Утренняя заря

Уже успело рассвести, когда боль, наконец, унялась. Старшие братья изготовились поприветствовать Септимуса в своих рядах, но внезапно им сделалось не по себе, и они почли за благо укрыться в небогатой растительности холмов. От чудесным образом восставшей из пепла хижины к Септимусу приближалась женская фигура. На ее простом платье из белого полотна и медового цвета волосах играли переливами золота краски зари. Септимус едва успел удивиться воцарившейся в отсутствие братьев тишине, когда незнакомка с усилием раскрыла его губы и влила ему в рот несколько капель какой-то умопомрачительно горькой жидкости, которая мгновенно разлилась по телу теплом добротного пепершнапса, погасила остатки ледяного пламени и выровняла беспокойный ритм его сердца. После этого она достала из поясной сумки серебряный крючок точь-в точь как у кожевников, внимательно осмотрела сапог принца и с силой воткнула крючок туда, где несколько часов назад воткнулся один из ядовитых зубов ведьминой змеи. Септимус тихонько взвыл, изумившись тому, что слышит собственный голос. Это ничуть не смутило его визави, которая осторожно вытащила крючок, на конце которого вместе с каплями крови висела тонкая серая нить, влажно поблескивавшая на свету. Она выгнула бровь, осматривая трофей, и принялась споро наматывать нить на стержень крючка. Нить временами то утолщалась, то утоньшалась, то ветвилась. С каждым витком Септимус чувствовал, как отступает паралич. Когда работа была закончена, женщина в белом завернула нить в сорванный тут же лист и убрала ее вместе с крючком в сумку. Стащив с него сапог, обработала и перевязала лодыжку, и взглядом велела надеть обувь обратно. Септимус повиновался. Не проронив ни слова, она взяла его за руку и повела прочь от злополучной избушки. Через пару сотен ярдов она остановилась и, взмахнув свободной рукой, призвала гондолу с перепончатыми крыльями на месте весел. Принц устав удивляться и понимая, что сопротивление бесполезно, поднялся на борт. Его спутница налегла на руль, и крылатая лодка поднялась в воздух. Глотнув холодного воздуха на высоте, Септимус решил, что прошедшая ночь была слишком длинной и богатой на события, и что пора бы её прекратить. Он присел на дно лодки, положил голову на банку и мгновенно уснул.