Ненавидь меня

Тяжёлый перстень на пальце кажется чужеродным, и Диего крутит его снова и снова, не в силах остановиться. Лихорадочное, какое-то недоброе предвкушение прокатывается по хребту мурашками и заставляет отряхиваться мокрым псом — китель узок в плечах и от каждого движения потрескивает, норовя разорваться. — Чёртова девка! — голос Диего разносится по покоям, взрывая тишину как выстрел. — Маленькая дрянь, как меня вообще могло угораздить связаться с ней? Ненавижу! Тяжёлый сапог врезается в кресло и с грохотом опрокидывает его. Замерев над поверженной мебелью, Диего сжимает и разжимает кулаки, матерясь сквозь зубы. Вот уже четвёртый день он пытается подчинить себе перстень, отобранный у Аделаиды и терпит неудачу за неудачей. Пойманный бес клялся хвостом, что перстень будет работать в чужих руках, но, как и все бесы, увильнул от того, чтобы сказать всё: работая в чужих руках, перстень, тем не менее, своевольничал и отказывался подчиняться, то и дело самопроизвольно выбрасывая искры магии и обжигая пальцы нелюбимого хозяина. Словно чувствовал отношение к тому истинной хозяйки и стремился отомстить… — Клятая железка, я заставлю тебя служить мне! — Диего до боли сжал пальцы, впиваясь ногтями в ладонь, — Если не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому! Тяжёлые бархатные шторы, закрывающие балконную дверь, распахиваются от одного взгляда на них, и Диего резким движением толкает стеклянные створки. Стоило бы обращаться с ними аккуратно, ведь это чертовская ценность, но сегодня Диего плевать — есть дела поважнее. Балюстрада перил отполирована до блеска за долгие часы, что он провёл, вглядываясь в море, пожравшее его любовь. И они привычно принимают на себя ледяные руки — не впервой Диего стоит так, опираясь на них и вглядываясь в душную тьму горизонта. Резкие порывы ветра хлещут по щекам, как пощёчины, а струи начинающегося дождя бьют по плечам, пытаясь загнать обратно в тёплое нутро дома, но всё зря. Диего лишь подставляет лицо стихии, вскидывает подбородок и заходится бешеным смехом — что дождь и ветер тому, у кого в душе ураган? Древние слова старинного заклятия ложатся на язык песней — и тучи собираются, плотной ватой заволакивая небо, ветер ревёт, а дождь превращается в тропический ливень. Буря души рвётся на волю, и серый свет изливается из тёмных глаз его, охватывая постепенно фигуру… — Ненавижу! — молнией разрывает небо. Мутная пелена дождя застилает глаза, ураганный ветер воет в ушах, подхватывает, распахивая за спиной грозовые крылья, и Диего взмывает в тугую высь неба, невидимый и всесильный. Он и ураган — одно целое, и суть бури — его суть, штормом он мчится по глади океана, взбивая пену на волнах! Крылья тяжелы, и управляться с ними непросто, но два стальных паруса плещутся за спиной и Диего мчится вперёд, ведя бурю прочь от Санта-Доминго, за той единственной, кто сейчас нужна ему… Ступни касаются бушующего моря и он, всевластный, смеётся гулким смехом, отдающимся громовыми раскатами — распахнуты руки, распахнуты крылья, и небо зовёт и крыло за плечом… Как же давно он не испытывал этого чувства всепоглощающей свободы! Вот впереди белой птицей паруса корабля. Крылья легко несут его к цели, и заложив невероятный вираж Диего ступает на палубу — он дух, он дитя шторма, сын бури, его никому не увидеть, поэтому нечего прятаться. — Адель? — тихий зов услышит лишь та, кому он предназначается. — Жемчуг мой, где ты? — Ах… Вилл! Мы не можем, отпусти меня сейчас же! — девушка, которую Диего узнал бы из тысячи, в чужих объятиях. — Один только поцелуй, Ида, умоляю тебя… — и белобрысый моряк целует губы, что ещё недавно шептали совсем иное имя. Бешеная, неудержимая сила рвётся из груди — шторм могучей волной накатывает на белоснежную птицу корабля, стремясь раздавить, раздробить, уничтожить, перемолов в безжалостном кулаке урагана хрупкую лебедь. Чтобы ни одного напоминания о ней не осталось на свете — Диего бросается к Аделаиде, чувствуя, что в его груди образовалась дыра размером с Тихий океан и глубиной в Марианскую впадину. — Шлюха! Тварь продажная! Ненавижу!!! Сумасшедшие порывы ветра разбивают парочку, буквально отбрасывая женскую фигурку к борту корабля. Плети дождя хлещут по палубе, бросаясь на неё с остервенением голодных псов, гром разрывает небо и молнии впиваются в мачты. Буря вцепилась в свою игрушку и не отдаст её так просто — людям придётся бороться за свою жизнь, если они хотят спасения. — Дрянь! — Диего с воем бросается к Аделаиде, лезущей на нос корабля, и громадная волна едва не смывает девушку. — Ты должна быть со мной, девчонка, слышишь? Ты — моя! Моя! Ветер воет в парусах, и в этом вое слышно сакраментальное «ты — моя! Моя-моя-моя-моя!!!». Воздушными руками Диего обхватывает Аделаиду, прижимает к себе, и с ней устремляется ввысь — ярость его столь велика, что духовное воплощение проступает в реальном мире, и полупрозрачная фигура с серо-стальными крыльями видна невооруженным глазом. — Ты?! — Аделаида отталкивает его, царапается и вырывается, с ненавистью глядя в знакомое лицо. — Пусти меня, тварь! — С удовольствием, — смех несётся над водой, и Диего разжимает пальцы, улыбаясь кривой улыбкой. — Качайся на волнах, дорогая… Пена — вот всё, что останется от тебя! — Не-е-е-ет! — злость на хорошеньком личике Аделаиды сменяется страхом, а тонкая девичья фигура мчится вниз с высоты, нелепо размахивая руками и ногами. — Диего!       Не моя, так ничья. Она падает долго, столь долго, что время для Диего словно растягивается в дурную бесконечность. И тихий шёпот он скорее угадывает, читая по губам, чем слышит в реальности: — Я не хочу умирать, пожалуйста… Боль в груди становится невыносимой, и он срывается вниз, понимая, что не сумеет убить любовь — слишком поздно, поводок на его шее чересчур крепок и одного слова хватит, чтобы он подчинялся. Крылья выворачиваются от неимоверного усилия, но он успевает в последний миг над водой замереть с Аделаидой на руках. — Ненавижу, Бог ты мой, как же я тебя ненавижу! — выцеловывая веки, и щёки, и губы шепчет он. — Ненавижу тебя больше всего на свете. Аделаида всхлипывает в его руках, распахивая громадные глаза, и он собирает губами слёзы. — Ты чудовище! Хватит меня мучить! — она кричит, и вцепляется в его руки судорожно, до боли. — Я не вещь и не твоя рабыня! Я не обещала тебе верности! — Ты моя жена! — Диего отстраняется и кривит губы в неприязненной ухмылке. — А жена принадлежит мужу, и значит ты должна хранить верность мне, ведь ты — моя! — Я и хранила! — Аделаида вспыхивает до корней волос. — По-твоему так просто всё время избегать приставаний этих мужланов? Я не монашка, уж прости, а пиратские законы то ещё дерьмо. Да я вообще по их правилам образец благочестия — сплю раз в тысячелетие и только с мужем! — Не ври, — яростный рык Диего совпадает с громовым раскатом. — Рядом с тобой вечно крутятся какие-то выблядки, которых давно пора укоротить на голову! — Это мои друзья! Ты, может, и не знаешь такого слова, ну тогда посмотри в словаре! — Аделаида зло дёргается, и пытается вырваться, снова и снова, но Диего держит крепко. — Мне плевать, как ты оказался здесь, и что ты сделал с собой, но не смей лезть в мою жизнь! Иначе я найду способ от тебя избавит… М-м-м! Вместо того, чтобы слушать планы по собственному устранению, Диего просто целует её, затыкая самым проверенным из всех возможных способов. Два сплетённых тела застыли над водой, удерживаемые мощными крыльями. Буря беснуется вокруг, но они — в оке, там, где ураган стихает. Их ступни касаются воды, они словно стоят на ней, но при этом висят в воздухе… Руки Диего скользят по спине и бёдрам Аделаиды, заставляя её выгибаться, расстёгивают пряжку брюк — он лишь фантом, но его чувства настолько сильны, что на краткие мгновения он обретает тело. Аделаида скользит в его руках, беспомощная, невесомая, вынужденная полагаться лишь на то, что он сумеет удержать её, и это придаёт остроты происходящему. Воздух уплотняется, повинуясь желаниям своего повелителя, и двое в невесомости ласкают друг друга, балансируя на тонкой грани между наслаждением и болью. Дождь омывает разгорячённые тела, скользит по коже, и это буквально сводит обоих с ума — прикосновения водных струй мучительно-приятны. Плавным движением Диего насаживает Аделаиду на свой член, поддерживая под бёдра, и громкий всхлип её он пьёт, как воду, касаясь обветренных губ. Грудь девушки соблазнительно дрожит от резких вздохов, и когда Аделаида выгибается, Диего целует сначала правый сосок, а затем левый, чуть прикусывая и доводя девушку до экстаза. Плавные движения становятся всё более быстрыми, рваными — до синяков сжимая пальцы на бёдрах Аделаиды Диего снова и снова входит в неё, до тех пор, пока сдерживаться не становится невыносимо. И наконец он кончает, прямо в неё, не заботясь о том, чтобы выйти. Аделаида вскрикивает, и Диего на секунду посещает мысль о том, что всё происходящее чертовски невероятно… Но он отгоняет её и, освободив Аделаиду, осторожно переносит её на корабль, даже оправив одежду. Глаза его закрываются, всего на секунду — он отчего-то чертовски устал, но вот сейчас, ещё немного и посмотрит на Аделаиду снова, скажет ей что-то важное… Мягкая тьма принимает сознание в объятия. Ненавидишь меня, ненавидишь — так сильно, что создаёшь мою копию, пытаясь меня заменить