Гость

Сон, как обычно, был беспокойным, и Дазай не знал, что является тому причиной. Возможно, его вечная усталость, а может, перенесенный стресс, однако Осаму снова видел холодные стены замка, темные, отчужденные. На стенах вырисовывались лица неизвестных ему людей, обрамленные позолоченными рамками. Портреты были старыми и пугающими, потрескавшимися, и взгляды господ, изображенных на них, были такими злобными, казалось, въедающимися в само сознание своей жестокостью. Старые костюмы, старые лица, морщинистые руки и вечное недовольство. Интересно, когда-то лицо Осаму тоже останется на такой картине? Дазай шел по коридору босиком. По лицу катился холодный пот, и парень вытирал лицо дрожащими руками. Ему было жарко, хотя со всех сторон веяло холодом. Запах сырости, плесени и… крови. Что-то очень неприятное, нечеловеческое вселяло в его сердце неподдельный страх, но Осаму не знал, как от него избавиться. Порез на руке чесался до боли, и парень скреб ногтями этот след. Убрав руку от раны, он заметил, что пальцы его в крови, а на холодный каменный пол капают алые капли. Кто-то смеется страшным смехом в конце этого коридора, и всё пространство кружится в вальсе. От этого парень не выдерживает и падает прямо на землю, но… О, чудо! Он оказывается на белых простынях, теплых, блаженных, мягких. Постель обволакивает, но тошнота не проходит, как и головокружение. Он катается по покрывалам, зарывается руками в одеяло и чувствует, как чьи-то костлявые пальцы трогают его за запястья, хватают безжалостно, а на ухо кто-то шепчет ласково… но что? Осаму не может понять, он не слышит слов, лишь голос. Сознание будто само мешает ему расслышать. Наконец-то он поднимает голову и видит себя в отражении на потолке. Постель, на которой он лежал, почему-то приобрела другой цвет. Красный. И когда Дазай убирает руку, ему кажется, что всё вокруг холодное и мокрое. Одеяло, простыни и подушки красные от крови, пропитавшей всё вокруг. Он снова смотрит наверх, на зеркало. По стеклу ползет летучая мышь, разбивая своими коготками его, отчего зеркало трескается, а затем осколки падают прямо вниз - на Осаму. Он вздрагивает, и ему снова становится невероятно холодно. Парень смотрит перед собой и видит очередной портрет мужчины в черных одеяниях. Лицо его фарфоровое, с немного грубыми чертами, но очень проникновенные яркие глаза, темные волосы, красиво контрастирующие на фоне бледной кожи. Дазай помнит это лицо, оно кажется ему таким знакомым, будто бы он его уже где-то видел, но далеко не на портрете. Он видел этого человека вживую, но кто он, откуда?.. Осаму не знает. Он дотрагивается до полотна, и вздрагивает от шума в комнате. Оказывается, это постучал Чуя и разбудил его. Дверь открывается, но Осаму не сразу понимает, что происходит, мыслями он всё еще в своем странном сне. — Эй, Дазай! — говорит ему Накахара, просунув голову в комнату. — Вставай! Ода вводит сыворотку. — Что?.. — тот кое-как смог проморгаться, оглядываясь на нарушителя его спокойствия. — Ты заболел? — вдруг переводит тему Чуя. — Нет… — А что с тобой? — парень резко заходит в комнату и садится на край кровати, касаясь рукой мокрого лба Осаму. Он смотрит даже несколько обеспокоенно. — Жара, вроде, нет. Дазай смотрит испуганно, и ничего не понимает. Только потом он осознает, что весь мокрый насквозь, что его трясет, и даже голова несколько кружится. — Я… я в порядке, просто… резко проснулся. — В общем, если ты в порядке, то спускайся, — сказал Накахара и поднялся, снова подходя к двери. — И не задерживайся. — Ладно… — отвечает ему Осаму, а затем усмехается и все-таки кидает ему в спину подушку. — Эй! — возмущенно кричит Чуя, а затем поднимает подушку и кидает её в ответ. — Чучело… — Кто бы говорил… коротышка, — смеется Дазай. — Что ты сказал?! — снова выкрикивает парень, а затем подбегает к Осаму. Тот уже закрывается от него подушкой, и правильно делает, ведь Накахара принимается его лупить по относительно незащищенным местам. Дазаю от этого только смешнее, а вот Чуя продолжает всем видом показывать свой негативный настрой. — Ну всё! Всё! Прекрати! — Да как ты смеешь называть меня коротышкой, чертов придурок! Я, вообще-то, могу и леща дать! — Ха-ха-ха! Всё, прекрати, Чуя! Это как угрозы от ребенка! Ха-ха-ха! — Ах ты! — и тут он принялся душить его подушкой, однако должного эффекта это не дало, и вскоре Накахара просто отнял её, забивая ей затем юношу. На этот раз парень мог спрятаться только под одеялом, что, собственно, его и спасало. — Да ладно тебе! — смеялся Осаму под одеялом. — Какие мы нежные… — Всё, отвали! — Чуя кинул в него подушкой, а затем отправился на выход. Правда, стоило ему подойти к двери, как Дазай снова прислал ему ответочку в виде той же подушки, получив её затем обратно и на этот раз прямо в лицо. Послышался звонкий смешок от Накахары, а затем Осаму побежал за ним, правда, Чуя не дал ему выйти за ним, забаррикадировав собой дверь. — Эй! Выпусти! — Оденься сначала! — У меня нет одежды… — пропищал Дазай. — Она вся в грязище. Тут Чуя все-таки открыл дверь, смотря на Осаму в трико и рубашке. — Правда? — Правда. — Вот же… — он шипит, хватаясь за переносицу и прикрывая глаза. — Ладно, сейчас. Накахара закрыл дверь, и Осаму от чего-то усмехнулся. Он и сам не понял, что именно послужило поводом для внезапной радости, однако Чуя его почему-то очень… вдохновил? Оказывается, он не такой уж и угрюмый, как казалось сначала. Не прошло и минуты, как Накахара вернулся к нему в комнату и отдал свой плащ. — Вот, возьми. А то внизу холодно, а ты весь… мокрый. Еще простудишься. Что с тобой? Кошмары? — А? — Осаму накинул его плащ, который оказался, в общем-то, в пору, разве что коротковат. — Да, просто неприятный сон. — Ты вчера был какой-то сам не свой. Всё точно в порядке? — Да в порядке я! — раздраженно выдавил из себя Дазай, а затем тяжело выдохнул. — Как ты думаешь, как будет себя чувствовать человек, узнавший о том, что по городам и сёлам шляется нечистая сила? — Отчасти, да… я понимаю, — Накахара опустил виновато взгляд, и даже перестал казаться таким недовольным. — Ладно, пошли уже вниз. Молодые люди спустились вниз; Чуя отправился в подвал, а Осаму на кухню, чтобы выпить стакан воды и умыться. Чувствовал он себя не очень хорошо, хотя бы потому, что его до сих пор трясло от холода. Наконец-то он смог взять себя в руки и спустился следом за Накахарой. Как обычно, он прошел сквозь стеллажи с лекарствами и всякими тварями, добравшись до заветной комнаты, которая была открыта. Ода сидел за столом и что-то писал, а Чуя раскуривал трубку. Девушка-вампирша лежала на столе, взгляд её был пустым, она не шевелилась и была крайне грустна. Дазаю было её жаль, все-таки она еще частично человек. Да, в ней много боли, смерти и прочего, но она всё еще живая. По-своему. Парень зашел в комнату, осматривая вампиршу. Она посмотрела на него отстраненным взглядом, а затем отвернулась. Кажется, она уже приняла свою участь. — Она играет с тобой, — сказал Чуя, стоя в углу и пуская дым трубки. — Не ведись… — Кто они вообще такие? — Просто полуживые твари, которые пьют человеческую кровь, — объяснил Накахара. — Я очень плох в объяснениях. — Да и во всем остальном тоже, хе-хе, — не выдержал Осаму, на что получил очередной злобный взгляд от Чуи, который уже подбежал к нему, чтобы дать подзатыльник, однако Дазай сразу же забежал за стол, глупо хихикая. Накахара пытался догнать его, но вся эта картина выглядела, как догонялки вокруг стола, на котором лежала недоумевающая вампирша и пыталась понять, что за обряд производят сейчас эти глупые смертные. Тут всё-таки Сакуноске не выдержал и вмешался: — Так. Мы сюда не забавляться пришли. — Ну, а что этот придурок?.. — было начал Чуя, но мужчина перебил его: — Чуя, сейчас не до выяснения отношений. Давайте приступать к эксперименту. Осаму, садись и записывай. Дазай послушался нового коллегу и сел за стол. Там Ода уже начеркал начало записи: «2-е ноября 1819 года. 17-й лунный день, телец, убывающая. Фиксированный восход в 7:40. В 2 часа ночи 1-го числа испытуемый получил 2 мг. 3% раствора бромида натрия. В 6:10 испытуемый получил литр хлорида натрия 9% внутривенно. Признаки сонливости и отравления бромидом отсутствуют. Анализ крови от 7:20 утра показывает наличие бромидов в небольшом количестве. Точное количество бромида на количество крови определить не удалось в связи с лабораторными условиями…» Осаму пробежался взглядом по записи, а затем взял перо и окунул наконечник в чернильницу. В это время Сакуноске уже заправлял вещество в шприц. — Записывай: в десять сорок испытуемый получает пять миллиграмм сыворотки на сорок пять килограмм веса… в скобочках — приблизительно. Внутримышечно. Записал? — Да, — юноша дописал последнее слово и посмотрел на Сакуноске, который уже заправил шприц с какой-то желтой прозрачной жидкостью, а затем встряхнул его, выгоняя лишний воздух. — Записал. — Чуя, держи её, — попросил Ода, а затем приблизился к вампирше. Та забилась в агонии, услышав это: — Нет! Нет! Не смейте! Вы не посмеете вколоть мне эту дрянь! — кричала она, изворачиваясь, как бы Накахара, бросивший свою трубку, не пытался держать её. — Замолчи, корова! — выкрикнул Чуя, а затем девушка обернулась, посмотрев на него возмущенным взглядом, будто пытаясь сожрать. В это время Ода как раз и ввел ей средство, отчего та закричала на весь дом, снова оглушив охотников. — Да что ж ты орешь-то, тупая сука?! — Да ты кого угодно доведешь до истерики… — снова не выдержал Осаму. — Закрой свою пасть, Дазай! — разозлился Чуя, но юноша лишь посмеялся с его очередного возражения. — Итак… — Ода вытащил иглу, наблюдая за девушкой. — Ждем. К комнате внезапно наступила тишина. Спустя пару минут Сакуноске глянул на часы, а затем продолжил диктовать: — После введения сыворотки изменения не наблюдаются. Испытуемая остается в прежнем состоянии, — Дазай послушно записал его слова в журнал, — Как себя чувствуем, дорогуша? — спросил Ода, а затем нагнулся, всматриваясь в лицо вампирши. — Тошнит… — сдавленно промычала та. — Это из-за Чуи? От него воняет? — снова пошутил Осаму. Накахара не стал ничего на это отвечать. Он просто покраснел весь, как помидор и посмотрел на Дазая так, как будто это была последняя капля его терпения, и когда Осаму выйдет из этой комнаты, то ему не поздоровится. Сам же юноша сдерживался, чтобы не рассмеяться прямо сейчас в голос на весь подвал, потому что реакция Чуи — это лучшая реакция на его шутки за всю жизнь. Ради такого можно пожертвовать даже своим прекрасным лицом. Но вот прошло время, и девушке действительно начало становится плохо. Она замычала то ли от боли, то ли от недомогания, а затем перевернулась и выплюнула сгустки темной крови. — Черт… такое было и в прошлый раз, — сказал Сакуноске. — Дазай, пиши: спустя пять минут после введения сыворотки наблюдается тошнота, рвота кровью со сгустками. Кожа испытуемой покрывается потом, — Ода схватил девушку за лицо, всматриваясь в него и продолжая: — Посинение кожи, судороги, — вдруг девушка закашлялась. Мужчина отпустил её, и она снова начала выплевывать темные сгустки крови. — Это что?.. — Накахара нагнулся, всматриваясь в выплевываемую ей субстанцию. Он взял пинцет, лежащий на одном из столов и достал из лужи крови белый осколок. — Это… зубы, — подметил Сакуноске. — Дазай, спустя еще минуту у испытуемой начали выпадать зубы, — он вновь повернулся к вампирше, которая вся билась в агонии и пыталась отдышаться, — а также нехватка кислорода. Он подошел к столу, поднимая верх, дабы девушка на нем смогла принять вертикальное положение. — Чуя, там в нижнем ящике стола есть специальная маска и насос, чтобы качать воздух. Давай сюда! — Сейчас, — Накахара подбежал к столу, дабы достать всё содержимое. Пока он рылся, Осаму смотрел на него сверху вниз, и Чуя, когда поднимался, всё-таки не выдержал и влепил ему подзатыльник. — Эй! — Не сейчас! — остановил их Ода, пока еще не поздно, а затем принял у Накахары маску, надевая её на девушку. — Качай! Чуя резко принялся качать насос, дабы загнать воздух в легкие, однако это получалось плохо. — Похоже, идет декомпенсация легких. Легкие вампира качают меньшее количество воздуха, чем человеческие. И сейчас её организм испытывает гипоксию. Дазай, наблюдается гипоксия в следствие меньшего объема легких и большей необходимости в кислороде. — Это очень плохо? — спрашивает Накахара, не прекращая качать воздух. — Отчасти… если идет такая реакция, значит, она превращается в человека. Один вопрос: смогут ли её легкие вернуться в прежнее состояние? — Черт возьми… — вдруг проговорил Дазай, обращая внимание на девушку. — Походу её сейчас разорвет… Вся бледность девушки испарилась, кожа её стала красной, сосуды на глазах полопались, зрачки расширились. Тем не менее, она всё равно продолжала трястись и задыхаться. — Дазай… — Гиперемия кожных покровов, — сам уже принялся диктовать Осаму. — и… как я понимаю, восстановление человеческой кровеносной системы? — Да, можно написать и так. Напиши ещё, что зрачки расширены. — Есть, — сделал очередную запись Дазай. Мужчина кое-как смог засунуть ей подмышку градусник, дабы измерить температуру тела вампирши, а также параллельно принялся считать пульс. — Пульс учащенный, — сказал Сакуноске, и это Осаму также послушно записал. — Мне кажется, это конец… даже если она выживет, то вряд ли сможет остаться здоровой, — прокомментировал Дазай. — Не будем делать поспешных выводов, — ответил ему Ода, доставая градусник. — Тридцать девять и семь. — Черт возьми… А какая температура у вампиров? — спросил Осаму, записывая. — Чуть выше окружающей среды, — сказал Сакуноске. — Дело плохо. Мужчина встряхнул градусник, а затем поставил его девушке заново. — Если температура будет повышаться, то… то дело плохо. — Вполне естественная реакция на всякую дрянь, — подумал Дазай, поворачиваясь и наблюдая состояние девушки, а затем отвернулся и сделал приписку: «Ухудшение общего состояния и внешнего вида испытуемой». Её трясло всё сильнее, она покрылась потом и дышала через силу даже с помощью Накахары. Сакуноске спустя какое-то время снова вынул градусник. — Сорок и восемь. Температура повысилась на градус за минуты… — Ода… — сказал Чуя. — Она… затихает. Вампирша действительно перестала трястись, издавать какие-то звуки, да и вообще подавать признаки жизни. Мужчина замерил её сердцебиение. — Черт! Пульса нет! Дазай! Сюда! Парень подорвался и помог мужчине опустить изголовье, а затем принялся отвязывать её от стола, пока Сакуноске делал ей непрямой массаж сердца. Когда он отвязал девушку, то ухватился пальцами за её запястья, пытаясь услышать пульс, однако всё было тщетно. Девушка скончалась. Ода тяжело выдохнул после пяти минут усердных попыток откачать её. Накахара опустил насос, переставая качать воздух, ибо тоже понял, что это бессмысленно. В считанные минуты эта дама снова побледнела, но на этот раз в ней не было той самой красоты, как когда она была вампиром. Теперь это просто мертвое бездыханное человеческое тело. — И что с ней теперь делать? — спросил Осаму. — Хоронить, что же еще… — ответил Сакуноске. — Надеюсь, что она не проснется. По крайней мере, после такого не должна… но… — тут он развернулся и достал из полки большой кукри* и снес ей двумя ударами голову. Из обезглавленного тела полилась кровь. — Теперь она точно не встанет. Дазай зажал рот руками, пытаясь угомонить внутреннее отвращение от этой жестокой картины, а затем вспомнил, как Мори учил его делать культю на руке и успокоился. Вскоре они покинули помещение. Ода достал трубку и закурил. Чуя тоже. Помещение наполнилось табачным дымом. Так хотя бы не ощущался запах запекшейся крови из соседней комнаты. — Долго мне там убираться… — подумал вслух Ода. — Я не дописал опыт в журнал, — сказал Дазай. — Позже допишем. Хотя… какой в этом смысл? Мне кажется, что это бесполезно, и мы не найдем сыворотку. Мужчина подошел к полке со своими зверьми и достал из клетки темненькую крысу, вручая её Осаму. — Что? Зачем мне она? — А ты присмотрись. Дазай присмотрелся к крысе, пытаясь понять, что с ней не так. — Мне кажется… — он посмотрел в клетку, сравнивая её с остальными животными. — Она такая обычная по сравнению с ними. — Верно. Те крысы — вампиры. А она — самая обычная крыса. На ней была использована та же сыворотка, в таком же соотношении, что и на той девушке. С крысой вышло. Со свиньей вышло. С человеком… Я не знаю. Это просто… просто безвыходно. Уже много лет орден занимается поиском сыворотки, но всё тщетно. Осаму молчал и слушал. Ему всегда было сложно понять фармакологию, да и химию в принципе. Медицину он просто терпел, но раз уж ему дают выбор: продолжать заниматься медициной или охотиться на нечисть, то выбор очевиден. — Я могу как-то еще помочь? — спросил Дазай. — Да. Я допишу журнал, ты возьмешь его и отправишься домой. Передашь записи Огаю, расскажешь, как всё было. — Хорошо. — Только давайте сначала позавтракаем, у меня уже желудок к ребрам прилипает, — возмущался Накахара. — Ладно, — ответил Ода. Дазай убрал крысу обратно в клетку, и они наконец-то вернулись наверх, чтобы поесть. Честно говоря, желудок к ребрам прилипал не только у Чуи. Да и вообще, все чувствовали себя не очень хорошо после пережитого. Дазай так вообще был в шоке после увиденного, ведь подобное зрелище надолго оставляет свой отпечаток. — Ты как? — спросил его Накахара. Осаму смотрел перед собой, пытаясь как-то осознать происходящее. — Нормально… — тихим и сиплым голосом сказал Дазай, делая глоток приготовленного Одой чая. — Если ты не хочешь этим заниматься, мы поймем, — сказал Сакуноске. — Эта работа… она не для всех. Думаю, Мори и сам понимает это, поэтому и не хотел тебя сразу пускать во все тяжкие… — Нет. Всё нормально. Думаю, это лучше, чем… неважно, — он сделал еще один глоток, а затем обернулся на какой-то стук в дверь. — Кто это? — Наверное, посетитель, — Сакуноске поднялся со своего места и проследовал в зал. — Обычно я уже открыт в это время. Ода вышел из кухни, чтобы пригласить покупателя, и Осаму остался один на один с Накахарой. Молчание казалось удушающим. Чуя не смотрел на Дазая, наверное, ему тоже было несколько неловко. Осаму уж тем более… он ему столько гадостей постоянно наговаривает. Вообще-то, Накахара казался довольно милым парнем. Когда не злится, конечно. Вот сейчас Осаму даже захотелось о чем-нибудь с ним поговорить, но в голову приходили только банальные темы, вроде погоды. И что же делать? Ситуация неловкая. Накахара пьет чай и почитывает какой-то журнал, который лежал на столе. Похоже, он тоже над чем-то задумался. Дазай просто сидел и смотрел на Чую, на его черты лица, на мимику и размышлял о том, насколько они правильные, насколько сглаженные. Он очень походил на человека знатных кровей, было в нем нечто такое грациозное, благородное. Осаму не отпускала и мысль, что имя его он где-то уже слышал, вот только где?.. Это как с тем портретом из сна. Как с тем замком. С той комнатой и отражением в потолке. Всё слишком знакомое, но стертое из памяти. — Чуя, меня не отпускает мысль, что я откуда-то тебя знаю, — решает все-таки высказать своё предположение Осаму. — Да что ты? — ухмыляется Накахара, приподнимая бровь и взирая на Дазая, как на полного идиота. — Просвети же меня. — В том-то и дело, что я не помню. — Сомневаюсь, что мы встречались. Я редко заезжаю к Огаю. Чаще он ко мне. — А ты далеко живешь? — В этом самом графстве. — В этой деревне? — Нет, в несколько другой области. Я из Картнея. — А-а-а… недалеко, — Осаму сделал небольшой глоток чая, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей. — Никогда там не был. — Ничего. Может, еще побываешь. — Там хорошо? — Там чудесно. — Интригующе. Оба были весьма удивлены подобному разговору, разгоревшемуся вот так вот на ровном месте. Вообще-то, оба всё еще не терпели друг друга, но были убеждены в том, что надо бы как-то научиться нормально контактировать. Правда, Осаму сдерживался, дабы не высказать что-нибудь язвительное в очередной раз. Очень хотелось, но Накахара казался ему таким милым, когда вот так вот просто с ним беседует. Правда, он мил и когда орет, срывается и хочет его прибить. Да Чуя, казалось, мил всегда. А потом Дазай подумал о том, что только что пришло ему в голову. Мыслить о Накахаре и о его отношении к нему он почему-то начинает слишком часто. Не стоит одному молодому человеку так думать о другом. Особенно думать о том, что он мил. Осаму насильно пытался оторвать от него взгляд, однако он всё равно возвращался к Чуе. К тому, как его яркие синие глаза бегают по бумаге, вчитываясь в незамысловатый текст, а розовые губы прикасаются к белому сервизу. Дазай смотрит на его тонкие пальчики, казалось бы, как у девушки. Если только присмотреться, можно заметить, насколько те грубые. — Ха-ха-ха, — тихо посмеялся Осаму. — У тебя ручки, как у девочки. — Ты… — Накахара со стуком поставил чашку на стол, кидая грозный взгляд в сторону Дазая. — Ты специально рассматривал меня, чтобы сделать очередное идиотское замечание?! Тут Чуя подорвался, скрутил журнал в трубочку и принялся бить им Осаму по голове. Тот, естественно, стал закрываться руками, а затем сполз со стула, пытаясь уползти, правда это не помогло совсем. Кое-как Дазай смог ухватиться за запястье Накахары, дабы забрать журнал, но тот просто взял и влепил ему пощечину другой рукой. — Ай! — возмутился Осаму. — Да ты охренел! — А какого черта ты?.. — Ну всё, ты доплясался, коротышка! — закричал Дазай и прыгнул на Чую, дабы дать пощечину и ему. В результате юноше снова прилетело, только уже кулаком по животу, но Осаму кое-как успел оклематься и все-таки врезать Накахаре, за что потом был прижат к стенке за грудки. И в этот самый момент дверь на кухню открылась. — О, Господи, я оставил вас одних на пять минут! — возмутился Ода. — Вы когда успели подраться? Чуя вдруг отпустил Осаму, напоследок кидая еще один грозный взгляд и получая такой же вслед. Оба не знали, как ответить на вопрос мужчины. Тем не менее, Сакуноске пришел не один. — Дазай! — на кухню ворвался, как обычно, довольно радостный доктор Мори. На нем был его обыкновенный черный костюм, а также темно-малиновый платок, который тот иногда просто носил развязанным на плечах. Шаг его высоких сапог Дазай, казалось, узнает из тысячи. Названный дядя сразу же подбежал к своему воспитаннику, нарочно обнимая его и поправляя одежду. — Дядя, хватит, здесь же люди… Чуя посмеялся с этого их поведения, уселся обратно за стол и как ни в чем не бывало принялся пить чай. — Дазай, я удивлен, что ты еще жив и здоров! Я-то думал, что тебя придется хоронить, раз от тебя до сих пор никаких вестей. — Я думал, ты привык, что меня неделями дома не бывает… — Осаму смущенно отворачивал взгляд. Честно говоря, он действительно был удивлен тому, что Мори сам лично за ним приехал. — Что ты, конечно же, нет. Я каждый раз переживаю, не сожрал ли тебя кто… Ты просто обычно притаскиваешь свою пьяную задницу и не слышишь всех моих возмущений… — Всё, ясно, можешь не продолжать, — Дазай отошел от него, снова закатывая глаза и случайно затем встречаясь взглядом с Чуей, который поспешно отвернулся к Огаю. — Доброе утро, доктор Мори, — улыбнулся ему Накахара. — Здравствуй, Чуя. Как твои дела? — Весьма неплохо. К сожалению, мне уже пора выезжать, у меня сегодня запланирован прием у госпожи Медеи. Вы же понимаете, она меня порвет, если я не приеду. — Конечно, я понимаю. Передавайте ей от меня привет. Думаю, она меня вспомнит. — Да, это я вас знакомил. — Конечно. — До свидания, доктор Мори. Жду от вас дальнейших указаний в письменной форме. — Отпишу немедля, как вернусь в лечебницу. Счастливой дороги. — И вам того же. Удачи. Накахара пожал ему руку, затем пожал руку Сакуноске, а затем было собрался покинуть кухню, как его окликнул Осаму: — Чуя, заберешь пальто? Тот глянул на него отстраненно, посмотрел на пальто, которое было наспех накинуто на Дазая, а затем отрицательно помахал головой. — Потом. Не засри его. — В этой комнате только одна свинья. И это уж точно не я. — Да как ты… ах… Удачи тебе, ублюдок. — И тебе тоже, — улыбнулся ему вслед Осаму, когда Чуя уже покинул кухню. — Что-то мне это напоминает… — подумал вслух Огай. — Ваши перебранки с Фукудзавой? — спросил Ода. — Прошу тебя… Избавь меня от упоминания этого чертового имени. Иногда я хочу заразить его вампиризмом и убить. — Извините, доктор Мори… — Ладно. К черту. Покажите мне эту девушку. Мужчины поспешили пройти вниз. Сакуноске уже благополучно закрыл ту самую дверь на замок. Дазай в очередной раз обратил, как же много у мужчины ключей. — Откуда у вас столько ключей? — спросил юноша. — Ну, дело в том, что моя должность — хранитель ключей. Здесь ключи от всех главных складов и баз нашего ордена. — Любопытно… А дядюшка кто? — А я руководитель нашей шайки. — Наша шайка — это я, Ода и тот рыжий мальчик? — Этот рыжий мальчик — граф Чуя Накахара Эльтский, герцог Картнея, и если бы не его милость, он бы тебя уже за твои оскорбления пустил бы в реку, — спокойным тоном сказал ему Мори, затем поворачиваясь к недоумевающему юноше и улыбаясь. На лице Осаму отразился шок. — Ч-чего?! — возмутился он, пока мужчины уже заходили в соседнее помещение. Огай сразу же посмотрел на обезглавленное тело девушки. Та так и оставалась в прежнем положении. С хладнокровностью, присущей только человеку медицинской профессии, он достал из внутреннего кармана пальто пробирку и нацедил немного уже сгущающейся крови из обрубленного горла трупа. — Конечно, уже не свежая, но на патанализ пойдет. — Да как же так! — Осаму всё продолжал метаться за их спинами в недоумении, и никто уже не обращал на него внимания. — В смысле, герцог… — Извините, доктор Мори, я даже не подумал… — начал было оправдываться Ода. — Ладно, ничего страшного, — успокоил его врач. — В следующий раз только не забудь. — Надеюсь, что следующего раза не будет, и мы будем брать анализ у живого человека. — Я тоже на это надеюсь, но сомневаюсь, что результат мы увидим так быстро. К сожалению, не всё идет гладко, да и вампиры расплодились, — он убрал пробирку во внутренний карман, а затем направился к шкафу, забирая оттуда несколько книг. — Кстати, я недавно узнал о тех пропавших девушках. Оказывается, это не ваш барон шалит. — Не он? Тогда кто? — Это я и хочу выяснить, — он, немного подумав, решил взять еще одну книгу, а затем подошел к Дазаю и вручил литературу ему. — Вот тебе энциклопедии. Очень интересно. Надо будет прочитать. — То есть, ты не советуешь, а именно говоришь, что надо? Я правильно… — Да, ты правильно понимаешь. По-хорошему, тебе бы прочитать весь этот шкаф. Литература там самая достоверная. Кстати, совсем забыл. Добро пожаловать в орден Первого Рассвета! Храни нить между жизнью и смертью. Запомни эти слова, ведь они будут открывать тебе дороги туда, куда обычным людям вход воспрещен. Что-то, вроде кодового слова. — «Между жизнью и смертью…» — повторил себе под нос Осаму. — Ясно. А зарплата какая? — А зарплату ты у меня заработаешь в больнице. То, что ты теперь часть нашего ордена, не значит, что не надо учиться и работать, — наконец-то Огай вышел из комнаты, и все остальные проследовали за ним. — Днем — ты обычный гражданин, как и все остальные. Ночью — охотник на чудовищ. Это не работа, это наш моральный долг. — Не волнуйся, Осаму, — сказал ему Ода. — Орден высылает нам заказы по области и платит за каждую голову убитого вампира. — О-о-о… здорово! Много? — Многим на жизнь хватает, но я подрабатываю аптекарем. Чуя вот получает доход от государства… — О, Боже, зачем вы мне напомнили?! Сколько ему лет?! Он же мой ровесник! — Да, но так вышло, что Накахара рано потерял своих родителей. И очень рано узнал, что такое вампиры. Он воистину хороший политик и неплохо толкает государство на то, чтобы те выделяли больше средств нашему ордену. — Ого… так мы занимаемся этим легально? — удивился Дазай, поправляя стопку падающих из его рук книг. — Конечно, — подтвердил Огай. — С поддержкой церкви и государства. В каждом отделе полиции есть человек, который знает, кто мы такие. И в каждом храме тоже. И это не левая монашка, а, чаще всего, кто-то высокого чина, кто-то, кто может оказать нам поддержку. Поэтому не бойся, мы не одни. У тебя всегда есть помощь окружающих. Кстати о помощи! Дазай, поможешь мне на вскрытии! — Хорошо, дядюшка. К вскрытию приступили незамедлительно. Мори надел белый непроницаемый халат и толстые перчатки, Осаму оделся также. Они, как и положено, надели маски и шапочки, Ода приготовил инструменты, которые всегда лежали у него в подвале на такой вот случай. Девушку положили на спину и раздели. Тело её совсем обмякло, как и положено нормальному трупу. Глаза на отрубленной голове заплыли мертвой пеленой, лицо посерело. Огай сделал надрез вдоль тела девушки — от мечевидного отростка грудины до лобка. Он резал довольно глубоко, дабы пробраться сквозь жир и мышечную ткань. Вскоре кожа расползлась в стороны, являя присутствующим внутренние органы пострадавшей. — Ну вот, смотри. Сразу бросается в глаза размер легких, — ответил Мори. — Сколько она там держалась? — Минут десять, — объяснил Осаму. — С искусственной вентиляцией легких. — Прошлой не помогло и это, та скончалась минуты за три, — он отодвинул пинцетом край плоти, а затем указал на легкое. — Видишь, они немного отличаются по размеру. Одно смогло разрастись больше, чем другое. Обычные легкие вампира меньше еще на треть, учитывая её телосложение. У нас получилось запустить процесс регенерации. — Это значит, что мы действуем в нужном направлении? — Да, — Огай принялся дальше рассматривать внутренности девушки. — Значит… я смотрю, остальные органы примерно в таком же состоянии, как и человеческие. Эксперимент не однозначно безуспешен. Хочу посмотреть на желудок. Дазай, раздвинь края. — Есть, — Осаму взял зажимы, фиксируя их на коже девушки, а затем, оттянув, бросил, дабы всё само не закрывалось обратно. — Теперь бери еще, также сейчас раздвинем желудок, — Мори уже надрезал желудок. Оттуда сразу же потекла густая темная кровь. — Как интересно… Кажется, она не была голодной. Ода сказал, что её тошнило. — А то не видно. Мы сейчас стоим на её блевоте. — Ужас… Что ж, она съела очень много людей. Неудивительно, что её буквально рвет от количества неусвоившейся крови. Желудок у вампиров довольно большой, растягивающийся, чтобы мог умещать в себя несколько литров крови. Её желудок был наполнен, судя по оставшемуся тут содержимому. Мори подвесил поближе лампу, осматривая стенки желудка. — Её желудок уменьшился? — уточнил Осаму. — Да, и судя по состоянию стенок, на момент смерти он был во вполне рабочем состоянии. — Что тогда послужило причиной смерти? — Судя по её внешнему виду на данный момент, а также… — он задел пинцетом небольшой сгусток внутри одного из сосудов. — Вот этой штуке… это тромбоз, мой дорогой Дазай. Это очень частая причина, почему эффект сыворотки всё еще не успешен. Я же создал идеальную кроворазжижающую сыворотку… Как? — У неё наблюдались признаки повышенного давления. — Да… я так и понял. Будем дальше проводить эксперименты. Мори еще осмотрел сердце и прочие органы, дабы ничего не упустить, однако всё остальное выглядело относительно рабочим. Огай сбросил инструменты в лоток, а затем с тяжелым выдохом покинул комнату, забирая со стола записи. Осаму остался наедине с растерзанным трупом, принимаясь зашивать её тело, ведь негоже отправлять в таком виде к Господу бедную душу. Дазая не сильно беспокоило происходящее. Скорее, просто волновала сама ситуация, то, как быстро всё произошло. Радует, что Мори смог опознать причину её смерти, однако, раз он уже не первый раз пытается решить это, значит, дело плохо. Вскоре к нему пришел Ода в таком же обмундировании, и они принялись молча за уборку. Кажется, на то, чтобы очистить арсенал от крови, ушел весь остаток дня, поэтому Мори и Осаму и на эту ночь остались в «Олеандре». Дазай немного почистил свою одежду, хотя это мало помогло, поэтому Сакуноске все-таки нашел ему более-менее подходящий наряд, а затем они отправились ужинать. Когда с делами было покончено, все мужчины собрались наверху в гостиной, попивая виски. Дазаю Огай запретил пить и вручил «Энциклопедию вампирского рода». Оказывается, в этой книге содержались упоминания о всех известных и знатных вампирах мира, а также, судя по внешнему виду книги, в неё каждый раз вклеивались новые страницы. «Сесиль де Каст, леди Брилл, баронесса Карца, в начале XVIII века устраивала вместе со своим мужем балы ежегодно. Всякий знал, что он был буквально одержим ей, её красотой, чуть ли не до дрожи в коленях. Всякий высокородный господин обожал госпожу Каст за её воистину великое очарование. Один из членов ордена как-то побывал на их балу и был знаком с госпожой, сразу же распознав в ней вампиршу, а в её муже — её трэлла*. Судить её не удалось, однако госпожу Каст убили собственные приближенные. На момент смерти ей было около ста восьмидесяти лет». «Маркиз Рональд Олт-Берр, получивший чин пэра в 1785 году был одним из придворных самого короля. Количество его фавориток было таким огромным, что его обаянию завидовали все мужчины, однако все его фаворитки жаловались на недомогание. В настоящее время их состояние списывают на разного рода химикаты, коими дамы пытались добиться красоты, однако виной их вечной слабости было ничто иное, как постоянные потери крови. Ходят слухи, что именно маркиз стоит за многими убийствами в столице, происходившими в это время». Малокровие? Почему-то Дазай подумал об этом лишь сейчас. Действительно, ему всё еще было нехорошо. Он снова засучил рукав рубашки, осматривая забинтованную руку. Рана чесалась, надо бы завтра утром её обработать, сегодня юноше уже лень спускаться вниз. — Это что такое? — спросил Огай, замечая бинты на руке Осаму. — Ты ранен? — Ерунда… — шепнул парень. — Я бы не сказал, что ерунда, — сказал Сакуноске. — Ты себя как чувствуешь? — Нормально, — соврал Дазай. — Я сам потом обработаю. — Не нравится мне всё это. Что там? — спрашивал Мори, попивая виски. — Просто порез. И всё. Никаких укусов, ничего. Не бойся. — Я и не боюсь. Я же знаю, что ты у меня с иммунитетом. — Ты мне так и не рассказал об этом, — Осаму прикрыл книгу, намекая, что хочет услышать полный рассказ о своём детстве. Огай тяжело выдохнул, сделал еще один глоток виски и отставил его на стол. — Тебе было лет пять, не больше, — начал свой рассказ доктор. — Ты у меня хотел кошелек своровать, а потом я заметил, какой у тебя больной вид: пот, отдышка, ты весь дрожал. У тебя кружилась голова, поэтому я так просто поймал тебя. Я спросил, не кусал ли кто тебя, а ты мне ответил, что не помнишь, но, мол, какой-то дядя давал тебе некий напиток, похожий на кровь. Он сказал, это решит все твои проблемы. Я тогда взял тебя к себе, нашел укус на шее, обработал, но процесс уже пошел. Я даже примерно не знал, что надо делать. Смешал одну из пробных сывороток на глаз. После неё тебя еще хуже начало лихорадить. Чего я только не делал… Я вводил тебе всё подряд… Просто все ингредиенты сыворотки по очереди, жаропонижающие, противорвотные и всё в таком духе. Ты уже потихоньку начинал умирать, а потом… Просто взял и очнулся. Мгновенно, на следующий день. Ты спрашивал меня, что произошло, а я просто сказал, что ты очень сильно простудился, и я тебя лечил. Мне было страшно отпускать тебя после всего этого, к тому же ты был первым человеком, которого получилось вылечить на грани обращения. Я потом проводил несколько тестов с вампирским ядом и твоей кровью… но кровяные тела вообще не поддавались деформации. — Так все-таки я был твоим подопытным кроликом? — недоверчиво смотрел на него Осаму. — Да, что-то вроде того, однако это было вынужденной мерой. Сыворотка твоей крови до сих пор является основой лекарства. Дазай посмотрел в пол и ничего не ответил. Он снова приютился в кресле и открыл книгу. Надо обо всём этом подумать. Наверное, Огай поступил правильно, а может, тот человек, который хотел обратить его в детстве, думал также. Сложно… однако сейчас Осаму живет в хорошем доме, носит дорогую одежду и даже учится в университете. Точно! — Дядя! — вдруг воскликнул Дазай. — Мне же нужно на занятия! — Не переживай, я сходил в университет и сообщил о твоей болезни. — Сходил… сам? — Ну, да. — Спасибо. — Это тебе спасибо, Осаму, — вдруг улыбнулся ему Мори, но юноша лишь надулся и уткнулся в книгу снова. Он еще читал много интересных историй о реально существующих вампирах. Были молодые, старые, древние, те, кто еще жив и те, кто уже умер. Больше всего ему понравилась леди Элис, которая, будучи внешне двенадцатилетней девочкой, при том, что является ровесницей дядюшки, устраивала массовые оргии в своем поместье на окраине Сент-Ола, что довольно недалеко отсюда. Кстати говоря, эта девочка всё еще жива, на неё наложена какая-то неприкосновенность. Но вот он переворачивает очередную страницу, и от увиденного там его бросает в дрожь. Это лицо, эти глаза, эти мазки… Он узнает их. Он не знает, кто этот человек, с бледным, худым лицом, с длинным носом, тонкими губами, искаженными в столь знакомой улыбке. Темные волосы до плеч… Он будто бы чувствует их на своих руках, он будто бы улавливает голос этого человека, его манеры, походку, стук каблуков по каменным полам, по винтовой лестнице, тихий шаг по багровому мягкому ковролину, холод рук, тонкость, хрупкость и силу бледных запястий. И зубы. Эта картина… эта миниатюра. Осаму видел оригинал данного портрета. Дазай не знает, чьи эти воспоминания, но он точно представляет перед собой их отрывки. Он точно представляет этого человека. Он точно уверен, что видел его не только на холсте. Фёдор Достоевский, барон Футила, — той самой деревушки, где они сейчас находятся, — является владельцем замка Вайт-Рэт, который приобрел в собственность около двух лет назад. Какие-либо сведения о нем отсутствуют, за исключением того, что он носил титул дворянина в какой-то другой стране на востоке. Откровенно позволяет себе убивать людей; прекрасно знает о существовании ордена и что живет на территории под его охраной. Живет отчужденно, изредка появляясь на приемах и балах. Практически ни с кем не разговаривает, но прилежно ведет управление деревней, из-за чего Футил стал одним из крупных центов поставки зерна всей области. Ходят слухи, что ему около трехста лет, что он прошел огромное количество войн, а также объездил почти весь свет, пытаясь скрыться от преследования инквизиции и ордена. Обвиняется в убийствах, порабощениях, содомистских оргиях, издевательствах, пытках с целью удовлетворения своей вампирской сущности. На прямой контакт с орденом не выходил никогда. Крайне опасен, не вступать в бой в одиночку. Осаму лихорадочно искал еще информацию, но это было всё. Да, это именно тот человек, которого он видел в своих снах, тот человек, которого он точно где-то встречал. Почему он не помнит? Если верить этой книге, то при встрече бы барон убил его, несмотря на то, что Дазай неуязвим. — Ты чего там задумался? — спросил Огай, смотря на Осаму. — Это про него ты говорил, Одасаку? — показал Дазай портрет барона Достоевского мужчине. — А, да. — Откуда столько сведений? Вы его встречали? — Накахара встречал как-то, когда тот приходил подписывать документы о покупке земли, — объяснил Мори. — Лично я как-то видел его на одном из приемов. Не скажу, где точно, но мы с ним не общались. Могу лишь сказать, что выглядит он весьма скромно и приветливо, я бы никогда не заподозрил в нём убийцу. — Звучит интересно… — Дазай, не вступай с ним в контакт, если встретишь, — предупредил Ода. — Это не та вампирша-новообращенная, которую мы схватили вчера. Это уже совсем другой уровень. — Триста лет этот мертвец ходит по земле, — сказал Огай. — Ты думаешь, его не пытались убить? Думаешь, его не раскрывали? Он один из древнейших упырей человечества. Я даже близко не могу представить, какой силой он обладает, какие фокусы может придумывать. Одного его взгляда может быть достаточно, чтобы поработить сотни людей. — Ну… по-моему, у него всего два трэлла, — сказал Сакуноске. — Они иногда ко мне заходят, кстати, за медным купоросом. — Я сейчас не об этом… — тихо возмутился Мори. — В общем, за километр обходи лучше его замок. Это вчера вы пошли туда, чтобы поймать вампиршу, я так понимаю, обращенную им… — Да, нечто подобное она и говорила мне, — сказал Осаму. — Зачем ему обращать кого-то? — Возможно, ему так проще выживать, когда есть еще такие, как он, — объяснил Сакуноске. — Он не единственный вампир в округе. К нему часто приезжают гости. — Понятно… — тихо шепнул Дазай, снова всматриваясь в портрет барона. И как такой молодой человек может быть столь жестоким? Вскоре они все улеглись спать, но Осаму так и не покидали все эти мысли, накопившиеся за день. Чертова сыворотка, неудачный эксперимент, Чуя, оказавшийся местным графом, тот вампир, оказавшийся местным бароном. Дазай точно знает, что встречал его. Встречал лично, вел с ним беседы, ведь только подобное знакомство накладывает подобный отпечаток. Ему крайне сложно спать, когда мысли разрываются от этих необъяснимых вещей. И еще сложнее принять факт того, что вся эта нечисть существует на самом деле. Утро, как обычно, не было добрым, а уж спокойным — тем более. Вообще, Осаму начинает забывать о том, что такое спокойствие. Его жизнь за считанные дни поменялась так кардинально, что он уже не знает, как жил до того самого рокового дня. Дазай встал тяжело, осматриваясь по сторонам и понимая, что он всё еще находится в лавке «Олеандр», в деревне Футил. Одно радует — с каждым днём его недомогание все слабее. Наверное, кровь постепенно восстанавливается. Если это была большая кровопотеря, значит должна идти хоть какая-то компенсация. Осаму очень скучал по спокойствию. А теперь ему еще и надо беспокоиться о пропущенных занятиях в университете, ведь учителя убьют его за подобную оплошность. Конечно, Дазай понимает, что дядя уже успел запудрить ректору мозги о его ужасном самочувствии, однако это не значит, что с него не спросят. Тем не менее, вчера он получил удивительный медицинский опыт. Это он и сам признает, несмотря на то, что отрицает какие-либо признаки симпатии к медицине. Наконец-то Осаму нашел в себе силы подняться с кровати и умыться. Когда он переоделся и покинул комнату, то уже слышал разговоры дядюшки и Сакуноске. Юноша спустился вниз, приветствуя мужчин. — Доброе утро, Дазай, — улыбнулся ему Мори. — Надеюсь, ты уже готов отправляться. Наш поезд прибудет через час. — Мы наконец-то едем домой? — удивился Осаму. — Да, ты зайдешь и переоденешься во что-нибудь приличное, а затем мы отправимся в городскую библиотеку, — объяснил Огай, поднимаясь с кресла. — Надеюсь, ты готов к своему новому внеурочному предмету? — Ты заставишь меня изучать вампиров? — с ноткой безысходности в голосе спрашивал Дазай. Его лицо выражало полнейшее нежелание делать что-либо. — Именно, — Мори подошел к нему, а затем положил руку на плечо юноши, добродушно похлопав. — Иди завтракай, а я возьму все необходимые лекарства, и мы с тобой отправимся на платформу. — Хорошо. Много времени это не заняло. Осаму быстренько позавтракал, точнее, запихал в себя всю еду, практически не жуя. Он привел себя в более-менее человеческий вид, а затем прошел обратно в зал, где Ода уже помогал запихивать Огаю флаконы в его большущий саквояж, с которым Мори почти никогда не расставался. Наконец-то всё было готово, и доктор надел своё любимое черное пальто и шляпу-цилиндр, вручая сумку Дазаю, который аж весь согнулся от тяжести. Огай натянул на руки белые тканевые перчатки, а затем откланялся, прощаясь с Сакуноске и обещая, что скоро вышлет дальнейшие указания. Осаму всё это не нравилось. Он шел, кое-как утаскивая за собой саквояж и пытаясь отдышаться. Идти им довольно долго по той самой дороге, которую Дазай, конечно же, не помнит. — Я тут заблудился, — говорит юноша, жалуясь своему опекуну. — Точнее, вообще не помню, как дошел. — Пить меньше надо, — упрекнул его Огай, усмехаясь. — Я немного выпил… — А надо было не пить вообще. Мне бы тогда не потребовалось ехать сюда самостоятельно. — Сомневаюсь. Ты мне что-нибудь расскажешь, или и это предпочтешь оставить другим? — Просто есть человек, который лучше знает все эти тонкости. Вы с ним, кстати, встречались. — Интересно, где… — Господин Хироцу часто приезжал к нам в лечебницу. — Это тот странный дедуля? — спрашивал Осаму, поправляя сумку. — Почему же странный? Вполне благовоспитанный человек. — Мне он показался странным. — Тебе все кажутся странными. — Возможно. Дазай шел по аллее, кое-как пытаясь вспомнить дорогу, однако он упорно не помнит всего этого пути. Как же он все-таки тогда добрался до деревни? Это остается загадкой для него. Вообще всё это для него одна большая загадка, и парень не знает, как её разгадать… Вокруг него, оказывается, столько тайн, а он живет и не знает о происходящем безумии вокруг. Подобное очень сильно дезориентировало бы эмоционального человека, но Осаму может похвастаться невиданной хладнокровностью. Наверное, это действительно больше плюс, чем минус, ведь безразличие его частенько выручает. — Наверное, ты винишь меня во всех своих бедах… — сказал Огай. — Как ты догадался? — Это очевидно. — Я виню тебя в том, что ты не открыл мне глаза раньше, в том, что не объяснил толком, как добираться до этой чертовой деревни, и в том, что у тебя получилось меня спасти тогда. — Почему? — удивился Мори. — Ты знаешь, почему. Потому что мне уныла такая жизнь, даже если по миру бродит нечисть. Я не знаю, как это изменить. — Дазай… — Я не хочу об этом больше говорить. Остаток пути они молчали. Да, Огай чувствовал долю своей вины, хотя бы потому что он и правда отчасти не прав. Он знал, что должен был сказать это всё раньше. Знал, что Осаму будет осуждать его. Возможно, дело в воспитании, а может, он просто что-то сейчас делает не так. Он не знает. Ему всегда сложно было выходить на контакт с собственным воспитанником. Если бы только Дазай был обычным ребенком… Но он, даже уже будучи взрослым человеком, весьма непрост. Мори хотелось бы как-то уметь влиять на него, однако влиять на Осаму может только он сам. И непонятно, как его влияние самого на себя работает. Около минут десяти они еще прождали поезд на платформе, а затем сели в вагон у окошка, и тронулись в сторону города. Напряжение всё не спадало, но тут Огай не выдержал. — Прости. — М? — Дазай поднял голову, всматриваясь в спокойное лицо доктора. — Прости. За всё это. Я не знаю… в последнее время мне всё сложнее решать что-либо. Эти неудачи с сывороткой, твои постоянные исчезновения. Я переживаю. Я переживал, что ты не захочешь быть членом ордена, что ты откажешься. А еще… я не хотел, потому что это опасно. Ты — единственное, что у меня осталось. Он говорил тихо и искренне. Да, Осаму его понимает. Может, ему это и не нужно, однако что-то все-таки внутри Дазая дернулось. — Ладно… я… неважно, — проговорил юноша и отвернулся к окну. Было несколько неловко, однако Мори ему улыбнулся. Осаму и сам понимает, что ведет себя, как ребенок, в такой ситуации, а ведь он уже довольно взрослый человек и не должен обращать внимания на подобные мелочи. Вскоре за окном начали вырисовываться знакомые пейзажи Ист-Купера, где и находится Олив-Куперти — столица этого графства. Всю свою жизнь Дазай прожил именно здесь, на этих лесных угодьях, куда он вместе с Мори еще в детстве ходил на прогулки. Совсем скоро они увидели горную реку, такую мощную, холодную и жестокую. Помнится, раньше они с Огаем часто выбирались на рыбалку. И правда, им есть, что вспомнить. — Давно мы не были на рыбалке, — подметил Осаму. — Да… Очень давно, — согласился Мори. — Думаешь, что стоит съездить на реку? — Не холодно ли уже? — Ноябрь в этом году теплый, возможно, рыба еще не успела попрятаться. — Может… Совсем скоро закончились лесные и горные пезажи, и за окном начали появляться маленькие, уютные домики, которых становилось всё больше по мере приближения к центру. Не прошло и пяти минут, как они проехали ратушу и наконец-то оказались в городе. До остановки оставалось совсем чуть-чуть, и граждане поспешили на выход из поезда. В городе, казалось, было холоднее, чем в деревне. Осаму знатно так потрясывало от ветра, и Мори это, конечно, заметил. Покинув вокзал, они сразу же сели в свободный экипаж. Огай отдал деньги извозчику и объяснил, куда именно им нужно. Мужчина без лишних разговоров тронулся в центр, где и находилась лечебница. Лечебница их была частной. Работало там мало человек и приходили обычно богатые, обеспеченные люди, которые не хотели мараться в обычных больницах. Мори был человеком, который умел обеспечивать достойный уход за пациентами, опыт у него был огромный, ведь когда он только подобрал Осаму, то работал в одной из самых обычных больниц. Это было самое начало его карьеры, с тех пор многое изменилось, однако в молодом докторе сразу же распознали талант. И не зря, ведь он первый человек, который смог остановить вампиризм. До дома они добрались быстро, и Дазай был рад наконец-то отпустить этот чертов саквояж с лекарствами. На пороге их сразу же встретила Гин. Она была их экономкой, а также санитаркой по совместительству. Ей было всего пятнадцать лет, однако она уже могла спокойно заниматься домашним хозяйством. Девушка была очень худой и низенькой, так как не могла обеспечить себе до этих самых лет нормального пропитания. Разве что могла похвастаться невероятно красивыми серыми глазами, милым личиком и длинными черными волосами, которые сейчас были убраны в прическу. На ней было самое обыкновенное хозяйское светлое платье, в котором удобно заниматься домашними делами, однако и в нем она выглядела всегда прекрасно. — Господин Мори, господин Дазай, — поприветствовала она их. — Добрый день, Гин, — улыбнулся Огай. — Ты успела встретиться с братом? — Да, он в добром здравии. Спасибо вам за возможность встретиться. — Ну что ты, я понимаю, как это важно. Он всё еще не отказывается от идеи стать служителем церкви? — Нет, он твердо решил служить Господу. — Что ж, каждому — своё, — прокомментировал это Осаму. — Дядюшка, я не знаю, как ты, а вот я хочу принять ванну. — Я приготовлю вам ванну, господин Дазай. — Нет, Гин, мы ненадолго, — было хотел остановить её Огай. — Но вам пришло письмо от господина Бевилля. Он сообщил, что желает сегодня посетить вас. — Вздор! Сегодня воскресенье! По воскресеньям… точно, сегодня же воскресенье, — вздохнул Мори. — Вряд ли Хироцу будет на месте. — Ура! Ура! — захлопал в ладошки юноша. — Это значит, что мы никуда не едем? — Нет. Мы никуда не едем. — Это лучшая новость за сегодняшний день! — воскликнул Осаму, а затем убежал в зал вприпрыжку. — Гин! Сегодня устраиваем бал! — Какой еще бал, господин Дазай? — не понимала та, уходя за ним следом. — Как это какой? С песнями и танцами! — сказал он, а затем взял девушку за руку и начал раскручивать, отчего та чуть не упала, если бы парень не поймал её и не пустился с ней в вальс. — Не увлекайтесь сильно! — сказал Мори, заходя следом. — А то я знаю, кому потом этот бал оплачивать. — Да ладно тебе, дядя! — смеялся Осаму, делая очередной круг вместе с экономкой. — Дай нам хоть одно воскресенье провести спокойно! — Я уже давно не знаю, что такое спокойствие, и сомневаюсь, что узнаю об этом сегодня, — Огай устало плюхнулся на диван, а затем и Дазай упал рядом с ним вместе с Гин. Оба рассмеялись, девушка вся раскраснелась, быстренько поднимаясь и поправляя свое платье. — Смотри, если этот сударь приедет, то Гин откроет ему и скажет, что тебя нет дома. — Я и так собирался это сделать, — ответил Мори. — Все знают, что я не работаю по выходным. — Вот именно! Поэтому… Гин, приготовь мне ванну. Ах, еще надо бы постирать одежду… Ну, это потом… завтра! Сегодня тебе нужно лишь приготовить ванну и закусок. Мы будем праздновать! — Праздновать что? — спросила девушка. — Да просто праздновать! — продолжал ликовать Дазай. — Разве для этого нужен повод? Наконец-то девушка приготовила ему ванну; Осаму скинул в стирку все свои тряпки и залез в теплую воду. С собой он взял немного антисептика и бинтов, чтобы обработать руку. В очередной раз развязывая рану, он обратил внимание, насколько же были обескровлены её края. Она так сложно и долго заживала, казалось бы, она не зажила совсем за это время. Он в очередной раз её обработал, чувствуя неприятное жжение. Как же это случилось? Дазая беспокоил этот вопрос. Если бы это была просто царапина, или что-то, вроде того, то он бы просто не обратил внимания. Но столь ровный порез, перевязанная рука, обработанная рана. Это странно. В голове у Осаму было множество предположений, и одно страшнее другого. Он расслабился в ванной, тяжело вздыхая. За стенкой кашлял Огай, топала Гин, а также орал кот. Возможно, ему скучно, Дазаю надо бы приласкать его. Он, наверное, соскучился по хозяевам, если эти животные вообще умеют скучать. Юноша наконец-то расслабляется и забывается в своем спокойствии. Все пережитые ими волнения уходят на второй план, исчезают и растворяются. Однако он почему-то вспоминает о Чуе, о том, что этот, казалось бы, совсем молодой человек является уже полноценным управителем соседнего графства. Это действительно повергло Дазая в шок. Интересно, он вообще справляется с такими обязанностями? Подобное, наверное, очень сложно. Неудивительно, что парень такой злой и отрешенный. Дазай думает о том, чтобы он сам делал, если бы в его руках была целая область. Занимался бы управлением, или же просто, как обычно, прохлаждался, пил и щупал девушек? Да, подобное для него характерно. И почему-то ему кажется, что у Накахары элементарно нет ни времени, ни сил пить и развлекаться, если днем он управляет графством, а ночью охотится на нечисть. Ладно, если с его титулом еще всё более-менее понятно, то с тем, как юноша пришел к ордену Первого Рассвета… неужели его история трагична? Возможно, что история каждого члена этого ордена трагична. В глазах Чуи Осаму увидел нечто очень грустное, тоскливое. Будто бы он крайне одинок. Дазай тоже чувствует одиночество и пустоту, однако привык с этой пустотой мириться. Но как же ему тоже хочется встретить человека, который будет действительно его понимать.