***
Только на перроне Гермиона поняла: не предупредить друзей, что она не собиралась ехать с ними в Нору, было плохой идеей. Они наперебой загомонили — удивлённые, расстроенные, обеспокоенные, — но легко поверили в желание навестить родителей и даже немного завистливо повздыхали — как же, ей-то уже можно применять магию вне школы, — когда она смущённо призналась, что хотела попробовать установить им защиту. Чары на дом родителей Гермиона действительно наложила — самые мощные из ей известных, — но зайти внутрь так и не решилась. Побоялась, что потом не хватит духу уйти. Ей понадобилось три дня, чтобы обойти все лондонские больницы в поисках людей с нужными повреждениями мозга. Она могла бы справиться за два, но пока что не умела аппарировать. Даже близко подходящих случаев не нашла, зато Конфундус и Обливиэйт после своего рейда Гермиона, которая всегда быстро училась и совершенствовалась, применяла уже ничуть не хуже министерских специалистов с многолетним опытом. Теперь, случись ей проклясть Маклаггена, Гарри ни в жизнь не заметит. Было бы враньём сказать, что она всерьёз рассчитывала на другой результат в своих поисках. Элементарная логика и теория вероятности были не на её стороне. С разрывом сосудов головного мозга долго не живут. Каковы шансы найти хоть один случай вовремя и попытаться применить заклинание? Около нуля, и она это прекрасно знала, но не попытаться не могла, потому что сделать следующий закономерный шаг, не исчерпав все прочие возможности, было немыслимо. В глубине души Гермиона понимала, что нормальный человек не пошёл бы на такое в принципе, но она давно вышла за рамки нормальности, если когда-то вообще в них вписывалась. Ей требовался подопытный, и найти его можно было в «Бродмуре»*. Даже лучшая в мире система безопасности оказалась не способна противостоять тому, на что не была рассчитана, и магия позволила Гермионе проникнуть внутрь без чрезмерных сложностей. Она выбрала человека по имени Питер**, если местных обитателей вообще можно было назвать людьми. После его исповеди под действием Империуса — на разумном существе использовать тот оказалось даже проще, чем на мышках, — ей почти хотелось, чтобы лечебное заклинание дало осечку, но всё прошло идеально. Хоть Гермиона прежде и собиралась навестить друзей в Норе, если управится со своими делами до конца каникул, но просто не смогла. Она вынужденно сделала неприятные, весьма сомнительные с моральной точки зрения вещи, и от этого ей было слишком не по себе, несмотря на их необходимость и её уверенность в успехе. Как оказалось, Малфой был на каникулах в Хогвартсе, хотя Гермиона могла поклясться, что видела его на платформе девять и три четверти. В судьбу и предначертание она верить всегда отказывалась, что — общаясь с Гарри — делать было непросто, особенно в последнее время. Гермиона назвала это совпадением, чего греха таить, крайне удачным. ______ * Психиатрическая лечебница закрытого типа, в которой содержатся наиболее опасные маньяки и убийцы. ** Питер Уильям Сатклифф по прозвищу «Йоркширский потрошитель».***
На пятый день в школу вернулась Грейнджер, и Спайк понял, что скучал. Нет, он не думал о ней постоянно — всё его время занимали мысли о том, как незаметно проникнуть в собственный дом и выкрасть оттуда одну очень упрямую женщину, совершенно не желавшую бежать добровольно, а в редкие свободные от этих дум моменты одолевали тягостные предчувствия и мотало нервы ожидание, что Тёмный Лорд сделает очередной ход в своей игре в кошки-мышки и потребует вернуться, — но с её внезапным появлением за ужином в Большом зале опутавшая Спайка мрачная безнадёжность немного отступила, а когда он заметил, что Грейнджер за ним пристально наблюдала, и вовсе сменилась каким-то будоражившим предвкушением. Она явно не собиралась делать вид, будто на вечеринке ничего не произошло — хотя кто бы ей это позволил, — а её взгляд недвусмысленно давал понять: я всё помню и просто так случившееся не оставлю. Сквозившие в нём предупреждение и мрачная решимость возбуждали и заставляли кровь быстрее бежать по венам. Едва высидев жалкие пять минут и запихав в себя что-то вроде бы питательное, но совершенно не почувствовав вкуса, Спайк на всех парах рванул в библиотеку. Ну это же Грейнджер, где ещё её караулить? Она не заставила себя долго ждать и села рядом с ним, даже не попытавшись взять какую-нибудь книгу и сделать вид, что пришла сюда не ради него. — Паршиво выглядишь, Малфой. Ты не заболел? Не совсем те слова, которые хочется услышать от симпатичной — мягко говоря — тебе девушки, но капельку лучше, чем «Ненавижу!» или попытки задушить. А с другой стороны… — Это что, забота? — Спайк не нашёл ничего умнее, чем озвучить пришедшую в голову шальную мысль. — У тебя глаза, как у кролика, — ушла от ответа Грейнджер, но это, чёрт возьми, не было «нет». — Не только глаза, можешь мне поверить, — он воодушевлённо подмигнул. — Готов в любой момент показать, доказать и… — Ты просто невыносим! — перебила она. — Хочешь сказать «неотразим»? Как и мои поце… ау! Грейнджер пнула его под столом по голени, но на большее — под неодобрительным взглядом мадам Пинс, привлечённым его восклицанием — не решилась и тихо, угрожающе процедила: — Никто не должен ничего узнать! Ни твои друзья, ни мои. — О чём? — изобразил непонимание Спайк, с огромным удовольствием наблюдая, как она залилась гневной краской. — А, о том, что мы целовались? Не узнают, если мы сами не скажем. — Мы и не скажем. — О, конечно. Как будто ты не думаешь об этом постоянно, — он не мог быть в этом уверен, но очень надеялся, что не утратил квалификацию вместе с прежним телом. — Да что ты о себе возомнил? — как-то неубедительно и без особой злости фыркнула Грейнджер. — Хочешь, спрячемся где-нибудь и повторим? — тут же предложил воодушевлённый этим Спайк. — Что? — она вытаращилась на него так, словно впервые увидела. — Хочешь повторить? Грейнджер открыла рот, помедлила, закрыла, тряхнула головой и сказала: — Ладно. Это было последнее, что он ожидал услышать. Слуховые галлюцинации от переутомления? — Ладно? — переспросил Спайк. — Ладно! — зло подтвердила она. — Ну ладно… — в его мыслях царил полный сумбур. — Ты ведь не могла сказать то, что мне показалось, что ты сказала? Просто это же, блин, Грейнджер, ау! Принципиальная гриффиндорская диктаторша. Неужели он настолько хорош? Да даже будь Спайк феерически великолепен, она того ни за что не признала бы и не согласилась вот так вот запросто с ним обжиматься. — Малфой, я сейчас передумаю. — Осознал — заткнулся. Пошли. Что бы там ни задумала Грейнджер, какую бы пакость она ни затеяла — плевать. Убивать его в школе слишком смело даже для неё, ведь правда? А если и нет… ну, не самый плохой способ умереть, тем более что его смерть наверняка удовлетворит Тёмного Лорда достаточно, чтобы тот отстал от родителей. Спайк шёл за целеустремлённо — даже слишком целеустремлённо для спонтанного решения — шагавшей Грейнджер и всеми силами пытался не прижать её к стене прямо в коридоре. — И всё-таки ты думала об этом, — сказал он, чтобы немного отвлечься. — Ты бы удивился, — сдавленно ответила она, не обернувшись, и неожиданно свернула в один из боковых коридоров. Они прошли ещё футов шестьдесят, и Грейнджер толкнула ничем не примечательную дверь, которая вела, как выяснилось при беглом осмотре, в один из неиспользуемых классов. И забросили его не так давно: мебель была ещё в полном порядке. Спайк прошёл вглубь помещения и с наглой ухмылкой пристроился на одной из парт. — Итак, ты обо мне думала… — начал он — потому что ответ её снова не был категорическим «нет», — но у Грейнджер, похоже, закончилось терпение. Она решительно подошла к нему, схватила за ворот и с таким энтузиазмом поцеловала, что у него перехватило дух. Это ничуть не походило на прошлый раз и больше напоминало сражение. От её напора голова шла кругом. Краем сознания, ещё способным соображать, Спайк порадовался, что догадался сесть, и позволил себе полностью раствориться в ощущениях, хоть на краткий миг забыть все проблемы. Ни о чём не думать, просто наслаждаться происходящим. Когда сознание внезапно померкло, а затем рывком вернулось, но он уже был крепко привязан к одному из стульев, Спайк даже не удивился и с очередной ухмылкой сказал: — Всё равно оно того стоило.***
Гермиона опустила палочку и недовольно поджала губы. Конечно, Финита разом нейтрализовала весь эффект Ступефая, но Малфой как-то очень уж быстро сориентировался и снова завёл свою пластинку. — Верёвки не жмут? — хмуро уточнила она. — Жмут, — он широко улыбнулся. — Хорошо, — Гермиона в ответ усмехнулась с мстительным удовлетворением. Слабое утешение после того, что ей пришлось с ним целоваться. Снова. Нет, это не было ещё лучше прежнего. Ни за что на свете. — Если ты пытаешься произвести на меня впечатление, то у тебя выходит чертовски хорошо, — небрежно отвесил комплимент Малфой, точно они вели непринуждённую светскую беседу. Казалось, что неизвестность и собственная беспомощность его ничуть не напрягали. — Бесишь, — призналась она в сердцах, хотя умом понимала, как глупо себя вела, предъявляя подобного рода претензии околдованному человеку. — Как же ты меня невероятно, до одури бесишь! И как только умудряешься. — Врождённый талант? — предположил он, хотя вопрос был риторическим. — Это просто с непривычки. Со временем тебе даже понравится. — Надеюсь, нет, — Гермиона разом успокоилась. Никакого «со временем» не будет, ведь именно затем они сейчас здесь и находились: положить конец тому, что с ним происходило. — Да ладно, — Малфой усмехнулся с мерзким самодовольством. — Это ведь ты решила перевести наши отношения на новый уровень. Я ещё на вечеринке понял, что ты любишь пожёстче, но БДСМ для первого опыта — это довольно смелый выбор даже для тебя. Не то чтобы мне не нравилось… — Ты можешь быть серьёзным и хоть немного подумать верхней головой? — взвыла Гермиона. Этот идиот правда подумал, что она собиралась… нет-нет-нет, он просто издевался, как обычно. — Я тебя, вообще-то, вроде как немного похитила. — Разве что самую малость: мы всё ещё в школе, даже в том же самом кабинете, — с равной долей веселья и скепсиса обратил он её внимание на очевидный факт. — Я бы, скорее, назвал происходящее «взяла в плен», раз уж тебе нравятся ролевые игры. Мне, кстати, они тоже нравятся. На будущее: в следующий раз просто попроси, и я разрешу тебе всё, что захочешь, не только связать. — Это вообще-то опасно, а тебе лишь бы поиздеваться! — Опасность мне тоже нравится… — Прекрати! — выкрикнула Гермиона и порадовалась своей предусмотрительности, благодаря которой наложила на класс не только защитные, но и заглушающие чары, чтобы им точно никто не помешал. Она решила: пора бы уже перейти к делу, а то он её достанет так, что вместо спасения получится нечто совсем противоположное. — Я думаю, ты под Империусом, Малфой. — Какая чушь! — он пренебрежительно фыркнул. — Ты сказал бы так в любом случае, знаешь ли, но у меня есть серьёзные основания считать, что тебя всё же прокляли. — Пф-ф… ты… — Малфой явно собирался попытаться её переубедить, но она не хотела тратить время и слушать его, уверенная в своей правоте. Их могли начать искать, если всё слишком затянется. — Я собираюсь это проверить, — отрезала Гермиона. — Интересно, как? — он посмотрел на неё с нескрываемым любопытством. Похоже, был наслышан об Империусе. Ну конечно, это логично, если вспомнить, кто его отец. — Специальных заклинаний или зелий для диагностики и снятия Империуса не существует, — признала она, — но есть… косвенные методы. — И связала ты меня потому, что они мне не понравятся, — проницательно заметил Малфой. — Ну-у-у… да, — неохотно подтвердила Гермиона. — Жги, Грейнджер. — Идеальным вариантом было бы наложить более сильное Империо, приказать преодолеть прошлые установки, а потом — нынешнее воздействие; но я сомневаюсь, что у меня получилось бы, — зачастила Гермиона. Глупо, но ей хотелось оправдаться в его глазах. — Зря, — он лукаво подмигнул. — Твоей жажды всё контролировать хватило бы заимперить и самого Тёмного Лорда. — Это в тебе говорит заклятие, — она немного обиделась. Неужели окружающие именно так о ней думали? — О нет, Грейнджер. Ты маленькая властная сучка. Факт, — с нескрываемым удовольствием протянул Малфой. — Хватит, — Гермиона нахмурилась. В конце концов, мнение этого кролика-извращенца ещё не истина в последней инстанции. — Второй способ… опосредованный, если можно так сказать. Я проверю тебя на синдром Пасфёля. — Серьёзно? Нет, серьёзно?! — он неверяще выпучился на неё. — Ты готова устроить мне кровоизлияние в мозг, чтобы доказать свою теорию? Не гуманнее просто прирезать, если так сильно ненавидишь? И где ты достала Сыворотку правды? Да, Малфой совершенно точно слишком хорошо разбирался в вопросе. — Сварила, — ответила она с нарочитой небрежностью, чтобы скрыть гордость. — Чёртова сверх меры одарённая психопатка, — в его тоне ей почудилось восхищение, и Гермиона мотнула головой, отгоняя глупые мысли и невольное удовлетворение от того, что кто-то оценил её способности, хоть и назвал при этом психопаткой. — Я выучила все необходимые лечебные заклинания. — А что же ты не пойдёшь к Дамблдору? — внезапно сменил тактику Малфой. — Я немного больше доверяю навыкам мадам Помфри. Не в обиду, Грейнджер, ты реально грёбаный гений, но у неё как-то побольше опыта. — Гарри говорил о тебе с Дамблдором, — неохотно признала Гермиона. — Директор считает, что повода для беспокойства нет. — Но ты, конечно, знаешь лучше? — Просто у него слишком много других, куда более важных дел, — она раздражённо притопнула. У Дамблдора постоянно была куча других дел, им всегда приходилось справляться самим, но не объяснять же это Малфою. Прорва времени уйдет, а смысла никакого. — Он ведь тоже человек. — Это самый ебанутый на свете способ кого-то спасти. — Если на тебе, как ты утверждаешь, нет Империуса, то и бояться нечего, не правда ли? — с некоторым злорадством улыбнулась Гермиона, ловя его на слове. Нет, ну кто бы ей нотации читал, но точно не он. — Однако ты уверена, что есть. — Уверена. — И всё равно собираешься это сделать. — Мне нужны доказательства! — Гермиона ощутила лёгкое смущение и попробовала его успокоить: — Слушай, я не мадам Помфри, но… некоторый опыт у меня есть. Хотя на самом деле раз на раз не приходился. Даже умелые целители не всегда могли вытащить пациента с такими повреждениями. Риск был, и притом немаленький, иначе этот способ официально использовали бы в качестве проверки. Волшебники достаточно ненормальные для подобного, бога ради, один только Азкабан с дементорами чего стоил. И тем не менее они не использовали Сыворотку правды. — Ладно, валяй, — внезапно развеселился Малфой. — С удовольствием полюбуюсь на выражение твоего лица, когда я не начну умирать. Гермиона, не ожидавшая от него капитуляции, опешила. Уловка? Может, он надеялся, что она поверит и отступит? — Кстати, если на мне непреложный обет молчать о чём-то, — добавил Малфой небрежно, как бы между прочим, — а ты задашь вопрос… — Ответишь и умрёшь, знаю, — оборвала его Гермиона. Совершенно точно уловка. — Прям само очарование, — он картинно закатил глаза, но выглядел при этом странно довольным. Её вновь одолели сомнения. Уж не хотел ли Малфой — где-то в глубине души, — чтобы она его случайно убила? Неужели ему настолько плохо? Какие ужасы он вынужден был совершить?.. — Я намерена задать всего один вопрос. Один-единственный, — Гермиона, желая немного ободрить беднягу, сказала это самым мягким тоном, какой был ей доступен. — Рассчитываешь, что тот, кто наложил — по твоему мнению — на меня Империус, не подстраховался таким образом? — продолжил иезуитствовать Малфой. — Это излишне, — возразила она. — Достаточно просто приказать… — Конечно, и куча примеров, когда люди перебарывали Империус, ничего не стоит, — хохотнул он. — Ты абсолютно права. — Ну… — Нет, я серьёзно. Пожиратели смерти никогда не учатся на ошибках. Давай своё зелье. Гермиона вновь заколебалась, но тут же себя одёрнула — ведь наверняка именно такого результата Малфой и добивался: запутать, заставить сомневаться. — Это ради тебя же! — вырвалось у неё с какими-то отчаянными нотками. Он глянул на неё недоверчиво, вздохнул и повторил: — Давай. Она отрывисто кивнула и наколдовала диагностическое заклинание, точно диковинный цветок распустившееся над его макушкой сплетением цветных нитей, сложившихся в динамическую картинку, отражавшую состояние мозга Малфоя. — Ого, — он присвистнул, посмотрев наверх, а Гермиона достала пузырёк с Сывороткой правды. — Запрокинь голову, открой рот и будь хорошим мальчиком. Если что, у меня есть ещё. За напускной бравадой и приказным тоном она прятала собственные неуверенность и страх. — А если я буду плохим мальчиком, ты меня накажешь, Грейнджер? — расплылся в широченной ухмылке Малфой. От его потемневшего, обещающего взгляда Гермионе стало неуютно. Она тяжело сглотнула, строго нахмурилась и решила не отвечать, а вместо этого подошла к нему вплотную, и её рука, вылившая всё до капли — для гарантии — зелье в послушно приоткрытый рот, на удивление не дрожала. Гермиона смотрела, как лицо Малфоя теряло лукавое выражение, а глаза светлели и заволакивались туманной дымкой безразличного спокойствия, и не чувствовала ни азарта, ни удовлетворения. Нацелив на него волшебную палочку и пристально впившись напряжённым взглядом в сложную мешанину сосудов, она спросила: — Ты под Империусом? — Нет. Прошла секунда, а затем другая, но на волшебной диагностической схеме не вспыхнул ни один разрыв. — Не может быть, — ошарашенно прошептала Гермиона через добрую минуту бесплодных наблюдений. — Ты и правда не под заклятием. — А я тебе что говорил, — отозвался Малфой. — Но я не понимаю… я тогда совершенно ничего не понимаю. Почему ты делал то, что делал? — По многим причинам. — Почему, чёрт побери, ты весь этот год вёл себя не как раньше? — она совершенно забыла о своём обещании задать всего один вопрос. — Я стал другим человеком, — ответил он безмятежно, и Гермиона опешила. Этого ведь не могло быть, правда? С чего вдруг ему на самом деле меняться, да ещё настолько радикально? — Ты… хочешь сказать, ты стал хорошим? Перешёл на сторону добра или вроде того? — Я не знаю, можно ли назвать меня хорошим, что бы ты ни подразумевала под этим словом, — Малфой говорил медленно, словно и сам не был уверен, но закончил твёрдо: — И я всегда на своей стороне. — А отказ от чистокровной идеологии? — Дерьмо эта твоя идеология, как и любая другая. Почти всегда лишь инструмент в лицемерных и жадных до власти руках. Она не верила своим ушам. Просто в голове не укладывалось! Но ведь он не мог врать, так? — А попытки быть… милым и вежливым с гриффиндорцами, с Гарри? — Мне не нужна испорченная репутация, когда Поттер наваляет Тёмному Лорду. Я не хочу быть изгоем, не хочу, чтобы мы с матушкой всю жизнь страдали от ошибок отца. — «Когда»? Не «если»? — робко переспросила Гермиона, сердце которой билось часто-часто. Она верила в Гарри, надеялась на его победу, но у неё не было абсолютной убеждённости, что они справятся, и слышать такое от бывшего врага… это неожиданно весьма воодушевляло. — Конечно, он ведь Избранный, а это то, что обычно делают Избранные: надирают зад плохим парням. — Но зачем тебе нужна была кровь? — схватилась за последнюю соломинку Гермиона. — Да я ляпнул по привычке, не подумав, что она мне больше без надобности. Она вспомнила, как Гарри рассказал о бывшей девушке Малфоя. Вампирше. — Прости, — вырвалось у неё. — За зелье, подозрения, ненависть… — Да всё нормально, — с несвойственным ему прежде великодушием успокоил её он. — Я бы тоже просто так не поверил. — Мне правда жаль. Ты любил её, да? Дру, кажется… Гермиона не должна была задавать этот вопрос, но он вылетел изо рта прежде, чем она успела подумать, насколько некрасиво с её стороны пользоваться его уязвимым положением ради удовлетворения собственного любопытства. Особенно после того, как выяснилось, что он ничего плохого не задумывал. — Больше всего на свете. Она вывела меня из тьмы к свету, и пусть это был адский огонь… всё равно. Она изменила меня, открыла мне целый новый мир, о котором я прежде не подозревал, сделала новой личностью; и значимости этого ничто не отменит. Я думал, мы будем вместе вечность, я в это верил, — даже сквозь пелену Сыворотки правды в голосе Малфоя промелькнуло сожаление. — А потом всё кончилось, и я был уничтожен. Пытался её вернуть: похитил Рыжую, хотел заставить сварить для меня любовное зелье, но потом передумал — из-за Истребительницы и Пуфа. Два идиота, но в чём-то они были правы. — Ты похитил человека, чтобы вернуть свою подружку? — вознегодовала Гермиона. Вот это уже больше походило на того Малфоя, которого они знали с первого курса. — Кто бы говорил, Грейнджер, — равнодушно парировал он, — но да. Я похитил двоих: Рыжую и её дружка. Потом отпустил. — И тебе не стыдно? — возмутилась она. Ладно, он был прав на её счёт — Гермиона иногда поступала не лучше, — но ведь ей-то приходилось это делать, между прочим, не ради себя. И потом она очень сожалела. — Невероятно. Я был настолько жалок, что плакался своим врагам, а они меня утешали. Пуф и Истребительница меня утешали! Уму непостижимо. Отвратительно. Всё-таки в некоторых вещах Малфой был неисправим. — Истребительница? — Истребительница вампиров. И такое, выходит, бывает. Это вообще законно? Они ведь разумная раса. — А кто такой Пуф? Охотник на карликовых пушистиков? — Мудацкая вампирская рожа, с которой она крутила шашни, кстати, бывший Дру. Хотя он не стеснялся и при мне её потрахивать. Уточнять, кого именно и в каком смысле «при мне», Гермиона не решилась. И без того боялась, что у неё глаза и волосы выпадут от подобных откровений. Надо же, какие насыщенные были у него летние каникулы, а она раньше даже не задумывалась, что помимо школы, Хогсмида и Косого переулка в магической Англии есть что-то ещё, притом настолько… аж слов не подобрать. Интересное? Бурлившее жизнью? — Жалко, что он сумел вернуться из ада, — добавил Малфой. — Из ада?! — Ага. Самое место для сволочи вроде Пуфа. Его туда Истребительница отправила, когда он потерял душу и хотел мир уничтожить. Почти успешно, кстати. Гермиона уже жалела, что напоила его Сывороткой правды. Если бы она могла всё переиграть… ох, ладно, она поступила бы точно так же. — Хорошо, что у него не получилось. — Истребительница же, — сказал Малфой так, будто это всё объясняло. — И я немного помог. — Ты? Представить его в роли спасителя мира оказалось сложно, если вообще возможно. В самом деле, кабы не зелье, Гермиона могла подумать, что он нагло хвастался, но сейчас Малфой был способен только констатировать факты. — Так, самую малость. Чисто на подхвате, — он пожал плечами. — Не то чтоб я прямо рвался в герои, просто мне нравится жить. И я ненавижу Пуфа, хотя сейчас уже меньше. — Охренеть. — Не то слово. После этого она меня и бросила. Сказала, что я скучный. — Ты? — искренне поразилась Гермиона. — Это вообще возможно? Довести кого-нибудь до нервного тика или припадка — а то и вообще могилы — верю. Но чтоб скучный… Маска безразличия, сковывавшая лицо Малфоя из-за зелья, на миг треснула, приоткрыв что-то категорически не предназначенное для чужих глаз и трогательно-беззащитное. — Мне очень-очень жаль, — поспешно добавила она. — Всё в прошлом на самом деле, — он качнул головой. — Мне нет туда возврата. — Ты разлюбил её? — спросила Гермиона робко, хоть это было и не её дело. — Вопрос… сложный. Какая-то часть меня всегда будет тосковать по ней, но я смирился, нашёл другие цели в жизни. Поспособствовать Поттеру, чтоб он убил Тёмного Лорда. О, как же я ненавижу всю эту тему с Избранными и жалею, что самому не получится, но останки я точно попинаю, — Малфой сделал крохотную паузу. — Опять же, ты. — Поспособствовать? — она натурально опешила. — Прям поспособствовать? — Знаешь, в моём стиле: на подхвате. — Но ты же ненавидел Гарри… — Мы стали врагами ещё на первом курсе. Это пять лет стабильных и взаимных отношений, и они чего-нибудь да стоят. Кроме того, я жить хочу и наслаждаться процессом. А этот лысый шизоидный дегенерат мне с первого взгляда не понравился. Гермиона невольно засмеялась, но тут вспомнила кое-что и посерьёзнела. — Опять же я? Так… я тебе и правда нравлюсь? — вот это уже было совсем нечестно, даже подло, но остановиться она не могла. Да и не хотела, если начистоту: правда как наркотик. Только теперь ей стало понятно, почему запрет на зелье сделали настолько строгим. И всё равно он потом ничего не вспомнит… — Не то слово. — Так сильно? — Да. Нет, — Малфой поморщился. — Просто это неправильное слово. — А какое правильное? — не унималась Гермиона. — Любовь? — Что? Она ослышалась, точно ослышалась. — Слово «любовь» вполне подойдёт, — похоронил её надежды на недоразумение Малфой. — Да ты издеваешься? — Нет. — С чего вообще… — Гермиона вцепилась себе в волосы. — Как ты до такого додумался? Как?! — Я понял это минут пятнадцать назад. Плюс-минус. — Это когда очнулся привязанным и узнал, что я собираюсь провести опасный для твоей жизни эксперимент? — она недоверчиво на него уставилась. — Точно, — умиротворённо подтвердил он, а ей захотелось его ударить. — Ты псих. — Ага. — Ты больной на всю башку ублюдок, Малфой! — воскликнула Гермиона в сердцах. — Попрошу: мои родители состояли в законном браке. Но в остальном да, я именно такой. — Ну почему я? Это был риторический вопрос к несправедливой вселенной, но Малфой на него ответил: — Потому что ты такая же. И возразить ему, по здравом размышлении, Гермиона не смогла. Боже, она подожгла человека, когда ей было одиннадцать, о чём тут вообще можно спорить. Ей вспомнились слова Сириуса о Джеймсе Поттере, которые тот сказал однажды Гарри: «Твой отец был лучшим другом, которого я только мог пожелать, и отличным человеком. А в пятнадцать лет многие ведут себя как идиоты, он это перерос». Могло ли что-то подобное быть справедливо и для другого глупого мальчишки, который с годами изменился? Она решила подумать об этом на свежую голову, подняла палочку и наставила её на Малфоя. — Фините инкантатем. Диагностирующее заклинание развеялось, но Гермиона не опустила руку: оставалась ещё одна вещь, которую нужно было сделать, пусть уже не очень-то и хотелось. Она зажмурилась, чтобы в последний момент не поддаться странному чувству вины по отношению к Малфою. — Обливиэйт! Когда Гермиона открыла глаза, его на стуле не было. — Какого… — пробормотала она, но тут её схватили сзади, таким образом прижав к телу руки, что наколдовать хоть какие-то чары вряд ли бы вышло; а кончик чужой палочки уткнулся ей в рёбра. — И давно ты освободился? — спросила Гермиона почти спокойно. В ежегодных сумасшедших и опасных для жизни приключениях есть и плюсы: учишься держать себя в руках при любом раскладе. — Да сразу. Узлы ты вяжешь хреново, Грейнджер, — довольно выдохнул Малфой ей прямо в ухо. — Хоть в чём-то не идеальна, а? — Сыворотка правды на тебя хоть подействовала? Или это всё был спектакль?! — Она всё ещё действует, хотя уже слабее: я вроде как могу промолчать, если очень не хочу говорить, — проворчал он недовольно. — Целый флакон! Утопить ты меня в ней собиралась, что ли? Достаточно ведь всего нескольких капель. И ты серьёзно рассчитывала на честный ответ в том случае, если бы он звучал как «нет»? Гермиона пожала плечами, насколько ей позволила его хватка, и внешне равнодушно, хотя внутри нервничала, спросила: — И что теперь? — М-м-м… Будь она проклята, если Малфой не зарылся носом в её волосы и не нюхал их в этот момент вместо ответа. — Не знаю, — сказал он примерно через минуту. — Твои варианты? — Просто отпусти меня, — предложила Гермиона, не особенно надеясь на согласие, и попыталась высвободиться, но Малфой лишь сжал её ещё крепче — она с ужасом поняла, что для характерной реакции организма ему даже не нужно с ней целоваться — и ответил с нездоровым весельем: — Не-а. Мне полагается компенсация, — он прижался ещё ближе, хотя секунду назад ей казалось, что это уже невозможно. — Ты не посмеешь… — хрипло прошептала Гермиона. — Не посмею что? — поддразнил Малфой. Подавать ему идеи было не лучшим вариантом, поэтому она вернулась к своему первоначальному требованию: — Отпусти меня. Сейчас же! — Ты восхитительна, — он перешёл на интимный низкий шёпот, и у неё волосы встали дыбом. Если бы кто спросил, она могла очень правдоподобно поклясться, что от ужаса. — Пытаешься диктовать условия даже в таком положении. — Немедленно, — процедила Гермиона, из последних сил делая голос спокойным и безразличным. — Я бы, может, и послушался, но, — Малфой ответил почти серьёзно и чуть ослабил хватку, — боюсь, ты снова попытаешься лишить меня чудесных воспоминаний о нашей встрече. — Врёшь. — Недоговариваю. Не считай меня совсем уж свиньёй, как бы сильно мне ни нравилось к тебе прижиматься — а ты теперь и сама знаешь, насколько это для меня приятно, будь проклята твоя Сыворотка, — отпустил бы. Гермиона порадовалась, что он не видел в этот момент её лица. Если судить по ощущениям, оно было малиновое. Любовь — подходящее слово. Она невольно дёрнулась от этой мысли, и Малфой воспользовался случаем, чтобы снова прижаться к ней максимально плотно и с тихим смешком ткнуться носом куда-то в шею. Почти приятно, если не обращать внимания на яркое свидетельство той самой «любви», наглым образом упиравшееся Гермионе в бок. Нет, он ведь точно делал это специально. Знал, что она всё чувствовала, и намеренно… засранец, маньяк озабоченный, господи, у неё и слов-то таких не было, которые могли выразить всю глубину обуревавшего её негодования. — Малфой, — прошипела Гермиона практически на ультразвуке. — Убью. — Тебе совесть не позволит, — рассмеялся он. — Теперь — не позволит. Максимум покалечишь, и то не слишком сильно. Увы, это было справедливое замечание. Она с большим трудом заставила себя расслабить запястье, хотя все инстинкты протестовали, и её палочка глухо упала на пол. — Ты слишком быстро соображаешь, — разочарованно протянул Малфой и нехотя разжал руки, отпуская её. Гермиона отпрыгнула от него футов на пять. — Итак? — Чего ты от меня хочешь, чёрт тебя дери? — она посмотрела ему в глаза и увидела там что-то дьявольское. — Тебе не понравится ответ, — сказал он ровно и ногой пнул её палочку к дальней стене. — Давай начнём с чего-то справедливого? Ты узнала многое обо мне, теперь позволь мне узнать что-то о тебе. — Хочешь тоже накачать меня зельем правды? — Гермиона презрительно скривилась. — Зачем же. Я ведь сам выпил, так? Поэтому никакого насилия, Грейнджер, исключительно добровольное сотрудничество. Просто разговор без игнорирования, скажем, во время прогулки в Хогсмид? — Это что, свидание? — удивилась она с некоторым смущением. — Да, Грейнджер, — Малфой закатил глаза. — Это свидание. В отличие от прошлого раза, он не собирался оставлять ей выбор. — А если я не соглашусь? — У тебя не вышло стереть мне память. Ты ведь не просто так хотела это сделать, верно? Я ещё помню наши законы. — Ты… ты пытаешься шантажом завлечь меня на свидание? — не поверила Гермиона. — В любви все средства хороши, — Малфой пожал плечами и невинно улыбнулся. Гермиона резко смутилась и наверняка вновь запунцовела. Да, она вынудила его сказать о своих чувствах, но зачем же теперь постоянно напоминать ей об этом? — Даже такие методы? — А они сработают? — вопрос прозвучал с явной надеждой. — Ты отвратителен, Малфой, и насквозь испорчен. — Да ладно? — он заливисто расхохотался. — И кто мне это говорит? Я вот, на секундочку, вообще-то грёбаный пожиратель смерти! Здоровые люди обычно предпочитают другие кружки по интересам. Рождён и вырос в семье пожирателей смерти; любовь к тёмной стороне, злу и страданиям у меня в крови, можно сказать, впитана с молоком матери. Это если не считать такой мелочи, как длительное и местами очень плотное общение с двумя психами, хотевшими нахрен апокалипсис устроить. А у тебя какое оправдание? — Ты пожиратель смерти?! — Упс? — Малфой больше походил на нашкодившего кота, чем на члена грозной террористической организации. — Упс? — у Гермионы отвисла челюсть. — Упс?! — Всё твое зелье, — он недовольно сложил руки на груди. Кстати, о зелье: Малфой ведь говорил, что хочет смерти Тёмного Лорда, правильно? Одно другому противоречило, и это её отрезвило. — Погоди, как же твоя служба Волдеморту сочетается с желанием осквернить его труп? — озвучила она свои сомнения. — Ну, я пожиратель больше по форме, чем по сути, — он, казалось, немного смутился. — Но зачем-то же ты подался к нему в шестёрки. — Меня вроде как поставили перед фактом, хотел я того или нет. Черт возьми, эта образина поселилась в моём доме, поэтому сбежать не вышло! — В твоём доме?! — Гермиона упёрла руки в бока и не терпящим возражений тоном воскликнула: — Надо рассказать Дамблдору, аврорам, да хоть кому-то! — Будто они не знают… Да и что толку? — вяло отмахнулся от неё Малфой, но она сразу поверила: ничего путёвого из этого не выйдет. Помнится, у них в доме регулярно устраивали обыски после ареста его отца, так? И? — Что же тогда делать? — растерялась она. — Сходить на свидание? Гермиона посмотрела на него, как на безнадёжно больного. — Я это не выбирал, пойми, — он закатал рукав мантии на левой руке, обнажив уродливое клеймо Волдеморта, и посмотрел на него с таким отвращением, что никаких сомнений в его искренности не возникло бы даже без Сыворотки правды. — Я большую часть своей жизни был рабом, рабом добровольным, и мне это нравилось. Но теперь я хочу свободы. — Я не понимаю. — Будто ты никогда не любила, Грейнджер. Родителей, друзей, мужчину? Хотя последнее вряд ли. И разве не сделаешь ты ради любви что угодно? — горько поинтересовался Малфой. — Во имя свободы ты предаёшь свою любовь к родителям? — спросила Гермиона с искренним состраданием. Ей не хотелось даже представлять себя в такой ситуации. — Однажды приходит понимание, что любимые люди не безгрешны и могут заблуждаться. Спасти их, пусть даже против воли, — это проявление любви или эгоизма? И как определить, кто прав на самом деле, а кто ошибается? — он говорил тихо и блёкло. Вымученно. — Как-то это всё… Сложно и грустно… и не должна была она ему сейчас до глаз на мокром месте сочувствовать. — Ты правда растреплешь, если я откажусь? — А ты как думаешь? — Малфой посмотрел на неё устало. — Не знаю. Ты пять лет был задницей. Ты грёбаный пожиратель смерти, — Гермиона не хотела этого, но получилось жалобно. — Вообще-то, ты утратила право на упрёки в аморальности после того, как взяла меня в плен и чуть не прикончила, — он вдруг сверкнул почти прежней улыбкой. — Тебе же ничего не грозило! — тут же возмутилась она. — Но ты ведь была уверена в обратном, Грейнджер. Полностью уверена, — справедливо заметил Малфой. — Как с такой склонностью к незаконным авантюрам ты до сих пор не за решёткой? — Мой лучший друг Избранный, и директор нас покрывает, — усмехнулась Гермиона, за фальшивой бравадой скрывая стыд. — Ну, такое даже он не замнёт. И раньше она тоже так думала, но вот сейчас ей вспомнились и Квиррелл, и Локхарт, и Амбридж… а отец Малфоя, который мог бы поднять бучу, теперь в Азкабане и потерял прежнее влияние. На секунду ей стало страшно от перспектив их неосознанной безнаказанности. Они ведь действительно всегда творили что хотели, отделываясь максимум баллами и отработками. Смешное же наказание. И если Квиррелла ещё можно списать на самооборону, то с Локхартом сложнее: ведь это именно Гарри и Рон потащили его в Тайную комнату. В качестве живого щита. Ужасно, если задуматься. И сама она поступила с Амбридж не лучше. Да, противная стерва тысячу раз заслужила мучения за свои издевательства над детьми, но разве не понимала тогда Гермиона, что вела её фактически на верную смерть? Путь рациональная часть успокоилась на чём-то вроде «Грохх сумеет её отвлечь, а мы тем временем сбежим», но если серьёзно, то каковы шансы у одного волшебника справиться с самым настоящим великаном, к тому же у волшебника, который даже с фейерверками двух прохиндеев-недоучек разобраться не в состоянии? — Кто знает, Малфой, кто знает, — севшим голосом ответила Гермиона. — Ладно, будет тебе свидание.