У любви нет границ

Миха не на шутку задумался над этой новостью, продиктованной сердцем. Не в его характере было тщательное взвешивание всех «за» и «против», но в данном случае и ситуация была нехарактерная... Когда за окнами совсем стемнело, Айнхорн почувствовал, что одиночество и ничегонеделанье по вечерам – сплошные пьянки и гулянки – его вконец погубят. Он решился… Правда, прежде чем решиться совсем уж окончательно, Миха твёрдым шагом отправился в кухню, недрогнувшей рукой распахнул холодильник и извлёк оттуда наполовину пустую бутылку водки, которая не влезла в них с Пю в прошлый раз. Подумав хорошенько, Айнхорн своевременно вспомнил о бутылке шампанского, которая валялась в морозильнике со вчерашнего дня – он собирался похмеляться после позавчерашнего, но похмелье благополучно проспал, а частично замёрзшее в лёд шампанское осталось не при делах. Михаэль прихватил и его, оставив до поры размораживаться на столе. Расположившись с водкой и закуской за столом, Миха залихватски тяпнул первую рюмку, радостно закусил и подумал о вечном. Вечное приобрело вид старинной русской пословицы «между первой и второй перерывчик небольшой», и Айнхорн, не теряя времени, выпил ещё. Мудро вспомнил, что бог любит троицу, и добавил вдогонку и третью. Покосился на шампанское и решил, что открыть его лучше, пока холодное. Открыл, взболтнул бутылку, оценив айсберг, бултыхающийся по центру в волнах слегка оттаявшего шампанского и, не задумываясь, хлебнул прямо из горла. Ритмика пьянки на вальсовый счёт в три четверти пришлась ему по душе, и он в задумчивости одолел ещё три рюмки водки и очередной глоток шампанского, после чего внезапно назрела насущная необходимость поговорить по душам. Решительно наплевав на время глубоко за полночь, Миха потыкал в кнопки на телефоне, попал к какой-то весьма недовольной фрау и, услышав нерадостный заспанный голос, хотел было вежливо извиниться, но вместо этого идиотски хихикнул и брякнул что-то вроде: - Хуй ли спать, всю жизнь проспишь! – и благоразумно нажал «отбой». К искомому Моргенштерну Айнхорн попал только со второго раза. Тот тоже давно спал, как полагается приличному семьянину, и где-то за кадром прорезался весьма несчастливый голос его жены, пожелавшей Айнхорну немедленно провалиться в тартарары со всем своим дивным воспитанием. Штерн минуты полторы шипел в трубку нечто нечленораздельное, после чего, видимо, всё же добрался до другой комнаты, где можно было уже разговаривать нормально. - Ну? – рявкнул он и тут же отчаянно зевнул. - Чего там у тебя? Охуел ты али нажрался? - Охуел… и нажрался… - лирично протянул пьяный Миха и бодрым траурным голосом взвыл: - Штерн, у меня горе! - Да что ты? – едко ответил не до конца проснувшийся Райнер, упорно не проникаясь чужим несчастьем. – И каким же горем тебя на этот раз пиздануло в ночи? - Горьким… - вздохнул Михаэль, отхлебнул ещё водки, запил шампанским и решительно излил душу: – Внезапно обнаружилось, что я пидорас. - Ебанись! – глумливо заржал, разом воспрянув духом, Моргенштерн. – Открыл же, блять, Америку! Спешу разочаровать – нихера не внезапно, а вовсе даже давно. - Сука, - уныло обиделся Миха. - Я к нему, как к другу, а он... Слегка озадаченный столь нехарактерной реакцией, Штерн всё-таки проснулся до конца, кашлянул смущённо и спросил: - Погоди-ка... ты это серьёзно вот сейчас? Это вот всё насчёт того, о чём… - Да! - рявкнул Айнхорн. - Вашими блядскими молитвами! – и тоскливо добавил невпопад: - Пюмонте – падла… - Согласен, падла, - радостно подтвердил Штерн, но не сдался. – А я при чём? От меня ты чего хочешь? - Я хочу, - с готовностью принялся загибать пальцы Миха, - чтобы, во-первых, ты ко мне приехал, ибо бухать одному – это м-моветон. Во-вторых, сердцу тревожно, не говоря уж о жопе. Я нуждаюсь в дружеской поддержке и утешении. Мне необходимо выслушать контра… костру… кон-струк-тивную – во! – точку зрения, ибо... - О как… - уважительно присвистнул Райнер, оценив витиеватость построения. - Ибо! – повысил голос Миха, стремительно пьянея вдалеке от глаз изумлённой публики, и, внезапно слетев с дистанции, пробормотал невнятно: - Ибо это какой-то ебический пиздец… Моргенштерн айнхорновскому экзистенциальному пиздецу, конечно же, сочувствовал всем сердцем. И, конечно же, ехать никуда не собирался. Поэтому за долю секунды в его недоспавшем мозгу сложилась изумительно эффективная формула: - А вот позвони Пю?! – бодро посоветовал Райнер. – Это его идея, так что он тебе всё гораздо лучше разъяснит. И главное – башку себе не забивай всякой хуйнёй. Мы тебя и пидорасом будем любить… – он издевательски хихикнул и добавил многозначительно: - Может, ещё активней даже. - Иди ты нахуй, друг прелестный… - печально продекламировал Миха и вежливо добавил: - Спасибо за совет, кстати. Он, не прощаясь, досадливо щёлкнул кнопкой отбоя, подумав, что вот хрен он ещё когда будет тому Райнеру сопли вытирать, когда тот на ночь глядя в очередной раз с женой погавкается. Хотя, если уж до конца честно, вытирание упомянутых соплей обычно сводилось к вдумчивому распитию всего спиртного, что есть у Айнхорна в доме, с последующим псевдоцыганским хороводом по всему Берлину. «Один хуй… - мрачно подумал Миха. – Можно подумать, я ему прям что-то другое сейчас предлагал». Следующей жертве себя печального он дозванивался долго. Пюмонте имел скверную привычку отключать звук у телефона на ночь. Когда у тебя лучший друг – Айнхорн, это не прихоть, а насущная необходимость. Впрочем, когда у тебя друг – Айнхорн, такие мелкие уловки не годятся. Миха, прижав трубку подбородком к плечу, терпеливо ждал у моря погоды, но времени впустую не терял. Теперь водка и шампанское чередовались в занятном и сложном ритме пять четвертей, который с музыкальной точки зрения Михаэлю обычно никак не давался. Тем временем на другом конце Берлина телефон Пюмонте бодро и беззвучно вибрировал на тумбочке возле кровати, где мирно похрапывал его владелец, бережно обнимая во сне любимую супругу. Миха терпеливо ждал, попутно пытаясь выковырять ледышку из узкого бутылочного горлышка, поскольку оттаявшее шампанское закончилось. Телефон Пю настойчиво вибрировал. В конце концов, Михаэль добился того, что бутылка выскользнула из рук и пребольно шмякнула его по пальцам босой ноги, а телефон Пюмонте, вибрируя, допрыгал до края тумбочки и, подпрыгнув в очередной раз, сверзился своему хозяину на голову. «Твою мать!» – приветствовал досрочное утро Пюмонте, с сожалением расставаясь с приятным сновидением. «Твою мать!» - подумал Миха, потирая ушибленный большой палец ноги. Пю нащупал телефон, не включая ночник, так же ощупью ткнул в кнопку и, не глядя на экран, сонно пробормотал: - Чтоб ты, блять, был здоров, Миха… - Откуда… ик!.. ты знаешь, что эт я? – поинтересовался Михаэль. – Меня чё, видно разве? - Видно… - пробурчал Андре. - Видно, что ты пьяная наглая скотина. Что надо? И Михаэль, набрав побольше воздуха в грудь, торжественно изложил Пюмонте, что именно ему надо. Получилось, правда, не сказать, чтобы очень связно… В начале среди прочего резво мелькнул краткий тезис «Моргенштерн – мудак неблагодарный», и Пю, смекнув, что тому досталось первому, про себя от души посочувствовал пострадавшему. Дальше полился поток абсолютно бессвязных откровений, в котором окончательно проснувшийся Андре разобрал, наконец, основные лейтмотивы: - Тило… он такой славный, такая прелесть... я его, кажется, люблю… и точно хочу… и мне так хуёво… что же делать? «Ага, - удовлетворённо констатировал Пю. – Прочухался, наконец!» - и мысленно довольно потёр руки. - Так! – провозгласил он твёрдо и уверенно. - Прямо сейчас ты идёшь к раковине в кухне, открываешь шкафчик над ней и достаёшь оттуда аптечку… Михаэль, не предвидевший столь прямолинейных и подробных инструкций, от неожиданности подскочил со стула и рванул выполнять. - ...берёшь оттуда две таблетки от головной боли в белом пузырьке с красной крышкой и десяток – активированного угля, из синего пузырька… Нашёл? Вот… Глотаешь. Прямо сейчас. И не забудь запить водой!.. Миха ошалело сглотнул горсть таблеток разом и сунул физиономию под струю воды из крана, заодно запив таблетки, как и было велено. - Готово? – Пюмонте не стал дожидаться ответа и продолжил: - Так, а теперь идёшь в спальню, ложишься в постель и немедленно засыпаешь. Завтра утром просыпаешься выспавшимся и бодрым. Звонишь Тило и приглашаешь к себе. - И что дальше? – икнув от ужаса, спросил Айнхорн. - Сообщаешь ему вот это вот всё насчёт «славный, прелесть, люблю, хочу». А дальше – сами разберётесь, что куда вставлять, - хохотнул Андре. – Ясно? - Ясно… - кивнул Миха, внезапно почувствовав непреодолимое желание упасть и заснуть прямо сейчас. – Я пошёл… спать. - Иди, спи, - милостиво отпустил его Пю. – Удачи завтра. * * * Проснувшись на следующий день, Айнхорн долго и вдохновенно пялился в потолок, не собираясь пока вылезать из постели, и раздумывал, как бы так половчее начать столь важный и решающий день. Голова не болела, и похмелья почти не было – умница Пю, как всегда, всё посоветовал правильно... Зато грыз стыд за ночное нытьё в телефонном режиме, которое он, к сожалению, помнил отчётливо и во всех подробностях. И ещё один совет Пюмонте Миха тоже помнил очень хорошо... Мысль о том, чтобы прямо сейчас звонить Тило, вызывала лёгкую панику, но вместе с тем – рука сама так и тянулась к телефону. Обычно то, чего Михаэль побаивался, он делал быстро и не задумываясь – вот просто взять и сделать, а не бояться и мучиться. Но в этот раз почему-то никак не получалось. В итоге он дождался того, что Тило позвонил сам ближе к полудню. Разговор вначале получался скомканным и нервным – Вольф, очевидно, тоже опасался реакции Айнхорна на вчерашний свой смелый порыв. От мысли, что он не одинок в своих метаниях, Михаэль резко приободрился и почти спокойно предложил: - Ты бы приехал, а? Или я к тебе… - Зачем? – испуганно спросил Тило. - Нам… э… надо… ммм… поговорить, – проблеял Миха, разом утратив мимолётную решимость. – О тебе и о… вчерашнем. В общем, о нас. - Ах… да… - неловко протянул Тило. – Ладно, конечно. Откровенно говоря, он не ожидал, что всё произойдёт так быстро. И теперь все страхи вернулись. «Поговорить о нас» - это ведь вовсе не обещание, что всё получится хорошо. Что всё получится так, как Тило надеется… Но он всё же надеялся. - Когда мне приехать? - спросил он. - Э… ну... давай вечером? - решать вопросы такой важности с похмелья Айнхорну не хотелось. - К шести, может быть? - Ага, - кивнул Вольф. – Я буду в шесть, да... до вечера? - Я буду ждать, - неожиданно для самого себя интимно выдохнул Миха в трубку и торопливо нажал «отбой». Посидел, посмотрел на молчащую трубку и, наконец, громко и чётко высказался: - Совсем ебанулся под старость лет. От признания вслух этого очевидного факта почему-то сразу стало намного легче и уютнее, и Миха довольно бодро отправился завтракать и ликвидировать в кухне последствия вчерашней ночной психотерапии. После завтрака он опять занервничал и принялся энергично нарезать круги по квартире. «А вот если... а что... а вдруг... и тогда?!» - примерно такой мыслительный кавардак царил у него в голове некоторое время, пока, наконец, во всей своей красе не оформилась мысль: «Что мне делать, если он согласится? То есть… когда он согласится…» По излюбленной привычке чуть было не позвонил с этим вопросом Пюмонте, но вовремя одумался, обругал себя и крепко задумался. Мысль упорно не складывалась. Перед глазами маячил Тило во всей своей красе – тонкое, гибкое тело, изящные кисти рук с длинными ровными пальцами, светлая почти до прозрачности кожа, нереальные, какие-то нездешние тёмные глаза… «И губы у него – тёплые и мягкие…» В ответ на эти мысли в паху сладко заныло и запекло. Михаэль коротко и с чувством взвыл и даже пару раз стукнулся лбом о ближайшую стену, но ясности в жизнь это не добавило. К тому же заболел ушибленный лоб, и Айнхорн решил впредь воздержаться от столь жёсткой самокритики. Миха промаялся ещё пару часов и, издёргавшись окончательно, от нечего делать заснул и благополучно проспал до половины шестого, а проснувшись, заметался по дому, не зная, за что первое хвататься – то ли готовить торжественный ужин, то ли бриться, то ли встать под холодный душ и стоять там до полного просветления. В итоге решил совместить два полезных дела и полез под душ вместе с бритвенным станком. Ровно в шесть он, чистый до скрипа и выбритый до младенческой гладкости, открыл дверь Вольфу – с точно таким же гладким, тщательно выбритым до сияния и блеска лицом. Миха распахнул дверь и застыл на пороге, глядя в пол и судорожно соображая, с чего начать. Вместо него начал Тило. - Миха, - робко позвал он. – Насчёт вчерашнего… я не хотел тебя поставить в неловкое положение, и если ты… - Заткнись! – рявкнул Михаэль, немедленно устыдился и буркнул: - Извини... я не к тому, что… просто… а, блять! По завершении этой краткой прочувствованной речи он уцепил совершенно потерявшего ориентиры Тило за запястье, втянул его в прихожую, от души шарахнув дверью, и притиснул спиной к стене. - Потом поговорим, ага? - выдохнул он и прижался губами к приоткрывшемуся от удивления рту Тило. Целовал решительно, без опаски и без оглядки, жёстко и почти зло. Опомнились они только тогда, когда Миха, увлекшись процессом, принялся азартно выпутывать Тило из одежды прямо в прихожей. - Твою мать, поверить не могу… - простонал Тило, когда Айнхорн выпустил его всего на секунду, чтобы вздохнуть. Сердце колотилось, как бешеное, стена приятно холодила спину, а грудь и бёдра жгло – от того, что Михаэль стоял, прижавшись тесно всем телом, и руки его беззастенчиво оглаживали и ощупывали всё, до чего могли добраться. - Ага, я тоже… - протянул Миха, глотнув воздуха, слегка протрезвев и отстраняясь. Он невольно залюбовался – Тило почти распластался по стене, запрокинув голову – задыхающийся, растрёпанный, рубашка с несколькими расстёгнутыми пуговицами выбилась из-под ремня, сползла с одного плеча, обнажая мраморную кожу с просвечивающим под ней тонким переплетением голубоватых вен. «Красивый… - восхищённо думал Айнхорн, машинально вытягивая руку и поглаживая Тило по груди кончиками пальцев. - Как я раньше не видел? Придурок слепой…» Вопрос о том, почему, собственно, он вдруг должен был бы заметить это раньше, его совершенно не взволновал. Тило перехватил его руку за запястье, вопросительно взглянул в глаза. - Ты... хочешь? - прерывисто выдохнул он. - Тоже хочешь? - Не знаю, - признался Миха, но заметив, как растерянно вытянулось лицо у Тило, сразу поправился: - Я знаю только, что не могу без тебя… вот и всё. Остальное – детали. Решим на месте? – и решительно потянул Тило за руку в сторону спальни. Так, что у Тило и сомнений не возникло, где это – «на месте». В спальне Айнхорн аккуратно уронил Тило на постель, для надёжности прижав собой сверху, и честно попытался стянуть с того одежду. Получалось плохо. - Тило, ну какого чёрта?! Ещё бы скафандр напялил… – разозлился Миха, пытаясь расстегнуть возмутительно мелкие пуговицы на рубашке. Не преуспев в этом, он просто рванул полы рубашки в разные стороны, и пуговицы с грохотом раскатились по комнате. На этом сюрпризы не закончились. Джинсы у Тило тоже оказались с застёжкой на пуговицы. - Издеваешься? – обиженно сощурил глаза Миха. – Ты специально? - Нет, просто… так получилось... – Тило принялся расстёгивать пуговицы сам, то и дело сталкиваясь и путаясь пальцами с руками Михаэля, который настырно пытался сделать то же самое. - Я же не... я не… не ожидал, что... ты же не… ох! Этот последний возглас символизировал совместную победу над последними предметами туалета, и Тило, совершенно обнажённый, остался лежать перед оцепеневшим от открывшихся перспектив Михаэлем. Перспективы имели чертовски внушительный размер и завидную стойкость. Тило страшно хотелось прикрыться – ему вдруг показалось, что Айнхорн рассматривает его свысока и с неодобрительным интересом. Возможно, сравнивает его тело с привычным женским. Возможно даже, что результаты сравнения – вовсе не в его пользу… И в то же время Михаэля хотелось так, что в глазах темнело и дыхание перехватывало. Почти оргазм – и это лишь от одной мысли об этом… Михаэль тем временем разглядывал доверчиво раскинувшееся перед ним – почти под ним – тонкое, изящное тело. Кожа гладкая, атласная… Тило казался бы нарисованным эльфом, фарфоровой куклой, если бы не тёмные шелковистые волоски, сбегающие от пупка вниз, и аккуратный треугольник волос в низу живота. Он выглядел ещё более хрупким, пожалуй, чем любая женщина… Может быть, как раз потому, что не женщина. Миха робко коснулся кончиками пальцев груди, высоко вздымающейся на каждом вдохе. Не удержался, сжал пальцами напряжённый сосок, и Тило выгнулся, подался навстречу, застонал. Глаза прикрыты, ноздри подрагивают, верхняя губа вздёргивается нервно, обнажая ровные зубы. Красивый... ждёт… «Ах, ну твою же мать… твою мать…» - думал Михаэль, торопливо стягивая через голову майку, а после лихорадочно дёргая вниз «молнию» на джинсах и выпутываясь из жёсткой ткани. Прижался тесно, оглаживал ладонями тело под собой, целовал губы, плечи, прикусывал тонкую кожу возле подмышек, вылизывал впадинку между ключицами. Опустился ниже… и замер. «Блять… приплыли. Вот дальше-то что теперь, а?» - Тило, - позвал он. – Я… мне… в общем, я не уверен. Тёмные миндалевидные глаза распахнулись обиженно. - Ты вот сейчас мне это говоришь? – выдохнул Тило. – Раньше не мог послать? - Куда послать?.. А, ты подумал… нет, я о другом. Я... понимаешь, я не знаю, что делать, - растерянно зачастил Миха. – То есть, нет – знаю, конечно, но не знаю, будет ли тебе хорошо... ты же не баба, а я только... я хочу, чтобы тебе было хорошо, - закончил он свою путаную сбивчивую речь. - Я тоже не спец, знаешь ли, - шёпотом покаялся Тило. – Да и плевать… я просто хочу тебя. Я хочу, чтобы ты сделал это со мной. Поэтому… просто сделай. Никогда в жизни, пожалуй, Михаэль не был настолько нежен, осторожен и внимателен. Никогда так тщательно не выцеловывал, не вылизывал и не выглаживал кончиками пальцев каждый крохотный клочок кожи чужого тела. Медленно, неторопливо, боязливо он ласкал Тило, а тот, вцепившись ему в плечи, лишь тяжело дышал, стонал и покорно открывался навстречу ласке. Михаэль коснулся ладонью возбуждённого члена Тило – горячего, твёрдого, напряжённого; и Тило просто взвился под ним, почти рыкнул: - Ну же, давай! «Ага, давай... даю, ага... как же теперь-то, а?..» Пока Михаэль лихорадочно соображал, с какой стороны лучше подойти к этому «давай», ему очень кстати и вовремя вспомнилось, как пару лет назад за стойкой бара в Knaack к нему пристал некий юноша, и намерение у него было совершенно определённое. Намерение это одобрения в душе Михаэля не нашло, зато они со скуки прекрасно накачались пивом, которое это юное дарование потребляло вполне себе по-мужски. И любопытный Айнхорн, конечно же, не преминул в процессе дружеской беседы поинтересоваться ради общего развития, в чём же вообще-то смысл всей этой затеи для нормального мужика. Парень похихикал, сказал, что насчёт совсем уж прям нормальных мужиков он утверждать, пожалуй, не возьмётся, но вот лично для него… - Если всё грамотно сделать, - поведал он Михаэлю заплетающимся языком, - ощущения – просто космос… ничто не сравнится. - И как оно – грамотно? – полюбопытствовал Миха, у которого узоры вязаного лыка получались уже ничуть не ровнее. Подкованный в вопросе грамотный юноша наклонился поближе и нашептал Айнхорну на ухо такого, что у того язык к нёбу присох, когда он всё это себе вообразил. К счастью, кое-что из этой пьяной исповеди Миха всё-таки ухитрился припомнить прямо сейчас. Он коснулся кончиками пальцев губ Тило. - Облизни, - попросил он. Тило облизнул. Так вдохновенно и неожиданно умело, что для Айнхорна всё внезапно чуть скоропостижно не закончилось прямо сейчас. Отдышавшись, Михаэль всё-таки решил приступить к исполнению задуманного. Отвлекая Тило поцелуем, он завёл ладонь ему между ног, осторожно и медленно скользнул одним пальцем внутрь. Тило замер, напрягся. Было туго, тесно, горячо, палец проскальзывать никак не желал. - Ну, расслабься, – нетерпеливо шепнул Айнхорн, ласково прикусывая мочку уха с серьгой. – Впусти… Тило вздохнул глубоко, расслабляясь, подаваясь навстречу, пропуская в себя. Ахнул, когда Михаэль осторожно согнул палец, тронул самое чувствительное местечко. Потом уже не заметил, когда пальцев стало два… Потом стонал, просил, скулил и ныл, когда пальцы вертелись, поглаживали, ныряли глубоко и снова касались внутри лишь самыми кончиками. Ничего подобного он и представить себе не мог, настолько это было не похоже на ощущения от секса с женщиной. И Михаэль – он нежен, ласков, конечно… но по-мужски нежен и ласков. Он не церемонится с Тило – он выкручивает ему соски, кусает губы, втягивает ртом кожу над ключицей, оставляя после себя безошибочно читаемые отметины. Он, отбросив, наконец, все страхи и предрассудки, ласкает его член – рваными, жёсткими движениями, не боясь сделать больно – потому что точно знает, что больно не будет. Перекатывает в ладони яички – и тоже жёстко, так сильно и уверенно… Так, как Тило нравится. Тило расставляет ноги ещё шире, подаётся бёдрами навстречу. Зовёт, предлагает себя, приглашает, умоляет… «Боже, какая блядь! – смеётся он про себя, когда впервые вдруг отдаёт себе отчёт в том, как выглядит и что делает сейчас. - Ну, да и чёрт бы с ним. Это же для него… значит, не стыдно. Не стыдно...» Михаэль остановился вдруг, отстранился. Тило приоткрыл полглаза, проследил, как Миха зарылся в ящик тумбочки и теперь тихо, бессвязно матерится. - Что? – выдохнул Тило. – Ты где? - Крем… твою мать, был же! Блять, вечно так… - Иди сюда, я облизну, - брякнул Тило. - Ну уж нет! – рявкнул было Михаэль, но тут же смутился и уже едва слышно добавил: - Мне и пальцев хватило... чуть не обкончался, не сходя с места. Какой-то крем он всё-таки, наконец, нашёл. Торопливо выплюнул на ладонь почти половину тюбика, растёр себе по члену. Вымазанными в прохладном креме пальцами опять скользнул внутрь всего на секунду. Склонился, поцеловал снова, прижался теснее, подхватил рукой под поясницу. Тило почувствовал, как между ягодиц скользнул его твёрдый член. «Господи, он же огромный! – метнулась паническая мысль. – Разорвёт нахрен!» Но Михаэль не спешил. Он боялся ничуть не меньше, и потому всё медлил - только прикасался скользкой головкой к растянутым, уже готовым для него мышцам, но никак не решался войти. Тило дёрнулся навстречу сам, и тогда только Миха рискнул – одним медленным, плавным движением вдвинулся на всю длину. Больно Тило на удивление не было. Может быть, совсем чуть-чуть – полыхнуло где-то в глубине и сразу погасло. Но от осознания того, что Михаэль – вот он, близко, ближе некуда и не может быть, зашлось сердце, вспыхнул жар в низу живота, скрутило под рёбрами в солнечном сплетении. Он хотел бы вскрикнуть, но получалось только тяжело дышать раскрытым ртом, ловить губами неожиданно жаркий воздух. Михаэль подхватил его под коленки, двигался медленно, осторожно, опасливо… целых секунд пятнадцать. Потом уже вздёргивал на себя резко, со всей силы, и Тило казалось, что он взлетает, как на огромных качелях. Вверх, в невесомость. Вниз – и сердце падает от восторга. Михаэль смотрел, любовался и не мог отвести глаз. Гибкое, стройное тело, разметавшееся по тёмно-синим простыням – Тило закусил костяшки пальцев на правой руке, и лицо у него такое… правильное. Высоко вскинуты тонкие брови, скрыты ресницами невероятные глаза, заострились высокие скулы, рот припух от поцелуев... «Хочу посмотреть с другой стороны», - вдруг вскипело в голове. Михаэль отпустил Тило, шлёпнул легонько по бедру, заставляя перевернуться. Тот не возражал ничуть – просто послушно перекатился на живот. Миха вздёрнул его за бёдра вверх, заставляя распластаться грудью и животом по постели, и внутри всё заныло, закружилось и задрожало от этой картины. Войти во второй раз было уже легко – расслабленное и покорное тело приняло в себя охотно и сразу. Миха перехватил Тило под животом, потянул к себе ещё ближе, входя глубоко, до самого корня, а второй рукой сжимал и поглаживал член Тило – всё быстрее и резче, всё слаще… Тило потерял счёт движениям Михаэля - всё слилось в одно, бесконечно долгое, бесконечно сладкое… И когда Миха, ударив бёдрами в последний раз, вдруг резко остановился, прижавшись к Тило как можно ближе, как можно теснее. Тило обожгло внутри пульсацией и жаром, и тогда же он сорвался следом и сам. Айнхорн долго не хотел отпускать его потом – притянул к себе, заставив выпрямиться, прижаться спиной к груди, ласкал губами плечи, шею, согревая кожу дыханием. Оба молчали, потому что ни одному из них всё никак не приходило в голову ничего печатного, кроме вздохов и восхищённых междометий. Михаэль, наконец, улёгся на влажную постель, сгрёб Тило в охапку, уложил под бок, прижал к себе. И Тило первым же делом сделал то, о чём давно мечтал – запустил пальцы в растрёпанную светлую гриву и замер так, перебирая пряди, пропуская их между пальцами. Айнхорн, как огромный сытый кот, тёрся щекой о его ладонь и чуть ли не мурлыкал. «Ну, предположим! Ну, мужик! - активно спорил и соглашался сам с собой Михаэль. – И что? Но ведь какой...» Стоило хоть на секунду задуматься о том, какой, как тут же начинало хотеться повторения, продолжения и вообще – марафона в режиме нон-стоп. Или хотелось обнять Тило и заснуть вот так, прижимая его к себе. Или пойти набрать ванную и валяться там с ним в обнимку в тёплой воде под шапкой белоснежной густой пены… Или… Словом, Михаэлю хотелось всего и много. Тило, со своей стороны, лениво удивлялся тому, насколько его представления о характере Айнхорна и ожидания в отношении первого раза с ним не совпали с реальностью. Тило не удивился бы, если бы Миха оказался в постели грубоватым, торопливым и слегка эгоистичным. Эдакое садо-мазо без плёток и латекса. Но никакой романтики, ласки, нежности и заботы он вовсе не ожидал, поэтому до сих пор захлёбывался собственным неожиданным счастьем. - Миха, по-моему, это любовь, - решительно заявил Тило. - Я люблю тебя. «Ну, вот и всё... Сказал – и небо же не рухнуло». У Айнхорна загорелись и блеснули глаза, он уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент нудно и противно запиликал его телефон где-то на полу. Миха выматерился сквозь зубы, свесился с кровати, ткнул в кнопку приёма и рыкнул: - Нахуй все! Не вовремя! После чего посчитал вопрос решённым и вернулся к Тило – тот всё-таки ждал ответа… * * * - Куда-куда он нас послал? - возмутился Моргенштерн, с недоумением глядя на трубку, которая с ним больше не разговаривала. - Он не нас, он вообще всех послал, - рассудительно заметил Пю, которому этот царско-зверский рёв по телефону был прекрасно слышен, и потянул к себе огромную литровую кружку со светлым пивом. - По-моему, он вызов забыл сбросить, - хихикнул Штерн. – Послушаем? - А то! - радостно согласился Пюмонте, и они оба склонились к динамику телефона Штерна… - …не знаю про любовь… - вещал Айнхорн томным голосом где-то на другом конце провода и явно кому-то другому, а вовсе не Райнеру. - Я просто не могу без тебя. И не хочу. Наверное... люблю... Дальше – неразборчиво, и заговорщики почти влипли ушами в трубку. И были вознаграждены сполна… - …вырубай нахер все телефоны, - скомандовал довольный голос Вольфа. – Я намерен ещё пару раз выяснить, насколько это похоже на любовь...