Словно наваждение

– Иди за мной. Чего не хотелось делать, так это выполнять его слова. Всё мое существо трепетало от страха перед вампиром, но грудь наполнялась обидой и желанием не подчиняться. – Ты плохо расслышала? – Слышу. И ноги, с трудом держащие меня, двинулись за светлой макушкой. Шу шёл медленно, словно следил за тем, как бы я не отстала и не попыталась сбежать. Хах, даже если и попытаюсь, он всё равно доведет меня до той треклятой комнаты, которую я ненавижу всем сознанием. Просто будет ещё больнее, чем обычно. Тяжелые двери с тихим скрипом открылись, и мы оказались в музыкальной комнате поместья. Я подождала, пока Шу придержит её, и зашла внутрь, старательно держа между нами дистанцию. Он бесшумно усмехнулся, поняв мой замысел, и сердце моё рухнуло куда-то вниз: проклятый демон, чего я думаю, будто он не приблизится ко мне! Мы так же медленно подошли к софе. Сакамаки опустился на мягкую поверхность и окатил меня мнимым спокойствием васильковых глаз. Мне захотелось расплакаться: пусть он перестанет смотреть на меня с этим предвкушением! Надоело чувствовать себя кроликом, а его - удавом. – Играй. Ни разу ещё эти уроки музицирования не проходили для меня спокойно. Я не сдержала плаксивого всхлипа и медленно подошла к роялю. На закрытой крышке инструмента в чехле лежала его скрипка. – Оркестровая сюита Баха. Непослушными пальцами обхватила гриф скрипки, несколько секунд не могла поднять смычок, но, в конце концов, инструмент оказался у меня под подбородком, а пальцы – на струнах. Я постаралась выровнять дыхание, унять дрожь в теле и зажала струны для первого звука. Получилось неплохо. Чуть подтянула колки, настраивая их, затем всё-таки заиграла. Первую половину получилось сыграть неплохо, хоть я не соблюдала динамические оттенки. Но со второй частью случились проблемы: короткие ноты посыпались как бусины с порванной лески, и я не смогла завершить произведение. Шу резко вскочил с места, я, испугавшись, сжала инструменты, подняв руки у головы. – Отвратительно. Вчера было лучше, – Сакамаки за долю секунды оказался за моей спиной, схватил за руки и крепко встряхнул, а я испуганно ойкнула. – Ещё раз. Когда я опять прижала смычок к струнам, он переместил ладони мне на плечо и всякий раз, стоило мне допустить ошибку, его пальцы впивались в мое тело. – Мне больно, – тихо произнесла я, кое-как доиграв первую часть. Шу промолчал. Я продолжила. Водя смычком по струнам, я постаралась абстрагироваться от вампира, стоявшего позади меня, и теперь пыталась исполнить произведение как можно качественнее и нежнее. Я пришла в себя, когда острый подбородок юноши опустился мне на свободное плечо. От неожиданности я вздрогнула, сбилась, и продолжить уже не смогла от волнения. Он в любой момент может укусить меня, тогда я уроню инструмент и получу ещё больше. – Почему ты остановилась? – его дыхание задело мое ухо, и я нервно дернулась, ощутив волну мурашек по телу. Тонкие бледные пальцы змейкой заскользили по рукам и накрыли мои ладони. – Играй заново. Но спокойно играть я не смогла: Шу почти неощутимо обхватил краешек моего уха и слабо подул на него, вновь пуская по моему телу мурашки. Я зажмурилась, стараясь не отвлекаться. Когда его рука легла мне на талию и чуть прижала к себе, я ошиблась, но продолжила играть. Шу довольно хмыкнул и вновь опалил дыханием ушко. – Всё верно. Продолжай. Я, честно, старалась! Но его мягкие прикосновения, горячее дыхание в шею, поглаживания заставили меня дрожать, но уже не от страха. – Я так не могу, – сорвавшимся голосом прошептала я, а Шу прижался лицом к моему затылку. Вдохнул аромат волос, перехватил скрипку и смычок, затем молниеносным движением опустил их на рояль и чуть подтолкнул вперед. Я чуть не навернулась – настолько мои ноги ослабели и не могли двигаться. – Ты сегодня слишком чувствительная, – подытожил юноша, подхватывая меня за бедра и усаживая к себе на пояс. Я железной хваткой вцепилась в его плечи. Наши лица остались на одном уровне. Я, краснея от обиды на саму себя – ты ведь его ненавидишь, почему же возбуждаешься?! – и тяжести внизу живота, посмотрела ему в лицо. Оно оставалось таким же спокойным, но глаза заискивающе вглядывались в мои. – Смущаешься? – Перестань, – я покраснела до кончиков ушей и уставилась в пол. Он хмыкнул, резко развернулся и усадил на крышку рояля. – Продолжай, мне нравится эта смесь желания и ненависти к самой себе. Его слова меня резко отрезвили, и я, словно испугавшись, попыталась вырваться. Какого черта я позволяю помыкать моими чувствами?! Сакамаки быстро перехватил мои запястья одной рукой, второй ладонью сжал волосы на моем затылке и притянул к своему лицу. Его холодные губы, так резко контрастирующие с горячим языком, обожгли мой рот. Я дернулась скорее от яркой вспышки внизу живота, чем от нежелания целовать вампира. Не сдержалась и тихо застонала, проклиная себя за слабоволие. Он прижался щекой к моему лицу и, не открывая глаз, произнес возбужденным шепотом: – Продолжай стонать. Может, сегодня я буду чуть мягче, чем обычно. Его щеки, привычно бледные, налились легким румянцем, и мне показалось, что Шу пьян. Ни разу его расслабленное выражение лица не обретало такие оттенки чувств. Он вновь меня поцеловал, притягивая к себе как можно ближе. Мне от этого действия захотелось плакать: настолько нежным и страстным ощущалось это для меня. – Мне не нравится, – слезы потекли по моим щекам, обжигая влагой горящую кожу. Бровь Сакамаки выгнулась в вопросительном жесте. – Тебе не нравится, что тебя целую я? – Мне не нравится удовольствие, которое я получаю от этого, – сердце так болезненно сжалось, что я не сдержала оскала. – Лучше будь таким же грубым, как обычно. Пальцы Сакамаки переместились на мое лицо. Он вытер большими пальцами уже успевшую чуть-чуть подсохнуть влагу и усмехнулся. Сегодня он был непривычно нежным. – Ты меня любишь? – это было скорее констатацией факта, чем вопросом. Шу смотрел точно мне в глаза, и я не выдержала этого взгляда. – Поэтому тебе так больно, потому что я тебя не люблю. Я прекрасно осознавала эту правду, но когда юноша произнес эти роковые слова, мне стало совсем плохо. Лучше бы я сегодня не ходила в школу, лучше бы не попадалась ему на глаза! – Я тебя не люблю, но меня влечет к тебе, – он внимательно разглядывал мое заплаканное лицо. Даже не разглядывал, а изучал – спокойно, словно скульптор наслаждался проделанной работой. Под его взглядом мне снова стало жарко, а сердцу – пьяняще хорошо. – Не хочу сегодня делать тебе очень больно. Попробую быть нежнее. И, подтверждая свои слова, он оттянул мои волосы назад и сладко поцеловал пульсирующую жилку на шее. Весь мир пронесся перед глазами, когда он стал опускаться такими же влажными поцелуями ниже. Всё нутро заполнилось тянущим желанием, и я невольно застонала. В следующую секунду Шу крепко схватил меня. Сзади пропала опора, и я рухнула на кровать. Сакамаки забрался на нее следом за мной, сверля меня вожделенным взглядом. «Переместились», – мелькнула последняя мысль, а затем я увидела его довольную улыбку. Мы вновь поцеловались: в этот раз я сама потянулась к его губам, и Шу мне не отказал. Чем больше страсти разгоралось в нас, тем меньше одежды оставалось на наших телах. Когда Сакамаки оторвался от меня, на мне из неё были только гольфы. Он медленно, не разрывая зрительного контакта, опустился ниже, провел языком по обнаженному бедру и потянул гольф вниз, затем второй. Его пальцы пробежались по расслабленным икрам, и Шу закинул мои ноги себе на плечи. У меня сердце на несколько секунд остановилось от его похотливой улыбки. Не такой, какой постоянно светил Райто, нет: она предназначалась только мне и словно говорила: «Сейчас ты совсем крышей поедешь». Но я уже давно больная на голову, раз влюбилась в этого садиста. Одним мягким толчком он вошел в мое сочащееся соками лоно и сделал несколько пробных движений. Я вновь застонала, в этот раз сквозь губы, и звуки мне показались более пошлыми, чем раньше. Шу замер, вслушиваясь в их отголоски, затем махнул бедрами еще раз, в этот раз задев чувствительную точку внутри меня. – Господи! – вырвалось у меня от удовольствия. Я перестала видеть его лицо, потому что глаза стали непроизвольно закатываться. – Совсем не он, – и Шу сорвался с цепи. Я думала, сбежится вся его семья – настолько я не сдерживала своего голоса. Сакамаки, улавливая любой мой звук, слово, вскрик, лишь раззадоривался, вколачиваясь в меня с удвоенным рвением. Кровать под нами начала скрипеть, но всё же не развалилась. Шу схватил меня за волосы, притянул к себе, заставляя прижаться к его груди спиной. Толчки стали чуть более интенсивными; я почувствовала приближающийся пик. Ещё несколько движений, и я задрожала, широко раскрыв рот. Мир перевернулся, перед глазами заплясали огоньки, а потом я, обмякшая, рухнула лицом в подушку. Не помню, сколько так пролежала, но пришла в себя, когда Сакамаки перевернул меня обратно на спину и поцеловал. Сил отвечать почти не было, но я постаралась хотя бы не отключиться. Он снова стал рассматривать мое лицо: красная, ещё не отошедшая от оргазма, я смотрела на него почти закрытыми глазами. Шу усмехнулся, запустил тонкие пальцы в мои волосы. Чуть оттянул их, и я показала ему шею. Другой рукой он пробежался по ней самыми подушечками, но не укусил. Зато я чуть пришла в себя и почувствовала ноющую боль на ключице и в обеих руках. Приподняла левую, взглянула на нее: увидела укус – две маленькие дырочки на одинаковом расстоянии, словно заживающие татуировки. –Ты даже не почувствовала, – он проследил за моим взглядом. – Мне следует чаще задабривать тебя, чтобы ты не ревела мне в подушку, как обычно бывает, пока я кусаю тебя? Я не ответила. Отвернулась в сторону и неопределенно улыбнулась. Сакамаки улегся рядом, втащил меня на себя и накрыл нас покрывалом.