Принц-лебедь

      Эдди — принц Беларуси Эдвард Второй — просыпается в одно прекрасное утро и понимает, что он уже совсем-совсем большой. Сегодня ему исполняется семь лет, и по давней традиции королевской семьи он теперь имеет право выходить за пределы дворцового пространства, гулять по городу, как обычный человек, и даже уезжать в заморские страны, если его пригласят другие дети! Мальчик ждал этого дня всю свою сознательную жизнь: за семь лет он исследовал замок вдоль и поперёк, и его позолоченные, хоть и родные коридоры стали невыносимо скучны, друзья, дети слуг и служанок, выросли, их запрягли в работу, играть стало не с кем. Вдобавок отец, король Уильям Денбро, всё время чего-то боялся и, сколько Эдди ни просил, ни умолял, строжайше запрещал покидать дворец и прилегающую к нему территорию. И наследный принц маялся от скуки.       Однажды мальчик сильно обиделся на папу за то, что он только контролирует его и ничего не объясняет, и задумал побег. Он неделями гулял возле самого дальнего конца сада, делая вид, что ему просто до ужаса интересны растущие там кусты акаций (нянюшки с подозрением следили за его передвижениями), прикидывал, как лучше проделать широкую дыру между железными прутьями, и даже нашёл подходящее отверстие. Прутья там были ненадёжные, истончившиеся от покрывавшей их ржавчины, и Эдди мог легко просунуть между ними голову, не боясь застрять. Мальчик решил убежать в ту же ночь. Он взял любимый рюкзачок, подаренный ему отцом на пятилетие, положил туда медведя Майка, пару трусов и рубашек, подумав, добавил ещё пачку печений из заначки и, замирая от каждого шороха, вышел из замка.       Далеко, разумеется, ему уйти не удалось: едва попав в город, Эдди потерялся, испугался грохота и шума, количества людей и огней, и к своему стыду, разревелся прямо посреди улицы. К плачущему навзрыд мальчику тут же сбежались сердобольные торговки, наперебой спрашивавшие у него имя и кто его родители, и принц, размазывая по рукаву шёлковой рубашечки текущие из носа сопли, сообщил им, что его папа живёт в замке, что он король и что Эдди очень хочет домой, но забыл, откуда пришёл. Самая смелая из торговок женщина, похожая роскошными чёрными курчавыми волосами на цыганку, взяла его за руку и отвела к себе домой, кинув подругам через плечо, чтобы они рассказали о случившемся дежурившим городовым. Она умыла раскрасневшегося от слёз Эдди, напоила его тёплым молоком и дала поесть вкусного горохового супа, от которого мальчика начало клонить в сон. Он уже устраивался в кресле, обнимая Майка и проваливаясь в дремоту, когда входная дверь дома резко хлопнула и в комнату влетел король, а за ним гремящие шпорами и шпагами часовые.       — Господи, Эдди! — плохо соображающего мальчика обвили и крепко стиснули знакомые руки. Папа пришёл, подумал сонно Эдди, и положил голову ему на плечо. — Как я испугался, господи, малыш, ты в порядке?       — Угу, — кивнул принц, разморённый после слёз, супа и папиных объятий. — Я домой хочу…       Возле его уха раздалось тихое, судорожное шмыганье носом, и Эдди нахмурился обеспокоенно, поднимая голову и глядя мужчине в глаза:       — Пап, со мной всё в порядке, правда…       — Я знаю, синичка, я знаю, — король чуть-чуть покачивался туда-сюда, убаюкивая сына и собственную тревогу. — Я просто представил… Что было бы со мной… Если бы… С тобой… Что-нибудь…       Король не договорил, и Эдди, заметив полные ужаса и облегчения глаза папы, только сейчас понял, что натворил. Он заставил папу чувствовать себя плохо.       Больше Эдди так не делал. Его отцу, королю Уильяму Денбро, и без того хватало волнений и тревог, которые подчас оставляли его совсем опустошённым.       Женщину, которая его приютила, кстати, взяли во дворец нянюшкой принца — тем более, что она сама попросилась на эту должность в качестве награды, отказавшись от денег и самоцветов — и она учила его иногда магии. Оксана и впрямь оказалась цыганкой, потомственной колдуньей, и у неё мальчик научился видеть через «ниточки», когда человек врёт, а когда говорит правду. Его наставница, правда, называла «ниточки» по-другому, какими-то эмоциональными… Чем-то там. Мальчик пока не был силён в длинных словах, но прилежно учился, записывая всё, что ему говорили учителя и учительницы, приходящие в замок, и король нарадоваться не мог его трудолюбивости, видя, что Эдди станет прекрасным преемником. С мальчиком, словно с принцессой из сказки, немножко дружили животные, например, старый кухаркин попугай, которого не могли усыпить — слишком уважали. Он прилетал в сад, в беседку, где занимался Эдди, садился ему на плечо и хрипло ворчал, если принц выполнял задание неправильно. Уильям, которому иногда удавалось выделить минутку для занятий с сыном, смеялся и говорил, что здесь Эдди совершенно точно пошёл в своего папу, которого обожали все птицы в ближайших окрестностях. Мальчик любил, когда отец говорил про папу, потому что он совсем не знал своего второго родителя и ужасно жалел об этом. Узнав, что папа умер, когда родился Эдди, принц долго плакал и с тех пор каждую ночь тихонько разговаривал с потолком в своей комнате, надеясь, что папа слышит его и улыбается где-то там, между звёзд.       А сегодня он должен улыбаться особенно ярко, потому что ему, принцу Эдди, исполняется семь лет!       Мальчик подпрыгивает на месте от этой мысли и соскакивает с кровати, крепко сжимая в руках медведя.       — Вот увидишь, Майки, я сегодня обязательно с кем-нибудь подружусь! — говорит он, убеждая своего плюшевого друга. Эдди ставит его на полку рядом с собой, аккуратно чистит зубы, умывается и поворачивает голову к Майку, отфыркиваясь от воды. — Я тебе точно говорю, уже днём тут будет столько людей! И короли, и королевы, и, может быть, я увижу какую-нибудь принцессу, и она станет моей женой!       Медведь смотрит на него снисходительно-ласково чёрными пуговками и будто улыбается радости мальчика.       — Ваше Высочество! За дверью спальни раздаётся голос Виктора Крисса, папиного советника и лучшего друга Эдди. Мальчик быстро полощет рот, выскакивает в комнату и, распахнув входную дверь, налетает на мужчину с объятиями:       — Дядя Виктор, а ты знаешь, а что у меня сегодня день рождения? Охнув от неожиданности, Крисс подхватывает неугомонного принца на руки и кивает важно, улыбаясь светящемуся от счастья мальчишескому личику:       — Естественно, я знаю, Ваше Высочество, я же стою во главе всего праздника, и приготовления идут полным ходом! Я бы даже сказал, мы почти закончили! А Вы, виновник торжества, почему ещё не одеты, не обуты и не причёсаны? Его Величество будет рассказывать Вам сейчас за завтраком, что Вас ждёт, а напротив него будет сидеть такой неряха? Ужас!       Притворно причитая и рассказывая, что приличный принц должен уметь собираться за несколько минут, советник заносит Эдди обратно в его комнату, и принц начинает метаться, как метеор, не попадая ногами в свои любимые лакированные ботинки, промахиваясь мимо рукавов праздничной рубашки. У него штук шесть этих рубашек, каждая на свой праздник. Для дня рождения — коралловая, с золотыми пуговичками и вышивкой на полах, очень красивая, Эдди обожает её больше всех, потому что это папин подарок. Уильям привёз её давным-давно из-за границы, из королевства тёти Беверли, которую Эдди никогда не видел вживую, но которая баловала его классными дарами и всякими заморскими диковинами. У Эдди до сих пор стоит на тумбочке чудо-дымилка, как он её называет, и, когда становится грустно, принц включает этот магический аппарат и смотрит, как заворожённый, на льющийся в чашку дым.       Эдди надеется, что на этот раз, на его особенный день рождения тётя Беверли приедет сама. По крайней мере, папа сказал, что она может приехать.       Мальчик спускается в обеденную залу, уже увешанную изящными цветочными гирляндами, и видит раздающего инструкции короля.       — Папочка! — кричит Эдди и летит к обернувшемуся мужчине, прямо в мгновенно раскрывшиеся ему навстречу объятия. Его обнимают крепко-крепко, как всегда обнимает папа, и чмокают в макушку:       — О, проснулся, мой именинник! Как себя чувствуешь, плюшка, по-взрослому?       — Да! — принц быстро-быстро кивает, чтобы папа не подумал, что он всё ещё маленький мальчик. — Я уже вырос, представляешь, меня дядя Виктор измерил и сказал, что я стал выше на…       Мальчик поворачивается за помощью к подошедшему мужчине, и тот ему показывает пять пальцев.       -… пять сантиметров! — заканчивает Эдди радостно и приседает, а потом встаёт на носочки. — То есть, раньше я был вот такой, маленький, а теперь я уже вот такой большой! Уильям охает и цокает языком, выражая удивление:       — Боже мой, какой ты теперь гигант, скоро папу перерастёшь! А если будешь кушать кашку, — король берёт сына за руку и ведёт к столу, — то станешь ещё красивее и умнее, чем ты есть сейчас!       Виктор Крисс фыркает и показывает палец вниз: он-то терпеть не может кашу и не понимает, как королевская семья может уплетать манную кашу (а принц — ещё и с комочками!) с таким аппетитом, будто это прожаренный стейк из пятизвёздочного ресторана. Советник садится рядом с Эдди, с наслаждением поедающего свою порцию, и с демонстративно брезгливым видом, явно не глядя в тарелку принца, начинает поедать ускользающий от него зелёный горошек.       — Фу-у-у, Виктор опять ест какашки гоблинов, — тянет мальчик, морщась и косясь с отвращением в сторону подавившегося мужчины, — пап, почему он не может есть нормальную еду?       — А вы едите понос единорогов, — не удерживается от ответной колкости закашлявшийся Крисс и добавляет, чисто из вежливости, — Ваше Величество и Ваше Высочество.       — Эй, манная каша это еда богов! — восклицает король с возмущённым выражением лица и грозит советнику серебряной именной ложкой. Эдди тут же в точности копирует его, а Виктор хмыкает насмешливо:       — Ну да, ну да, если у Вас комплекс Бога, тогда в особенности еда богов, знаете, захудалых таких богов, которым нефиг делать, кроме как есть эту жижу, — Крисс оскорблённо фыркает и, промокнув салфеткой губы, поднявшись из-за стола и откланявшись, произносит пафосно, — простите, вынужден вас покинуть, у меня дела.       Дверь за ним почти закрывается, но в последний момент Виктор высовывается из проёма и громко кричит:       — А манная каша всё-таки г…!       — Виктор! — голос короля вовремя глушит окончание слова, чтобы Эдди не услышал ругательство, и под грозным монаршим взглядом советник исчезает наконец из обеденной залы. Уильям с улыбкой качает головой:       — Совсем распустился… Надо ему работы навалить, а то скучает, на свидания бегает.       — С кем? — оживляется Эдди, отрываясь от тарелки. — У него какие-то шпили-вили?       — Эдвард! — король чуть не выплёвывает сок на стол, но вовремя сдерживает себя и с удивлением смотрит на сына, немного нервно разглаживая рукава мундира. — Откуда ты знаешь такие слова?       — Мне Виктор сказал, — с кристальной честностью отвечает Эдди, не совсем понявший, почему папа в таком шоке. Виктор сказал, что это и только это слово нужно использовать, когда говоришь, ну, о всяком таком. Взрослом. — Шпили-вили это когда под ручку ходят или обнимаются, целуются. Для влюблённых, в общем. Дядя сказал мне по секрету, что у вас с папой Стэном тоже были шпили-вили, и потом появился я!       Над столом повисает пауза. Затем раздаётся громкий, глубокий, тяжёлый вздох, полный буддистского смирения, король, откашлявшись, складывает руки в замок (мальчик замечает это и подбирается: папа делает так, когда хочет обсудить что-то ужасно серьёзное) и, откашлявшись ещё раз, начинает объяснять:       — Эдди, сынок… Виктор, понимаешь ли, не может в силу некоторых проблем с головой запомнить правильные значения у слов. Шпили-вили это, конечно, м, для влюблённых, но воспитанные принцы так не говорят. Это неприлично. Лучше говори шуры-муры, если тебе не хочется говорить, что кто-то влюблён.       Мальчик кивает, поглощая манную кашу и пытаясь беззвучно проговорить новое слово, вытягивая губы трубочкой, а Уильям продолжает:       — Вообще-то, я хотел поговорить с тобой о твоём дне рождения, — принц тут же обращается в слух, чуть-чуть вытягивая шею и сверкая любопытными карими глазёнками, — ты знаешь, согласно древним традициям нашего королевства, глубоко любимой мной, прекрасной Беларуси, перед наследником трона в день семилетия открываются все двери и возможности. Но хочу тебя предупредить…       Мужчина замолкает на мгновение, хмурится и произносит:       — Ты родился благодаря магии. Твой папа очень сильно болел, и ничего не помогало. Поверь, мы пробовали всё, что можно было попробовать, что должно было вылечить. В конце концов нам помог один колдун. От него мы ждали помощи меньше всего, и, честно говоря, я не хотел заключать с ним сделку, но он пообещал, что Стэну станет лучше… Соврал. Наш придворный маг, Альфия — ты её знаешь — объяснила мне потом, что болезнь была наслана этим же колдуном, вызвала опухоль, и он преобразовал её, ну, — Уильям растерянно поднимает брови, не зная, как рассказать об этом сыну, — так, что ты смог родиться. Ты впитал в себя магию, которую излучала болезнь, и чары колдуна. Как сказала Альфия, это породило в тебе магическое ядро. К чему я клоню.       Король встаёт из-за стола, подходит к стулу задумчиво наблюдающего за ним Эдди и, присев перед мальчиком на корточки, берёт его ладошки в свои, тревожно глядя на сына:       — Пожалуйста, пообещай, что если ты заметишь что-то странное возле себя, или какой-то человек будет зазывать тебя идти в какие-то красивые, но далёкие места, ты сразу уйдёшь оттуда и расскажешь мне. Семь лет назад я очень сильно ошибся, доверив жизнь любимого человека тёмному магу и обменяв своего первенца на неё. Я не знал, что у нас появишься ты. Я даже не думал об этом. Но ты у меня есть, моя маленькая синичка, и я не хочу тебя никому отдавать, тем более этому му- волшебнику. Если тебе покажется, что тебе грозит опасность или что-то идёт не так, не бойся идти ко мне, Криссу или королеве Беверли. Хорошо?       Мальчик кивает и, соскользнув кое-как со своего стула, обнимает папу за шею, прислонившись щекой к колючей щетине.       — Я буду очень-очень осторожным, — обещает он, — я же знаю, что ты будешь грустить, если меня украдут.       — Буду, — соглашается король и стискивает сына в объятиях, — ох, Эдди, милый мой, тяжело нам сегодня с тобой будет… Зато ты увидишь Беверли!       — Правда?! — принц ахает, прыгает радостно на месте и пританцовывает. — Я увижу тётю Беверли?! А её сына? А собачку?       Низкий, басовитый смех Уильяма разносится по залу, пугая украшающих стены слуг, отражаясь от всех поверхностей, возвращаясь к королю и принцу мягкими нотками.       — Не знаю, малыш, насчёт собачки, но Беверли и принца Ричарда ты точно увидишь. Это я тебе гарантирую, Беверли никогда бы не оставила своего сына одного в королевстве, да ещё зная, что у нас тут такой праздник!       Эдди и впрямь видит их, чуть позже, когда один из вышколенных и сияющих важностью швейцаров (Бен, он как-то показывал мальчику свою коллекцию книг, журналов и вырезок из них, и ещё принц знает, что тот без ума от популярного американского бойзбенда) открывает дверцу кареты, объявляя:       — Её Величество, ныне царствующая королева Соединённых Штатов Америки, графиня Небраски, почётный… — Бен мельком бросает взгляд на шпаргалку на рукаве, — член Интернационального собрания Любителей Хороших Сигарет, председательница международного клуба художников и организаторов «Можем-устроить-всякую-чепуху» и прочая, и прочая… Беверли Молли Марш!       Из кареты грациозно, легко, словно спорхнув с жёсткого и неудобного сиденья, выплывает женщина. Она поворачивается к открытой двери экипажа и машет рукой кому-то внутри, призывая вылезти.       — Его Высочество, наследный принц Соединённых Штатов Америки, лорд Калифорнийский, барон штата Мэн, герцог штата Вашингтон, вице-президент Содружества Принцев (Эдди позволяет своей брови недоумённо дёрнуться — он слышит о таком Содружестве впервые), почётный член Интернационального собрания Любителей Хорошей Музыки, основатель радиостанции «Тысяча голосов» и так далее, и тому подобное… Ричард Марш!       — Тозиер я! — доносится из глубин кареты недовольный мальчишеский голос, и в проёме показывается взлохмаченная кудрявая голова, следом за ней тело, и на свет божий предстаёт принц Ричард собственной персоной. Это долговязый мальчишка, с непричёсанной, огромной копной чёрных кудрей, бровями вразлёт, большим носом с горбинкой и изогнутых в улыбке губах. Белая атласная рубашка на нём висит мешком, пусть и дорого выглядящим, потому что она больше принца размера на два, и вдобавок не заправлена так, как подобает, про заляпанные грязью, порванные джинсы и говорить нечего. Эдди сдерживается, чтобы не вздохнуть разочарованно: в его мыслях он выглядел, ну, красивее…       — Батюшки, Майк, смотри, какая сеньорита стоит, неужели это принц Эдди? Ох чёрт, споткнулся о камень! Ну и дорожки у вас тут в Минске! Нас так растрясло, пока мы ехали, я думал, что меня вывернет прямо на платье мамы! … и не таким противным, неуклюжим, неряшливым зазнайкой, который обзывает его, Эдди, в день рождения, между прочим! Дурак.       Следом за с интересом разглядывающим короля и Эдди Ричардом вылезает ещё один мальчик, останавливает начавшего перечислять его титулы Бена доброй улыбкой, говоря что-то вроде «не надо, отдохни», и отвешивает поклон принцу, ответившему слегка растерянным кивком. Королева, потрепав уклонившегося сына по голове, подходит к Уильяму и крепко обнимает его, так, что мужчина даже слегка охает:       — Ой, Билли, сколько лет, сколько зим мы с тобой не виделись! Последний раз я была здесь, когда этого пупсика ещё и в планах не было! — она отпускает крякнувшего короля, поворачивается, шурша юбками, к Эдди и подаёт ему руку. — Ну, будем знакомы, солнышко, я…       — Тётя Беверли, я знаю! — мальчик, игнорируя протянутую ладонь, обнимает королеву, и женщина издаёт умилённое «аввв». — Мне очень понравились все твои подарки, а теперь и ты сама приехала!       Принц Ричард насмешливо фыркает, закатывает глаза, бубнит под нос «господи, какие нежности, сейчас блевану», подталкиваемый в спину Майком, подходит к их компашке.       — Рад быть здесь, — сдержанно произносит он, кланяясь королю Уильяму, и, без спроса подхватив запястье округлившего глаза Эдди, оставляет на нём лёгкий поцелуй.— Ротик прикрой, принцесса, а то муха залетит, подавишься.       И прикрепляет к своей шутке такую наглую улыбку, что принцу Эдварду, от природы существу довольно миролюбивому, хочется треснуть его по башке.       — Причёсываться не пробовал? Или в Америке нет расчёсок, способных справиться с этим ужасом? — не удерживается Эдди, почти вырывая руку из хватки Ричарда Марша-почему-то-ещё-и-Тозиера. — Или ты держишь там коллекцию мышей?       Приезжий принц улыбается одними уголками губ, видимо, воображая себя ужасно взрослым с этим дурацким выражением лица, и хочет ответить что-то, но королева бросает на него такой взгляд, что он не издаёт ни звука. Уильям делает вид, будто ничего не произошло, берёт женщину под руку и увлекает разговором, уводя всю их процессию в сторону замка. Дети следуют за взрослыми чуть поодаль, и Эдди вдруг ужасно жалеет, что у него нет брата или сестры: принц Ричард и его друг идут впереди, увлечённые своими разговорами и впечатлениями от поездки, а он, именинник, плетётся сзади, один, и тем обиднее, что ему так хотелось познакомиться с заморским гостем. Ну и тьфу на него. Ну и пожалуйста, ну и не надо, ну и не очень-то и хотелось. Эдди скрещивает руки на груди, поднимает подбородок и гордо шествует мимо болтающих мальчиков, не обращая на них никакого внимания. Он сегодня главный, а не они, и испортить ему самый важный день в его жизни этот лохматый Ричард не сможет!       Празднество начинается, как только на землю спускаются сумерки. К этому моменту в замке собираются все гости, и Эдди немного неуютно от такого большого количества незнакомых людей у него дома. А ещё от принца Ричарда, который прилип, как говорит дядя Виктор, как банный лист к попе, и не желает отлипать — куда бы Эдди не пошёл, везде первым делом, окинув только взглядом комнату, он может сказать, что там есть этот американский зазнайка.       Во-первых, почти все приглашённые принцы и принцессы, хоть раз слышавшие о сыне королевы Беверли, обступают его кружочком, как свита короля, и это ужасно бесит, потому что, ну эй, это Эдди собирался заводить себе друзей, у Ричарда уже есть лучший друг!       Во-вторых, в каждой зале только и слышно «Ричард то да Ричард сё», «ой, а Вы слышали, что король Уильям пригласил американскую королеву и её сына на бал?», Эдди уже успел узнать об этом надоедливом принце столько, сколько узнать не хотел. Например, что ему десять лет, что он умеет кататься на коньках и даже участвовал в Национальных, что у него аллергия на орехи, есть кактус Пиня и на ногах носки разного цвета. Бал ещё только начался, и мальчик подозревает, что это не вся информация, которую ему придётся выслушать. К нему даже подходят поздравить со словами «А ты не видел принца Ричарда, дорогой? Нет? Ну ладно, кстати, с днём рождения». Кстати. Кста-ти. Эдди перекатывает это слово на языке и выплёвывает в сторону, потому что оно ужасно горькое, как микстура от кашля.       И в-третьих, именно по первым двум причинам он спрятался в саду, на своей любимой скамейке. Ему нужно немножко отдохнуть. Побыть одному, без гостей, их шуршащих нарядов и слова «кстати». Дурацкое слово, он его сегодня слышал тридцать шесть раз и услышит ещё сто, это так же верно, как то, что на небе светит луна и ёжики не летают. Хотя Эдди видел одного летающего ёжика в телевизоре. Но не всё, что есть в телевизоре, существует, так говорит папа, и наверное, это не считается. Но папу же показывали в телевизоре, и он был настоящим, значит, и летающий ёжик может существовать. По мнению Эдди, было бы неплохо, если бы к нему прилетел ёжик, или ящерица, или птица, на худой конец.       — Здравствуй, милый, — рядом с лежащим мальчиком присаживается женщина, и Эдди сразу узнаёт её по красиво колышущейся ауре. Перламутровая, и никогда другая. — Почему ты горюешь здесь?       — Я не горюю, — бурчит мальчик и, подтянувшись повыше, кладёт голову ей на колени, сложив руки на груди. — Я просто лежу. Это не преступление.       — Конечно, милый, — Оксана гладит принца по волосам, шепчет длинные слова на незнакомом ему языке, и Эдди чувствует, как становится немного легче и не так обидно, словно кто-то подраспустил завязавшийся в груди узел, — я вижу твои эмоции, ты забыл? Что случилось, бусинка? Ты очень сильно расстроен, твои синие «волны» я увидела аж от самого дворца…       Эдди молчит, потому что принцам не подобает жаловаться. Они сильные, стойкие, мужественные, никогда не пугаются препятствий и готовы всегда идти вперёд, несмотря ни на что. Им не знаком страх, только честь, доблесть, отвага и ещё что-то, он сейчас не вспомнит, но слово тоже было какое-то красивое. Принцы это принцы. Этим всё сказано. Наставница смотрит на него в ожидании, мягко, даже никак не надавливая, и мальчик не может не рассказать. Это же Оксана, она поймёт и утешит. И может быть, если повезёт, даст конфетку.       — Это из-за принца Ричарда, верно?       Эдди кивает, скрещивает руки на груди ещё сильнее и выдавливает нехотя:       — Он везде. Это он мой гость, на моём дне рождения, а не я на его. Это нечестно. Это должен был быть лучший день в моей жизни, а он его испортил.       — Ох, Тэдди, принц Ричард не виноват в том, что так популярен. Сколько раз в твоей жизни к тебе приезжают заморские гости, прибывшие из такого далёка, что уж и не увидишь их потом следующие сто лет? Раз, может быть, если свезёт, два. Пожалей его, он для них как занимательная зверушка и сильно измотан вниманием толпы, — женщина берёт в руки выбившуюся из причёски прядь каштановых волос Эдди и начинает заплетать маленькую косичку, вкладывая какие-то чары.       — Угу, — бормочет под нос белорусский принц, думая про себя, что он не будет жалеть этого зазнайку, а то зазнается ещё больше и станет совершенно невыносимым. Оксана, понаблюдав за изменениями в ауре, вздыхает и, потрепав мальчика по голове, оставляет его, чтобы не мешать. Иногда человеку просто нужно побыть одному, чтобы остыть, переварить всё плохое и просто выплюнуть, как невкусную еду.       Дует лёгкий ветер, и вокруг не слышно ничего, кроме его шороха, и видно почти ничего, потому что Эдди лежит на спине и смотрит в уже чёрно-синее небо, с мерцающими на нём звёздами-жемчужинками, ищет взглядом ту самую, где живёт его папа, не король Уильям, а второй, которого мальчик никогда не видел. И остаётся ему только выглядывать заветную звёзду, цепляться за неё глазами и разговаривать тихонько, как будто они вдвоём и делятся секретами друг с другом у него в комнате, на кровати, и Эдди обнимает медвежонка Майка, которого папа подарил на третий день рождения, разглядывает папины рисунки птиц (в зелёном замшевом блокноте, который был в день, когда родители познакомились), говорит, что они очень красивые, слышит папин смех и удивляется, чему можно смеяться, ведь он сказал правду. А потом, когда приходит время ложиться спать, к ним присоединяется король Уильям, они читают сказку по ролям, его любимую, про принцессу, у которой было двенадцать братьев-лебедей, и Эдди засыпает, убаюканный возникающими перед глазами образами…       — Эй, что ты тут делаешь?       Чужой голос с нотками любопытства и нахальства разбивает красивую тишину и дремоту, окутавшую Эдди мягким коконом, и мальчик закатывает глаза:       — Я тут лежу, как видишь, это мой замок и мой сад, и скамейка тоже моя, и я делаю то, что хочу.       — У тебя же день рождения, — хмыкает наследный принц Соединённых Штатов Америки и, не спрашивая разрешения, плюхается рядом с головой цыкнувшего Эдди, отвернувшегося в другую сторону. — Ты должен веселиться с друзьями и оттягиваться! Ну, знаешь, семь лет наступают раз в жизни, а у вас это очень важная дата, мне мама сказала… Эдди закипает и вскакивает со скамейки, сжимая кулаки и рассерженно глядя на опешившего Ричарда:       — Да! Да, это мой день рождения, но он превратился в парад имени Ричарда Марша (Тозиера! — восклицает возмущённо американский зазнайка), и это ты веселишься с друзьями, и все только ходят за тобой хвостиком, потому что ты, видите ли, заморский гость! Я ушёл сюда, так и здесь ты мне не даёшь отдохнуть!       Эдди чувствует, что сейчас либо расплачется, либо стукнет как следует этого мальчишку, чтобы он больше к нему не лез.       — Ой, — вылетает из уст принца США, — ты обиделся? Я испортил тебе праздник?       — Да!       — Прости, — говорит Ричард так легко, будто это ему ничего не стоит, но мальчик слышит, что ему действительно жаль, — правда, прости. Я не хотел. Я не думал, что все полезут ко мне, и, между прочим, я пытался тебя найти, а ты исчез, и твой отец уже начал волноваться, говорить про какого-то колдуна…       Эдди побледнел. Он опять заставил папу волноваться, хотя обещал, что больше не будет.       — И кстати, я тебя искал ещё по одному поводу, — Ричард откашливается, привлекая внимание охваченного паникой принца, встаёт со скамейки и приближается к нему, вытаскивая что-то из кармана брюк. — Вот, держи. Это первый подарок от нашей семьи. Ну, от меня. В общем, это магическая фенечка. Браслет с магией. Ты понял. В мальчишеской ладони фенечка выглядит совсем тоненькой, легко рвущейся косичкой из ниток, но Эдди надевает её, и она светится, словно становясь больше.       — Это сработали чары узнавания, — поясняет Марш и неловко чешет свой огромный нос с горбинкой, — ну, типо, никто, кроме тебя, теперь не может её надеть. Только если ты разрешишь.       — Ого, она красивая, — мальчик с интересом разглядывает новую вещицу, пытаясь разглядеть её ауру, но в темноте видно так себе, и он довольно быстро сдаётся, улыбнувшись топчущемуся на месте принцу, — спасибо тебе большое.       — Теперь я прощён за порчу твоего праздника? — Ричард зеркалит его улыбку, и она получается ещё теплее. — Моя мама меня убьёт, если узнает, что я тебя обидел.       Эдди закатывает глаза, поправляет фенечку и кивает, двинувшись с места в сторону дворца:       — Ладно, ты прощён, но в следующий раз я скормлю тебя своему медведю!       Они, болтая и подталкивая друг друга, уходят, и не замечают, что не очень далеко от них, спрятанные за деревьями, стоят король Уильям, задумчиво поглаживающий бороду, и королева Беверли, с блеском в глазах.       — Билли, наши дети должны сыграть свадьбу! — женщина поворачивается к другу, выглядя очень решительно настроенной. — Могу назвать сто причин, почему, а потом найти ещё тридцать шесть!       — Мне хватит трёх, — усмехается мужчина, обдумывающий увиденное, — Просто трёх причин, Бев, а там посмотрим, будет ли свадьба или нет.       — Конечно, будет, что ты сомневаешься! И первая причина это то, как наши мальчики подходят друг другу! И-де-аль-но, разве ты не видишь? Как Эдди зацепляет моего Ричи, а, ты видел? Он ему фенечку сплёл, Билли, мой сын ненавидит рукодельничать, он белоручка и в жизни никогда ничего не пришивал! А твой Эдди? Он же милый мальчик, но с характером, Ричи совершенно точно выводит его из себя, и всё равно Эдвард прощает ему испорченный день рождения! Самый главный день рождения в жизни, Билли!       Король кивает несколько отстранённо, соглашаясь с аргументами подруги, и та продолжает:       — Вторая причина: нам обоим будет выгоден этот брак. Я знаю, что на твою страну уже давно зарятся несколько монархов из ближайших королевств, не будем показывать пальцами, но они очень сильно интересуются Беларусью. А я сильный союзник, они тебя не тронут, если узнают, что вы под моей защитой уже официально и с весомой причиной. Третья…       — Достаточно, Бев, ты меня убедила, — Уильям расправляет воротник меховой мантии, неприятно щекочущий щёку, и целует руку сияющей королеве, — будем готовить их к тому, что они станут супругами. Надеюсь, они не сильно на нас обидятся.