Поруганный ангел

***

      — Милорд, милорд! Там на заднем дворе какой-то рыжий варвар на лошади с мешком! Он говорит, что у него для вашей светлости имеется товар на продажу. Я приказал его гнать взашей, да в мешке кто-то мычит… человек, похоже. Вы бы сходили, глянули. Он говорит, что покажет только вашей милости.       Запыхавшийся слуга умоляюще смотрел на обожаемого хозяина и теребил в руках почтительно снятую шляпу. Граф кивнул, прервал написание писем, отложив перо и бумагу, и поднялся. Слуга услужливо придержал перед господином дверь и побежал вперёд: убедиться, что разбойник не успел перерезать всю челядь во дворе и что его хозяину ничего не угрожает.              Графа Уимси почитала и боготворила не только собственная прислуга — все, кому повезло иметь дело с этим умным, добрым и справедливым человеком, проникались к нему искренним уважением и симпатией. Кандидаты, желающие устроиться на службу в обширное богатое поместье Уимси, обивали порог непрестанно, и те, кому удалось получить место, держались за него крепко, служа своему господину верой и правдой долгие годы. Небольшие странности холостого вельможи, находящегося во цвете лет, — а точнее, его слабости — не умаляли общей достойности графского портрета, а лишь придавали этакой пикантности утончённому образу эстета, философа и учёного. Так думали знатные господа. Простолюдины же считали интерес лорда к миловидным юношам несколько противоестественным. Но так как его светлость ни разу не был уличён в грубом или насильственном обращении, а наоборот, славился ласковыми щедрыми ухаживаниями, то попасть к нему в услужение не считалось зазорным у многих юнцов из округи и за её пределами. Однако претендентов на тёплое место в опочивальне графа ожидало неминуемое разочарование: его весьма разборчивый взгляд редко на ком останавливался, долгими месяцами не обласкивая ни единой кандидатуры. На работу отроки также не принимались, дабы избежать сплетен и кривотолков. Судачащие кумушки не исключали возможность женитьбы графа с целью продолжения рода, потому на светские визиты знатные семьи являлись в полном составе, обряжая дочерей в лучшие наряды. Словом, именитый, богатый и красивый джентльмен оставался лакомым куском для соискателей обоих полов.              На заднем дворе всё было спокойно: рек крови, пригрезившихся заполошному слуге, не лилось, и он выдохнул с облегчением. Разбойник ожидал хозяина поместья, подмигивая молодым служанкам, а его конь фырчал и мотал гривой. Из мешка, спущенного на землю, торчали перевязанные в щиколотках босые ступни. Граф едва удостоил взглядом незваного гостя, склонившего в почётном поклоне лохматую рыжеволосую голову, и всё своё благородное внимание сосредоточил на узких красивых стопах, хоть и грязных, но явно непривычных к ходьбе босиком или же в грубой обуви. Острый глаз отметил нежную белую кожу, длинные пальцы с аккуратными ногтями, лиловый синяк, глубокую царапину и множество мелких ссадин. Кивнул слуге.       — Позови доктора Уокмена, он может понадобиться.       Не успел слуга исполнить приказ, как доктор явился сам — его заинтересовала непривычная суета во дворе. Причина суеты тотчас же стала ясна: высокорослый крепкий чужак, облик которого явственно выдавал рыцаря большой дороги. Но отнюдь не он привлёк внимание Джека Уокмена — конь, огненный норовистый красавец, заслуживал искреннего восхищения. Неведомо каким путём оказался столь дивный жеребец во владении разбойника, но чутьё подсказывало Джеку, что вряд ли тот путь был честным.       С трудом оторвав восхищённый взор от коня, Джек узрел лежащий на земле тюк и, сообразив, что к чему, почтительно встал рядом с графом. Они оба выжидающе смотрели на мешок. Однако чужак не спешил его развязывать. Соблюдая правила этикета, он раскланялся перед высокородным хозяином поместья, старомодно и нелепо размахивая пыльной шляпой. Затем он произнёс приветственную речь, более похожую на требование надбавки к стоимости таинственного товара.       — Да простит меня ваша светлость, что я осмелился без приглашения ворваться в столь великолепный дом. Я имею в своём владении нечто, привезённое издалека и достойное вашего тонкого вкуса, о котором заблаговременно наслышан, и… кхм, хочу предложить вам в пользование за умеренную плату в сотню золотых. Не извольте гневаться, товар слишком хорош, потому так тщательно упакован и потому я не показываю его, не получив на то вашего позволения.       Граф поморщился от напыщенно-корявых речей и махнул рукой.       — Да понял я. Показывай своего ангела в мешке. Только не рассчитывай на многое: удивить меня трудно, всяких повидали. Я скорее заплачу пять золотых за уродца, лишь бы спасти его из твоих грязных лап, чем выложу достойную сумму за неописуемого красавца из дальних краёв.       Рыжий бородач усмехнулся в усы и наклонился к мешку. Ножом разрезал нижние верёвки на ногах, затем те, что перехватывали тюк посередине, а потом и те, что стягивали его сверху. Мешок оказался плащом, он съехал вниз, явив свету белокожее тонкое существо, абсолютно нагое и скорчившееся в неудобной позе, с руками, связанными за спиной. Охнули и помянули Господа сердобольные служанки, наблюдавшие за торгами. Лицо пленника было завешено длинными вьющимися волосами, грудь прикрывалась острыми коленками, и поначалу Джек подумал, что это девица — больно уж волосы хороши: тёмно-каштановые, крупными локонами, свисавшие ниже плеч. Разбойник схватил красивые кудри грубой ручищей и дёрнул вверх, поднимая на ноги… парня. Лицо запрокинулось — оказалось, что рот перевязан тряпкой, которую тут же небрежно перерезал острый нож, отхватив заодно тонкую прядь волос. Под тряпкой скрывался пухлогубый рот, а меж растрёпанных кудрей сверкали светлые, удлинённые к вискам глаза. Издалека Джек не мог разглядеть цвет необычных глаз в точности: они не голубые, не серые, не зелёные… лишь злобный блеск был виден отчётливо. Верёвка, стягивавшая запястья, упала к ногам, затёкшие руки повисли безвольными плетями вдоль обнажённого тела. Мальчишке на вид лет пятнадцать-шестнадцать, высокий, худощавый, по-юношески мускулистый, держится гордо и прямо, задрав острый подбородок, словно не выставлен голышом на продажу, а самолично явился с официальным визитом. Сердце Джека ёкнуло, когда он разглядел, что тонкие запястья стёрты до крови. Синяки и ссадины щедро украшали белую кожу повсюду, на шее чётко проступал след от верёвки и отпечаток широкой ладони — очевидно, лапы рыжего разбойника. Губы мальчишки также имели подозрительный вид: то ли искусаны им самим, то ли кем другим.       Граф с не меньшим вниманием, чем доктор, подметил все повреждения «товара» и брезгливо произнёс:       — Лиходей, ты предлагаешь мне за сотню купить порченного юношу? Да на нём места нет, куда бы не добрались твои мерзкие ручищи. Вы использовали его всей ватагой, а теперь ты всучиваешь мне объедки с вашего стола?       Рыжий округлил глаза и затряс бородой.       — Что вы, ваша светлость! Мальчик как есть невинный! Я взял его в приличном доме, в честном бою. Я его и пальцем не трогал!       Граф прикрикнул:       — А то у меня глаз нет! И трогал ты его не только пальцем, не лги мне. Скажи правду, иначе торг закончен.       — Да вы сами у него спросите! Он-то врать не будет!       — Ещё как будет, если ты его запугал.       Однако, подойдя ближе и глядя прямо в настороженные глаза мальчишки, граф всё же спросил:       — Он прикасался к тебе с целью удовлетворения похоти?       Мальчик категорично замотал головой. Граф нахмурился.       — А говорить ты умеешь?       Разлепив искусанные губы, срывающимся голосом мальчик произнёс:       — Он меня не трогал.       — А одежда твоя где?       Тут вставил своё слово продавец:       — На нём рваньё было, я выбросил, чтобы вас не пугать и показать, так сказать, товар лицом.       Джек не сдержался и хмыкнул:       — Говоришь, из приличного дома взял парня? Тогда откуда рваньё?       Разбойник понял, что ляпнул не то, и пока соображал, как состряпать удобоваримую отговорку, Джек подошёл ближе и обогнул стоящих сзади. Спина мальчика также была отмечена синяками, но на ягодицах никаких явных следов насилия с первого взгляда заметно не было. Джек про себя усмехнулся: «Не настолько же туп этот рыжий невежда, чтобы оставить подтёки своего семени на бёдрах парня». Мальчик стоял внешне спокойно, но когда доктор оказался за его спиной, он неосознанно попытался прикрыть ладонью щелку меж ягодиц. Этот безотчётный жест сказал Джеку больше любых слов и следов.       Он встал рядом с господином, обменявшись с ним многозначительными взглядами. И разбойник, и мальчик, оба следили за ними с ожиданием. Граф вынес вердикт:       — Я приму решение, когда мальчишку осмотрит мой доктор.       На это рыжий возмущённо замычал, мальчик всхлипнул, и даже конь фыркнул. Вдруг юнец бухнулся на колени и умоляюще заговорил:       — Поверьте ему, он меня не трогал… в том месте. Он только ударил несколько раз, а больше ничего… Моё тело невинно, у меня никогда никого не было, даже подружки. А одежда моя, да, она стала негодной и грязной, потому её выбросили.       Неожиданная тирада так поразила графа, что он соблаговолил продолжить беседу.       — А скажи-ка, милый заступник… Да поднимись ты с колен. Сколько тебе лет?       — Шестнадцать.       — А звать тебя как?       — Билли.       — О, Уильям. Как Шекспир. Впрочем, откуда тебе знать…       — Да, мне нравится «Король Лир» и «Макбет»… и «Отелло»…       — Так ты и впрямь из приличного дома? Грамотен и пишешь? Может, ты ещё и музицируешь?       — Я знаком с фортепьяно и сносно обращаюсь со скрипкой.       — О! Наш беспорточник Билли полон сюрпризов. Не говори, что пишешь стихи — не поверю.       — Нет, стихи я не пишу.       — Отлично. Потому что их пишу я. Итак, сейчас тебя осмотрит доктор, и я решу, что с тобой делать. Ступайте.       Джек подошёл к мальчику и крепко взял за локоть.       — Идём.       Продавец всполошился.       — Куда вы его уводите? Что вы хотите с ним делать?       Джек процедил сквозь зубы:       — Всё, что возможно, ты с ним уже проделал. Я хочу убедиться, что ты не натворил того, что не заживает.       Зеваки расступились, нагой мальчишка, прикрывая рукой поджатое достоинство, обречённо последовал за доктором через двор в сторону дома. Проходя мимо ворот, он неожиданно вырвал руку из захвата и стрелой бросился вон за ограду. Джек никак не ожидал подобного манёвра от голого человека на глазах толпы, а потому на мгновение растерялся. Зато рыжий разбойник обладал поистине звериной реакцией, он нагнал беглеца за сотню ярдов, схватил за кудрявую гриву и повалил лицом на землю, приставив к горлу нож. Злобно зашипел:       — Шевельнёшься — прирежу. Всё равно тебя не купят, ты остаёшься в моей власти — что хочу, то и буду делать с тобой. А потом кишки выпущу и выброшу в канаву, ничтожную падаль.       Мальчик извивался в пыли и пытался отцепить жёсткие пальцы от своих волос, но остриё ножа сильнее вдавилось в нежную кожу, и показалась кровь. В этот момент подбежал Джек и, несмотря на значительно преобладающий вес злодея, с размаху оттолкнул его прочь от мальчишки, да с такой силой, что тот кубарем откатился и сел задом в грязь. Ярость изрядно подстегнула мощь Джека. Он склонился над лежащим ничком Билли, помог ему подняться и снова взял под руку со словами: «Не дури».       Все трое вернулись во двор, граф дружески подмигнул своему боевому доктору и промолвил:       — Джек, займись строптивым пациентом, я ухожу по своим делам, а ты, мужлан, ждёшь нашего решения. Обед тебе не предлагаю.              Джек, на сей раз очень крепко держа прыткого юнца, провёл его в свой приёмный кабинет, милостью графа выделенный в пользование талантливому молодому доктору. Обширные размеры владения Уимси, включающие несколько деревень и множество дворов и ферм, предписывали иметь собственного доктора, ведь радивый хозяин обязан печься о здоровье своих людей, работников и их семей. Скромное докторское жильё располагалось здесь же, по соседству с кабинетом, обе комнаты содержались в образцовом порядке.       Посадив мальчика на кушетку у окна, Джек предусмотрительно закрыл дверь на замок, а ключ убрал в карман. Мало ли, вдруг невольнику опять вздумается сверкнуть задницей на потеху публике. Налив в таз воды, он поставил его на кушетку и кинул рядом полотенце.       — Умой хотя бы лицо. И шею, там кровь…       Первым делом Билли зачерпнул воды и напился, а затем послушно ополоснул пыльное лицо и, собрав кудри в узел на затылке, вымыл шею. Из ранки от ножа успела набежать тонкая кровяная дорожка до груди. Подрагивающими руками он замыл кровь, обтёрся полотенцем и поднял глаза на ожидающего доктора. Наконец Джек мог с точностью разглядеть эти необыкновенные очи. Светлые серо-зелёные, с мелкими солнечными вкраплениями. Забавные глаза, Джеку никогда не доводилось видеть такие. А ещё раскосая форма, словно у дикой степной кошки, тонкие длинные ресницы, и брови широкие, но не густые. Вообще, его лицо производило странное впечатление — на первый взгляд слишком острое и будто собранное из неподходящих друг другу черт: большой рот с причудливо вылепленными полными губами; прямой задорный нос с будто бы срезанным кончиком; кошачьи глаза; впалые щёки; высокий бледный лоб с тёмным синяком — а всё вместе сложить — получался Билли. Не сказать, что писаный красавец, но что-то было в нём такое… неземное, что ли… Джеку пока не доводилось сталкиваться с ангелами, но думалось, что они должны быть именно такими — кудрявыми, светлоокими, бледными и нездешними. Недаром избалованный взор графа сразу заинтересовался юнцом — уж кто-кто, а такой опытный знаток разбирался в юношеской красоте.       Джек взял из рук Билли полотенце, смочил в тазу и сам обтёр его плечи и спину. От прикосновений чужих рук тот напрягся и замер истуканом. Джек не рискнул протирать его ниже и тем самым волновать, — понятно же, что разбойники попользовали его под свои поганые нужды. Но провести осмотр всё же требовалось.       Вздохнув, Джек попросил:       — Ляг на живот. Мне надо посмотреть тебя… там.       Билли предсказуемо сжался, плотно свёл бёдра и обнял себя за плечи. Пробубнил:       — Не надо смотреть, ничего вы не увидите. Я же говорю: он меня не трогал.       — Тем более, дай в этом убедиться. Я не сделаю больно, лишь гляну. Не заставляй меня с тобой драться. Ну?       Строптивый пациент нехотя опустился на кушетку лицом вниз. Глазам Джека предстал белый зад, крепко сжатый.       — Э! Что это? Препятствие осмотру? Мы же договорились. — Лёгкий шлепок ужалил ягодицу.       Упрямый зад расслабился, и Джек аккуратно развёл половинки пальцами. Так… Всё понятно: синяк в области ануса, вспухшая раздражённая кожа… Взяв отрезок бинта и покрыв им палец, Джек проник на одну фалангу в пострадавшее отверстие. Билли вскрикнул и дёрнулся прочь, но доктору хватило мгновения. Вынув палец, он убедился, что бинт оказался измазан в крови. Сунув улику в лицо вскочившему Билли, он строго вопросил:       — Что это? Упал с лошади и по роковой случайности наделся на изгородь? Или так зад чесался, что в кровь изнутри расчесал? Почему ты покрываешь этого висельника? Он тебя запугал?       Билли сердито смотрел на доктора, молчал и кусал губы.       Так и не дождавшись ответа, Джек опять вздохнул и вдруг спросил:       — Ты голоден? Есть хочешь?       Опешив от резкой смены разговора, Билли честно ответил:       — Хочу.       Джек сходил в соседнюю комнату и принёс большой кусок мясного пирога, завёрнутого в холщовую салфетку. Подал голодному мальчишке.       — Это меня кухарка подкармливает, внимания добивается. — Джек подмигнул.       Не колеблясь, Билли взял пирог и вцепился зубами в свежее вкусное тесто, откусывая крупные куски и глотая почти не жуя. Джек с грустью смотрел на жадно утоляющего голод мальчика: сколько же не кормил его тот мерзавец?       Уничтожив кухаркин гостинец в считанные мгновения, Билли церемонно обмахнул губы салфеткой, тем самым вызвав у Джека невольную улыбку: никакой голод не лишит аристократа хороших манер. Налив в кружку воды, он дал ему запить обед. Усевшись на стул в изголовье кушетки, он приступил к расспросам.       — Сколько дней ты у этого упыря?       Билли помялся, видимо, решал, стоит ли вообще разговаривать, но всё же ответил:       — Сегодня третий.       — Где твой дом? Почему ты оказался в таком положении? Видно же, что ты из достойной семьи.       Билли вскинул удивлённый взгляд, не понимая, кому какое дело до его судьбы. Но молодой доктор с ласковыми синими глазами и хорошей улыбкой на тонких губах вселял доверие, и он рискнул открыться.       — Я жил на юге, недалеко от столицы, там у моих родителей поместье. А схватили меня на севере, где я пребывал на обучении у сэра Энтони — он друг нашей семьи, очень умный, учёный человек… был… Его убили, как и многих в округе во время восстания и нападения соседнего графства. Они ворвались ночью, когда все спали, кого сразу убили, кого потом, когда догнали… дом подожгли…       Джек вздохнул.       — Да, мы читаем газеты и наслышаны о жутких беспорядках на севере Королевства. Тебя, значит, взяли как трофей, чтобы развлечься?       Билли неопределённо дёрнул плечом. Понятно, что о деталях надругательства он не станет рассказывать, как его ни задабривай, как ни подкармливай. Но Джек всё же спросил:       — Много их было?       Билли опустил взгляд.       — Он один.       Джек кивнул. Понятно. Один — лучше, чем орава пьяных наёмников, из лап которых вряд ли удалось вырваться живым.       Решив перевести разговор в более приятное русло, он полюбопытствовал:       — Почему у тебя такие длинные волосы? Это новая столичная мода?       Билли невольно улыбнулся, не сумев скрыть истинных чувств.       — Нет, просто маме нравятся мои кудри, и она просила пока их не стричь. Только немного подрезает, чтобы совсем длинными не отрастали.       — Ты хочешь вернуться домой?       Билли испуганно замотал головой.       — Нет, ни за что!       — Почему? Чего ты стыдишься? Ты не виновен в том, что с тобою случилось.       — Нет, только не домой… — Билли зябко потёр плечи ладонями и тихо спросил: — Вы теперь всё скажете этому… вашему хозяину?       — Лорду Уимси? Конечно, я для того и служу у него.       Билли покачал головой и горестно произнёс:       — Всё, я обречён… А вы не можете солгать? Скажите, что я… нормальный… нетронутый.       — Нет. Я вынужден сказать правду. Я очень уважаю его светлость, он замечательный человек и прекрасный хозяин, я не хочу его обманывать.       Услышав свой приговор, Билли решительно поднялся на ноги и снова задрал подбородок. Казалось, собственная нагота его вовсе не смущала, или же он настолько измучился, что приличия уже не волновали его.       — Ну и ладно! Всё равно мне не жить ни так, ни этак. К вашему графу-извращенцу я хотел попасть только затем, что от него было бы легче сбежать. Становиться кому-либо наложником я не собираюсь. Возвращайте меня обратно. И спасибо, что покормили.       Полный достоинства, он прошествовал к двери, покачивая обесчещенными ягодицами. Но так как дверь была заперта на замок, красивый уход не получился. Джек с усмешкой наблюдал за голым аристократом, не спеша отпускать его в последний путь. Билли обернулся и изогнул свои выразительные губы в надменной ухмылке.       — Доктор! Чего вы ждёте? Что моя невинность тотчас восстановится, и вы сможете порадовать обожаемого хозяина этой счастливой новостью?       Джек усмехнулся: оказывается, парень-то зубастый. Это хорошо, граф ценит остроумие. В том, что его светлость выкупит юнца, Джек не сомневался. Помимо необычайной внешности, весомую роль играли музыкальные умения и грамотность юноши. А нетронутость тела — понятие пустое, тем более граф выбирал не жену, а всего лишь любовника на время. И ещё Джек отметил хороший признак — Билли говорил о своём изнасиловании с долей шутки, значит, переживёт без больших душевных потрясений.       Джек молча прошёл в свои покои и подыскал для него штаны и рубаху: сколько можно сиять голым задом. Ростом они казались примерно одинаковы, только Билли был значительно тоньше, но первое время обойдётся и так, авось, штаны не потеряет. Обуви лишней не имелось, да и стопы мальчишки выглядели большими. Джек про себя ласково усмехнулся. Это как у щенка: большие лапы — крупный будет пёс. А породу сразу видно — северный волкодав, не меньше: такой же длинноногий, поджарый, широкогрудый, стремительный и выносливый. Вот только силёнок пока маловато, не может щенок противостоять медведю. Ну, статься, недолго парню осталось зубы скалить, новый хозяин и обласкает, и накормит, и спать с собою уложит… Джек поморщился — почему-то думать про «спать уложит» было неприятно.       Он вернулся в кабинет. Билли так и стоял у двери, изображая гордеца на эшафоте. Джек подал ему одежду, подождал, пока он оденется, и, крепко держа за плечо, повёл обратно во двор. Штаны на мальчишке удачно болтались — не очень-то побегаешь, когда приходится поддерживать их руками. Поджидавший слуга сообщил хозяину, что доктор завершил осмотр. Граф спустился во двор, и Джек, оставив Билли под присмотром бдительных слуг, подошёл к нему для приватной беседы.       — Милорд, наши опасения подтвердились: у мальчика кровоточащий разрыв. Я пока не обрабатывал его раны и ссадины, он грязный, его помыть надо. Я только скормил ему кусок пирога, он голоден был.       Граф вздохнул.       — Да, этого следовало ожидать. Нежный цветок столь редкой красоты оказался в заскорузлых варварских руках… Надеюсь, душе этого юноши не причинён непоправимый ущерб, а тело ты же вылечишь, правда?       Джек утвердительно кивнул.       — Да, уверен, что три-четыре недели заботливого ухода — и мальчик будет полностью здоров.       — Хорошо. Только как быть с его излишней прыткостью? Не на цепь ведь сажать. Видно, что малец любит свободу.       — Милорд, доверьте Билли мне. Думаю, я смогу отговорить его от побега. Распишу ему все прелести жизни в вашем доме. Он тянется к учёбе, а где ему так повезёт освоить науки, как не под вашим чутким началом?       — Ох, Джек, да ты дипломат… Хорошо, доверяю мальчика тебе. Идём, скажем ему эту новость. А этого… чурбана рыжего я видеть не хочу, заплатите ему, и пусть убирается на все четыре стороны, пока у меня не возникло желания сдать его полиции.       Слуга, к которому были обращены слова про оплату, поспешил исполнить приказ, а граф и доктор подошли к ожидающему мальчику.       Уимси ласково улыбнулся и невесомо прикоснулся к тёмным упругим локонам.       — Добро пожаловать в мой дом, Уильям. Очень надеюсь, что тебе здесь понравится, и мы с тобой подружимся. За тобой будет приглядывать Джек, слушайся его и не пытайся сбежать. Иначе вычту сто золотых из докторского жалованья, — добавил с лукавой усмешкой граф. — А пока отдыхай, залечивай раны, набирайся сил. Как появится желание — можешь осмотреть мою библиотеку. Уверен, она тебя не разочарует. — После этих слов он величественно удалился.       Билли удивлённо воззрился на доктора.       — Вам удалось его обмануть? Вы не стали ему говорить?..       Джек улыбался.       — Я сказал его светлости, что у тебя разрыв, на лечение которого потребуется почти месяц. Хотя у тебя, должно быть, всё не так страшно: помазать несколько раз чудодейственной мазью, и бесследно заживёт. Идём, тебе надо помыться и нормально поесть. И да, пожалуйста, не сбегай. Сотня золотых — для меня огромная сумма, а ты слышал, что сказал милорд.       Билли согласился:       — Я лишь могу пообещать не убегать первый месяц, пока меня не будут трогать. При условии сносного обращения, разумеется. Или же… — Он резко оборвал свою уверенную речь и, заминаясь, спросил: — А граф, он как… он весь месяц ко мне не прикоснётся или… как-то по-другому попытается это делать?       Джек успокоил:       — Не волнуйся, принуждение тебе не грозит. Граф — порядочный человек и, насколько я слышал, прекрасный ухажёр. И очень щедрый. Никто не хочет уходить от него добровольно, лишь он сам прекращает связь, когда ему приедаются отношения.       Билли возмутился:       — Но я не такой! Я не буду менять тело на подачки богатея!       Джек досадливо нахмурился.       — Подачки разные бывают. Ладно, пока оставим этот разговор. — Он открыл дверь. — Проходи сюда. Здесь кухня, тут кладовые и прочее. А здесь помывочная для прислуги. Видишь, уже всё приготовлено.       Посередине маленькой побеленной комнаты стояла большая медная ванна на гнутых ножках, наполненная водой и исходящая паром. На лавке лежало полотенце, мочалка и кусок мыла. Билли обернулся на Джека и, встретив вопросительный взгляд, понял, что тот не собирается оставлять его в одиночестве. Скинув рубаху и штаны, Билли ступил в тёплую воду. Опустившись по грудь, он зажмурил глаза от удовольствия и блаженно замычал.       Джек сел на лавку в ожидании помывки подопечного. Так получилось, что помимо докторских обязанностей, он добровольно взвалил на себя ремесло охранника.       Билли с наслаждением откинул голову на высокий бортик ванны и погрузился в тёплую воду по самый подбородок. Джек его не торопил. Пусть парень отмокает от скверны и погани, что за три дня покрыли толстым слоем его полудетское тело.       Через несколько минут очнувшись от размышлений о предстоящих заботах и хлопотах, новоиспечённый охранник узрел своего подопечного, разморённого теплом и спокойствием, уснувшим в ванне. Длинные волосы плавали вокруг шеи, словно чёрные гадюки. Вода уже покрыла его губы, ещё немного, и он съехал бы носом ниже и захлебнулся. Осторожно приподняв Билли за плечи, Джек разбудил его.       — Давай-ка мойся, затем поешь, и спи, сколько душа пожелает.       Окутанный сонным дурманом, Билли вяло покрутил головой в поисках мыла. Джек подал ему мочалку и мыло, но, видя, как медленно идёт процесс очищения, взял инициативу в свои проворные умелые руки. Быстро и аккуратно намылил волосы, мочалкой потёр плечи, шею, грудь и спину. Поднял его на ноги и уж было взялся за наведение лоска на нижней части спины, как сонливость с Билли вмиг слетела, и тот резко отстранился.       — Дальше я сам.       Джек с облегчением согласился:       — Сам так сам. Только не натирай больное место. А я могу даже не смотреть. Впрочем, кто в поместье ещё не видел твоего зада? Если такие имеются, то им красочно расскажут об этом счастливцы, коим удалось наблюдать твою наготу. Отныне тебя обрядят в лучшие наряды, и лишь сказания о белейших круглейших полушариях будут передаваться из уст в уста…       Билли бесцеремонно прервал насмешливое красноречие:       — Доктор, вы ревнуете, что ли?       Джек опешил.       — Кого… к кому?       Наглый мальчишка пожал намыленным плечом.       — Ну не меня же. Графа ко мне. Видно, что он вам нравится.       Джек решил прояснить этот неудобный вопрос сразу, чтобы у сопляка даже не возникало поводов для шуток.       — Во-первых, но не в-главных, я не во вкусе многоуважаемого лорда Уимси. Как ты понял, его привлекают юные мальчики, а мне уже двадцать семь лет, и моя внешность совершенно не подпадает под его высокие запросы. А во-вторых, да, я люблю его светлость, но отнюдь не в том смысле, на который намекаешь ты. Он умный, честный, справедливый человек, необычайно просвещённый. Он помогал мне с обучением в школе и в университете, где я изучал медицину, а впоследствии, когда для меня настали тяжёлые времена, предоставил место доктора в своём поместье. С весьма достойным жалованием, между прочим. За что я безгранично ему благодарен. Надеюсь, я понятно обрисовал отношения хозяина и работника?       Билли согласно кивнул.       — Что непонятного-то… Купил вас граф с потрохами, выслуживаетесь теперь…       Джек необдуманно огрызнулся:       — Купили тебя, а я нахожусь здесь по доброй воле.       Сказал и тут же прикусил язык. Но, как известно, вылетевшее слово не вернуть.       Билли по установившейся привычке гордо задрал нос, презрительно смотря на Джека с высоты ванны, однако его полные губы заметно подрагивали, выдавая обиду. Джек постарался сгладить намечающуюся ссору.       — Прости, я не хотел тебя обидеть. Знаю, ты скажешь, что покупка ничего не значит, ты можешь сбежать в любой момент, но… прошу, не убегай. И даже не потому, что мне жаль сотни золотых из своих сбережений, а потому, что я хочу уговорить тебя остаться здесь по собственному желанию. Идти тебе особо некуда, домой ты возвращаться не хочешь, будешь бродяжничать, пока опять не попадёшься в лапы злодеев. В доме Уимси тебе выпадет редкая возможность познать множество наук, освоить учения великих людей, прочесть редчайшие книги. Граф поощряет тягу к знаниям кого бы то ни было, он нанял учителя для детей бедняков в соседних деревнях. А какие у него музыкальные инструменты! Ты таких и не видел, наверное. У него имеется скрипка самогó великого Гварнери. На его рояле музицировал Пэрри, на знаменитые музыкальные вечера в доме Уимси собираются знатоки даже из столицы. А ещё его светлость увлечён разведением редких экзотических растений, в оранжерее и зимой зреют мандарины и цветут красивейшие цветы.       Кривая усмешка на губах Билли явственно выражала отношение к произносимым Джеком дифирамбам.       — Доктор, я вас понимаю. Похвально ваше желание уговорить меня остаться, граф непременно одарит вас своей милостью. Но также я прекрасно понимаю стоимость этих невообразимых благ для себя лично. И мне это претит. Я не буду терпеть унижения и пытки ради сомнительной радости играть на скрипке величайшего мастера.       Джек нехотя согласился:       — Да, я тоже тебя понимаю. Ты испытал ужас и боль, но поверь, всё обстоит совсем не так, когда отношения добровольны. Нет никакой боли, только наслаждение и огромное удовольствие.       Билли не удержал презрительную маску и задохнулся в возмущении.       — Вы это говорите мне?! О да, я имел «удовольствие» просветиться в этом вопросе! Огромное наслаждение! Поистине гигантское! Уверяете, что с вашим графом будет не больно? Выходит, у него в разы меньше, чем у того?.. С ваш докторский пальчик?       — Не преувеличивай! В смысле… не преуменьшай. Дело не в размерах, а, как я сказал, в согласии. Почему, ты думаешь, мужчины издревле склонны к подобным отношениям?       — Потому, что одни подчиняются другим по каким-либо соображениям: из корысти, из страха, из жалости…       — Понятно. Причину любви ты даже не рассматриваешь.       — Не смешите! Какая любовь? Если одному хорошо, а другой при этом бьётся в агонии — разве это любовь?       — Да как же тебе объяснить, что это не больно?..       — Не надо объяснять! И хватит меня уговаривать. Я сказал, что сбегать не стану, пока меня не трогают. Успокойтесь, доктор, можете отдыхать. А потом уж не обессудьте. И вообще, отвернитесь, я мыться буду. Я не привык, когда на меня пялятся.       Джек вышел из помывочной, не видя смысла продолжать препирательства. Зря он завёл этот щекотливый разговор в столь неподходящий момент. Мальчик устал и измучен, ему надо отдохнуть и обвыкнуть, а потом уж стоит расписывать перед ним графские прелести. Только почему душа противится? Словно обманом подкладываешь невинного ангела под страшного совратителя. Джек попытался убедить себя, что делает это с благими намерениями, спасая Билли жизнь, но убеждение не утешало.       Через несколько минут, в течение которых Джек внимательно прислушивался к звукам из соседней комнаты, оттуда послышался робко-требовательный голос:       — Джек, подайте мне полотенце…       Надо же, имя произнёс. Джек вошёл и подал полотенце с лавки. Билли отжал волосы, вытерся, вылез из ванны и обтёр ноги. Тем же неуверенным голосом спросил:       — Вы можете обрезать мне волосы?       Джек покачал головой.       — Навряд ли его светлость одобрит. Я спрошу, но уверен, что он не позволит. Слишком они у тебя красивые.       Билли кивнул.       — В этом-то и проблема. А если я сам обрежу? Граф потеряет ко мне интерес?       — Тогда заодно обрежь уши и нос. Не помышляй! Придумал тоже… Этим ты лишь причинишь неприятности мне, ведь получится, что это я не уследил за тобой. Одевайся, идём поедим. Вот тебе и обувь уже подыскали.              Билли с аппетитом умял большую миску тушёных овощей с мясом. Сытого и разомлевшего, его вновь стало клонить в сон — прямо в кухне за столом. Джек довёл его до своего жилья, помог раздеться и уложил в собственную постель. Подумал, что надо решить вопрос со второй кроватью, раз появился временный жилец. Одну ночь, так и быть, можно перебиться на кушетке в кабинете.       Пока Билли не уснул, Джек смазал и перебинтовал его запястья, а вот для доступа к самому больному месту требовалось позволение пациента.       — Мне надо смазать тебя внутри. Иначе рана будет долго болеть и заживать. Повернись спиной.       Удивительно, но Билли ничуть не воспротивился, видимо, решив, что от доктора проще отвязаться, уступив мелкой просьбе. Он откинул одеяло и лёг на живот, предоставив зад в полное докторское распоряжение. Джек набрал на указательный палец достаточное количество густой пахучей мази, раздвинул упругие ягодицы и проник кончиком в припухшее отверстие. Билли напрягся. Джек смазал вход круговыми движениями, протолкнул палец глубже и, зажатый тёплым нутром, промазал, массируя многострадальный анус. Закончив процедуру, он вновь накрыл Билли одеялом. Погладил подсыхающие волосы.       — Вот и всё, ничего страшного. Несколько раз помазать, и бесследно заживёт. А теперь, Билли, спокойно спи.       Уютно потёршись щекой о подушку, засыпающий мальчик пробубнил:       — Меня зовут Шеннон.       Джек поднял брови.       — Ты солгал о своём имени? Ты не Билли?       — Билли. Только дома меня зовут Шеннон. Я Уильям Шеннон Брайн.       Джек удивился. Оказывается, он только сейчас понял, как этому мальчику не идёт быть Уильямом. Вот Шеннон — да, это имя ему подходит. Нездешнее, неземное, ангельское…       — Хорошо. Спи, Шеннон.