Эмма Паркинсон

      Победа была полной. Да, последовавшая за этими смертями короткая и хаотичная схватка уложила на каменный пол Большого зала ещё несколько трупов и несколько десятков раненых, но все упивающиеся смертью либо бежали, либо попали в плен. Блестящая Победа Сил Света.       Среди пленных лежала и связанная оглушённая и парализованная тушка Панси Паркинсон. Гермиона Грейнджер стояла над ней, закусив до крови губу. Она не смогла убить. Она не могла убить сейчас. Она…       — Гарри! Гарри Поттер! Он жив, — раздался вдруг голос…       Позабывшая обо всём Гермиона тут же бросилась к другу. Её больше не заботило, что он ей наговорил, и какого мнения о ней был. Он жив — и это единственное, что имеет значение.       Как в тумане в памяти девушки остались путь до Больничного Крыла, причитания мадам Помфри, склянки с зельями, диагностические чары… Она держала бессознательного Гарри за руку, которая, к счастью, была тёплой. И только это сейчас имело значение.       Юноша тем временем начал потихоньку приходить в себя, открыл глаза, увидел подругу, и в его взгляде вспыхнула совершенно невероятная гамма эмоций: радость, растерянность, горечь, смятение, вина… Но самое главное… Это был знакомый взгляд. Взгляд «прежнего» Гарри. Теперь Гермиона его бы ни с чем не спутала и не могла понять, как же она могла так ошибаться.       — Гер… Гермиона, — хрипловато произнес Гарри, и Гермиона тут же подала ему стакан воды.       Он благодарно кивнул, какое-то время прятал взгляд, в итоге решился, прямо и твёрдо посмотрев ей в глаза.       — Гермиона… Прости… Я… я не хотел… Это был не я… Точнее не совсем я… Чёрт, всё так запутано… Я всё видел, но не мог ему помешать, я словно был заперт внутри себя. Я вовсе не думаю о тебе так, как он… как я сказал. Могу я рассчитывать на то, что ты когда-нибудь меня простишь?       Девушка смерила друга долгим взглядом, мысленно что-то прикидывая, а потом, наконец, заговорила:       — Гарри, это действительно то, что тебя сейчас волнует?       — Да, — непонимающе кивнул парень. — Что-то не так?       — То есть ты хочешь сказать, что главное, что тебя сейчас волнует, это смогу ли я простить тебя? Не победа над Волдемортом? Не сме… судьба Малфоя? Не… Панси? — последнее имя она произнесла совсем уж шёпотом.       — Да какое это всё имеет значение, если рядом не будет той, которая всегда меня понимала, поддерживала и заботилась обо мне? Знаешь… Пока я был… «заперт» у себя в голове, я многое понял. Знала бы ты, как мне было больно смотреть на тебя, когда он… я… говорил все те вещи, и осознавать, что я ничего не могу сделать? Гермиона, я понял, что не смогу… без тебя… — Гарри замолчал и опустил взгляд на свои руки.       — Ты хочешь сказать? — Гермиона не спешила заканчивать предложение — знала: он поймет и так.       — Да.       — Я тоже, — вложила она свою руку в его.

***

      — Шлёп.       Детский смех.       — Шлёп.       — Чьи-то разговоры на повышенных тонах позади него.       Он медленно выплывал наверх, всплывая, как синий кит в детском бассейне, выдавливающий воду на поверхность.       Его глаза были открыты, но ничего не видели, однако он не успел запаниковать, как сигналы прошли по нервам и в мозгу начала формироваться картинка.       Самое прекрасное лицо в мире под лучами хмурого осеннего солнца.       Смеющееся.       Детское.       Улыбающееся.       Не ему       Кто такой «Я»?       Неловкое движение мальчика, которому она улыбается, и он летит на землю. Он успел бы среагировать, сделать пару шагов назад и не упасть, если бы весь его мозг не был занят решением вопроса: «Кто такой Я?»       Он упал на землю, ударившись обо что-то затылком.       Последнее, что он увидел, были два наклоняющихся к нему испуганных лица.       Её и его. Конкурента. Того, кто победил его в прошлый раз. А потом пришла боль.

***

      Дэниэл Рэдклифф очнулся в палате больницы. Не в медицинском крыле Хогвартса. Обычная маггловская больница. Он помнил всё. То, как он читал книги о Гарри Поттере и смотрел фильмы о нем. То, как он был тем самым Гарри Поттером. И то, как он прошел конкурсный отбор и начал сниматься в первом фильме «Гарри Поттер и Философский камень». Такие перескоки хронологии и флэшбеки изрядно туманили ему мозги, вызывая тошноту и головную боль. Удар затылком о твердую землю тоже не способствовал здравому мышлению.       Какая-то отдалённая детская часть его мозга радовалась возможности полежать да поболеть. Недельку-две. Радовалась недолго. Пришло осознание, что он обязан встать и уже на следующий день вернуться на съемки. Иначе он не простит себя никогда.       У нового Дэниэла Рэдклиффа была цель.       С большой буквы.       Цель, от красоты которой ему уже было больно.       И ради её достижения он не остановится ни перед чем.       Даже перед тем, чтобы совершить маленькое чудо.       Или большое.       Очень.       Год спустя он впервые в своей жизни, точнее в своих жизнях, изготовил волшебную палочку. Тис и собственные волосы. Ничего более магического в этом мире он не знал.       — Люмос…       — Нокс!