У любви нет границ

Как-то раз, пьяный Тило вместе с не менее пьяными Пюмонте и Моргенштерном сидели на кухне у Тило. Разговор зашёл о семьях. Моргенштерн рассказывал о своей жене, которую он любит, отчего и не ведётся на постоянные вызовы блядей с подачи Пюмонте. Пюмонте же разглагольствовал о том, что свою жену он любит не меньше, чем Моргенштерн – свою, но разнообразие в сексе он любит ещё больше... Тило сидел, слушал, вздыхал, курил... А потом, совершенно неожиданно для самого себя, решился и брякнул: - А я люблю Айнхорна. - …??? - …!!! - Да… я сначала тоже так подумал. Потом понял – люблю. Я – пидорас, да? Пюмонте вдруг хитро взглянул на Моргенштерна: - А это тема... Ты подумай, Райнер, этому козлу, сколько я его знаю, ещё ни одна баба не угодила... То ему то не так, то ему это не эдак... Сколько их там было? Штук сорок? Или я чего-то не посчитал? - А ты прав... - задумчиво ответил Райнер. – То пиздить их ему, видишь ли, воспитание не позволяет, то они беременеют некстати... И плачет же ведь, сука, что жаждет понимания в своём пиздоватизме... Я, конечно, его понимаю… но когда он припёрся ко мне посреди ночи рассказать, что ему снился Иисус Христос в облике Девы Марии, посвящающий его в рыцари Круглого Стола, я понял, что – увы – не смогу, как следует, развеять сумятицу в его головочке... Тило, не ссы, мы тебе поможем. Хоть ты и пидор, но мы тебя любим. - И Айнхорн полюбит, - многообещающе добавил Пюмонте. * * * - Привет, мой дорогой последний друг-единорог, - провозгласил Пюмонте, вываливая из пластикового кулька на айнхорнов стол разнообразные закуски и две бутылки водки. – Мы тут с Райнером пришли к тебе по делу, которое тебе должно сначала не понравиться, а потом – я проконтролирую... - Ты как сказанёшь иногда, Андре, так я славлю господа, что мы не в общественном месте находимся, - заржал Айнхорн. - Взаимно, Михаэль, взаимно... – ответствовал Пюмонте, сортируя кучи всякого добра, вываленные горкой на стол. - Мы с Райнером в субботу были у Тило в гостях. Ты где шлялся в это время, сучий ты хвост? - Ай, отвали, Пюмонте! Вроде ты сам не знаешь, что я ездил к маме? - Я ездил к маме – теперь я пребываю в драме, - нараспев продекламировал Пюмонте, - она опять сказала мне, что я дурак, и я не смог разубедить её никак! - Андре, сволочь ты жирная! - Айнхорн чуть ли не рыдал от смеха. - Да ты явно соскучился по ней. В следующий раз поедем вместе! - Не надо! - испугался Пюмонте. – Я после последней встречи с твоей маман до сих пор не могу разубедить себя, что я – не дурак! Она травмировала мою тонко организованную психику... Я тебе больше скажу, Миха: если б не ты, побочный продукт жизнедеятельности фрау Розмари Райн, а она сама заправляла группой In Extremo, то я наверняка уже был бы покорным, хорошо выдрессированным пуделем... - Пюмонте, хватит трепаться, наливай лучше! - Айнхорн немилосердно ржал, понимая, что Андре говорит святую и истинную правду. - Райнер! Хорош срать! Слезай с толчка - тут наливают! - заорал Миха своим мощным голосищем на всю квартиру. Моргенштерн, который сидел вовсе даже не в сортире, а в комнате, и как обычно, заливал своей жене, что он вовсе не у Айнхорна в гостях и вовсе не собирается бухать, вымученно закатил глаза и, чертыхаясь, проклял всю вселенную и пресловутого Айнхорна в частности. - Вот это спалился так спалился… - уважительно протянула в телефонной трубке жена Моргенштерна. – Ладно, прощаю. Я надеюсь, вы там хоть без блядей? Райнер в ужасе зажмурился, ожидая ещё какого-нибудь словоизвержения из кухни... Но на этот раз пронесло. - Не переживай, зайка. Что блядей сегодня здесь не будет - это я ручаюсь головой! - Ох, милый… - ответствовала жена. - Не было бы у тебя скандала, если бы не слово «сегодня»... Ты – идиот. Жду тебя к утру. Иди, гуляйся, - и положила трубку. Райнер с облегчением вздохнул и, наконец, пошёл присоединяться к компании. Они сидели, веселились, вспоминали былое и строили планы на будущее. В общем, как всегда, когда они собирались втроём – старейшины In Extremo. На середине второй бутылки водки, Пюмонте с Моргенштерном решились перейти к плану под кодовым названием «Ознакомление Айнхорна с сексуальной ориентацией Тило». Слово за слово, в общем, вроде бы перешли: - Так вот, Миха… грани размыты везде, что бы там тебе ни казалось, - убеждённо выдал Пюмонте. – Вот, например… ты же любишь меня? - Люблю. - А переспал бы со мной? - Нет. - Почему? Ты же меня любишь! - Люблю, но ты – мужик. - Ясное дело... А баб своих ты любишь? - Нет. - Почему? - Потому что мне попадались только тупоголовые овцы с пиздой... – грустно вздохнул Айнхорн. - А сколько их у тебя было? На отару в сотню голов наберётся? Айнхорн вздохнул ещё печальнее. - На две отары наберётся... - И после этого ты всё ещё видишь проблему в качестве баб? - Ты куда это клонишь, Андре? - А туда, Миха, что не так уж ты и пиздат, как тебе хочется думать. Бабы тебе попадались вполне нормальные на моей памяти. Просто ты не умеешь ими пользоваться. Ты так и сдохнешь одиноким холостяком, если сейчас начнёшь упираться и оправдывать свою идиотскую точку зрения. Я тебя, в конце концов, умнее, посему имею право на всё, что касается твоего воспитания. Потому что я тебя тоже люблю и хочу тебе добра, уж поверь. Я многое в этой жизни видел, так что говна не посоветую. - Андре, мне уже страшно... Что ты там придумал? – необычно тихо отозвался Айнхорн. - Миха, как ты относишься к Тило? Айнхорн всё так же тихо ответил: - Нормально… Андре, что ты задумал? – в его голосе чувствовалась нервозность. - Миха, Тило тебя любит. Любит – в смысле, на самом деле. Как женщина мужчину. И я хочу тебе сказать, как друг, что это твой последний шанс. С бабами у тебя ничего не получится, трахай ты их хоть оптовыми партиями. Мы это уже проходили. В жопу предрассудки. Тило – то, что тебе надо. Не будь идиотом и лови момент. - Ах вы, сука, ёбаные мудаки... - тихо и спокойно высказался Айнхорн. Правда, на следующей же фразе он сорвался на крик, и Пюмонте вздохнул с облегчением. Если бы Миха так и продолжил – тихо и спокойно, можно было бы сразу класть себя в гроб и украшать цветами. - Вы, блять, два трахнутых уебана! Вы вообще соображаете, что спиздели?! – орал Михаэль, сотрясая мощью своего вокала стёкла в рамах. - Вы, ебанаты, наверно добирались сюда паркуром и по дороге наебнулись с какой-то горы! Это пиздец! Ещё никто и никогда не позволял себе заявлять, что я похож на пидораса! Вы, блять, пиздоболы! Вы херовские уёбища, мать вашу! Таких неебических мудозвонов, как вы, надо нахуй в зоологическом музее главными экспонатами аномалий развития ставить! Будьте вы прокляты, ёбаные выблядки! Я... Блять, я устал... - Айнхорн выдохся и замолк, а Пюмонте глянул на часы и обменялся взглядами с Райнером. - Я ожидал от него большего, - скучающе протянул Моргенштерн. – Стареет, видать, светоч жизни нашей... - Ага, - невозмутимо резюмировал Пюмонте. - Ну всё, очкоротые суки, выёбывайтесь отсюда нахуй! Я не желаю терпеть это в своём доме! Забирайте своё трахомудие и катитесь к дьяволу. Хотя, хуй с вами… Можете творить, что угодно – мне похуй... Я пошёл спать. Миха хватанул со стола пачку своих сигарет и гордо вышел из кухни, громко хлопнув дверью. - Ну что, Райнер, как, по-твоему, прошло откровение? – деловито осведомился Пюмонте, разливая по рюмкам водку. Райнер взял рюмку, покрутил её в пальцах и ответил: - По-моему, нормально. По крайней мере, драться он не полез, что довольно нетипично. Пюмонте, проанализировав этот факт, предположил: - Мне кажется, что он был больше удивлён, чем разозлился… Вот и не полез. Помнишь что он творил, когда я сказал ему, что его наколка на спине – говно? Райнер скривился. - О, да… помню... Вот тогда он действительно разозлился... Ты прав, Андре. Он реально просто сильно удивился. Причём, я его понимаю… - Ладно, посмотрим, что он будет завтра делать. А сегодня пора уже валить домой. Если он утром проснётся с бодуна и застанет нас здесь, мне кажется, нам с тобой придётся отстреливаться. Райнер рассмеялся. - Да уж, я представляю… Всё, вызываю такси. Покинув кухню, Миха далеко не сразу пошёл спать. Сначала он скурил полпачки сигарет, сидя на балконе и глядя на звёздное небо. В голове царил полнейший хаос, и ни одну мысль он не мог додумать до конца. А мысли в неё лезли к тому же самые разнообразные. Какие попало, прямо скажем, мысли. Например, про кота. Того самого, которого он так и не завёл. Отчаявшись осмыслить произошедшее, Айнхорн всё таки улёгся. Он заснул сразу же – всё-таки был пьян. Тем не менее, утром он без труда проснулся довольно рано – надо было ехать в студию на запись. Пока пил кофе, думал о Тило. Айнхорн с удивлением отметил, что относится Тило после вчерашнего откровения ничуть не хуже, чем раньше. В любом случае, даже если всё, что Пюмонте говорил, было правдой – в чём, впрочем, Айнхорн не сомневался – Тило вёл себя абсолютно безупречно. Но в качестве эксперимента Айнхорн решил ему позвонить. Для наглядности – как он про себя подумал. Набрал номер. Трубку долго не снимали. Секунд через двадцать на другом конце провода раздался заспанный голос Вольфа: - Доброе утро, сатана… Айнхорн удивлённо спросил: - Тило, ты что – спишь, что ли? - Уже не сплю… спасибо тебе, сатана единорогая, - ответствовал Вольф, выговаривая слова уже более чётко. - Подымай свою жопу, дрыхло, в гробу выспишься, - рассмеялся Айнхорн. Тило простонал: - Блять... По иронии судьбы я, скорее всего, окажусь бессмертным... Чего тебе надобно? Айнхорн был доволен результатом своего эксперимента. Поведение Тило абсолютно соответствовало нормальному поведению разбуженного друга. - Не поверишь, Тило. Ничего. Я просто так позвонил. Спи дальше. Извини, что разбудил. - Айнхорн, ты гнида, - сообщил Тило, - и я тебе отомщу. - Ай, Тило! Не пугай меня голой жопой, - тут Айнхорн, представив это в аспекте сложившейся ситуации, не удержался от смеха. - Из тебя такой же мститель, как из хуя, извини меня, ложка… Иди, спи уже, а я поехал записываться. - И на какой стадии твой альбом? - не обратив ни малейшего внимания на словеса Айнхорна, поинтересовался проснувшийся окончательно Вольф. - На заключительной. Через две недели релиз. Тило только присвистнул. - Ну ты и конспиратор, Михаэль... С тобой в комплекте должен идти дешифровщик. Ты со мной и гуляешь, и бухаешь, а об альбоме – ни слова. Аж обидно, знаешь ли... Такое, что ли, говно получилось, что и друзьям показать стыдно? Айнхорн хихикнул. Ему было весело. - Не ссы, Тило. Раз уж не спишь, приезжай к нам в студию. Как раз послушаешь. Поприсутствуешь, так сказать, в процессе создания истории... - Миха, ты псих. Но мне действительно интересно. И раз уж ты меня разбудил и пригласил, то будь любезен заехать за мной. Я же не знаю, где вы там записываетесь… Айнхорн безо всякой задней мысли согласился. Он был уже слишком погружён в мысли о музыке, чтобы даже не классифицировать просьбу Вольфа, как что-то выходящее за рамки. Пюмонте и Моргенштерн приехали в студию раньше всех. Они решили перестраховаться и проверить готовность своих инструментов к записи до того, как приедет Айнхорн. Они вполне допускали такую вероятность, что когда Айнхорн заявится, то начнёт орать с порога, вместо того, чтобы работать. - Как по-твоему, Андре, - поинтересовался Моргенштерн, прикручивая тарелку к барабанной установке, - Айнхорн начнёт сегодня свой день с того, что надуется или разорётся матом? Андре усмехнулся: - Эта гадина, я полагаю, превосходно скомбинирует одно с другим, в вольной форме перескажет свою интерпретацию вчерашних событий всем остальным, запорет почти готовую песню. Потом схавает наши с тобой мозги чайной ложечкой и будет орать в процессе, что это всё из-за нас – долбоёбов. А в конце снова обидится и уедет домой страдать от мировой несправедливости. - Да ты поэт, Андре! - с восхищением протянул Райнер. - Тебе бы книги ужасов писать, а не на волынке дудеть... - Ужасы, говоришь? - хмыкнул Пюмонте. - А ты представь себе, что вот треплемся мы с тобой сейчас, и вдруг внезапно влетает Айнхорн с невыспавшейся рожей и орёт с порога, что хочет нашей крови, достаёт из кармана наш контракт и демонстративно, с упоением рвёт его на тысячи мелких кусочков, посыпая ими наши с тобой головы. Каково, а? - Да типун тебе на язык, Андре! Я же всё-таки люблю In Extremo… - ужаснулся Райнер. – Не дай бог... - Сам просил ужасов – вот и на, получай. Но всё-таки советую тебе, когда придёт Миха, не поддавайся на его провокации. Так, на всякий случай... Через полчаса в студию начали съезжаться остальные. Сначала приехал Пфайфер, затем Ланге, а через некоторое время подтянулись и Люттер с Флексом. Не было только Айнхорна. Пюмонте с Моргенштерном предчувствовали недоброе… Спустя час они уже начали нервничать не на шутку, и Райнер, мотивировав это тем, что они с Айнхорном вчера основательно поссорились, попросил Флекса позвонить ему. Айнхорн трубку не взял. - Не к добру это всё, - пробормотал Пюмонте. Он уже начинал чувствовать себя виноватым из-за своей дурацкой инициативы... «На кой хрен, - думал он, - мне надо было лезть в это дело? Правду говорят что лучшее – враг хорошего...». Каково же было их с Райнером изумление, когда вскоре распахнулась дверь, и в неё влетел улыбающийся чуть ли не всем телом Айнхорн, таща за собой за локоть довольно растрёпанного Тило и при этом... извиняясь за опоздание! Пюмонте чуть не свалился с табуретки, на которой сидел, а Райнер поперхнулся минералкой и закашлялся. - Пардон, ребята! Я заезжал с утра за Тило, и мы попали в затык по дороге сюда. А телефон я забыл... Я знаю, я мудак, но об этом позже. Давайте уже начинать – время-то оплачено… Что-то в его поведении показалось Пюмонте уж очень подозрительным, но он не смог уловить, что именно, так как Айнхорн как-то уж слишком бодро и торопливо натянул на уши наушники и приступил к записи. Тило, одетый в невообразимую красную футболку с надписью «XYЙ», значение которой понимал довольно смутно; в художественно подранные на коленях джинсы и ковбойские сапоги, чувствовал себя здесь, как дома. Он развалился на кожаном диване и пил пиво из банки. Его волосы не были уложены, и на глаза падала длинная выбеленная чёлка. Он с удовольствием слушал мощный голос Михаэля и был абсолютно счастлив. Через пять минут Айнхорн ни с того ни с сего вместо «корона» в песне «Frei zu sein» спел «вагина». Он жутко этому удивился и затем, под аккомпанемент затихающей музыки, задумчиво добавил: - По-моему, я что-то путаю... Они начали сначала. На этот раз ему не покорилось словосочетание «бесстрашный король», загадочно трансформировавшееся в «кашемировый поддон». Они с Тило заржали, как сумасшедшие, и Айнхорн сквозь смех еле выдавил из себя: - Тило, заткнись... Мне кажется, мы палимся... Теперь Пюмонте понял, что именно смутило его в поведении Михи. Как же он сразу не заметил, что эти два идиота припёрлись в студию упоротые до безобразия... - Ах, вы засранцы! - заорал он. - Мы тут полтора часа ждём, нихера не делаем, а вы уже успели обдолбаться по полной с утра пораньше! Господи! Дай мне терпения! Миха, ты клинический идиот! У тебя мозги вообще есть?! Я уже начинаю в этом сомневаться! У нас релиз, блять, на носу, а ты творишь, чёрт знает что! Как это прикажешь понимать?! Айнхорн с трудом перестал ржать, взял в руки микрофон и скомандовал: - А ну прекратить орать на капитана! А то я вас всех...ээ.. Тило, что я их… ээ? Тило сквозь смех подсказал: - Проклянёшь! - О, точно! – согласился Айнхорн. - Заткнитесь, а то я вас прокляну! Хотя, пожалуй, я вас и так прокляну. Он взял в руки цистру и начал наигрывать «Zauberspruch». Группа подхватила мелодию, и эту песню они кое-как записали. Ни с того ни с сего Айнхорна охватила жажда действий, и он поспорил с группой на досрочное окончание сегодняшней сессии, что прямо сейчас запишет с первого раза никак не дававшийся ему до того «Requiem». Самое удивительное было в том, что он его всё-таки записал. С первого раза. Спел так, что Тило аплодировал стоя, а Пюмонте без лишних слов сдержал обещание и отпустил всех восвояси, объявив сессию закрытой. Непонятно зачем вытерев руки о полотенце, Айнхорн предложил: - А почему бы нам не прогуляться? Например, в парке? Он выхватил банку пива у Тило и, выхлебав за один присест добрую половину, спросил: - Идёшь? - Ага. Я в парке уже лет двадцать просто так не гулял. Там готы ходят... - А давай, мы сейчас этим готам устроим готику? - хищно осклабился Миха. - Эй! Поаккуратнее! - осадил их Моргенштерн. – Смотрите, как бы вам полиция «готику» не устроила! Пюмонте сплюнул на пол. - Райнер, пойдём, отведём их до машины, а то проблем не оберёмся. Это пиздец! Как дети малые… - Андре! Сбавь обороты! - прикрикнул Айнхорн. - Ты себя припомни пьяным или обдолбанным, святая жопа! Думаешь, сильно отличаешься? - Потому-то и хочу проконтролировать, - пробурчал Пюмонте. – Иногда это заканчивается не по сценарию... Вчетвером они вышли из студии и пошли сквозь небольшой парк с фонтаном. То, чего опасался Пюмонте началось, когда Тило увидал целую огромную кучу – почти стог – свежескошенной травы. - Ну всё, Айнхорн, я тебе всё-таки отомщу за мой прерванный сон! - и с боевым кличем завалил Михаэля в эту кучу. - Ах ты, чёртов дьявол! - заорал Миха, барахтаясь в парковом стогу. – Я тебя сейчас поймаю, сволочь, посмотришь, кто сильнее! Когда Айнхорн поднялся, с головы до пят облепленный травой, Тило запрыгнул ему на спину и заорал: - Ха! Ты теперь мой конь! Нет - ты мой единорог! Блять, я катаюсь на последнем единороге! А ну давай, коняка рогатая, вези меня по радуге в Вальгаллу! Как ни странно, поездка закончилась почему-то не в Вальгалле, а всё в той же куче… - Блять, это пиздец... - протянул Пюмонте, глядя на этот беспредельный идиотизм. - И возразить нечего, - поддакнул Моргенштерн. – Надо их ловить, пока дурку никто не вызвал... Они приманили недогероев эпоса на коробку пирожных, благополучно ими съеденную на заднем сидении такси, везущего их к Михе домой под чутким руководством Пюмонте. - Слава те, господи, - отёр Андре пот со лба, уложив этих двух, как он выразился «великовозрастных придурков» спать. Они так гармонично уместились на полутораместном диванчике в прихожей, что в свете вчерашних событий и Михиной реакции на них, Пюмонте мстительно ухмыльнулся... «Когда Айнхорн откроет свои ясные очи, - думал он, - то Тило будет либо очень хорошо, либо очень плохо... Но скорее, второе. Ох, не завидую я ему… Хотя… так ему и надо. Пусть познает и тёмную сторону михиного характера, хе-хе... С другой стороны, если бы всё было так безнадёжно, то вряд ли Миха начал бы своё утро так, чтоб к вечеру оказаться в одной постели с Тило... Ладно, что строить догадки? Завтра всё увидим собственными глазами». Завтра ничего нового не произошло, ибо Тило проснулся на полу. Они замечательно провели остаток дня вместе. К вечеру Тило уехал, после чего они не виделись несколько дней, и Айнхорн, к своему удивлению начал осознавать, что сильно соскучился по Вольфу. А потом Айнхорн заболел. Как-то вечером по дороге домой, Миха угодил под сильный дождь. Он был в лёгкой курточке и вымок до нитки. Уже ночью он понял, что заболел, а наутро понял, что заболел серьёзно. Всё тело ломило, голова была чугунной, в горле пекло так, что невозможно было проглотить даже слюну. Попытка подняться не увенчалась успехом. Он, с трудом двигая руками, нашарил на полу мобильник и набрал Пюмонте – своего самого близкого друга. - Андре, привет, - с трудом проговорил Айнхорн в трубку. - Миха, это ты? - Я… - Что у тебя с голосом? Ты заболел? - встревожился Пюмонте. - Да. - О, чёрт! Насколько тебе плохо? - На все сто, Андре. Купи мне таблеток каких-нибудь, я встать даже не могу. - Чёрт, Миха, всё это очень, очень херово. Я прямо сейчас – в трёхстах километрах от твоего дома и, к сожалению, раньше, чем через три часа, добраться до тебя просто физически не смогу... - Пюмонте, необязательно ты. Попроси Райнера… да хоть кого! Мне говорить даже трудно... - Конечно, Миха, ты не волнуйся... Я сейчас кого-нибудь к тебе пришлю... И врача... Спи, только телефон далеко не убирай, я перезвоню. - Спасибо, Андре... - простонал Айнхорн, бессильно распластавшись по кровати. Из тяжёлого болезненного сна Айнхорна вытащил звонок во входную дверь. Завернувшись в одеяло – его бил озноб – он с трудом доковылял до входной двери, открыл её и увидел крайне встревоженного Тило с пакетом в руке. - Иди, быстро ложись в постель, - при виде болезненного лица Михи скомандовал Вольф. – Я сейчас всё сделаю. Скоро должен приехать врач. Миха завалился спать. Три дня он провёл в каком-то мучительном бреду, ничего не соображая и ощущая лишь жар, боль и дискомфорт во всём теле. На четвёртый ему стало легче. Оказывается, всё это время Тило был рядом, всячески облегчая его страдания, и не собирался никуда уходить до полного его выздоровления. Они провели вместе ещё три дня, и, убедившись, наконец, что Айнхорн полностью здоров, Тило с неохотой признал, что пора расставаться. Он уже так привык постоянно быть рядом с Михой, в любой момент иметь возможность взглянуть на его лицо, в его удивительные глаза; подойти к нему, прикоснуться – теперь он не в силах был представить, как будет жить дальше и что вообще ему делать. Айнхорн же был очень благодарен Тило за помощь, но, поскольку от сентиментальности он был так далёк, что дальше некуда, то расценивал уход Тило, как нечто само собой разумеющееся. Поскольку Тило в его присутствии не проявлял своих истинных чувств, то Айнхорн постепенно начал упускать из вида тот факт, что Тило в него влюблён. Миха проводил его до пустынного скверика, с другой стороны которого обычно останавливались такси. Ему почему-то было немного грустно, но о причинах он не задумывался. После того, как они с Тило попрощались, после всех благодарностей и рукопожатий, Тило неожиданно буквально на одну секунду прижался губами к губам Михаэля в очень быстром, но очень нежном поцелуе… Тут же взглянул в расширившиеся от удивления голубые глаза Айнхорна и, пока тот справлялся с внезапно наступившим ступором, быстро зашагал через сквер, в котором не было ни единой живой души, кроме вездесущих голубей. На удивление, Айнхорну вовсе не было неприятно. Он просто очень удивился и долго не мог прийти в себя. Он ошалело смотрел Вольфу вслед до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом, а потом на полном автомате развернулся и пошёл домой. Голова и сердце яростно спорили между собой. Миха понял, почему ему было грустно – он просто не хотел расставаться с Тило. Когда он вернулся домой, то ему показалось, что в квартире слишком пусто и грустно. Как-то чересчур пустынно и одиноко… Скучно. Голова пыталась доказать сердцу, что любовь между двумя взрослыми мужчинами аморальна, нелогична и вообще несостоятельна и бесперспективна, как идея, но сердце упорно твердило, что без Тило плохо… что ему нужно позвонить… и чем быстрей, тем лучше… и пригласить к себе… И поцеловать. Ведь это было так приятно…