Бессонница

      Гермиона открыла глаза, невидяще глядя в туманную пелену, скрывавшую окружающее пространство. Грудь стиснуло привычное беспокойство: холодно, сыро, хочется есть, нужно проверить охранные заклинания… Когда в её голове промелькнула автоматическая мысль о том, чья сегодня очередь носить проклятый медальон, она опомнилась и усилием воли вернула себя в реальность. В ту самую, в которой сбежала из родительского дома в обнимку со старшим Малфоем, бросила маленькую дочь на попечение его эльфов, а потом провела с ним ночь где-то на землях мэнора, перед тем подвергшись воздействию незнакомой, но, судя по кровавому обряду, вряд ли одобренной Министерством магии — интересно, арестует ли Гарри Малфоя или их обоих, когда они покинут территорию поместья? Впечатляющий список достижений, особенно учитывая тот факт, что всё это она сотворила буквально за несколько часов, не удосужившись задуматься о последствиях. Может, и не стоило возвращать память родителям — по крайней мере, тогда она не упала бы в их глазах до такой степени. Или она могла бы стереть собственную память и убедить себя, что её жизнь всегда шла своим чередом и пришла к такому промежуточному итогу в результате логичной и предсказуемой последовательности событий: искреннее раскаяние Малфоя, совместная работа в течение двух-трёх лет, постепенное узнавание, лёгкая симпатия, влюблённость, развод с Роном, роман… Проклятье.       Гермиона села, стиснув зубы от боли в суставах, которые весьма выразительно протестовали против её безрассудства, откинула с лица спутанные волосы, тяжёлые от влаги, потом обернулась с некоторой опаской. Люциус лежал на спине, подсунув руку под голову — она смутно различала очертания его тела в предрассветном сером сумраке. Гермиона, набравшись решимости, потрясла его за плечо. Малфой проснулся и тут же сел, беспокойно озираясь.       — Пора вставать, если не хочешь умереть от переохлаждения, — поприветствовала она любовника.       Наверное, надо было придумать что-нибудь более романтичное, учитывая, что их отношения сегодня ночью перешли на новый уровень близости, но Гермиона всё ещё была слишком рассержена и сбита с толку. К тому же ей некстати вспомнилось, как изменилось поведение Рона после того, как они переспали: покровительственный тон, от которого её приташнивало, глупые шуточки в семейном кругу и проглоченное желание переломать всюду лезущие пальцы возлюбленного. Парни все такие, говорила она себе. Интересно, как будет вести себя с ней Малфой: он вроде бы должен был попривыкнуть к женскому телу за долгие годы супружества, но кто его знает, не станет ли он слишком настойчивым, по крайней мере, пока сохраняется новизна… Гермиона почти запаниковала, а объект её тревожных размышлений меж тем стряхнул остатки сна, нащупал палочку, которая осталась лежать на траве рядом с его расстеленной мантией, и наложил согревающие чары.       — Ты замёрзла? Прости, пожалуйста. Я не думал, что усну, да ещё так надолго.       Гермиона, выдернутая из омута своих опасений, ощутила укол совести: кажется, в отличие от неё самой Люциус воспринял происшедшее именно так, как этого следовало ожидать, если бы речь шла о нормальных людях. Она подвинулась ближе к нему, осторожно коснулась его щеки кончиками пальцев, неожиданно для себя самой умилилась, уколовшись о щетину. Малфой перехватил ее руку, сжимая в ладони, аккуратно, но решительно потянул её к себе. Гермиона подчинилась, позволяя заключить себя в объятия. Боже. Всё казалось до смешного странным. Они оба — взрослые свободные люди, фактически живущие под одной крышей и воспитывающие ребёнка, казалось бы, что могло быть естественнее? И всё же Гермиона чувствовала себя всё более неуютно с каждой минутой. Будто сбежала с Малфоем не от спящей дочери, а от Рона и Гарри, брошенных в палатке где-то в Королевском лесу Дин. Люциусу, видимо, тоже было не по себе: опустив ладонь ему на грудь, Гермиона ощутила, как часто колотится его сердце. Она прикрыла глаза, прислушиваясь к Малфою, к мерному течению его магии, и обнаружила, что привычная картина изменилась. Он и раньше был очень силён, и сила эта отдавала горькой темнотой на вкус, теперь же его магическое поле напомнило ей реку, готовую выйти из берегов. Гермиона почувствовала это всей кожей, каждым нервом, не нуждаясь в диагностических заклинаниях. Это удивило её и несколько напугало: кажется, именно таким Люциус был в их первые встречи, которые не запомнились ей ничем приятным. В зените своей треклятой славы — до самых роковых своих ошибок, до самых тяжёлых потерь. До расставания с самыми отвратительными иллюзиями. Что будет с ними обоими теперь, когда он получил мэнор обратно? Гермиона этого не знала и не хотела строить предположений.       — Всё хорошо? — спросил Люциус.Тёплое дыхание обожгло ей щеку. — Мне кажется, я слышу, как шестеренки вертятся в твоей голове.       Гермиона неопределенно пожала плечами.       — Всё в порядке. Но ты прав, мне действительно есть о чем поразмыслить и что взвесить как следует.       — Я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь, — с лёгкой тенью насмешки ответил он. — Но это ничего не меняет между нами.       Гермиона нехотя вывернулась из его обьятий, выпрямилась, складывая руки на груди в неосознанной попытке защититься.       — Ты не можешь утверждать ничего подобного и сам прекрасно знаешь, что я права. Это самообман или ложь во спасение? Мэнор снова твой, хорошо это или плохо. Ты больше не сможешь прятаться в охотничьем доме и гулять в маггловском парке по выходным. Да что говорить о таких пустяках? Сама твоя магия переменилась так, что даже я чувствую искры на кончиках пальцев!       Люциус ответил после нескольких секунд раздумья:       — Если ты хочешь большей определённости…       — Я ни на что не претендую и не собираюсь претендовать! — перебила Гермиона. Люциус обречённо вздохнул.       — Ты действительно слишком много думаешь, дорогая.       — Не называй меня так! — возмущённо воскликнула Гермиона.       — Как? — вкрадчиво уточнил Малфой. Она отодвинулась чуть дальше от него, ускользая из снова гостеприимно раскрытых для неё объятий.       — Так! Как будто мы с тобой десять лет женаты. И отнесись к моим словам более серьёзно, Люциус, я…       К её глубокому возмущению, он рассмеялся так, будто она сказала нечто весьма остроумное. Гермиона почти физически ощутила, как на её руках и ногах с лёгким щелчком замкнулись кандалы его силы — изящные, но безнадёжно крепкие. Злость мгновенно растеклась по венам искристым теплом, ощетинилась в груди колючей тяжестью, требуя движения. Гермиона поежилась, удивляясь необычному ощущению. Будто бы перед выбросом, но как-то по-другому: мягче, легче. Понятнее. Она углубилась было в изучение странной реакции своего тела на эмоцию, но всё вдруг стало по-прежнему.       — Не переживай ты так, — отсмеявшись, сказал Малфой, вновь перетягивая на себя её внимание. — Я не возьмусь за старое только потому, что мне снова пришлось возложить на себя прежние обязательства, и не начну бросаться Империусами и Круциатусами направо и налево. Если очень попросишь, могу даже дать тебе Непреложный обет.       — Поклянешься быть паинькой и умрёшь ещё до завтрака? — насмешливо фыркнула Гермиона. — Ты не можешь отрицать, что мои опасения имеют под собой твёрдую почву. Если честно, меня все это здорово пугает. Особенно с учётом того, что ты так и не сказал мне, что это был за странный обряд, и твоя магия чувствуется так, как будто меня в неё окунули с головой!       — Всего лишь последствия восстановления связи с магией мэнора, ничего больше. Просто теперь мы с тобой связаны кровью, поэтому ты чувствуешь некоторые вещи сильнее, — ответил Малфой успокаивающе. — Через пару-тройку недель всё станет по-прежнему. Что касается заклинания, то в нём нет ничего, что могло бы повредить тебе. Разумеется, я понимаю, что специфика твоего обучения и жизненного опыта определяет твоё отношение к целому ряду ритуалов, и в этом есть изрядная доля моей вины. Я расскажу тебе о заклинании, тем более что мне нужно твоё разрешение на некоторые, скажем так, дополнительные действия. Но, уж прости, только после того, как выпью чашку кофе и позавтракаю.       Гермиона подумала с минуту и выразила полное согласие с этим планом: она и сама мечтала о горячем крепком кофе и плотном завтраке. Если бы не досадные телесные слабости, пожалуй, она потребовала бы у Малфоя не только отчёта по заклинанию, но и обзорной лекции по тем ритуалам, о которых он упомянул. Позабытая жажда знаний всколыхнулась в ней, ненадолго заставив тревоги отступить на второй план.       Люциус перенёс Гермиону назад в дом. Когда она вошла в комнату, Кэтрин сладко спала, укутавшись в одеяло чуть не с головой. Гермиона выдохнула с облегчением: она все ещё чувствовала себя виноватой и безответственной, но совесть больше не пыталась перегрызть ей глотку. На часах было почти семь утра. Гермиона с удовольствием прилегла бы рядом с дочерью и проспала бы ещё часов пять кряду, но это стало бы непозволительным малодушием. Она привела себя в порядок, согревшись под горячим душем, переоделась в другие джинсы и свежую футболку — многострадальные свёртки с её вещами снова оказались в их с Кэтрин комнате, — окинула взглядом отражение в зеркале и невольно улыбнулась, впервые за долгое время узнавая себя. Когда она пришла в столовую, Люциус уже ждал её у накрытого стола. Гермиона задержала взгляд на его лице — очередная бессонная ночь разлила по коже почти мраморную бледность, но серые глаза искрились, словно лёд под лучами весеннего солнца.       Они позавтракали в уютном молчании, полном недоговоренностей, которые оказались отложены на потом по обоюдному согласию. Гермиона, разумеется, предпочла бы выяснить все раз и навсегда, получить ответы на каждый из своих вопросов, но полузабытое тепло спокойной уверенности воскресало в ней, смывая тягостное беспокойство. Именно этого она искала в отношениях с Роном, раз за разом обманываясь в лучших чувствах и обманывая его — делая вид, что всё в порядке и идет как надо. Теперь в притворстве больше не было необходимости, тем более что Малфой будто видел её насквозь, не то втихую пользуясь лигилименцией, не то чувствуя сердцем. Или дело было в богатом жизненном опыте — кто знает, какой была в частной жизни Нарцисса? Как бы там ни было, Гермиона твёрдо знала, что в случае с Люциусом проще сразу сказать, что у неё на уме, и это избавляло их обоих от множества сложностей.       Незадолго до того, как они закончили завтракать, проснулась Кэтрин и примчалась в столовую с радостным визгом. Гермиона улыбнулась: её дочь явно чувствовала себя здесь как дома. Порядок действий, сложившийся сам по себе, казался абсолютно идеальным: умывание, завтрак, во время которого Люциус страховал её, оперативно устраняя мелкие катастрофы, переодевание, бег по траве до боли в боку, игра в волшебный мяч, хитро ускользающий из рук… И почему Рон и её мать всегда всё так усложняли? Мысль о матери заставила её отыскать в кармане куртки мобильник, о существовании которого она напрочь забыла, как и о своём обещании всё объяснить. На экране мигало сообщение.       У тебя всё в порядке? Когда ты вернёшься?       Прости, мама. Для всех будет лучше, если никогда.       — Это моя мать, — ответила Гермиона на молчаливый вопрос Люциуса, который не спускал с неё глаз. — Спрашивает, как дела.       — Что же, думаю, ты можешь лично сообщить ей, что всё в порядке, — сказал Малфой. Гермиона недоверчиво прищурилась, и он уточнил: — Дело в том, что я как раз хотел попросить тебя организовать мне визит в дом твоих родителей. Это напрямую связано с заклинанием.       — И как же?       — Я собираюсь наложить чары, которые действуют примерно так же, как те, что защищают мэнор. Именно поэтому мне понадобилось установить связь с тобой при помощи обмена кровью. Это довольно специфическая магия, в Хогвартсе, разумеется, её не преподают, как я уже тебе говорил.       — И, конечно, тёмная и уголовно наказуемая. И тебе за это грозит новый срок, да? — уточнила Гермиона. — Кстати, меня очень волнует вопрос, как к этому отнесётся Гарри, если узнает. И почему он до сих пор не узнал.       — Поттер, естественно, устроит истерику, но срок за это мне не грозит, — ответил Люциус слишком безмятежно. — Шеклболт и его компания идеалистов не одобряют подобных ритуалов, но запретить их пока не успели. Так что меня не в чем обвинить, особенно с учётом того, что все задействованные стороны согласны на… Скажем так, на применение такого рода чар.       Гермиона нахмурилась, пытаясь осмыслить услышанное. Кристально спокойное выражение на лице Малфоя явно свидетельствовало о том, что ей есть о чем призадуматься.       — Люциус, ты должен прямо и без всяких околичностей сказать мне наконец, что это за заклинание и как оно работает. Давай начнём с названия, если не возражаешь. Ты же понимаешь, что я всё равно узнаю, не от тебя, так от Гарри. И лучше будет, если ты скажешь мне сам до того, как я соглашусь на эту авантюру или пошлю тебя к Мордреду и Моргане.       — Как грубо, — ответил он с лёгкой улыбкой. — Если я скажу тебе название заклинания, это ничего не даст, тебе негде было слышать о нём или читать при всей твоей любознательности. Механизм действия прост: ты и твои родители, а также Кэтрин переходите под мою родовую защиту. То есть я могу, например, скрыть вас ненадолго от любопытных глаз, спрятать жилье твоих родителей или здание, где они работают, от других магглов или от волшебников, которые не обременены некоторыми знаниями, а таковых большинство. Разумеется, заклинание не гарантирует стопроцентной защиты, меры предосторожности никто не отменял, но это куда лучше, чем ничего или приставленные к дому авроры, что, в принципе, одно и то же.       — Звучит любопытно, — задумчиво протянула Гермиона. — И слишком хорошо. Но в чем подвох? А он есть, и, конечно, немаленький. Очень уж гладко ты стелешь, дорогой. Если я позвоню Гарри и расскажу ему о твоей выходке, что он ответит?       — Что посадит меня в Азкабан до конца моих дней, конечно, он же ограничен узкими рамками своего гриффиндорского мировоззрения, — пожал плечами Люциус. — Но посуди сама, Гермиона, твои родители в опасности, и авроры уже продемонстрировали свою полную бесполезность. Я крайне раздосадован тем, что ваш дом подвергся нападению, и готов использовать некоторые фамильные секреты для того, чтобы исправить ситуацию. Гарантирую, что это заклинание никоим образом не нанесёт ущерба ни тебе, ни твоей семье.       — Но подробностей всё равно не будет, верно?       — Они тебе ничего не дадут. По крайней мере, пока ты не сведешь более близкое знакомство с семейной магией чистокровных фамилий, а для этого мне придётся выдать тебе целый лекционный курс со списком литературы.       Гермиона задумчиво прикусила губу, отмахиваясь от летающей куклы-фейри, которую запустила в её сторону Кэтрин. Интерес разгорался в ней вместе с самыми нехорошими подозрениями. Нужно было в срочном порядке связаться с Гарри, но это было равносильно тому, чтобы подставить Люциуса. Который открыто ею манипулировал с только ему одному известными целями.       — А отменить твоё заклинание, конечно, нельзя, потому что в деле замешана кровь, и ты фактически вынудил меня дать согласие на его применение, прекрасно понимая, как я могу отреагировать на такое самоуправство. Кстати, а сколько еще крови потребуется для твоих чар? Посчитай хотя бы приблизительно в галлонах, если тебя не затруднит, — насмешливо попросила Гермиона.       Люциус осуждающе покачал головой, на несколько секунд отвлёкся на Кэтрин, которая бросила куклу и переключилась на огромный полосатый мяч. Гермиона продолжала сверлить его взглядом, пытаясь взвесить все за и против и не забывая одновременно приглядывать за дочерью. Почему именно Малфой так явно избегал любой конкретики?       — Ты должен понимать, что я не могу полностью доверять тебе в этой ситуации, — сказала она наконец. — Речь идёт не только обо мне, но и о моих близких. Я могла бы попросить тебя дать Непреложный обет или что-то в этом роде, но не хочу поступать так с тобой. Особенно с учётом того, что ты способен в два счета меня обставить, когда речь пойдет о формулировках.       Люциус поднял голову, посмотрел ей прямо в глаза. Холодная сталь резанула по нервам.       — Я готов дать тебе любую клятву. Но ты уже сейчас имеешь определённые гарантии безопасности. Мы связаны кровью.       — Значит ли это, что я тоже не смогу причинить вред тебе или твоим близким? — спросила Гермиона, уже зная ответ, и выругалась шёпотом, получив утвердительный кивок. Зачем, для чего он провернул эту авантюру? Чего ждал или опасался? Гнев вновь вскипел в ней, выплескиваясь искристым жаром на ладони. — Люциус, хватит игр. Тебе лучше сказать мне здесь и сейчас, что именно ты сделал с нами обоими. В противном случае я сейчас же…       — Sort de vassalité, — прервал он зло. — Название говорит само за себя. А теперь можешь хоть убить меня, если хочешь. Кстати, оно потеряет силу только в случае моей кончины, так что…       — Второе слово — это ведь означает «вассалитет», так? — дрожащим от ярости голосом уточнила Гермиона. Люциус ответил ей кивком, а потом быстрым движением палочки набросил на игравшую у их ног Кэтрин щит. Гермиона на несколько секунд задержала взгляд на явно удивленной происходящим дочери, отшатнулась, повернулась на пятках и помчалась не разбирая дороги. Она пробежала двор и остановилась, лишь почувствовав защитные заклинания. Бешенство прожигало до костей. Проклятье, чертов ублюдок! Как можно было быть такой наивной? Она жадно схватила ртом стылый воздух, с силой выдохнула, пытаясь вернуть контроль хотя бы над собственным телом. Зачем? На кой хрен ему понадобилось проворачивать такое? И при чем тут вообще защита её родных, о которой он так складно рассказывал? Слева раздался хлопок аппарации — Люциус шагнул к ней, положил руки на плечи, притягивая ближе. Гермиона протестующе упёрлась ладонями ему в грудь. Магический импульс больно проворачивался в ней, ища выхода сквозь искривлённые, изуродованные русла — жалкие искры гасли на кончиках её пальцев, как ни пыталась она дать выход гневу. Будь она прежней, Люциус сейчас бы летел в сторону леса с плохо предсказуемой траекторией. Или, кто знает, захлебывался своей голубой кровью… Она готова была опуститься до банальной и грубой физической расправы, и её останавливали не соображения морали, а прозаичное и прищемляющее сознание того, насколько Малфой сильнее её физически и магически.       — Ты конченый псих, ты об этом знаешь? — выплюнула она. — Просто ненормальный больной ублюдок! Значит, решил восстановить на своих родовых владениях старый добрый феодализм, раз не получилось вовсе искоренить магглов и магглорожденных? Как ты мог со мной так поступить? Ты… Ты меня унизил и обманул. Кому я вообще теперь смогу доверять?       Люциус встряхнул её, так что её голова мотнулась вперёд и назад, как у куклы. Она взвизгнула и с размаху ударила его по плечу.       — Что дальше, станешь бить меня? Или прикажешь выпороть на конюшне?       — Звучит весьма соблазнительно, — прошипел Малфой сквозь зубы. Хватка его слегка ослабла, но он всё равно держал её так, словно собирался взять в плен. — Послушай меня, пожалуйста, и перестань доводить себя до очередного выброса. Ни тебе, ни мне не нужно, чтобы твоё состояние ухудшилось, так?       Гермиона гневно вскинула голову, готовясь выдать гневную отповедь, но не смогла выговорить ни слова. Маска на лице Малфоя снова раскололась, и то, что выплыло наружу из-под острых обломков, резало её по живому, колотило по лёгким непрошенной откровенностью. Боль. Гнев. Страх. Сомнения.       — Если это очередной из твоих тысячи и одного способа взять реванш, то, надеюсь, он самый худший из всех возможных, — сказала Гермиона дрогнувшим голосом. Гнев схлынул, оставив по себе холод и печаль. — Ты хоть понимаешь, как это для меня выглядит? Люциус кивнул. Его руки наконец разжались, и он медленно опустил их, будто давая ей понять, что не намеревается причинять вред.       — Разумеется. Поэтому я не хотел сообщать тебе подробностей. Дело не в стремлении унизить тебя и уж тем более не в попытках взять реванш. Мордред и Моргана, мне ведь не пятнадцать лет и я, уж прости за такое уточнение, не Драко! Заклинание было создано специально для магглов и магглорожденных и первоначально действительно имело своей основой власть сюзерена над вассалами, но смысл его всегда был в том, чтобы обеспечить защиту. Оно служит основой, каркасом для других чар. Я могу обвесить своих магглов амулетами и приставить к ним охрану, но амулеты нужно постоянно подновлять, а охрану можно перебить. Поэтому был создан метод, который куда проще, изящнее и удобнее.       — И только? — недоверчиво поинтересовалась Гермиона. — Речь идёт о волшебниках с замашками рабовладельцев, Люциус, и ты раз за разом не даёшь мне об этом забыть.       — Изначально заклинание преследовало несколько целей, верно, — ответил Малфой.       Гермиона внимательно следила за тем, как меняются оттенки эмоций на его лице и в потемневшей глубине глаз. Он был рассержен, встревожен и явно обеспокоен, вот только чем именно?       — И чем наличие этого каркаса, как ты выразился, грозит одушевленной собственности заботливого феодала?       Люциус нахмурился.       — Эта связь не связана напрямую с правами собственности или рабовладением, как бы тебе ни хотелось убедить себя в обратном. Это отношения взаимной верности и покровительства. Да, они предполагают некоторые предосторожности: например, я почувствую, если тебе вздумается организовать заговор с целью моего убийства, или, скажем, если ты решишь перейти на сторону моего врага. Эффект можно сравнить с сигнальными чарами, но без звукового сопровождения. Раньше его дополняли заклинанием, которое душило вассала в момент, когда он решил совершить предательство. Или можно было его сжечь. Или медленно отравить, в зависимости от фантазии и целей наложившего заклинание. Но, разумеется, в нашем с тобой случае речь о смертельном исходе не идёт. Я просто буду знать, если ты решишь меня предать, вот и всё.       — Или мои родители, — добавила Гермиона.       — Или твои родители, — подтвердил Люциус. Она горько улыбнулась, проглатывая осознание того, насколько всё на самом деле было дерьмово.       — Кажется, ты доверяешь мне ещё меньше, чем я тебе, Малфой. Это у тебя посттравматическое или дело во мне лично?       Люциус криво усмехнулся.       — И то, и другое. Доверяй, но проверяй — народная мудрость, проверенная веками. Тем более что речь все-таки идёт о твоих друзьях и боевых товарищах. Я не хочу получить ещё один нож в спину.       — Друзьях и товарищах, которые, вполне возможно, планируют убить меня вместе с тобой как предательницу.       — Убить — вряд ли. Мы с тобой до сих пор говорим о героях без страха и упрёка, разве нет? Я ставлю на возможное похищение с целью возвращения на правильную сторону или что-нибудь в этом роде.       — Это точно всё? — спросила Гермиона, немного успокоившись. — Что еще ты скрываешь? Гарри как-то сказал мне, что подозревает, будто ты связался со мной, зная, что против тебя готовится заговор. Вроде как специально, чтобы обезопасить себя и в то же время оскорбить всех до глубины души. Я понимаю, что это ерунда, но кто знает, Люциус, на что ты способен.       Он рассмеялся, словно услышанное изрядно его позабавило.       — Если я скажу тебе, что моё коварство не простирается до таких пределов, ты поверишь мне на слово? Нет, я, конечно, знал о том, что нас ненавидят, и кое-кто потихоньку строит планы по уничтожению меня и моих родных, но на моё отношение к тебе это не повлияло. А заговор стал активно формироваться после того, как Уизли разнесли сплетни о нашей связи.       На этом очередной нелёгкий разговор был закончен. Гермиона позволила увести себя в дом, точнее, практически унести: она едва держалась на ногах от последствий эмоциональной вспышки. Люциус привёл её в комнату, заставил лечь на кровать, прислал ей эльфийку с чашкой ромашкового чая и вышел, строго-настрого запретив ей вставать. Гермиона попыталась протестовать, но Люциус не стал её слушать, за что она была ему даже благодарна: малодушное желание побыть слабой, предоставив ему разбираться со всеми проблемами, перевесило остальные побуждения. Принесенная кем-то из эльфов Кэтрин помогла оправдать бездействие: забралась на кровать с ворохом игрушек и принялась лопотать что-то о кролике, собаке и летающей метле. Вернувшийся Малфой сел в кресло у кровати, молча наблюдая за ними. Обманчивая идиллия, которой не суждено было продлиться долго, но до какой же степени Гермионе не хотелось, чтобы она развеялась.       — Всё равно ты не имел права так поступать, Люциус, — обратилась Гермиона к нему после нескольких минут умиротворенного молчания. — Ты не должен лишать меня права выбора, как бы тебе ни хотелось защитить меня или защититься от меня же.       — Я знал, что ты никогда не согласилась бы, — отозвался Малфой. — Я повторюсь: я готов дать тебе любую клятву, чтобы ты поверила, что у меня нет дурных намерений на ваш счёт. Я просто хочу поступить так, как считаю правильным.       — Сделав нас чем-то средним между своим имуществом и членами своей семьи? — едко уточнила Гермиона. Люциус сделал вид, что не услышал этой фразы, и вкрадчиво поинтересовался:       — Так ты позволишь мне довершить начатое, раз уж основная работа уже сделана? Чем быстрее я смогу наложить охранные заклинания на дом твоих родителей, тем лучше. И тебе, и мне так будет спокойнее. К тому же мы всё равно должны нанести визит твоей семье, чтобы они убедились, что вы с Кэтти в безопасности.       — И что твои взгляды изменились, — добавила Гермиона, взвесив все за и против. — Раскаиваться я тебя не прошу, просить прощения тоже, но мне было очень хотелось, чтоб ты постарался их хотя бы не напугать.       — И ещё они должны убедиться в серьёзности моих намерений, — как ни в чем не бывало заметил Люциус. Гермиона, холодея, швырнула в него подушкой под довольный писк дочери.       — И меня тоже пугать не надо!       Вечером они втроём появились во дворе родительского дома Гермионы. Отец и мать ждали их к ужину, который был спешно организован по просьбе Гермионы. Она, с трудом выговаривая слова, сказала матери, что хочет представить им Люциуса официально. Джин, судя по долгой паузе, была не в восторге от такого развития событий, но всё же дала согласие. Гермиона прекрасно её понимала: ей и самой было бы куда проще оставить все как есть. Однако официальное знакомство должно было избавить их всех от тягостной неопределённости и связанных с ней неловких вопросов и не менее неловких ответов, а самое главное, у них появлялся логичный и понятный повод нанести визит. Можно было, конечно, просто явиться и наложить чары, не посвящая родителей в подробности, но Гермиона сочла, что это может не только напугать их, но и рассердить, особенно учитывая репутацию Люциуса. И то, что с него станется провернуть остаток ритуала тайком и с применением ещё какой-нибудь чистокровной гадости, припрятанной до времени в рукаве. Гермиона не была уверена, что поступает правильно, идя у Малфоя на поводу, но так или иначе странные узы между ними уже были созданы, а отсутствие какой-либо реакции Гарри и Министерства в его лице дала ей пусть шаткие, но всё же реалистичные основания считать, что поступок Люциуса действительно можно было обернуть в свою пользу. Она решительно отказывалась мириться с самоуправством Малфоя или позволять ему проворачивать нечто подобное впредь, но речь шла о защите её родителей. И не то чтобы у неё было много других вариантов.       Гермиона нерешительно оглянулась на Люциуса, державшего Кэтрин на руках, — он одобрительно кивнул ей и улыбнулся одними уголками губ. Она пошла вперёд. Правую руку оттягивала корзина со снедью, заботливо приготовленная эльфами. Получше пирога из супермаркета или кондитерской, хотя вряд ли хоть немного скрасит предстоящий вечер. Родители, которые явно были не в своей тарелке в той же степени, что и она сама, встретили их у входной двери, словно они были чиновниками из какого-нибудь проверяющего департамента. Гермиона вошла первой, рассеянно поздоровалась, всучила матери корзинку с едой, и малодушно сбежала: прошлась по комнатам, убеждаясь, что в доме всё вроде бы в порядке, последствия инцидента устранены, а периметр защищён вязью заклинаний, от которой слегка звенело в ушах. Занятая рекогносцировкой, она намеренно пропустила официальное представление, с которым Люциус, судя по всему, благополучно справился сам. По крайней мере, когда она вновь присоединилась к собравшимся, Малфой и её отец вели в гостиной светскую, но довольно напряжённую беседу о марках лучшего виски, пока Кэтрин изо всех сил старалась добраться до жемчужного ожерелья на шее бабушки. На миг всё взгляды скрестились на Гермионе — она нервно улыбнулась, проклиная себя за то, что дала согласие на этот фарс. Люциус встал, когда она вошла, проводил её к дивану и помог устроиться удобнее, словно они были на светском рауте. «И как мы, Мордред побери, дальше будем со всем этим справляться? Ему не место в моём мире, а мне не место на тех сборищах, к которым он привык с младых ногтей», — подумала Гермиона с тоскливой обреченностью. Впрочем, Люциус держал себя безупречно и именно в тех рамках и выражениях, которые сочли бы желательными её родители. Словно общался с магглами из их круга каждый день. Или залез к ним в головы — кто знает. Он терпеливо отвечал на периодически возникавшие вопросы: чем занимается, как поживает его семья, каким видом спорта интересуется, какие жанры литературы предпочитает. Её родители тоже были довольно милы, несмотря на неловкость: никаких двусмысленностей или вопросов о тюремном заключении и расистских воззрениях. И все же напряжение висело в воздухе и отражалось на лицах, придавая оттенок фальши вежливым улыбкам и заинтересованным взглядам.       Когда с ужином было покончено, Гермиона оповестила родителей о том, что им с Люциусом необходимо произвести некоторые действия для того, чтобы она могла меньше беспокоиться об их безопасности. Она ждала возражений, но, к её удивлению, родители согласились безропотно. Джин лишь заметила, что мистер Поттер уже наложил на дом какие-то защитные устройства или что-то вроде того, но если Гермиона и мистер Малфой считают необходимым дополнительные меры, то так тому и быть. Гермиона смерила Люциуса недоверчивым взглядом, гадая, не применил ли он к её родителям Конфундус, но тот ответил ей кристально прозрачным взором. Видимо, дело было в обаянии Малфоя или в том, что её родители оказались несколько более спокойными насчёт её репутации и возможного будущего, чем до знакомства с его вставшей на путь исправления версией. Гермиона одела Кэтрин и предложила родителям поиграть с ней во дворе — ей хотелось остаться и посмотреть, что станет делать Люциус, но она решила, что её присутствие поможет отцу и матери воспринимать происходящее более спокойно. Вы ничего не будете замечать, сказала она, сделав вид, что знает, о чем говорит, — просто несколько дополнительных мер, конечно же, с одобрения Гарри. Кстати, он просил ещё раз уверить, что ему очень жаль. Больше никаких нападений, она готова в этом поклясться. Улыбка примерзла к её лицу, стянув мышцы судорогой, когда Гермиона ощутила, как стены родительского дома гулко зазвенели уже знакомой ей холодной, тёмной магией, отдающей железом во рту.