Танцы на стекле

— Ах, как же он прекрасен! Кроули, ну ты только глянь! Потрясающая гибкость, правда? Просто восхитительно! Никогда бы не подумал, что люди так могут! — Люди могут многое. В сторону монитора Кроули даже не покосился: разглядывать гуттаперчевого дрища, вихлявшегося на экране престарелого азирафаэлевского компьютера, совершенно не хотелось. И даже не потому, что из одежды на дрище в данный момент оставались лишь алые стринги и алая же полумаска, и выделывал он разные малопристойные штуки, нарушающие законы не только приличия, но и гравитации. И даже не потому, что Азирафаэль крутил этот ролик уже девятнадцатый раз (ПРИМЕЧАНИЕ* и это только за сегодняшнее утро!). Конечно, если говорить начистоту, танцору в алых стрингах следовало отдать должное — он был настоящим мастером своего дела. Изначально изображал какого-то то ли супергероя, то ли такого же суперзлодея, целиком затянутого в черно-красный латекс, но избавился от своего костюма так ловко и артистично, что Азирафаэль только восторженно ахнул (второй раз, первый он ахнул — при том самом первом просмотре, — когда танцор возник на черном фоне, словно соткавшись из языков пламени). Кроули поморщился. Он знал, что будет дальше. И (что было хуже) знал, как на это отреагирует ангел. Теперь знал. Танцор между тем чуть присел, разводя колени и оперевшись спиной на пилон, и плавными завораживающими движениями провел руками по внутренним поверхностям бедер — снизу вверх, от коленей до самого паха. Медленно, ласкающе, чуть покачиваясь и делая тазом ритмичные возвратно-поступательные движения вперед-назад. Провокационные и однозначные. Ангел вздохнул, теребя зубами нижнюю губу и тоже чуть покачиваясь, словно отзеркаливая. Кроули не надо было смотреть на экран — он отлично читал, что там происходит, по отражению на лице и в позе Азирафаэля. Вот сейчас танцор окончательно уперся ладонями в пол, выгнувшись в мостике и устремляя к небу внушительный гульфик, этакой вишенкой на торте — еще один вздох. (ПРИМЕЧАНИЕ* очевидно, Азирафаэлю тоже приходило на ум именно это кулинарное сравнение, потому что этот вздох был самым сладострастным из всех предыдущих). Вот сейчас танцор оттолкнулся ногами от пола и медленно, словно в рапиде, перетек в стойку на руках. Как будто под водой или в невесомости. Вот обхватил обнаженной ногой блестящий шест (загорелая кожа на фоне серебристого металла казалась почти бронзовой), обвил и словно прилип к нему, плавно вытягивая и остальное тело вверх — мягко, изящно и словно бы совсем не напрягаясь. Азирафаэль снова вздохнул и слегка поерзал на диване. Он явно был возбужден и в ангельской простоте даже и не подумал это скрывать, а потому пахло от него так сладко и одуряюще, что перехватывало дыхание. Кроули втиснул руки поглубже в карманы узких брюк и сжал кулаки, вгоняя ногти в ладони. Помогло. Но не так чтобы сильно. — Кроули, ну посмотри же! Он как будто летает! А извивается как?! Словно эфирная сущность, у которой нет ни единой косточки! Посмотри! Почему бы и не уступить ангелу, если тот так просит? И почему бы не сделать это в своей обычной манере? Даже если тебе этого совсем и не хочется — это же не повод палиться так откровенно. — Хм… — Кроули шевельнулся, сделал вид, что присматривается (дышать он при этом старался через нос: так запах тоже ощущался, но слабее, язык у змей даже в человеческой форме все же намного чувствительнее). — А по мне так костей у твоего любимчика даже слишком много: отовсюду торчат! Я даже сквозь музыку слышу, как он стучит ими по этой блестящей палке, когда вокруг нее крутится. — Пилон, дорогой! — возмущенно охнул Азирафаэль. — И вовсе он не стучит! А это называется пилон. И я не верю, что ты до сих пор так и не смог запомнить! — Ха! Отрицать было глупо. Кроули и не стал. Только ухмыльнулся самодовольно и откинулся на спинку дивана, делая вид, что дремлет. Темные очки надежно скрывали как то, что глаза у него вовсе не закрыты, так и направление взгляда, и можно сколько угодно смотреть на сияющее восторгом лицо ангела, притворяясь, что тебе вовсе не интересно, смотреть на трогательные кудряшки, на розовое ухо, на приоткрытые в улыбке губы. Смотреть и… и что? Продолжать ждать? Все еще надеяться? Именно так. Все еще. Забавная ситуация. Нет, Кроули далеко не в первый раз приходилось самому страдать от последствий своих же собственных изобретений. Можно даже сказать, что он в них регулярно вляпывался и уже даже почти привык. Но, пожалуй, впервые страдание это было настолько нелепым и унизительным. И дело было даже не в том, что это именно Кроули еще на заре человечества придумал и внедрил в массы танцы с раздеванием под музыку. (ПРИМЕЧАНИЕ* За эту модернизацию простых подергиваний под ритмичный (или не очень) шум, склонившую на путь порока немалое количество до того вполне благопристойных душ, Кроули удостоился личной благодарности от Асмодея, курирующего все, что так или иначе связано с похотью). И даже не в том, что Азирафаэль, уставившись на экран, полностью переставал обращать внимание на окружающий мир — в том числе и на Кроули тоже, что не могло не раздражать. И даже не в том, что ангел смотрел на стриптизера с восторгом и обожанием, от которых у Кроули неприятно сосало под ложечкой и хотелось срочно наорать на какой-нибудь фикус. (ПРИМЕЧАНИЕ* Только вот для этого пришлось бы добираться до собственной квартиры, потому что в магазине Азирафаэля фикусов не было (ПРИМЕЧАНИЕ**, а если бы даже и были — ангел вряд ли позволил бы разным демонам на них орать). Все это было не так уж и важно на самом деле. Вернее, важно, конечно. Но терпимо. Однако существовало некое обстоятельство, делающее ситуацию действительно неприятной, и даже очень не. И даже не одно обстоятельство, а целых два. Первым из них являлось то, что танцором в алых стрингах был сам Кроули. А вторым — что ангел, вот уже в двадцать первый раз запустивший ролик с начала, до сих пор этого так и не понял. — Все-таки он великолепен! — сказал Азирафаэль с томным вздохом через семь минут, когда ролик кончился. Снова. Но запускать его в двадцать третий раз не стал, обернулся к Кроули. Лицо его зарумянилось, глаза сияли. — Просто чудесен, правда же? Даже не верится, что простой человек способен на такое! Кроули ответил кривоватой загадочной улыбкой и неопределенным звуком. Пусть понимает, как хочет. Разумеется, ему очень хотелось оспорить утверждение ангела (ПРИМЕЧАНИЕ * — вообще-то, если быть до конца откровенным, то Кроули куда больше хотелось оспорить самого ангела. Например, у Верхней Конторы: это не ваш ангел, я его у вас оспариваю, отдайте...), и вовсе даже не потому, что тот ангел, а порядочному демону с ангелом как-то не полагается соглашаться, просто… Просто очень хотелось именно в данном конкретном случае, но не ругать же для этого самого себя? (ПРИМЕЧАНИЕ * к тому же, если уж быть до конца честным хотя бы перед самим собой — Кроули самым постыдным образом опасался открывать рот, пока ангел не успокоится хотя бы немного и не перестанет пахнуть настолько провокационно). Шутка давно уже перестала даже казаться смешной, и логичнее всего было бы ее просто прекратить. Но порозовевший от удовольствия Азирафаэль выглядел таким чертовски соблазнительным! И смотрел с таким восторгом. И этот запах… И восхищение… хотя, конечно, лучше бы он понял, кем именно восхищается! Или не лучше? — А там есть еще? — ангел смотрел с доверчивой надеждой. — Ты поищешь? И Кроули сдался. Опять. — Так и быть, ангел. Если тебе так хочется. Поищу. На днях. В конце концов ему не так уж и сложно покрутиться у шеста еще несколько минут, если ангелу это так нравится… *** Это задумывалось как шутка. Глупая такая, злая и изначально не слишком веселая, если говорить начистоту, продиктованная скорее отчаяньем, чем действительно желанием посмеяться. Но все же именно шутка, не более чем. Кроули был уверен, что Азирафаэль его узнает сразу же, с первого взгляда, в тот самый первый раз даже маски не нацепил, он ведь вовсе не собирался прятаться! Чего ради для просто шутки? И лишь по чистой случайности его лицо ни разу толком так и не попало в кадр. Кроули был уверен, что ангел будет шокирован, в большей или меньшей степени, но обязательно будет — ну он же все-таки ангел! Может быть, впадет в праведный гнев и изгонит с глаз долой «гнусное исчадие ада», а то и вовсе не захочет более его видеть (ПРИМЕЧАНИЕ* — До тех пор, пока не остынет и не соскучится, конечно, а это значит — как минимум дня на два. А то и целых три). Может быть, просто с-мутится или воз-мутится — но обязательно всколыхнет какую-нибудь муть и что-то изменится. Обязательно. И, может быть, ангел на взрыве эмоций скажет что-нибудь такое… лишнее. Не-дружественное. Чего никогда не позволил бы себе сказать в спокойном состоянии, но что могло бы дать Кроули… ну хоть что-то дать. Возможность. Повод. Иллюзию. Надежду… Что-нибудь! (ПРИМЕЧАНИЕ* и если уж признаваться честно, то где-то в почти неосознаваемой глубине тлела именно она, та самая, еще не данная, глупая и совершенно беспочвенная, но живучая, как тараканы). Чего Кроули не ожидал, так это того, что Азирафаэлю что-то подобное может понравиться. И что при этом его самого не узнают в упор. Ангел восхитился. И пока Кроули в полной оторопи моргал (ПРИМЕЧАНИЕ* от растерянности и недоверия к собственному зрению он тогда моргнул двенадцать раз подряд — больше, чем за всю предыдущую неделю), ангел успел прокрутить короткий двухминутный ролик три раза, бурно выражая восторги столь прекрасным зрелищем, а потом буквально вцепиться в Кроули с вопросами-требованиями: где тот это нашел и нету ли там еще? У него уже тогда, при самом первом просмотре, изменился запах. Вернее, не то чтобы изменился — это был обычный аромат Азирафаэля, знакомый Кроули давно и до последнего оттенка. Просто сейчас он стал сильным и резким настолько, что Кроули старался дышать пореже, опасаясь поплыть. Но и совсем не дышать тоже не мог — не потому что нуждался в кислороде, все же демонская натура дает немало преимуществ и человеческой оболочке, и спокойно задерживать дыхание на пару-другую вечностей — далеко не самое из них удивительное. Просто этот запах хотелось трогать. Втягивать в себя, катать по небу и в горле, как глоток изысканного вина, ощущая и оценивая мельчайшие оттенки вкуса. Хотелось дышать им ревниво и жадно, до головокружения, до обморока, до полной потери себя, не оставляя никому другому ни единой молекулы. И, конечно же, очень хотелось попробовать снова. Кроули немного подумал и решил, что шутку можно слегка растянуть. Никому ведь не будет от этого вреда, верно? Перед съемкой второго и третьего ролика он уже вполне сознательно нацепил алую полумаску. И точно так же сознательно убрал под алую шапочку почти такие же алые волосы. *** — Зря он волосы прячет, — вздохнул Азирафаэль. — Они у него очень красивые. Почти как у тебя, ты заметил? Кроули буркнул что-то в том смысле, что не обратил внимания. И малодушно пообещал «поискать еще» — не сегодня, ангел, на днях… Завтра? Ну… хорошо. Завтра. В четвертом ролике (который он принес Азирафаэлю на следующий день, как и обещал) шапочки на голове танцора не было. Зато ничем не прикрытые волосы были стянуты в длинный огненно-рыжий хвост, которым этот гаденыш выполнял трюки воистину немыслимые. Хвост словно бы жил собственной жизнью и танцевал сам по себе, рассыпался веером, взмывал, извивался, расплескивался по пилону и тут же захлестывал шест, словно живой и даже где-то разумный. Создавалось впечатление, что на особо сложных фигурах танцор держится в воздухе только благодаря ему, хотя, конечно же, это было и совершенно немыслимо для обычного человека. Азирафаэль был в полном восторге и признал, что танцор великолепен. Он не только выполнял акробатические трюки потрясающей сложности, ни на секунду не переставая быть привлекательным и сексуальным, нет! Он словно парил вокруг шеста, совершенно не обращая внимания на силы земного притяжения и прочие законы физики. Настоящий фокусник в лучшем смысле этого слова! Правда, мой дорогой? А Кроули не просто спустился на самое дно нижнего круга Ада — он это дно пробил, осознав, что ревнует (жутко, мучительно, до дрожи) чертова ангела к себе самому. И ничего не может с этим поделать. *** — Он такой пластичный, ну прям как змея! И красивый такой… просто дьявольски! Может быть, он все же один из ваших, а, Кроули? Какой-то твой родственник по змеиной части? Или какой-нибудь старый друг-демон? — Ангел засмеялся, показывая, что он это вовсе не всерьез, просто такая вот шутка, и осторожно толкнул Кроули в бок мягким кулаком (ПРИМЕЧАНИЕ* недавно Азирафаэль торжественно сообщил, что осознал всю важность дружеских тактильных контактов и намерен всячески соблюдать эту часть человеческих ритуалов. Ну, раз уж они с Кроули определенно друзья и живут теперь вместе). Кроули лишь кисло улыбнулся в ответ. С некоторых пор он терпеть не мог слово «друзья». До дрожи. (ПРИМЕЧАНИЕ *Временами Кроули начинал подозревать, что френдзону тоже когда-то придумал именно он, просто не помнит об этом. И, возможно, тогда это тоже показалось ему очень удачной шуткой — все зависело от количества алкоголя в крови и глубины депрессии, в которой он тогда наверняка пребывал, ибо ни в каком другом состоянии такой изуверской, долгоиграющей и поистине адской пытки даже он не сумел бы измыслить). *** Посмотри на меня, ангел. Ну посмотри же! Это же я. Мое тело. Неужели ты не видишь? Ну и что, что оно за черным стеклом монитора, как ты можешь его не узнать? Это змеи ориентируются по большей части на запахи, но ты-то ангел! Да, ауры тоже не передаются вебкамерами, но у тебя же есть глаза! И много! Мы знакомы с тобою шесть тысяч лет, ты же видел меня в разных костюмах и даже вовсе без — в райском саду, например, одеждой не очень-то заморачивались, пока все яблоки висели на ветках. Ладно, с тех пор прошло слишком много времени, ты мог и забыть, но римские термы, ангел! Там мы тоже были отнюдь не в парадных мундирах эпохи регентства. И мы болтали там сутками напролет, иногда в воде, иногда на бортике бассейна, ты же не мог это забыть, ангел... Ну вспомни же! Каких-то две тысячи лет всего лишь, почти вчера… Впрочем, зачем ходить так далеко — ты же видел мое тело совсем недавно. После не случившегося Конца Света. Вернее, после точно так же не случившейся казни. После… ванны, в которой тебе так и не дали резиновой уточки. После той ванны ты натянул брюки с рубашкой (той самой, с возмутительно клетчатым воротничком) на голое тело, ангел! На голое, мать его, мое тело. А для этого ты это тело должен был раздеть. Сам. Ибо вряд ли тебе там кто помогал. И даже если ты сдирал мокрое белье и натягивал шмотки с зажмуренными глазами — что само по себе выглядело бы странновато, правда? — но даже и в таком случае ты не мог бы его совсем проигнорировать и не почувствовать, хотя бы на ощупь... Хотя бы изнутри. (ПРИМЕЧАНИЕ* вообще-то снять мокрое белье было совершенно естественным поступком со стороны Азирафаэля в сложившейся ситуации, и когда у Кроули прошел первый шок и бешенство от того, что чертов ангел вынудил его сидеть на лавочке в публичном месте без трусов, и появилась возможность отнестись к ситуации с иронией, он и сам это понял. Ангел не мог высушить белье чудом — в аду сразу же заметили бы, что у чуда не та окраска. А полотенцем насухо мокрую тряпку тоже не вытереть, даже если то полотенце начудесила Михаил. Так что у Азирафаэля было по сути два варианта: надевать верхнюю одежду на мокрое белье — или обойтись без белья вообще. И он выбрал. В общем-то, еще не худший — ибо иногда оказаться у всех на виду в мокрых трусах порою куда неприятнее, чем вовсе без оных) Так почему же ты, черт возьми, не видишь? Я ведь почти что и не скрываюсь… да что там почти! Я совсем не скрываюсь. Вот этот щелчок пальцами — напоказ, прямо в камеру… неужели не узнаешь? А вот это движение плечами и головой — ты ведь и сам его копировал, помнишь? Когда мы еще только учились быть друг другом, когда мы еще только... — Дорогой мой, не надо сопеть так осуждающе. Если тебе не нравится, я же не настаиваю! На кухне есть вино и фрукты, и я скоро к тебе присоединюсь, досмотрю вот только еще разочек… От одной мысли о том, чтобы уйти (пусть даже на кухню), оставив Азирафаэля наедине с этим, в алых стрингах, Кроули начинало тошнить. И почему-то от того, что «этим в стрингах» был сам Кроули, да и был-то он на экране, легче не становилось. Ни на гран. — Мне… нравится. Просто настроение паршивое. Забей, ангел, я тут посижу. — Уверен? — Абсолютно, ангел! И это, пожалуй, единственное, в чем Кроули сегодня уверен. *** Кроули так упорно гнал от себя мысль о том, что когда-нибудь Азирафаэль может захотеть не только узнать про своего кумира побольше, но и лично с ним познакомиться, так активно совал за щеку эту колючку, что однажды она просто вырвалась на свободу, соскользнув с языка. Как всегда, совершенно не к месту, не вовремя и некстати. Просто вот так, не в тему и поперек совершенно левого разговора. — Хочешь с ним познакомиться? — Да нет… — ангел сразу понял, о ком Кроули спрашивает, и абсолютно не удивился, словно они только что не спорили о новой авангардной выставке и ее создателе (которого — Кроули был в этом уверен — давно заждались в Аду). Покосился на выключенный компьютер. Вздохнул. — Боюсь разочароваться, знаешь ли. Он же простой человек… И торопливо добавил, увидев сузившиеся глаза Кроули и неправильно истолковав его реакцию: — Мой дорогой, не надо на меня так смотреть! Я люблю людей, ты же знаешь. Просто… — он смущенно пожал плечами, посмотрел почти насмешливо и в то же время словно бы виновато. — Просто не в том смысле, мой дорогой. Не в этом смысле. И его я тоже люблю, как человека. Просто человека, умеющего создавать такую вот красоту… Но лишь когда он на экране. Понимаешь, он тогда уже словно бы и не человек. Просто картинка. Движущаяся прекрасная картинка. Просто искусство. И… И я могу представлять его кем угодно, понимаешь? Ну, что на самом деле в жизни он совсем другой. Может быть, даже... Даже не совсем человек. Ангел почему-то запнулся и отвел глаза, алея скулами. Взгляд его скользнул по полу, по стене, уткнулся в экран. Залип. Кроули сглотнул. Это… это почти нестерпимо. Если ты хотел знак, то что может быть более ясным знаком? Вот он, другого не будет. Только вот в горле застрял колючий комок и при попытке что-то сказать наружу вырывается лишь беспомощный и невнятный звук. Настолько жалкий, что приходится делать вид, будто всего лишь прочищал горло. Ангел не обратил внимания, продолжая думать о чем-то своем, уставившись в черный экран. Его глаза сияют как-то странно, и улыбка скорее грустная, чем возбужденная, и экран по-прежнему остается черным. Может быть, из-за этого экрана, может быть, из-за улыбки, но Кроули наконец решается. — Ангел… — Что? Азирафаэль вскидывает голову сразу же, словно ждал оклика, словно все это время только и ждал. Его светлые глаза сияют пронзительно невыносимой голубизной и бьют навылет, словно лазеры. От них невозможно ни спрятаться, ни утаить сокровенное, ни выжить потом, если вдруг… — Ни… ничего, ангел. Просто хотел спросить — долго ты там еще? Мы же вроде бы на выставку собирались. — А. Конечно, дорогой мой, мы можем идти, я ведь уже давно все посмотрел. И смогу посмотреть еще — потом, когда вернусь. — Да. Конечно, ангел, кто же тебе помешает, смотри сколько влезет. Лазеры гаснут. Ослепительная улыбка. — Прекрасно, мой дорогой. Конечно, прекрасно. Как же может быть иначе? Объяснил бы вот только кто-нибудь, почему у ангела такой расстроенный голос… *** Все прекрасно. На самом деле прекрасно, и требовать большего самонадеянно и глупо. Он дает тебе столько, сколько может, и не его вина, что тебе хочется больше. И проблема опять же не его. А твоя и только твоя. Он и так делает все, что может, любой твой каприз, любое желание. А что упорно не желает понимать намеков… Ну так «Ты слишком быстр для меня» работает в обе стороны. Он не готов. Не может. И было бы просто подлостью его торопить или вынуждать, как ты уже пытался. Не надо. Френдзона — это не так уж и плохо, если подумать и учесть, что альтернативой может быть «потерять навсегда». Нет уж. Друзья так друзья, все как ты хочешь, мой дорогой. Все только так, как ты хочешь. Или не хочешь… Ничего. Может быть. Со временем. Подвижки есть, они радуют, просто не так быстро, а ты попытался ускорить… Не надо. Наверное, ему действительно так проще, когда через экран. Когда не напрямую. Наверное, для него это максимум, что он пока еще может. Наверное, ему так проще. Или же реальный живой Азирафаэль ему в этом плане не очень-то интересен... Только так, в качестве зрителя и не больше, и ему пока что ничего не надо от ангела, кроме такого вот обожания. Да и то опосредованного. Через экран. Может быть… Ладно. Пока только так. Слишком быстро, да. Что ж. Азирафаэль ждал не одну тысячу лет, подождет и еще. .