше она отплывала, тем слабел страх. В конце концов, что бы это ни было, оно осталось там, на том диком континенте. Так она говорила. И всё же Катум казалась какой-то напряжённой. Словно чего-то ждала. В один момент она просто села на корабль и отплыла обратно, как сказали в порту, на этот самый континент. Не знаю, что за идиоты согласились её туда отвезти и сколько она им заплатила, но больше никто ничего не слышал ни о Катум, ни о корабле.       Что же касается нашей сладкой парочки, Итары и Алатли, всё очень печально. В лечебнице сказали, что Алатли серьёзно ранен, предположительно очень могущественным демоном. Он применял заклинания, которые оказались слишком сильными для него, и не рассчитал последствия. Кроме того, он два раза разрывал связь между собой и фамильяром, а и один-то раз довольно болезненный. Я не очень разбираюсь в магии, хотя получал базовое образование при дворце, но всё же я понимаю, почему он не может очнуться. А может, не хочет. Он ВИДЕЛ. На его месте я бы после такого… не знаю.       Сама же Итара много работала, чтобы оплатить лечение у одного из самых лучших целителей Альянса. Бедняжка, так убивалась по нему… Может, хотя бы ради неё парню бы стоило вернуться. А однажды к ней пришла некая эльфийка, кажется, её звали Ираджи или как-то так, из племени какой-то птицы. И вот она предложила Итаре служить им. А взамен Алатли вылечат. Уж не знаю, зачем ей это. Лично я не поверил. А Итара сейчас готова за любое чудо схватиться, как утопающий за соломинку. Вот и ушла с ней.       Что же касается меня, то я решил твёрдо: никакой магии. Никакой археологии. Я теперь работаю в библиотеке. Работа, по правде сказать, пыльная. Ха-ха. Не столько сложная, сколько занудная, все эти бесконечные переучёты и перестановки книг утомляют. Не говоря уже о том, что периодически старые тома приходится переписывать. Гномы с этим получше справляются. Но зато это надёжно. Никакой магии. Кхм, почти.       Вечерами я напиваюсь в таверне и возвращаюсь домой под утро с какой-нибудь девкой. А потом пью снотворное, чтобы сразу уснуть и не видеть сны. Ах, сны… Ненавижу сны. Их слишком легко перепутать с реальностью. Они затягивают, как болото, и я боюсь, что однажды не проснусь. Я пью лекарства, но это мало помогает. Мысли уходят, остаётся лишь пустота. И тишина. Проклятая тишина!       И вот тут-то самое интересное. Я вроде как написал про всех, кто входил в нашу команду. Но у меня такое чувство, будто я кого-то забыл. У всех нас есть это чувство. С нами был кто-то… из-за кого всё это и началось. Иначе почему с нами были Алатли и Итара? Они-то совершенно далеки от науки. Итара-то и книг никаких не читала, кроме любовных романов. Воспоминания путаются, сплетаются в единый клубок, похожий на колтун, и сколько бы я не пытался, я никак не могу его распутать. Все мы чего-то боимся. Чего? Все мы что-то видели. Что? Какие-то песнопения. Какие-то ритуалы. Какие-то демоны. Гробница Времён… Я читал о ней однажды. Кое-кто до нас был там, видел её, это была целая команда. Выжил только один её член, и он рассказать толком ничего не смог, потому что сошел с ума и закончил свои дни в лечебнице.       Гробница Времён. Храм Драконов. Я видел их, но ничего не помню, лишь смутные образы. Древняя каменная кладка, пыльные колонны, засохшая на разрушенном алтаре. Образы, живущие лишь миг. Живущие лишь во снах, которые я не хочу видеть. О которых я не хочу вспоминать. Но я вспоминаю. Раз за разом.       Если всё позади, то почему я это не могу забыть? Почему я просто не могу жить дальше?       Ярко светило полуденное солнце. Итара сидела за дубильным станком. Где-то в стороне жарились лепёшки, от которых шел ароматный дым. Кожа Итары никак не привыкнет к палящему солнцу пустыни. Она и у себя в Зелёном Городе пряталась от летнего зноя. Её кожа легко сгорала, и поэтому она почти каждый день мазалась кефиром.       Шаантали сидела под пологом юрты и плела ловец снов. Харида смотрела на наставницу и слушала её объяснения. Касима доила верблюдиху. Несколько учениц столпились вокруг старшей ведьмы Зурекии, которая учила их какому-то заклинанию. Халишка жарила лепёшку.       Хороший, погожий летний денёк. Скоро сезон дождей, наконец закончится эта засуха. Будет праздник, заколют верблюда, и Итара наконец-то поест мяса. А ещё будет много-много сластей. Которые, разумеется, готовить будут младшие ученицы, пока ведьмы будут вершить свои непостижимые ведьминские дела.       — Сколько времени прошло, а ты всё никак дубить не научишься, — проворчала подошедшая сзади Ираджи.       — Простите, наставница, — сконфуженно пробормотала Итара.       — Вечно у тебя всё через одно место. Ладно уж, — смягчилась Ираджи, — иди лучше Халишке помоги. А то у неё опять подгорят.       — Я люблю чуть подгоревшие! — крикнула со своего места Халишка.       Вздохнув, Итара села рядом с Халишкой. Лепёшки заманчиво пахли, но у неё был пост и есть до полуночи ей нельзя. Как и Халишке. Поэтому девушкам оставалось лишь молча смотреть на румяные лепёшки да грустно вздыхать.       — Скорей бы праздник, — сказала Халишка.       — Что хорошего-то? Всё одно на нас вся работа.       — Наставница обещала меня повысить после праздника. Если я стану старшей ученицей, то смогу принимать участие в их обрядах. И мне больше не придётся выполнять всю грязную работу!       — Было бы славно, — согласилась Итара.       Вечерело. Все, кроме младших учениц, соблюдавших пост, сели ужинать. Итара тяжело вздохнула. Желудок сводило от голода. Сейчас у неё не было никаких поручений, поэтому она уличила момент и ускользнула из лагеря.       Казалось, кто-то на небе разлил багряную краску. Не было ни тучки, поэтому цвет был ровным, без оттенков и переливов. До самого горизонта распростёрлось песчаное море, и лишь редкий ветерок поднимал столбы пыли. Итара повернулась спиной к закату. Там, на востоке, виднелись ворота Раши-Хаама. Ни о чём не думая, ни о чём не вспоминая, Итара, словно заворожённая, шагала к воротам, на ходу снимая платок, скрывающий лицо. Сейчас дневная жара спала, и в нём больше не было необходимости.       Солнце зашло. На голубовато-лиловом небе показались первые звёзды. Среди песков и редких растений, подгоняемая тёплым ветром, медленно шла одинокая Итара, и белый платок развевался в её руках, словно пытаясь вырваться. И там, у ворот, маленькая, едва различимая фигура двинулась ей навстречу. Казалось, прошло много лет, прежде чем они оказались так близко друг к другу, что Итара смогла разглядеть, что это была за фигура.       — Ты чего такая розовая? Похожа на поросёнка, — фыркнул Алатли.       — Затыкнись, — парировала Итара.       Они встали друг перед другом, не решаясь преодолеть разделяющие их дюймы.       — Значит, ты теперь Бессмертная Птица?       — Я просто выполняю всю грязную работу, пока ведьмы вершат судьбы мира, — буркнула Итара. — Ну, чего стоишь, как бедный родственник? Обнял бы хоть. Всё-таки не чужие друг другу люди.       Тишина.       — Ты ведь это специально? — хмуро спросил Алатли.       — Нет, на этот раз оно как-то само, — с невинным видом ответила Итара.       — А обнять не обнял, потому что не уверен, можно ли с тобой сейчас вообще разговаривать, — пожал плечами Алатли. — Ты ведь принесла клятву.       — И могу её нарушить, — скрестила руки на груди Итара.       — И уйдёшь от одного из самых могущественных ковенов пустыни? Никто больше не сможет так раскрыть твой потенциал.       — Кроме тебя.       — У нас разные области магии, — рассмеялся Алатли. — То, что удаётся тебе, никогда не удастся мне. И потом, между наставником и учеником не положено какой-либо иной связи. Почти что духовное кровосмешение.       — Я верю в судьбу, Алатли, — серьёзно сказала Итара, взяв эльфа за руки. — Её нити связали нас, нити крепче стали и тоньше паутины. И связь эта не разорвётся никогда. Это тоже своего рода магия. Пусть и не столь зрелищная, как ведьминские ритуалы Бессмертных Птиц, но, как по мне, гораздо более могущественная.       Он обнял её и прижал к себе, да так, что у той затрещали рёбра. Потом они долго целовались, навёрстывая упущенные месяцы, пока совсем не выбились из сил. Потом, взявшись за руки, побежали в сторону города, весёлые и слегка опьяневшие от собственного счастья, и бежали так быстро, словно от этого зависела их жизнь.       И больше никогда не расставались.       Киавея сидела на ступеньках, заросших плющом, и вытачивала стрелы из дерева. Вот уже третий десяток пошёл. Другие охотники научили её делать оружие и шить крепкие одежды из драконьей чешуи. Это занятие, на самом деле, очень успокаивало. Она могла за ним провести целый день и не заметить этого.       — Вот глупая женщина, — проворчал Наван, сидевший, скрестив ноги, на широкой мостовой. — В этих краях ты и мухи не найдёшь. А тех немногих, кто решится заглянуть к нам на огонёк, таким оружием не возьмёшь.       — Ой, отстань, а? — раздражённо отмахнулась Киавея. — Чем ещё заняться здесь?       — Да на самом деле есть чем, — игриво изогнул бровь Наван.       На что Киавея лишь фыркнула. Прекрасная дикарка, чьи косы свисали до самой поясницы, словно две чёрные змеи, а кожа отливала бронзой, и платье из золотой чешуи лишь подчёркивало это. Сильные стройные ноги могли пробежать не одну версту, руки могли победить хоть вола, хоть тигра, хоть дракона. Чёрные завораживающие глаза могли углядеть птицу, парящую далеко в небе, и сосчитать все перья на ней. Она была охотником, а Наван был её добычей, и она не нуждалась в силках, чтобы поймать его.       И пусть время здесь остановилось, в воздухе всегда веет пылью и смертью, а небо всегда серое, он уже больше ни о чём не жалел. Это была их с Киавеей земля, и они умрут вместе с ней, охраняя её тайны.       — Зачем ты разжигаешь костёр? Нам же не нужна еда, — усмехнулась Киавея, глядя на то, как Наван складывает сухие ветви. — И как будто нам есть чего жарить.       Они не нуждались ни в стрелах, ни в костре, ни во сне. Но это стало их ежедневным ритуалом. Ежедневным… Они ведь даже не знают, сколько дней прошло, и есть ли тут вообще дни и ночи. Быть может, прошла вечность, быть может, и секунды не минуло. Да и какое это имеет значение?       — Уже вечер. Холодно, — сказала Киавея, прижимаясь к Навану.       Разумеется, она больше не чувствовала холод, и они оба это знали.       — Мне тоже, — сказал Наван, обнимая её.       Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели в разгорающийся огонь. И время вокруг них действительно замерло, лишь пламя весело потрескивало да угольки летели во все стороны. По крайней мере, так казалось им обоим.       — Чуешь? Опять какой-то искатель приключений к нам пожаловал, — наконец сказал Наван. — Напугаем его?       — О, даже не сомневайся, мы напугаем его так, что уже через минуту он в ужасе унесёт отсюда ноги, — усмехнулась Киавея.       — Как всегда, — сказал Наван, поднимаясь.       — Как всегда, — эхом повторила Киавея.