В свете синих фонарей

Фамильный особняк Иноуэ внутри казался еще больше, чем снаружи. Выдержанный в строгих тонах модернизма, он походил на замок холодного бизнесмена, что, впрочем, являлось истиной. Гостевой домик, где обосновался неудавшийся юный ойран* находился будто в другой реальности: слишком контрастировал исконно японский стиль, выдержанный в лучших традициях старинного Киото. − Встреча будет проходить здесь. Когда он войдет, не забудь поклониться, - Дзюнъитиро прошел в кабинет и, на ходу отдавая привычные указания, принялся суматошно поправлять папки с документами и прочую канцелярию на письменном столе. В комнате было тускло и пахло моющим средством. И хотя в помещении преобладали теплые тона, общая атмосфера нагнетала и веяла тяжбой. Ята прошелестел роскошным кимоно и занял место подле Иноуэ, который, в свою очередь, вальяжно разместился в кожаном кресле. − Оно чертовски тебе идет, Каэде. Не зря я доверился Сакамото-сану, - мужчина коснулся ткани и прошелся вдоль линии запаха. Мисаки дернулся, когда почувствовал холодные пальцы на своем бедре, но на лице не отразилось ни единой эмоции. − Ах, этот прекрасный обычай куртизанок − не носить нижнего белья, - сладко пропел Дзюнъитиро, обхватывая член юноши и сжимая. Мужчина явно желал продолжения, но его прелюдия оборвалась так и не начавшись. − Господин Иноуэ, господин Кавабата прибыл и ожидает Вас в холле. Прикажете проводить его к Вам? - последовал голос дворецкого после монотонного стука в дверь. − Проводите, - недовольно рыкнул Иноуэ, прекращая тискать куртизана под подолом кимоно, - Пока что твоя помощь не требовалась. Но, если будет необходимо, не забывай о своих обязанностях. Ты понял меня, Каэде? Мужчина удовлетворенно хмыкнул, получая короткий кивок от мальчишки, и тотчас же поменялся в лице, принимая услужливую гримасу, стоило Кавабате пересечь порог кабинета. Присутствовать на деловых переговорах, строить из себя покорную куклу и разливать дорогое сакэ − вполне привычные обязанности, которые Ята приучился выполнять в стенах Татемацу. Сменились лишь обстоятельства, да и обстановка не веяла колоритом борделя. Стало обычным делом слышать скрип сёдзи за полночь и морщить нос от запаха пряного виски, когда Дзюнъитиро прижимался к спине, желая расслабиться в объятиях куртизана. После того, как мужчина взял его силой, внутри Мисаки что-то окончательно сломалось и перемкнуло. Он был истощен не только физически, но и убит морально. Если бы не посланная Иноуэ горничная, Ята бы так и остался лежать без сил и, вероятно, умер бы от обезвоживания. Смущаться, стыдиться от того, в каком виде его лицезрит девушка, браковать любую помощь и не позволять обрабатывать раны − настоящий Ятагарсу проявил бы именно такие качества. Однако этот смелый рыжеволосый бунтарь рассыпался пеплом в угасающем алом закате, широко улыбаясь и гордо скандируя заповедь Хомры. А здесь только Каэде − шлюха из борделя Татемацу. Эта простая истина отпечаталась, как клеймо; осознание столь очевидного захлестнуло юношу, когда на третий день исступленной апатии после совершенного Дзюнъитиро он понуро смотрел на свое отражение в чаше с рисовой похлебкой. Похоронить себя очень просто, когда ты и вовсе никогда не существовал. Он размешивал размякший рис, а потом просто съел безвкусную жижу. Просто отставил пустую посуду и просто продолжил жить. На следующий день Дзюнъитиро посчитал своим долгом принести извинения за то, что обошелся так грубо и жестоко, не удостоив юношу заслуженным мидзуагэ. Каждый день он передавал со слугами дорогие кимоно и украшения, которые абсолютно никакой радости Мисаки не приносили. Иногда даже отдавал самостоятельно и в такие дни оставался в гостевом домике до утра. Секс с мужчиной Ята воспринимал как нечто неизбежное и молча терпел, не получая абсолютно никакого удовольствия от ласк Иноуэ. Слугами и прочими обывателями поместья парень воспринимался не более чем как очередная забава и прихоть хозяина. С ним не здоровались и попросту не замечали присутствия. Единственное, в чем Мисаки видел свое утешение и отраду, − это пруд с рыбками, что находился прямо у порога его обители. Он мог сидеть там с утра до вечера, прикармливая водных обывателей засохшими хлебными крошками. Вода приносила умиротворение и безмятежность. Гасила пламя горечи, что разгоралось день ото дня без возможности вспышки. − Что ж, видимо, тебе придется поработать, когда Кавабата вернется завтра. Поразительно несговорчивый тип. Но лишен самообладания, когда дело касается милых мальчиков, - усмехнулся Иноуэ, провожая взглядом несостоявшегося делового партнера, и, как только тот скрылся в машине, запахнул шторы. − Сейчас я отправляюсь на переговоры насчет сделки с компанией Ивасаки. Если не сильно устану, успею заглянуть к тебе, чтобы ты смог пожелать господину хорошей ночи, - Дзюнъитиро крепко сжал плечо куртизана и скрылся за дверью. Какое-то время Ята стоял не шелохнувшись, с презрением наблюдая за названным хозяином из окна, а как только тот исчез за воротами, позволил сорваться тяжелому вздоху и покинул ненавистную комнату. После горячей ванны тело совсем размякло, а из-за масла кожа впитала аромат мяты. Мисаки накинул красное хлопковое хаори и заполз на футон. Он почти отдался власти тягостного сна, как вдруг ощутил крепкие руки на своей талии. Юноша уже было утонул в отчаянии, но запах дешевого мужского дезодоранта ударил в нос, отрезвляя. Ята резко вскочил и, поддаваясь ошеломлению, сполз по стене. − Т-ты... − Простите, госпожа гейша, что к Вам осмелился прикоснуться не данна. − Я... Ты... Не понимаю... Но ты же... − Прекрасное и столь трогательное воссоединение затянулось, - парень схватил Мисаки за руку и рванул к дальним воротам. Юноша следовал за нежданным и неожиданным гостем, не смея проронить и слова. Когда они без особого труда пересекли западные ворота, ночной визитер запихнул Яту в обшарпанный Datsun и завел машину. Мисаки все еще не мог осознать происходящее и не сводил удивленных глаз с водителя. В конце концов, сверлящий взгляд утомил последнего, и он, раздраженно засовывая сигарету в зубы и неустанно щелкая зажигалкой в попытках прикурить, нарушил давящую тишину: − Да-да, я не умер! Вот он я, живенький и такой же красивый. − Н-но я же... Ты был весь в крови! Приезжала полиция! Я сам видел! - Ята ошалело смотрел на смеющееся лицо Ниро в отражении зеркальца. − Не верещи, у меня и так голова болит, - бывший осёку* картинно помассировал переносицу, - хочешь объяснений − получишь. Всему свое время. А сейчас заткнись и дай мне спокойно вести авто! Юноша хотел было обрушиться на «погибшего» куртизана волной негодования и требовать объяснений сию же минуту, но события, что буквально двадцать минут назад затянули его в водоворот неясности, не позволяли огненному бастовать. Ята смотрел в окно и не видел абсолютно ничего. Виной тому было далеко не позднее время суток, а мысли, роившиеся в беспокойной рыжей голове. «Как? Почему? Для чего?» и «Куда?» − всё, что сейчас горящими вывесками гудело внутри. Он не заметил, как через какое-то время машина остановилась, среагировав только на нервные покрикивания Ниро, который неизвестно сколько стоял, держа открытую дверь в попытках выпихнуть Яту наружу. Квартал, в котором они находились, был не знаком Мисаки, но, кажется, находился он далеко не в Киото. − Идем за мной, - буркнул некогда цветок Татемацу и направился вверх по лестнице дома старинной постройки, перед которым и остановилась машина. − Ээээй ты, открывай уже! Мне срочно нужно в душ, я жутко вспотел, пока возился с твоим пацаном! - Ниро принялся барабанить по грязной двери с криво прибитым номером «66», пока та, наконец, не открылась, впуская последнего внутрь. А Ята так и оставался стоять, недоуменно рассматривая хозяина квартиры. − Ну, что же ты стоишь на пороге, Мисаки. Заходи, - Сарухико скрестил руки на груди и привалился спиной к косяку. *Ойран - вид проституток, которые, в отличие от юдзё, выполняли не только сексуальные функции, а также развлекали клиентов более утончёнными способами; они становились законодательницами мод, их искусство танца и игры на музыкальных инструментах было описано в легендах. *Осёку - тот, кто приносит борделю большее количество денег. *И хотелось бы еще пояснить название главы - рассказ ведется об огненном юноше и, казалось бы, вода здесь не особо к месту, но я использовал именно это название, потому что считаю воду символом перемен. Есть здесь и другой скрытый смысл, но это скорее чисто мои ассоциации: Сарухико как лёд, а лёд = вода. Ну и... тут уже понятно, что к чему.