Перед экзаменом

Ожидание своей очереди отвечать на экзамене чем-то сродни ожиданию приёма у стоматолога. Примерно то же количество людей, нервничающих в той или иной степени, то же странное чувство, когда крутит в животе, немного подкашиваются колени, и порой даже ощущение того, что земля вот-вот уйдёт из-под ног… С той лишь разницей, что на приёме у стоматолога ты знаешь: зайдёшь в кабинет, сядешь в кресло, откроешь рот – и будет больно. Или не будет – это уже от умения врача и совершенности оборудования зависит. Как бы тебе не было страшно, от тебя ничего не требуется. Рано или поздно всё закончится, и эта мысль пусть не до конца, но успокаивает. На экзамене же дело обстоит несколько иначе: то, сколько тебя будут пытать, зависит только от тебя. От твоего взгляда, уверенности в голосе и даже от твоей посадки на стуле. В меньшей степени – от того, в каком расположении духа сейчас учитель. Но в том, что в конце всё будет хорошо, не может быть уверен никто, даже самый распоследний отличник и зубрила. Иногда, когда совсем уже нет надежды на знания, остаётся полагаться лишь на свою удачу. Экзамен по истории начался с самого утра и проходил на удивление медленно. Если в девять часов, то есть в первые минуты начала издевательства над студентами, солнце лишь несмело заглядывало в окна длинного коридора, будто спросонья, то где-то к одиннадцати оно уже палило вовсю, бросая на учеников и конспекты с книгами длинные светлые полосы сквозь не слишком плотно закрытые жалюзи. Становилось жарко. Не только потому, что яркий солнечный диск словно решил отыграться за все пасмурные весенние дни, но и от волнения, которое незримо присутствовало в воздухе и от которого открытая форточка, конечно же, не спасала. А тем временем, насколько можно было судить по словам тех, кто уже смог вырваться из душного экзаменационного кабинета, ответили лишь четверо. То, как неспешно продвигалось дело с ответами однокурсников, не могло не настораживать тех, кто ещё ждал своей очереди в коридоре. И от этого становилось ещё более неуютно. Однако нельзя сказать, чтобы все так уж сильно волновались и лихорадочно листали конспекты в поисках очередной даты. Франциск Бонфуа, ещё на первом курсе колледжа сумевший стать признанной секс-бомбой сего заведения, скучающе откинулся на спинку стула, стоящего в коридоре, и из-под полуопущенных ресниц гипнотизировал взглядом фигуру своего соседа по комнате, Артура, который стоял, оперевшись о подоконник, и внимательно изучал свою тетрадь, время от времени с тихим шелестом переворачивая страницы. Кёрклэнду было явно неловко находиться под столь пристальным взглядом француза, который он буквально ощущал спиной, но перейти куда-нибудь в другое место или, ещё лучше, резко повернуться и попросить блондина попялиться на что-нибудь другое, он не мог – английская гордость не позволяла дать французу одержать пусть и такую маленькую, но победу. Гилберт Байльшмидт занял собой длинную мягкую банкетку, развалившись на ней и положив голову на колени сидящего на краешке Тони. Альбинос с абсолютно безмятежным видом дремал, а Карьеде, устроив на лице друга книжку для подготовки к экзамену, без особого интереса читал очередной билет и иногда отвлекался на то, чтобы подмигнуть Бонфуа, одобряя его попытки без слов довести и без того вспыльчивого Артура до белого каления. А чуть поодаль Торис Лоринайтис, устроившись на стуле вблизи от приоткрытого окна, в последний раз просматривал свой конспект. Вчера едва ли не с боем удалось выдрать тетрадку у Феликса только ближе к вечеру – сосед скрывался от него по всему общежитию, и шатену пришлось обойти почти всех своих однокурсников, чтобы наконец выудить из очередной комнаты Лукашевича и показать ему, где раки зимуют. Впрочем, несмотря на это, Торис был относительно спокоен: всё же тот факт, что он ходил на пары и учил всё на протяжении года, придавал некоторую уверенность в себе. Чего нельзя было сказать о том, кто, по своему обыкновению, решил донимать шатена не только во время учёбы, но и накануне самого экзамена. - Тооорис… Ну блин, Торис!.. - Отстань, - с раздражением в голосе отвечал Лоринайтис, бегло проглядывая свои записи. – И вообще, я с тобой не разговариваю, - тут он, конечно, несколько покривил душой. Не настолько он был зол, чтобы не разговаривать со своим соседом вообще. Вернее, шатен не был зол в принципе. Но вот хоть чуть-чуть проучить Феликса хотелось. - Ты что, из-за вчерашнего всё ещё дуешься? – спросил Лукашевич, пытаясь заглянуть в глаза Торису. Но взгляд Лоринайтиса был устремлён в тетрадь. – Ну, ты ведь и так всё знаешь! А мне тотально был необходим этот конспект!.. - Ага, - скептически хмыкнул Лоринайтис. – Именно поэтому ты не сидел и читал его, а бегал с ним в обнимку по комнатам, да? - А это уже мелочи жизни, - отбил эту небольшую атаку Феликс. – Не, я типа читал, на самом деле. Читал… но мне страшно. - Ты чего это? Экзамена боишься, что ли? – язвительно поинтересовался шатен. – Да ладно, тебе ли бояться, с твоим-то исправным посещением?.. Блондин предпочёл сделать вид, что пропустил мимо ушей шпильку в свой адрес. - Торис, я вообще-то тотально серьёзен сейчас. Я боюсь. Блин, да я не сдам!!! – внезапно взорвался Лукашевич. Да так, что Франциск, Артур и Тони удивлённо посмотрели в его сторону, и даже Гилберт соизволил проснуться и повернуться, чтобы посмотреть, кто там смеет нарушать покой Великого. Торис же от неожиданности даже тетрадь захлопнул. – Мы все умрём!.. - Так, спокойно. Если тут кто-то и собрался умирать, так это только ты, - «утешил» друга Лоринайтис, поднимаясь со стула и кладя руку на плечо Феликса. – И вообще, расслабься. Все всегда сдавали. Вон… даже Гилберт не паникует, а он, между прочим, вряд ли знает хотя бы то, как преподавателя зовут, - Байльшмидт зловеще ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что он думает по поводу того, каким образом шатен пытается успокоить товарища. Торис, краем глаза заметив это, отмахнулся, мол, не принимай близко к сердцу. – Ты же мужик! Вот и веди себя, как мужик! - Я мужик, да… - несколько отстранённо отозвался блондин, наверняка прослушав половину из той ободряющей речи, что произнёс сосед. Он замолчал на секунду, и Лоринайтис уже понадеялся, что опасность миновала, как Феликс снова завёл своё, причём с ещё большей убеждённостью: - Блин, мы реально не сдадим! Мы ничего не знаем! Мы все просто-напросто тотально сдохнем!.. Да чтоб я… …однако что именно «чтоб я…», Лукашевичу явно не суждено было договорить. Просто потому, что в следующие мгновение его губы оказались заткнуты поцелуем. «Ну, вот он и следующий раз», - подумалось Торису, который и сам не до конца осознавал, что происходит, но продолжал прижимать Феликса к себе. Байльшмидт и Тони хором восхищённо присвистнули, Артур покраснел до кончиков ушей и поспешил отвернуться, а Франциск, широко улыбаясь, изобразил что-то вроде аплодисментов. Блондин перестал трепыхаться в объятиях Лоринайтиса и осторожно, будто боясь что-то сделать не так, обнял его в ответ. Немую сцену нарушил скрип открывающейся двери кабинета истории, из которого с радостным воплем выскочил очередной отстрелявшийся, Альфред Джонс: - Я герой! Я, мать вашу, герой! Я сдал этот чёртов экзамен!!! – из класса послышался недовольный голос учителя, и Альфред несколько сбавил тон: - Ой, прошу прощения… Но ё-моё, я же нереально крут!.. То есть, кхм… Мне сказали позвать Феликса Лукашевича. - Олала, мон шер, - Бонфуа поднялся со своего места и кивнул в сторону целующихся парней. – У нас тут нечто вроде непредвиденной ситуации… Так что, пожалуй, пойду-ка я сейчас отвечать. Пожелайте удачи, шер ами, - «шер ами» в лице Карьеде и Байльшмидта не преминули послать француза к чёрту, и он, изящно поправив волосы и обогнув отвесившего челюсть Джонса, прошествовал в класс. Как только за Франциском закрылась дверь, Феликс оторвался от Ториса и растерянно посмотрел на него. - Это что сейчас типа было? - Да ничего особенного, - пожал плечами Лоринайтис, ухмыляясь и испытывая странное чувство «дежавю наоборот». – Просто я хотел, чтоб ты перестал паниковать и заткнулся, всего-навсего, - шатен снова сел на стул и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Перед ними плясали какие-то разноцветные звёздочки, и Торис хотел, чтобы это быстрее прекратилось. - Ага… - отозвался Феликс, задумчиво теребя в пальцах прядь волос. – Я вроде спокоен. Только теперь я тотально ничего не помню. - Чего не помнишь? – приподнял брови Лоринайтис, на секунду открывая глаза. Звёздочки потихоньку уходили в небытие, и это радовало. - Ничего не помню, - блондин, осознавая то, что сейчас говорит, со всё нарастающим отчаяньем схватился за голову. – Историю то есть. Ну вообще ничего. Это, блин, всё ты!.. - А это уже твои проблемы, - не без внутреннего удовлетворения усмехнулся Торис. С другой стороны послышался смех Гилберта и Тони, которые наблюдали, как Феликс мечется из угла в угол по коридору и причитает, что никто ничего не сможет сдать и что в конце все обязательно умрут. Экзамен обещал быть интересным.