Ненавидь меня

Украдкой, как бы невзначай, Аделаида приближается к Диего, разговаривающему с капелланом. Её крайне заинтересовал их разговор, и она желает узнать подробности… — Я так больше не могу! — благородный лоб капеллана прорезали морщины, и Аделаида тихонько вздыхает: этого человека ей жаль. Особенно после того, как она услышала его исповедь. — Не можешь подождать до завтра? — Диего насмешливо вскидывает бровь. — Видишь же, праздник идёт… Сходи, развейся, потанцуй с девушками, выпей вина… О, прости, я забыл, что это страшный грех! Ну, тогда просто погуляй, не знаю, главное — не вытряхивай из меня душу. Мне твои проповеди уже осточертели! — Это всё неправильно! — глаза капеллана лихорадочно блестят, а на лбу выступила испарина. Щёки украсились красными пятнами, похожими на вишни. — Ваша законная жена вернулась, и вы должны были принять её с распростёртыми объятиями, покаяться во грехе и править вместе рука об руку, в счастии и в горе, в болезни и здравии… — Да-да, пока смерть не разлучит, — перебивает Диего. — Достаточно, Серафим. Я знаю всё это. Но Аделаида сама пожелала уйти. И в этот раз я не буду так глуп, чтобы пытаться взять её силой — довольно того, что моя несдержанность обернулась громадными проблемами для всего острова! Теперь у меня в планах договориться с ней, а для этого потребуется, чтобы девочка чувствовала себя свободной… — Я понимаю, и всё же, негоже приличному человеку отплясывать на балах, когда его жена в бегах! А ведь она единственное, что даёт вам власть над Санта-Доминго… — Довольно! — Диего резко взмахивает рукой, обрывая речь капеллана. — Вот увидишь, она будет моей, даже если для этого придётся перерыть все острова архипелага и спуститься на дно моря!!! — Кхм-кхм… Дон Диего? — Аделаида решает вмешаться в разговор, желая предотвратить назревающую ссору. Серафим (признаться, имя капеллана сегодня она услышала впервые, но оно ей нравится) симпатичен ей, несмотря на то, что обвенчал их против её воли. Диего поворачивает голову в её сторону и изображает улыбку, хотя глаза его остаются холодны. — Добрый вечер. Чем могу служить? — он, похоже, не заинтересован в том, чтобы продолжать разговор с незнакомкой, поэтому его тон кажется буквально ледяным, а вежливые на первый взгляд слова сочатся ядом. Капеллан, стоящий рядом, недовольно хмурится, но пока молчит. — Я лишь хотела поздороваться с организатором этого прекрасного мероприятия, — губы Аделаиды тоже складываются в улыбку, а сердце греет мысль о том, что он не узнал её… И о том, что обращается с незнакомкой прохладно, не замечая ни откровенное платье, ни прекрасный танец. Диего вскидывает голову, внимательно вглядывается в кружева, скрывающие лицо собеседницы, и неожиданно глаза его сверкают узнаванием: — О-о-о, я рад, что вы оценили мои усилия. Я видел, как вы танцуете… И, знаете, я бы хотел пригласить вас. — Дон, позвольте напомнить, что вы женаты, а прелюбодеяние… — Прочь! Не зли меня, Серафим, уйди с глаз долой! Поджав губы, капеллан вынужденно отступает, и Аделаида тихонько вздыхает: иногда мы не можем бороться с обстоятельствами и вынуждены действовать против своих принципов и убеждений, ничего не поделаешь. Но поддержку капеллана она запомнит и в будущем постарается его отблагодарить. — Я с удовольствием потанцую с вами, дон, — Аделаида улыбается и берёт мужа под руку. — Маэстро, музыку! — махнув музыкантам, он галантно ведёт её в круг танцующих. — Приглашаю вас на танец… — Я согласна, — Аделаида взмахивает ресницами и посылает Диего манящий взгляд. Его рука ложится на её талию, он прижимает её к себе, так, чтобы соприкоснулись их бёдра, грудью подаётся вперёд, касаясь груди Аделаиды. Она сглатывает, уже не уверенная, что танец был хорошей идеей, и осторожно кладёт ладонь на плечо Диего, позволяя ему себя обнимать. Первые аккорды разносятся над залом, и Аделаида ухмыляется — похоже, теперь она знает любимый танец мужа. Венский вальс… Нежный, но одновременно страстный, сладкий и горький, танец-встреча и танец-расставание. Не такой напористый, как танго, не такой жаркий, как самба, не такой тягуче-соблазнительный, как румба, и не такой спокойно-отстранённый, как простой вальс. Аделаида помнит слова своего учителя танцев, обожающего танцевать так искренне, что и окружающие невольно заражаются этой страстью: «Венский вальс — это танец-признание, танец-откровение. Его танцуют влюблённые и возлюбленные, его же танцуют враги, жаждущие примирения и готовые на уступки. Это не борьба двух начал, как в румбе и танго, это — доверие и нежность, сплетение мужчины и женщины, когда он просит разрешения любить, а она великодушно позволяет ему это. Вы должны быть соблазнительной невинностью, танцуя его. Мадонной, спустившейся к людям. Держите спину прямо, голову в сторону, выпрямитесь и летите по паркету, как птица, распахнувшая крылья!» Что ж, сегодня Аделаида готова попробовать для себя роль нежной и невинной соблазнительницы. И пусть они с Диего знают, что это совершенно не так, но притворятся… Хотя бы на один вечер. Раз-два-три… И раз-два-три… Поворот, наклон головы, взгляд глаза в глаза и новое па. Раз-два-три, раз-два-три, музыка льётся над паркетом, подхватывая как бурный весенний поток, и Аделаида отдаётся ей — ему? — позволяя мелодии — мужским рукам? — вести себя. Раз-два-три: отступить, взмахнуть рукой, вернуться, прижаться к его груди. Ладонь Диего уже не на талии, а где-то на бёдрах, но она почти не замечает этой вольности — всё вытеснила музыка. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, мимо мчатся чужие лица, потолок кружится перед глазами, и смех летит по бальному залу. Чей? Да важно ли это! Счастье, похожее на игристое шампанское, переполняет её, и она сияет. Раз-два-три, раз-два-три, дыхание в унисон, каждый шаг отточен до идеала, каждый поворот и поддержка легки и естественны. Он приподнимает её за талию, и она летит, не касаясь ногами пола, а затем отступает и вновь возвращается к нему, прижимаясь ближе. Раз-два-три, раз-два-три, вокруг никого нет, и паркет вдруг стал отчего-то совершенно свободен. Они скользят по нему, ни на кого не глядя, и между их взглядами словно протянулась тугая струна, которую легко разорвать одним движением, но никто не желает отвести глаз. Раз-два-три… И раз-два-три… Юбка взметается вверх, точно полотнище флага, и её белоснежная чистота словно признание: я сдаюсь, я капитулирую, возьми меня… Раз-два-три, вздох, почти поцелуй, они расходятся, он почти отпускает её, безмолвно обещая: ты свободна, я не желаю причинять тебе боль… И она сжимает его ладонь крепче, возвращаясь. А затем, прильнув к груди, застывает, положив голову на его плечо: он отпускает, но она больше не желает свободы. Её свобода — он. Зал взрывается овациями, и Аделаида, вынырнув из того полутранса, в который успела погрузиться за время танца, с удивлением оглядывается. Оказалось, для них с Диего освободили паркет, как прежде для неё и Вильяма, однако теперь хлопают громче и дольше. Не веря, Аделаида оглядывает толпу и ловит восхищённые, одобрительные, жадные мужские взгляды, а вместе с тем — завистливые, злые, ненавидящие женские. Похоже, за то, что она танцевала с Диего де Очоа, её теперь готова растерзать половина высшего света. Особенно злым кажется взгляд барышни в розовом платье, с которой Аделаида, как ей казалось, уже договорилась. Незаметно для Диего она пытается взглядом показать знакомой, что их договор в силе (не то, чтобы Аделаида хотела отдать Диего этой расфуфыренной курице, но всего лишь знакомство ничего не значит, а поспособствовав ему она может получить неплохого союзника), но не уверена, что это получается. — Ты была восхитительна, жемчуг мой, — шепчет Диего, обжигая шею Аделаиды своим дыханием, и она вздрагивает. — Мне тоже… Понравился танец, — обтекаемо произносит Аделаида, думая, как бы увести мужа в каюту. Конечно, это желание продиктовано необходимостью задержать его, но… В глубине души Аделаида понимает, что с каждой встречей привязывается к нему всё сильнее и даже почти скучает. Вильям, Себастьян, Крис и Джеки могут быть хорошими друзьями… Но только друзьями. — Знаете, я немного устала от танцев… Вальс, вальс и вальс — немного скучно, не находите? Хочется какого-то разнообразия. Кто составлял для вас программу бала? — Кхм… Ну… — по тому, как Диего замялся, Аделаида догадывается, что он никому не доверил святое право хозяйки дома, но не желает признаваться в этом ей, и улыбается. — О! Хуан, конечно! — Передайте ему, что он ужасен в подборе музыки, но для мужчины это простительно, — Аделаида сжимает ладонь Диего, интуитивно стараясь смягчить свои слова. — Я его ещё и взгрею, — ухмыляется Диего. — За то, что до сих пор не женат и не нашёл дамы, с которой можно было бы посоветоваться… — Я полагаю, это станет ему уроком, — тонко усмехается Аделаида в ответ. — Вы не покажете мне галеон? Я впервые на таком огромном корабле… — С удовольствием, — он берёт её под локоть и ведёт к выходу из бальной залы, не обращая внимания на недовольный ропот окружающих. — Особенно, если одним из осматриваемых мест станет моя каюта. — Вы хотели сказать наша, муж мой? — Аделаида прижимается к нему и смеётся, видя откровенно обескураженное выражение на его лице. — Раз уж я твоя жена, полагаю, у меня должны быть какие-то привилегии на этом корабле, верно? — Почему бы и нет, — Диего, пользуясь тем, что пышное кружево мантильи скрывает в тени лицо Аделаиды, легко касается губами её щеки (со стороны кажется, что он просто мимолётно повернул голову). — Почему бы и нет, жемчуг мой… Они оказываются у дверей в его каюту слишком быстро. Жёсткие пальцы сжимают локоть Аделаиды, крепко прижимая её к горячему боку Диего — в этот раз он не желает её отпускать. — А вот и моя каюта… — Аделаида вздрагивает, и он поправляется: — о, прости, наша. — Она… Шикарна, — Диего подталкивает её к кровати, и она с трудом держит маску. — Не великовата ли для корабля? — Я люблю удобства и комфорт. Но довольно светской болтовни, пора приступить к тому, ради чего мы сюда и пришли… — он пытается прижать её к стене, но Аделаида выворачивается из его рук и торопливо отскакивает в сторону. — Стой! — М? — насмешливо глядя на неё, Диего расстёгивает мундир и бросает его на пол, — Жемчуг мой, ты ведь сама начала это. Я не приглашал тебя на маскарад. — Да, — Аделаида гордо вскидывает голову. — Я пришла сама, но я не… Не собираюсь быть твоей игрушкой! Вместо ответа Диего стремительно скользит вперёд и, ухватив Аделаиду за руку, притягивает её к себе. Одна его рука ложится на её ягодицы, другой он удерживает её за запястья. — Ты хочешь поменяться ролями? — он выдыхает эти слова ей в губы, глядя шальными глазами. — Не слишком ли опрометчивое желание? Аделаида с трудом сглатывает комок в горле, облизывает мгновенно пересохшие губы и улыбается ему. — Знаешь… В прошлый раз ты показал мне, что ощущать себя безвольной, беспомощной, полностью подвластной чужим рукам может быть весьма занимательно. Теперь я хочу вернуть долг, заставив тебя испытывать те же чувства. — Признаться, прежде я никогда не позволял девушкам ничего подобного… — пальцы Диего сжимают её запястья чуть сильнее, так, что ей кажется — ещё немного и захрустят, ломаясь, кости. — Но с тобой готов попробовать. — Тебе это понравится, — Аделаида подается вперёд, прижимаясь к нему всем телом. — Не так быстро, — Диего ухмыляется, — Вначале я покажу тебе кое-что ещё, что мы не успели попробовать в прошлый раз. Стой и не двигайся. Аделаида сжимает зубы, убеждая себя, что всё это только ради того, чтобы помочь команде. Она бестрепетно позволяет избавить себя от платья, послушно поднимает и опускает руки, чтобы Диего мог снять с неё нижнюю рубашку, и каждый раз мысленно повторяет: «Нужно, чтобы он мне поверил». Все мысли вылетают из головы, стоит ему затянуть на её глазах чёрную атласную ленту. Чувства обостряются до предела, Аделаида пытается на слух определить, что происходит вокруг, буквально ощущает кожей каждое движение воздуха… И всё равно прикосновение чего-то горячего, почти обжигающего, к животу оказывается для неё совершенной неожиданностью. Она вскрикивает, дергается, но крепкая рука удерживает её на месте, и приходится подчиниться. Тем более, что ощущение скользящей по коже кисточки становится приятным, а затем и возбуждающим — когда она скользит по внутренней части бедра, заставляя расставить ноги шире, и горячая жидкость (Аделаида пытается угадать, что это, но не преуспевает в этом) стекает вниз. Движения Диего нарочито медленные: как и в прошлый раз он наслаждается беспомощностью Аделаиды, её покорностью и полной подконтрольностью. Его кисть выписывает узоры на её бедрах, щекоча самым кончиком складки кожи там, где бедра соединены с телом. Он рисует сеточку на ягодицах Аделаиды, заставляя её дрожать от каждого прикосновения, и другой, чистой кистью, ласкает анус, а затем и половые губы, то едва касаясь, то надавливая. Он поднимается вверх, выводя на животе, пояснице и спине цветы, оставляя горячие полосы и капли. Кисть обводит по контуру груди, скользит под ними, вверх между, спускается к правому соску, и Аделаида с трудом сдерживает стон. Прикосновение горячего, почти обжигающего воска (она почти уверена, что это воск), к ареоле сводит её с ума. Как этот чёртов Диего каждый раз умудряется придумывать для неё нечто новое — вот всё, о чём она может думать. Кисть касается второго соска, ласкает его, и Аделаида почти падает, не в силах справиться с оргазмом. Диего поддерживает её, и шепчет на ухо, касаясь губами мочки: — Как видишь, жемчуг мой, доставить удовольствие можно разными способами. Ты не передумала? Шёлковая лента спадает на пол, Аделаида с трудом приходит в себя, вспоминая, что именно она должна сделать, и на её губах появляется предвкушающая улыбка. Не только Диего знает многое о любви, она и сама успела кое-что выяснить у Крис. — Теперь мне необходимо взять реванш дважды, — пряча за ресницами чертенят в глазах, отвечает она. И Диего наконец смиряется. — Хорошо. Я в твоей власти, Адель, делай, что хочешь. Верёвка почти сама появляется в руках Аделаиды (по крайней мере вспомнить, где её взяла, Аделаида не может). Приходится слегка подтолкнуть Диего, чтобы он понял, что ему предстоит быть привязанным к кровати — от одежды он избавляется сам. Обвязка для него совсем не похожа на то, что он в своё время сделал с Аделаидой, но зато выбраться из неё будет не так просто. — Сядь, — приказывает Аделаида, и он подчиняется. — Раздвинь ноги и согни в коленях. — Ты снова собираешься извиняться? — насмешки Диего, послушно принимающего требуемую позу, раздражают Аделаиду, но она старается не показывать этого. — За что? — Может быть, я просто хочу доставить тебе удовольствие, почему нет? Верёвка обхватывает его грудь, стягивает запястья и прекрасно цепляется за спинку кровати, притягивая его к ней и не позволяя чересчур шевелиться. Диего ерзает, пытаясь свести ноги, но Аделаида не позволяет ему этого, торопливо завершая обвязку — узлы у неё получаются не слишком крепкими, но она старается изо всех сил. — Потому что ты, кажется, была уверена, что ненавидишь меня? — тяжёлое дыхание делает фразу прерывистой и словно бы рваной. Аделаида даже не собирается отвечать на неё. Она заметила небольшую плошку с растопленным воском на столе, и теперь решает добавить кое-что. Кисточка нашлась там же, совсем рядом, и Аделаида берёт её не раздумывая: застывшие потёки воска на теле всё ещё действуют на неё довольно возбуждающе, и она собирается проверить, как подобное понравится Диего. Первая капля срывается с кисти, падая на его живот, и Диего дергается, выдыхая сквозь сжатые зубы: — Чёрт! Не будь такой жестокой, Адель! В ответ он получает только хитрую усмешку и легкое касание тонких пальчиков, растирающих воск. Кисть в руках Аделаиды движется легко и едва касается кожи, однако уже через минуту каюта наполняется громкими стонами вперемешку с проклятиями. Аделаида всего лишь повторяет за самим Диего — по внутренней стороне бедра, затем складки кожи, вверх по животу, к груди и соскам… Она даже не касается его спины, потому что туда неудобно доставать. Но этого оказывается вполне достаточно, чтобы буквально через пять минут Диего кончил — его член и без того истекал смазкой, набухнув от возбуждения, а тут сперма вырывается обильной струёй, запачкав и простыни, и самого Диего, и склонившуюся к нему Аделаиду. — Вот этого я и хотела, — она отбрасывает кисточку и улыбается как сытая кошка. — Не всё же тебе надо мной издеваться? — Сумасшедшая, — хрипит Диего, едва дыша. — Это просто… — Тебе ведь понравилось, — Аделаида фыркает. — А теперь извини, у меня много дел. Ну, знаешь… Угнать твой корабль, взять тебя в заложники… Ты ведь не против повторить чуть позже? — Что?! — Диего дергается в путах, но не может вырваться и вынужден просто прожигать Аделаиду взглядом. — Как выйдем из гавани, обязательно тебя навещу, — Аделаида вздыхает и разводит руками. — Мне действительно очень нужен этот корабль, да и отомстить… Было неплохо. Мне даже начинает это нравиться. Она смеётся, и, взяв в охапку пистоль и шпагу Диего, поднимается на палубу. Её действительно ждёт ещё множество дел… Ты ненавидишь меня потому, что я не позволяю тебе манипулировать мной — твои уловки вызывают у меня мигрени и буквально разрушают мой мозг, может быть хватит?..